ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! ТОЛЬКО У НАС!
ВПЕРВЫЕ!
Проза Андрея Родионова.

СМЕРТЬ ПОЭТА
Поэтом он был - так себе, с моей точки зрения. Я, вообще, терпимо отношусь к поэтам. Не люблю их, но и не презираю. Пусть живут. Я их не трогаю. Они меня, правда, иногда задевают, но я к этому отношусь философски. Не всем же быть интеллигентными людьми. Да и не нужно это, чтобы все были интеллигентными людьми.
А он был из тех поэтов, что кроме того, что пишут стихи, еще и где-то работают. Познакомился с ним я давно, а то что он поэт - узнал недавно.
Первый раз я его увидел в квартире одной девушки-хиппущки, когда валялся на полу, пьяный. А он сидел в углу. Не пил. Не ел. Это было лет десять назад. На меня он внимания не обращал. На меня и еще на одного пароня, который тоже валялся пьяный, неподалеку от меня. Он не обращал на меня и на моего товарища по несчастью внимания видимо потому, что трахал на диване у стены хозяйку-хиппушку.
Она была голая, только полуснятые вязанные носки болтались на задранных к потолку ногах.
- Ой! Ой!- кричала хиппушка. Он же молчал и, вытаращив глаза, пристально всматривался в ее, искаженное гримасой восторга, лицо.
Я наблюдал за ними минут пять, видел, как он кончил и, тяжело хрипя, повалился на спину. С дыханием у него проблемы - подумал я тогда. Потом я отпил портвейна из стоящей рядом бутылки и улегся опять спать на полу. Это было, когда я видел его в первый раз.
Второй раз я видел его на вечеринке, там же. Он пришел позже всех и сидел тихо в сторонке, в общей беседе не учавствовал. Когда все смеялись, он тоже усмехался. Потом, когда все перепились, он взял хозяйку-хиппушку за руку и отвел ее в отдельную комнату ( в квартире было две смежных комнаты и одна отдельная ). И там он ее оттрахал, судя по веселым ее крикам. И довольным глазам, когда она вновь появилась на кухне, где все сидели. Он же на кухню не вернулся. Потрахавшись, он сразу ушел. Даже не попрощался со всеми.
- А кто это был?- спросил я тогда.
- Костя.- услышал я в ответ. Что он поэт - я тогда не знал.
Третий раз я встретил его, когда мы с друзьями, среди которых была и эта хиппушка, гуляли вдоль Царицынских прудов. Он встретил нас на аллее (была весна ), среди цветущих трав и кустов. Он взял эту хиппушку за руку и повел в кусты. Ни слова не говоря. Они даже не поцеловались. Когда они вернулись, ее глаза обращенные к нему благодарно сверкали.
К тому моменту я уже и сам два раза имел удовольствие трахнуть эту хиппушку. Это, впрочем, не важно. Никаких особых чувств я к ней не питал. Так просто трахнул, по пьяни. Даже не помнил особо, как было.
Никаких чувств, никакого внутреннего протеста из-за того, что он вел ее в кусты, у меня не возникло. Я знал, куда они пошли и зачем. Правда, конечно, это было немного странно.
Потом они опять присоединились к нам. Он примерно полчаса гулял с нами молча. Потом ушел. Костя этот.
Потом был четвертый раз.
Он приехал ко мне домой с бабой, которая, кстати, была поэтессой, потому, что им негде было трахаться. И они потрахались, судя по звукам. Неприятней всего было то, сто та хиппушка была в это время со мной и среди ночи она встала с моей кровати и пошла к ним, в другую комнату. И они там трахались втроем.
Потом я не видел его года три, потому, что пил, не просыхая. Потом я зашился.
Не знаю, видел ли я его в те страшные дни, когда я пил и когда я только зашился. Не помню.
Помню, как встретил его опять. Была какая-то вечеринка. Я уже два месяца, как не пил тогда. Зашел проведать одну девушку, а там вечеринка.
Я посидел немного вместе со всеми, а потом взял мою знакомую за руку и потянул в отдельную комнату. Там было темно. Там мы стали раздеваться и я услышал, что в комнате еще кто-то есть, еще кто-то уже трахался в это время в комнате. Света не было и мы не стали его включать тоже. Потрахались. И они потрахались.Когда мы выходили и они выходили, я увидел, что это он.
После этого мы опять расстались на месяц.
