Если не мы, то кто?

О русских, об их философствованиях и языке

Начал читать «Бесконечный тупик» Галковского. Хороший текст. Читается приятно – этакая игра в бисер. Жемчужинки искрятся на солнышке, автор их нанизывает на ниточку... Все хорошо время провести. Главное, вглубь не лезть.

Например, обсуждаем философию. Основная идея автора: «Ну не пришпошоблены мы, кролики, для лажанья» (с) «Алиса в стране чудес» В. Высоцкого. В качестве примера приводятся мытарства некого Станкевича:

«Вот выдержки из писем, служащие своеобразными вехами его "хождения по мукам":

09.1834. "Я понял целое ее строение (речь идет о "Системе трансцедентального идеализма" Шеллинга), тем более, что оно было мне наперед довольно известно; но плохо понимаю цемент, которым связаны различные части этого здания и теперь разбираю его понемногу".
...

11.1835. "Теперь мы с Клюшниковым принялись за Канта, мы с ним читали Шеллинга, и если не поняли вполне (с третьего раза!) хода его диалектики, то постигнули основные идеи".

12.1835. "...нет человека, который бы мого объяснить мне темное в Канте".»

Что осталось за кадром? Сидит этакий барин в своем поместье. Скучает... Всех девок уже отодрал, леса окрестные облазал... Соседи уже дОсмерти надоели - философию почитать, што ли?.. И вот человек целый год мусолит Шеллинга. Три раза прочитал – ничего не понял. Самому неудобно стало – взялся за Канта... Однако, теперь с гордостью может сказать «в обчестве»: «А я вот Шеллинга читаю... Силен немец...» И прогнозируема реакция «обчества»: «А умен однако Николай Владимирович! Немца какого-то читает... Что за блажь нашла на человека?.. Впрочем, всяко лучше, чем водку жрать - что русскому здорово, то немцу смерть!».

И теперь этот факт мы вплетаем в наш дискурс – как же, «не пришпошоблены мы, кролики, для лажанья!». А простая идея нам в голову не приходит – а может дурак он был, Николай Владимирович. Хоть и барин. Денег много, времени девать некуда, никто ни за что не спрашивает - вольность дворянская... Так и три года можно было бы Шеллинга читать. И вообще, там за углом такие галстуки за 1000 долларов продают...

Однако, создается легенда:

«Русский язык. В какой степени русский язык может быть материалом для построения философской системы? Ответ прост: "В никакой." Это принципиально "нефилософский" язык. Русский язык мним. Он постоянно раздваивается, "двусмыслится", неуловимо перетекает из одной формы в другую, мнится. Слово "мнится", мерцающее своей субъективностью и бесплотной неистинностью, есть самое русское слово. Мнимость как сомнительное мнение есть символ смутной призмы русской культуры и постоянной русской смуты. Сама манера письменной фиксации русской речи весьма сомнительна. Для русского человека характерно пристрастие к запятым. Ему очень важно как-то структурировать свою речь, разбить ее на ряд соподчиненных элементов. Но одновременно он органически неспособен на короткие фразы. Предложения все тянутся и тянутся, нанизываясь придаточными, причастными и деепричастными оборотами, вводными словами, словосочетаниями и предложениями.»

Вопрос: А читал ли Галковский, например, по французски? По-видимому нет, а то нашел бы все то же самое. И вывод автора

«Как бы в ужасе перед этим разрастающимся потоком слов русский сыплет пригоршнями знаки препинания, но это, в свою очередь, лишь запутывает обрывки мыслей в безобразный лохматый узел.// Если взять не фиксацию речи, а фиксацию мышления как такового, то тут картина еще хуже. Отсутствие стандартного ударения и стандартной интонации, бесконечные перескакивания членов предложения с места на место и масса различных окончаний, судорожно пытающихся связать рассыпающийся текст в единое целое - все это делает наш язык темным, аморфным и парадоксальным.»

стал бы относиться не к русским людям вообще, а к тем частным персонам, которые, к сажалению, не овладели матчастью должным образом. Но, тем не менее, пытающимся танцевать, как пресловутые танцоры, которым все мешает...

Язык – это инструмент. Если почувствовал ограничения инстумента для решаемой задачи – поправь его. Инструмент - не задачу. В этом и заключается профессионализм. Ведь если надо прокопать туннель до Бомбея, то в начале работы в руках может оказаться лишь детский совок. Однако, если детский совок будет продолжать оставаться в руках и после месяца работы, то мы имеем перед собой только один вид профессионала – профессионального дурака. Бывают у людей ограничения? Бывают. Но зачем же таким людям гимны то петь?

В заключение хочу отметить, что томления русской души вполне могут быть объектом философского анализа. Ведь стали же томления французской души у сартра и других. Однако, не следовало бы всю философию замыкать на этих томлениях. Ведь наряду с этими (пусть даже важными) переживаниями наши люди участвуют также в общественной и производственной деятельности, в том, что можно обозвать технологиями. Понятно, что бары технологий не касались – у них для этого холопы были. Поэтому они вполне могли интеллектуально поддержать то, что можно было бы определить как бегство от технологий:

«Вот один из таких иероглифов:

"Родила червяшка червяшку.

Червяшка поползала.

Потом умерла...

Вот наша жизнь."

Здесь каждое слово весомо, значимо. ... В этом афоризме квинтэссенция розановской философии.»

И ведь удалось убежать в начале 20-го столетия... Однако технологии вернулись... Вернулись сталинскими законами о вредительстве, об опозданиях, etc. Оказалось, что не может нация выжить без технологий в этом мире – растопчут.

Казалось бы, что проще... Хочется заниматься томлениями русской души – займись задачей совмещения этой души с технологичностью современного мира. Почему такая задача оказывается вне дискурса?

Ну что ж, не доходит через голову, дойдет через ноги...