О литературе
(всё по тому же месту)

С раннейшего детства я усвоил, что евреи отличаются от жидов тем, что жиды наглы и крикливы, зато евреи - памятливы и злохитростны. То есть, условно говоря, недовольный жид может наорать и дать подзатыльник, а еврей - сладко улыбнуться и подарить конфетку с каким-нибудь говном унутри. Это, повторяю для непонятливых, именно что "условно говоря", то есть генерализуя и обобщая. Реальность, данная нам в ощущениях, разумеется, была куда сложнее и многограннее.

Если недосягаемым образцом "жидовки" для нас была Бронислава "Броня" Марковна (о!.. о!..), то противоположный полюс олицетворял собой дядя Аркадий aka "Аркашка" - почти архетипический трикстер, своего рода местный Локи. Человек он был, как я теперь понимаю, весьма незаурядный, но у него была маленькая слабость: он любил устраивать своего рода импровизированные перфомансы (по тогдашним наивным временам именовавшимся просто "подлянки"). Умел он это делать виртуозно, при том строго соблюдая главную заповедь заподлянщика: ни при каких обстоятельствах наказать (или хотя бы осудить публично) его самого было совершенно невозможно, поскольку все его действия всегда имели правдоподобное алиби. К тому же он не чурался некоторого морализма, виртуозно задействуя в своих планах недостатки и пороки ближних.

Так, в частности, он как-то прознал, что мой папа обожает фантастику, причём любую, даже самую что ни на есть дрянную (что, видимо, оскорбляло Аркашкины литературные вкусы). Впрочем, само по себе это было бы ещё ничего, но в сочетании с выработанной в институте способностью полностью абстрагироваться от любого шума указанное обстоятельство создавало предпосылки для издевательства над ближними.

В качестве места действия Аркадий выбрал сортир (напоминаю, дело происходило в коммуналке, и сортир был общественным). Началось всё с того, что закоротило коридорный щиток с выключателями света в сортире, ванной, и на кухне. Рукастый дядя Аркадий тут же взялся его починять (оттеснив от процесса моего деда, который тоже неплохо понимал в электричестве), разобрал его, после чего заявил, что проводка, дескать, никуда не годится, да и вообще иметь все выключатели в одном месте глупо и неудобно. После чего призвал каких-то своих знакомых, которые в один день разнесли щиток на три переключателя, каждый внутри соответствующего помещения.
На следующий же день Аркадий как бы случайно забыл в сортире журнал "Искатель" (это, если кто помнит, было приложение к журналу "Вокруг света", по тем временам весьма дефицитное), в котором печатали "сайнс фикшн" отечественного и даже иностранного розливу. Оставил он эту хрень в сеточке для газетной бумаги, предназначенной понятно для чего. Через какое-то время пришёл с работы мой папа, и, не раздеваясь, побежал отливать.

Аркадий рассчитал всё точно. Увидев "Искатель", Анатолий тут же в него вцепился, устроился на толчке, и погрузился в чтение. Под дверью потихоньку стали скапливаться желающие облегчиться. Некоторое время они вели себя спокойно, потом начался стук в дверь, крики, and so on. Увы, мой папа был полностью погружён в своё любимое чтиво, а стуки и крики благополучно пропускал мимо ушей. Выключить же в сортире свет было невозможно - выключатель, увы, находился за дверью.

До ломки двери, правда, дело не дошло: именно в этот момент из сортира послышалось рычание, и через минуту мой папа, в пальто и ботинках, вылез из сортира, махая злополучным журналом и грозно вопрошая собравшихся: "Кто это сюда положил?!" - да так, что назревший скандал как-то сам собой сошёл на нет, очень уж недовольный (чтобы не сказать - несчастный) вид был у Анатолия.

Выяснилось следующее. Аркадий не был бы истинным художником, если бы допустил, что от задуманной им подлянки не пострадал бы главный её участник. Поэтому он придумал для Анатолия особенно изощрённую пытку, а именно - вырвал из "Искателя" три листка, с окончанием самого интересного (переводного!) рассказа. Напрасно несчастный Анатолий пытался вытрясти из него информацию на тему "чем там всё кончилось". Аркадий стоял на том, что он, таки да, брал с собой в сортир пресловутый журнальчик, чтобы во время дефекации посмотреть, стоит ли его читать, но наткнулся на этот самый рассказ, который ему до того не понравился, что читать он его бросил, а вырванными страницами подтёрся, ибо ни на что лучшее ну просто не мог их употребить. "И я не понимаю, Толя, как ты можешь читать такое", с удовольствием завершил он воспитательный акт.

Впоследствии, кажется, мой папа долго искал по знакомым этот самый номер "Искателя", но, как на грех, номер был особо дефицитным. Покупать же его у дяди Бори (это был ещё один наш сосед, книжный спекулянт) было для нас слишком накладным, да и доставлять Аркашке такую радость (ибо он первым об этом прознал бы) было как-то обидно.

)(