В конце мая в одном из темных переулков в районе Садово-Черногрязской я трахал одну девушку за небольшой автомобильной площадкой, в кустах черемухи. Оттрахал. Мы вышли обратно в переулок и я увидел его. Он был с девушкой.
Они оба выходили из дверей подъезда и оба тяжело дышали. Он с хрипом. С характерным хрипом. Я тогда не пил уже три месяца. И не хотел. Но когда я его увидел, мне очень захотелось выпить.
Они вышли из подъезда и сразу наткнулись на нас. Он узнал меня.
- Я смотрю, ты начал кое-что понимать,- сказал он мне.
Я плохо себя чувствовал и поехал домой на такси, а моя девушка осталась с ними. Они куда-то пошли втроем. Я не удивлюсь, если опять трахаться.
Потом уже, недавно, кто-то мне сказал, что Костя - поэт. Тот же Борис и сказал. То, что он трахает жену Бориса, я не знал. Он так и сказал,- знаешь, а Костян-то поэт. Ни с того, ни с сего. Он даже не знал, знаком ли я с ним. Но я сразу понял, о ком он. И подумал почему-то сразу о Борькиной жене.
Я тут почитал его стихи в интернете, мне показали. Ничего особенного. Хоть и жалко, конечно, его. Ну жил себе парень и жил. Ну и что, что поэт. Ну, поэт. Женщины любят поэтов, особенно малопьющих. И молодых, и малопьющих.
Стихи у него - что-то там такое, на площади. Вы понимаете. Я равнодушен к стихам. И ревновать мне его не к кому и не к чему. К стихам я равнодушен. И к бабам почти равнодушен. В том смысле, что не собственник. Но кто-то убил его. Кто вот только? И за что? Из-за бабы? А может из-за стихов? Может, я не понял чего-то? Может он гений? Гений?
Может и из-за стихов. Я читал, это скорее. Как Есенин, как Маяковский. Как Пушкин, как Лермонтов.
Вы уж охраняйте поэтов. Вдруг он - гений. Гений? Да.
Охраняйте их, мать вашу.

ВСТРЕЧА С БУДДОЙ
Вечерняя прогулка. Зажигаются окна. Богачи пируют. И богачи, и те кто хочет казаться богачами. Те, кто хочет касаться - это особая история.
Она вышла с работы. У нее пачка сигарет Винстон. Супер Легкие. Это ее средство коммуникации, навроде мобильного телефона. Телефон у нее тоже как бы есть, но извлекает из сумки она его редко. Еще реже ей звонят. В лучшем случае - раз в день.
Чего делать - не понятно. Можно пойти туда - можно сюда.
Если пойти в кафе какое-нибудь, скажем, на Пятницкую улицу и сесть там, то уже через полчаса уже вокруг будет два-три ухажера. Вино-водка. Блядь. Я блядь. Все будут думать про нее, что она - блядь. Эх, пойти, что ли. В конце концов, ну пришла, ну села.
Может, подумают, что она только что рассталась со своим молодым человеком. И сидит вот, переживает. Изобразить на лице легкое, возвышенное что-то. Ну не очень возвышенное, а так - девушки, начинающей что-то понимать. Что она понимает на самом деле? Закурит Винстон Супер Лайтс. Супер.
Она идет в кафе на Пятницкую улицу. В одно из тех кафе, где можно курить и можно повесить плащ на вешалку, но где нет официантов.
Два стола свободны. Вера. Ее зовут Вера. Вера в то, что она встретит настоящего человека, или того из кого можно со временем вылепить настоящего человека. Зверя, поддающегося дрессировке. Она пришла сюда терпеть. Ниндзюцу - искусство терпеливых. Про ниндзюцу - это моя мысль, не ее. Она знает слово «ниндзя», а «дзюцу» - нет. Впрочем, она терпеливее любого ниндзя.
В кафе запах мокрой кожи от черных турецких курток. Никто из мужиков не снимает своих сраных турецких курток, все сидят в верхней одежде. Оно и понятно, под куртками убогие свитера, турецкие же. Хоть бы водолазочку кто надел. Да нет, куда им водолазочки - у всех животы.
Вера садится спиной к стене, перед ней все кафе. Отвратительные животные пьют свои Законные Двести Грамм После Работы и гогочут. Вера ловит их взгляды. Старые типы, им некуда ее везти.
