Вечером теплым и мглистым, через густейший запах  кипарисовой хвои и горячего камня, шагал по загородной, уединенной дороге прохожий, одетый с умеренной роскошью. Справа уходила наискось невысокая кремовая стена, ограждающая душный плодовый сад, слева в  овражке жирно отсвечивала речушка.
Неожиданно из-за изгиба стены пахнуло несвежей плотью, а следом явилась и сама плоть. То были двое мужчин неопределенного возраста, густо заросших, и очевидно, судя по темным островам на хитонах и лицах, не так давно нещадно битых. Правый выглядел кособоким крюкоподобным верзилой с бугристыми плечами, и странным, так же бугристым, лбом. Лысая макушка его торчала из бороды, как желудь из чашечки. Левый же не был высок, имел длинную шакалью челюсть, и лоб скошенный назад. Ноги его поражали кривизной, уподобить их можно было разве что лире, или молодой луне.
-- Эта... Дай что-нибудь. - Начал верзила.
-- Денег дай. – поддержал его тот, что поменьше.
  Человек отступил на полшага. У него с собой был теплый аккуратный кинжал, в складках пояса, а попрошайки, вне всяких сомнений пропили все свое оружие еще во младенчестве. Однако драться желания не было, хотя бы по  элементарной брезгливости.
-- У тебя есть деньги? – спросил человек у верзилы.
-- Нет у меня денег. Дай чего-нибудь… Быстрей…
--А у тебя? – осведомился он у кривоногого.
Тот удивленный этими, совершенно не к месту, распросами на секунду задумался, потом склонил ехидно голову, выставил вперед правую ногу, и ответил…
--Есть чуть-чуть.
--Покажи?
            Кривоногий в ответ гаденько фыркнул, однако полез в мрачную сырую жуть своих лохмотьев и достал несколько мелких монет.
-- Вот! – протянул он человеку медные кружочки на черной заскорузлой ладони.
-- Ну… - ответил человек – Подмигивая кривоногому так, словно вступая с ним в неисповедимо замысловатую, вовсе непонятную окружающим сделку, - Тебе я дам четверть динария! А ты, - теперь прохожий обращался к верзиле, - ничего не получишь.
-- Почему это? – обиженно гавкнул верзила.
-- Потому что у тебя ничего нет…

СТОП КАДР!

Мы с Вами, да, да, лично с Вами, мой любезный читатель, сидим сейчас с ногами на той самой кремовой стене, наблюдая вышеописанную сцену. Участники событий нас не видят, так как мы скрыты в тени толстенной разлапистой акации. На мне куртка без рукавов из красной чешуи, и кожаные, красные же бриджи, вокруг головы тусклый, узорный, медный обруч. На вас, нет ничего кроме джинсовых с бахромой шорт и деревянных гета. Между нами стоит недопитая бутылка сухого вина. Этикетка ее сильно напоминает этикетку "Кьянти". Однако написано на ней,совсем не "Кьянти". На ней написано "Фалерно".
Несколько секунд назад я щелкнул в воздухе пальцами и произнес «Стоп Кадр!». К Вашему, дорогой вы мой читатель, изумлению все вокруг тут же замерло, и люди, и листья на деревьях, и река. Причем река замерла не как вода в стакане, а прямо, как текла, бугристыми свивающимися струями.
-- Знакомая сцена? – спрашиваю я у Вас, милый читатель.
-- Какая-то притча библейская. – отвечаете Вы
-- Ни фига, не библейская…
-- Где то я видел что-то похожее.
-- У Бунюэля…
-- А евангелие….
-- Там немного о другом… Здесь отчетливо видно то, как сильная устойчивая эстетически полноценная формулировка, приводит к верному решению. Как легко, владея не относящейся прямо к вопросу, мощной, но малопопулярной, идиомой обыграть противника.
-- А если идиома популярна?
-- В таком случае вероятно, что она окажется так же и в руках супостата.
-- Aaaaa….
-- То бишь, богатый дяденька, очевидно является одним из первых последователей Иисуса. Оба нищих же, напротив, люди мало чем интересующиеся, кроме пищи, и доступных им, наивных наркотиков. Дядя начинает отрабатывать ход своего учителя. Ход этот словно бы и не имеет отношения к ситуации, однако только на первый взгляд… Владетель из евангельской притчи о талантах, преследовал еще одну, скрытую цель. Он снабдил вассалов различными суммами денег, не только отмечая таким образом их уровень способностей, но и стремясь поселить между ними легкую вражду, зависть в тех, кто снизу, и презрение в тех, что сверху. Таким образом, он, вероятно, старался воспрепятствовать объединению их капиталов Он, может статься, кроме всего прочего, хотел  чтобы управление общей финансовой массой не стало посредственным. Хотел чтобы менее одаренные не оказали влияния на более одаренных… Наш прохожий, человек очевидно неординарный и умный, кроме того редкий интуит, применил именно эту сторону «силы», заключенной в формулировке “всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется”. Таким образом, он поселил между двух нищих вражду, помешав им объединиться, и обобрать себя до нитки. То бишь прохожий использовал фразу, как клише для решения своей проблемы. Все это представляет из себя достаточно обычный механизм отношения человека и поэтического слова… И одновременно сильно напоминает то, что обычно принято называть «заклинанием».
-- Может быть посмотрим, что произошло дальше.
-- ПОЕХАЛИ!!!

Прохожий отошел уже на добрых двадцать шагов, а верзила все продолжал лупить кривоногого. Река мягко прохладно пела, а розовый цвет стены сделался удивительно несказанно нежным. Так же необъяснимо теплыми, малиново-синими, глубокими, чувственными, стали массивы зарослей.  Прохожий, по роду занятий, часто оказывался в опасности, и знал, что эта неземная сладость с которой воспринимается давно знакомый пейзаж, знаменует собой отступленье страха. Вдруг что-то звякнуло у его ног, и тепло блеснуло. Он нагнулся и поднял с земли, только что отданную кривоногому, монету.