Если не мы, то кто?

К. Поппер: Очерк предложенного метода

Критический рационализм – общие замечания

Для более эффективного решения проблем, стоящих перед людьми, Поппер предложил использовать метод критического рационализма (КР), дающий приоритет доводам разума (доказательствам) и опыта (экспериментам, измерениям), т.е. наряду с интеллектуализмом существенно включающий в себя эмпиризм.

В данном методе полагается отсутствие зон, свободных от критики. Считается, что критическое рассмотрение любых понятий только ускоряет процесс познания и/или поиск решения проблем, стоящих перед людьми. Основой метода является свободная дискуссия, в рамках которой выдвигаются и обсуждаются все возможные для рассматриваемой теории/ гипотезы аргументы за и, в особенности, против.

Другим важным принципом метода является номинализм. То есть обобщающие гипотезы строятся на основе моделей изучаемого объекта в сознании, понятия которых не имеют самостоятельности вне сознания людей. Другими словами, рассуждения, построенные на основе «природы» или «сути» рассматриваемого объекта объявляются не имеющими самостоятельной ценности. Однако, не исключается использование подобных рассуждений для последующего критического осмысления.

В рамках метода традиция и авторитность не являются условиями доказательности. Однако традиция, наряду с интуицией/откровением, рассматривается как важный источник знания для последующей критической обработки[1]. Другие источники знания, дающие модели для критического анализа, связаны с опытом и рациональными обобщениями.

Неполнота метода критического рационализма

Поппер показал, что КР не может сам оправдять собственное использование. То есть выбор данного метода для познания является иррациональным актом, основанном на моральном решении. Анализируя следствия принятия на вооружение метода КР в конкуренции с иррационализмом (И), Поппер пришел к выводу, что данный метод более сродственен эгалитаризму и гуманизму[2] в пику тяги И к элитаризму[3]. КР продвигает в общественную практику людей убеждение, в отличие от И, в рамках которого насилие часто остается единственным способом достижения цели. Свобода мысли, являющаяся основой КР, оттеняет сродственность И к догматизму и авторитарности. В рамках КР люди принимают ответственность за свои решения на себя, в то время как И дает возможность списать последствия действий на законы истории, другие внешние обстоятельства.[4]

Критический рационализм – технические детали

Рассмотрим теперь теорию познания Поппера более подробно. Следом за многими логиками он считал язык очень важным инструментом сферы, существующей вокруг знания. То есть все накопленное и вновь получаемое знание существует в виде высказываний. Высказывание бывают истинными, ложными, и бессмысленными. К последним, например, относятся высказывания типа парадокса лжеца.

Далее, в науках о природе высказывания бывают фактами и теориями (или гипотезами). Истинность или ложность фактов достаточно очевидно. Истинность теории/гипотезы заключается в ее соответствии фактам. При этом каждая теория характеризуется областью применимости. При этом постулируется отсутствие универсального критерия истинности.

Опровержение теории (фальсификация) заключается в нахождении факта из области применимости теории, с которым данная теория не согласуется. Нучность теории определяется возможностью ее фальсификации, то есть опровержения.

Для процесса познания эффективным оказывается метод устранения ложных гипотез. То есть важно творчество в генерации гипотез, объясняющих факты, с последующим их критическим анализом. В этом плане обнаружение ошибок рассматривается тоже как важный элемент работы, поскольку работа над ошибками проясняет наше понимание объекта.

При расширении метода на социальные науки появляется необходимость выделения еще одного типа высказываний – норм. Нормы определяют поведение людей, а к их анализу вполне применимы научные методы с соответствующими поправками на критерии отбора концепций.[5]

[1] К.Поппер: Мы приветствуем любой источник знания, но ни одно высказывание, каков бы ни был его «источник», не исключено из сферы критики. В частности, традиция, к отрицанию которой склонялись и интеллектуалисты (Декарт), и эмпирики (Бэкон), с нашей точки зрения, вполне может считаться одним из важнейших «источников» знания. Действительно, ведь почти все, чему мы учимся (у старших, в школе, из книг и т. п.), проистекает из традиции. Поэтому я считаю, что антитрадиционализм следует отбросить за его пустоту. Однако и традиционализм — подчеркивание авторитарности традиции — следует также отбросить, но не за пустоту, а за его ошибочность. Традиционализм такого рода ошибочен, как и любая другая эпистемология, признающая некоторый источник знания (скажем, интеллектуальную или чувственную интуицию) в качестве непреложного авторитета, гарантии или критерия истины.

[2] К.Поппер: Тот факт, что рационалистический подход принимает во внимание прежде всего доказательства, а не личность доказывающего, имеет далеко идущие последствия. В соответствии с этим фактом, мы должны признавать всякого, с кем общаемся, потенциальным источником доказательств и разумной информации, устанавливая тем самым то, что можно назвать «рациональным единством человечества».

[3] К.Поппер: Иррационализм же, не связанный ни с какими требованиями логической последовательности, может быть соединен с совершенно различными убеждениями. В частности, он нередко оказывается опорой романтической уверенности в существовании избранных, в делении людей на ведущих и ведомых, естественных господ и естественных рабов.

[4] К.Поппер: Утверждая это, мы вновь сталкиваемся с проблемой природы и соглашении. Ни природа, ни история не могут сказать нам, что мы обязаны делать. Факты, будь то факты природы или истории, не могут решить за нас, какую цель нам следует выбрать. Именно мы привносим цель и смысл в природу и историю. Люди не одинаковы, но мы можем решить бороться за равные права. Человеческие институты — такие, как государство — не являются рациональными, но мы можем решить бороться за то, чтобы сделать их более рациональными. Мы сами и наш обычный язык в целом скорее эмоциональны, чем рациональны, но мы можем стараться стать немного рациональнее и научиться использовать язык не как инструмент самовыражения (на что ориентирует нас романтическое образование), а как средство рациональной коммуникации. Сама по себе история — я имею в виду, разумеется, историю политической власти, а не романтический рассказ о развитии человечества — не имеет цели, не имеет смысла, но в наших силах придать ей и то, и другое. Мы можем сделать это, вступив в борьбу за открытое общество с его противниками (которые, попав в трудное положение, всегда заявляют о своих гуманных чувствах, следуя совету В. Парето). Соответственно, мы можем интерпретировать историю как процесс такой борьбы. В конечном счете то же самое можно сказать и о «смысле жизни». В наших силах решить, к чему следует стремиться в жизни для того, чтобы определить наши цели.

[5] К.Поппер: Анализ следствий той или иной моральной концепции, будь то рациональный анализ или анализ, проводимый с помощью воображения, имеет определенное сходство с научным методом. В науке мы также не признаем абстрактной теории только потому, что она убедительна сама по себе. Мы предпочитаем решать, стоит признавать ее или отвергать лишь после того, как исследуем те конкретные, практические выводы из нее, которые могут быть проверены экспериментом. Однако существует и фундаментальное отличие между рациональным анализом моральной и научной проблемы. В случае научной теории наше решение зависит от результатов экспериментов. Если они подтверждают теорию, мы принимаем ее на то время, пока не найдется более подходящая теория. Если эксперименты противоречат теории — мы отвергаем ее. Когда же мы имеем дело с моральной концепцией, мы можем сопоставить выводы из нее только с нашей совестью. И если вердикт эксперимента от нас не зависит, то вердикт совести зависит.