Можно ведь стать настоящей блядью, стрельнуть глазами в ответ, напиться, трахнуться с одним, с другим. Такие не убьют, похмелят утром, помогут с деньгами по-мелочи. Утюг, правда, не починят и унитаз. Чтоб найти человека, который может починить унитаз, надо идти в кафе попороще. В стоячее кафе. Но если начать пить и давать здесь, в итоге скатишся в стоячее кафе. Унитаз, в итоге, починят.
Нет, если уж катиться, то начинать надо повыше. В клубах ночных, сперва, в казино. Потом скатываться потихоньку. В казино блядью не обзовут. Но там и убить зато могут. А там, где чинят унитазы, там слишком воняет. Нет, это кафе - наименьшее зло.
К тому же она еще не блядь. Так зашла, потому, что рассталась со своим молодым человеком.
Ночное танго под острым соусом - это, выходит, не для нее.
В кафе входит черноволосый парень в водолазке и кожанном пиджаке европейского кроя. У него черные волосы, неряшливые черные космы. Отсутствующий взгляд.
Он жестокий,- думает Вера с одобрением.
Плоский живот, джинсы слегка расклешенные. Такие сюда не заходят.
Он работает неподалеку,- догадывается Вера,- а может быть поссорился со своей девченкой и зашел сюда выпить, по-мужски.
Он садится за ближайший от Веры стол, тоже ни кем не занятый. Похоже, что Вера терпела не зря.
Не наркоман ли он,- с легкой тревогою думает Вера,- худенький какой.
Парень худощав и высок.
Сел и сидит, хотя официантов здесь нет. И вот чудеса - сорокалетняя барменша выходит из-за своей стойки и подходит к нему.
Барменша наклоняется к нему и кладет руки-окорочка с закатанными до локтей рукавами белого халата на его стол. Что-то шепчет ему на ухо. Парень удивленно поднимает одну бровь, чуть заметно кивает. Может, она его мать? Или он трахает ее? Или может он - хозяин кафе?
Вера наблюдает.
Парень что-то говорит барменше и та уходит за стойку. Возвращается с графинчиком водки и какой-то нарезкой на блюдце. Грубовато, ну ладно. По-мужски.
Парень поворачивает к Вере свое узкое белое лицо и смотрит ей в глаза.
- Извините, вы никого не ждете?- Вера отрицательно кивает.
- Можно присесть за ваш столик?- Вера кивает утвердительно, но без энтузиазма, как леди. Меня, мол, ничем таким не удивишь, просто любопытно. Да, любопытно.
Парень переставляет на ее стол водку, рюмку и закуску и садится за ее стол.
- Вы выпьете со мной?
- Вообще-то я водку не пью.
- Теть Надь!- кричит парень. - Рюмку дай нам одну!
Барменша приносит рюмку, на лице ее легкое неудовольствие.
Парень наливает обе рюмки полными и делает приглашающий жест ладонью.
Оба пьют. Он - до дна, она делает один глоток.
- Меня зовут Будда, - говорит парень медленно, разглядывая свою рюмку,- А вас как зовут?
Будда, фу,- думает Вера. Пару секунд она размышляет, стоит ли вообще называть этому дураку свое имя.
- Вера,- наконец решается она.
- Вера,- повторяет парень и поднимает на нее глаза,- ты что-то хотела спросить?
- Мы разве перешли на ты?- нет, Вера не это хотела спросить, парень молчит в ответ.
Будда молчит.
- А почему вас зовут Будда?
- Меня давно так назвали, длинная история.
- Интересная?
- Нет, не интересная. Давай, Вера, выпьем еще.
Вера кивает. Будда наливает себе, доливает Вере, несмотря на ее вялый протест. Они пьют. На этот раз она делает два глотка.
- Ты, Вера, чем занимаешься?
- Я работаю в туристической фирме.
- Путевками торгуешь?- слегка заинтересованно спрашивает Будда. Вере льстит этот интерес.
- Путевками. Мой сигмент - Израиль.
- Любопытно.- говорит Будда.
- А ты чем занимаешься?- спрашивает Вера.
- Я - так, ничем. Впрочем, это, конечно, не ответ. Я - продюссер одного сериала.
Врет,- думает Вера,- тоже мне продюссер, по кличке Будда.
- Как называется сериал?- спрашивает при этом она.
- Просветление,- отвечает Будда,- сюжет прост. В каждой серии один или несколько человек обретают блаженство, а другие - один или несколько человек - нет.
- Что - нет?- интересуется Вера.
- Не находят этого счастья. Выпьем?
Какой дурацкий разговор,- думает Вера и согласно кивает. Они выпивают, оба по полной.
