Если не мы, то кто?

Россия как колония империи Романовых

Из рецензии А.А. Тесли на книгу: (Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861- 1914. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 320с.). Выделение полужирным моё:

Однако все стороны дебатов о преобразовании русского аграрного строя были единодушны в том, чтобы рассматривать «крестьянство» в качестве объекта собственного регулирования, лишенного собственного голоса. Агрономы, зачастую оппозиционные правительству и земствам, представлявшие собой как правило либеральную часть «общественности», точно так же противопоставляли себя тем «крестьянам», помогать хозяйствам которых они были призваны. Коцонис отмечает, что если «нести идею перемен в массы – обычная задача для образованной элиты любой страны» (стр. 157), то российский случай представляет существенную специфику:

«Нередко профессионалы-практики полностью пересматривали свои первоначальные взгляды и намерения в процессе прямого общения с другими социальными группами, усердно пытаясь перевести свое кредо на “язык” последних. Но в случае с Россией той эпохи поражает именно отсутствие подобного рода обсуждений и компромиссов – считалось заранее доказанным, что крестьяне не способны сами формулировать свои интересы, и это мешало признать легитимность любого их действия [выд. нами – А.Т.]» (стр. 157).

Любые суждения или требования со стороны крестьян рассматривались «отчуждающим взглядом»: они либо осуждались как «невежественные», либо – в случае если мнения высказывались грамотными и/или богатыми крестьянами, последние заподозривались в желании эксплуатировать остальную крестьянскую массу, используя свое преимущество – и тогда с точки зрения агронома или инспектора крестьян надлежало оградить от их опасного влияния: «Результатом таких взаимоотношений стала культурная делегимитизация сельского населения в глазах специалистов, так что любой крестьянский отклик мог быть сочтен отражением отсталости» (стр. 253):

«В самом сердце агрономической программы был заложен взрывоопасный конфликт, а именно – задача изменения человека путем “внушения” и “насаждения” гражданского и общественного сознания, наряду с признанием безнадежной отсталости населения. Это противоречие побуждало “руководить”, вести, направлять, а не “надзирать”, к чему традиционно больше склонялись чиновники и земское дворянство» (стр. 204).

Конфликт оказывается по модели близким не классическому конфликту, протекающему между просвещенными элитами и непросвещенным обществом, а колониальной модели. Поскольку классические цивилизаторские движение в европейских странах «происходили в контексте мобилизации сословного общества в единую политическую нацию. Такое представление о нации не обязательно имело вид этнонационализма, но подразумевало расширяющееся пространство для гражданского соучастия и мобилизации. Именно этот аспект начисто отсутствовал в работах российских интеллигентов-профессионалов того периода. Предположение, что крестьяне не соответствуют заданным стандартам гражданственности, самостоятельности, прогресса и рациональности, породило не только идею динамичной трансформации крестьянства, но и зачастую подтверждало дискурсивное воплощение их в образе касты. Отсюда же проистекало и оправдание постоянного присутствия в крестьянской среде администрации, действующей почти как иностранная – “как бы со стороны” [выд. нами – А.Т.]» (стр. 204 – 205).