О-па,- думает Вера.
- Скажи, Вера. А ты давно работаешь в туристическом бизнесе?
- Два года, как институт закончила.- после напоминания о работе вере хочется закурить. Она берет со стола свой Винстон Супер Лайт и закуривает.
- Какой институт ты закончила, Вера?
- Высоких технологий. А ты что закончил? ВГИК?
- Да, ВГИК.
Некоторое время они понимающе молчат.
- Будешь?- Спрашивает Будда и наливает не подождав ответа. Вера решила напиться и дать этому Будде. У нее в сумочке пачка презервативов. Три презерватива.
Они пьют и Вера. Выпив, берет пластмассовую вилку и накалывает на нее какое-то тонко нарезанное красное мясо с блюдца и жует.
- В этом кафе неплохое мясное карпаччо,- говорит Будда задумчиво. Он берет пальцами кусочек мяса с блюдца и отправляет себе в рот. Его двтжения мягкие, пластичные.
Кажется, я нажралась,- думает Вера. По предложению Будды они выпивают еще по одной рюмке.
Наградой за это будет секс с Буддой,- думает она и тонкие вибрации наполняют ее тело хлопьями сладкого света.
Она видит направленную на нее камеру. Человек в наушниках - оператор. Будда стоит рядом в халате на голое тело. Оператор поворачивает голову к нему и говорит.
- Мы готовы.
Будда снимает халат.
Вера теряет сознание.

Вера проснулась в одиннадцать утра в гостинничном номере Марриот-Аврора. Она проснулась от громкого звонка телефона. Звонил портье, он просил Веру покинуть номер до двенадцати часов. Вера обошла комнату, заглянула в другую, в третью, посмотрела в ванной - она была здесь одна. Взяла из холодильника сок. Посмотрела в окно - холодная серая Тверская с неприрывным потоком иномарок.
Позвонила на работу, сказала, что сейчас приедет, что возила мать в больницу. Она врала с удовольствием. Ей было хорошо.
Она вышла на улицу и увидела, как в гранитной клумбе у входа, по увядшим, замерзшим цветам прыгают и чирикают воробьи. Это был тот самый момент в жизни, который случается внезапно, и будет длиться вечно.
В тот же день Веру выгнали с работы.

НЕПОМЕРКНЕТ
Помните, было такое время. 1996 год. Доллары. Дождливая зима. Атлантическая погода. Водка - немецкая. Космополитичное время.
Дождь и водка. И 1995 и 1996 годы - это дождь и водка. Даже 1995 - это больше дождь, а 1996 - больше водка. И потом все меньше дождя, все больше водки. Вы должны это помнить. Мне, впрочем, все равно, что вы там помните. Я уже на ваш счет не строю никаких иллюзий. А на свой счет я их вообще никогда не строил. Это было раньше занижением личностной оценки, не здоровым чем-то. Теперь все уравнялось. Теперь мы равны. Раньше было ноль-один. Теперь ноль-ноль. Впрочем, я отвлекаюсь.
Я люблю отвлекаться. Интересно, можно ли как-нибудь желание отвлекаться направить в положительное русло, в позитивную колею. Можно, наверное, если отвлекаешься на всякую фигню, на все, на все. Я так не могу. Отвлекаюсь, конечно, но не на все.Ну бабочку рассмотреть, конечно. Прикольно. Больше, однако, нравится мне погружение в обмараживающее и затормаживающее состояние ступора. Я очень люблю обмараживаться. Находиться как-бы в коконе. Внутри этого кокона - бабочка, возможно. Может и нет, конечно, может и нет.
Так вот.
В 1996 году, когда были дождь, доллары и немецкая водка, я все свое время проводил в одном дешевом кафе, в центре. Сидел в нем целыми днями в состоянии обмороженного ступора.
Там было такое кофе в граненых стаканах. Я не знаю, как делали такой кофе, но это не был дешевый растворимый кофе, как сейчас, и это не был дорогой молотый кофе, как сейчас. Это все то проклятое время, когда слова ничего не значили. Ведь что такое была эта немецкая водка? Алкоголь какой-то синтетический. Распутин подмигивающий. Встреть они, немцы, в свое время Распутина - он бы им подмигнул. А так - пожалуйста, глумитесь, басурмане. Так вот и кофе этот был чем-то иным - сладкий, коричневый - ну и ладно.
Я сидел и обмораживался. И никакой, кстати, алкоголь не нужен был, чтоб тормозить. Это я и так мог делать, на сухую, без допинга.
Иногда забегала сюда так называемая Тусовка, считавшая меня наркоманом. Это из-за того, что я тормозил. Меня и самого это устраивало - спросу меньше. Когда-то люди, употреблявшие там чего-то, вызывали в Тусовке уважение. Люди хвалились таким опытом перед простаками, которые не пробовали. Ну и хрена ли? Это был 1996, а в 1997 уже начался тотальный бум, долбанные ложки. Тогда у меня не было ни одного знакомого, кто бы не кололся. А сейчас нет ни дного, кто бы кололся. Не важно, чего на это отвлекаться. Тогда еще это было круто, ну я и не отказывался, когда меня считали наркоманом. Винтовым, там, и фиг его знает еще каким. И по фигу. Зато я был в тусовке, у меня были друзья.
Ведь постоянно обмороженному тормозу негде было больше взять друзей. Я не говорю там про ДРУЗЕЙ, а про элементарное общение. Чтобы можно было что-то рассказать, что-то спросить. Сейчас бы сказали, что я искал Духовную Родину. Может быть, подсознательно. Всерьез - нет.
Все это было невсерьез. И друзья тех лет - тоже. Как немецкая водка, как доллары по пять, что-ли тысяч. Как зима. Зимой, нафиг, дождь шел. Зима, нафиг.
Так вот и друзья. Но что-то оставалось дружеского и в друзьях, как в той же зиме что-то было и от зимы. Общее настроение. На подсознании. Как у гребенщикова - все что я пел, упражнения..
Ну, вот и был он мне - этот учебник жизни. Дешовое кафе и Тусовка. Тирри Бумба, амбалла куккалелла.
В кафе, значит, я сидел.
Интересно, кстати, думал ли я тогда обо всем том дерьме, что потом случится. Алкоголизм, там, героизм. Ну и все, что произошло в Москве и в мире. Мы встретимся вскоре, уо-о.
Да, я думал об этом дерьме. Я был к нему морально готов. Уж как-то слишком все вокруг было ненастоящим. И друзья. И водка та же самая. И зима. Зима, нафиг. Даже доллар подкачал.
Те же самые старухи - они были старухами, или кем? В смысле - очень старыми тетками? Может и не очень. Может быть я слишком был уж придирчив.
Может я один на даче срезал все цветы удачи - как поется в какой-то песне. Сумасшедшими они были, а не старыми. А мне казались - старыми. Не сумасшедшими. Я тогда не знал, что такое не сумасшедшие. Потому что все вокруг было долбанутым. И водка, и друзья. И, выходит, тетки эти.
И кофе они пили, который был как бы и кофе. Напиток, вообщем. Неопределенные люди пили неопределенный напиток. И я сидел тут же, обмороженный. Жизнь была не простой, а очень простой, примитивной.
Должно же было, я вас спрашиваю, что-то из этого вырасти? Безусловно, должно. И выросло.
Это была точка простоты . Абсолютный ноль духовного и материального. Материя и дух встретились в этой точке и поползли опять в противоположные стороны. Но это они потом поползли, а сейчас был абсолютный ноль. Можно было напиться. И я напивался. Блевал. Совершал глупые поступки. На подсознании. Возможно, я и напивался, чтобы потренировать подсознание. Дать ему понюхать пороху. Ну вот оно и развилось, видимо. И Духовная Родина нашлась.
Зимой стало холодно, нафиг.
Героина не достать.
Алклголь - какой хочешь. И хреновина и чесноковина и ирландский кофе. И бурда. Мало денег - пей бурду. Нет такого, чтобы заплатил тридцать семь рублей за бутылку - а в ней нектар небесный. Нет, бурда. Не пьянит, скорее, а травит.
Правда и за триста рублей могут с качеством надрать, но это все реже - не выгодно. За качеством следят теперь. Точнее за соотношением цена-качество.
А тогда все было в одну цену. И конфетка, и говно. Я же говорю - ноль. Всему была цена - ноль. А теперь всему цена - дерьмо.
Я нашел свою Духовную Родину.

Дорогие друзья, особенно друзья работающие в области журналистики и паблик релэйшн!
замечательный автор, и сравнительно известный артист, Андрей Родионов
ищет работу в сфере творческого пользования текста.
Если у Вас есть такого рода предложения
пишите к нему на мейл: a-rodionov@yandex.ru.
Спасибо за внимание