плохой русский язык | прогрессизм как приспособление к примитивной технике
Поскольку давно не читал френдленту, не знал я самого ужасного: Борис Мельц (это, видимо, какой-то великий мыслитель, мне вполне неизвестный) обнаружил, что

У РУССКОГО ЯЗЫКА НЕТ БУДУЩЕГО

Борис Мельц

Сейчас много говорят о будущем русского языка, предлагают разные реформы, от орфографической до грамматической, вводят всякие улучшения, придумывают новые слова и т.д. Увы, никто еще не посмел сказать, что король голый. Как его ни наряжай...

Русский язык - попросту незадавшийся язык. Со своими дремучими корнями он неспособен освоить современную технику, выражаться кратко и точно. Забавно следить за его потугами, как он наворачивает на себя один суффикс, другой, лезет вон из кожи - а сказать, того что нужно, не может. Там, где английскому достаточно сказать "user", русский беспомощно барахтается. Лучшее, что он может изречь - "пользователь" (12 букв!), но такого и слова-то нет, и звучит оно как будто речь идет о быке-осеменителе. Потому так мало в России людей практичных, способных к делу. Users в России не водятся. Да и слово "использовать" (12 букв!) - такое длинное и тяжелое, что пока его выговоришь, уже не останется времени на использование чего-либо.

А слово "здравствуйте" (12 букв!), которое по идее должно быть легким, коротким, с него начинается всякая речь... Ни один из иностранцев не может это вымолвить, да и мы сами скрипим зубами, пока произносим, и выбрасываем труднопроизносимые "д, в, вуй": остается "зрасте" (с бессмысленнo усеченным корнем). Попробуйте выразить по-русски такие элементарные понятия, как "site", "server", "office". Язык онемеет, потому что у него просто нет в запасе таких слов. Вот и приходится заимствовать "сайт", "сервер", "офис". Практически все слова в научном, интеллектуальном, политическом, экономическом, деловом, культурном языке - заимствованные. Посмотрите на газетный текст - там русскими остаются только слова бытового обихода, физических действий, эмоций, а почти все, относящееся к культуре, технике, интеллекту, взято из других языков.

В романо-германских языках тоже много латинских корней, но они для них родные, а для нас чужие. И торчат эти непроглоченные слова, как кости в горле. "Коммунизм", "социализм", "партия", "капитализм", "менеджмент", "ваучер", "приватизация"... Слова эти неродные, и мы ими пользуемся, как заклинаниями, не вникая в смысл. Оттого возникают у нас дурацкие идеологии - системы слов, которыми мы не знаем, как пользоваться. Они нас куда-то ведут, что-то приказывают, и мы, как дураки, строим неведомый коммунизм или капитализм, не понимая, что и зачем.

В английском огромное количество слов, и у каждого слова - огромное количество значений. По всем этим параметрам русский на порядок уступает английскому. Там, где в русском имеется одно слово, в английском - несколько, и поэтому процесс мышления гораздо более точный. Вот хотя бы взять слово "точный": оно у нас одно. А в английском "exact", "precise", "accurate", "punctual". И у каждого - свой оттенок точности. Мы кое-каких слов поднахватали - "аккуратный", "пунктуальный", но на них в английском есть свои слова, более точно выражающие, например, понятие аккуратности: thorough, tidy, neat. Если производить взаимный зачет слов между русским и английским, то русский запнется на втором слове. Эта как два решета с разным размером ячеек. В русском - широкие, и через них тонкие вещи проваливаются, не находят выражения в языке. А английский - мелкое сито, оно все на себе держит, тончайшие оттенки. Вот еще слово "оттенок": по-английски это и shade, и tint, и hue, и touch.

Русский язык был хорош для средневекового, феодального общества, когда разговор шел о каких-то конкретных вещах: о растениях, животных, домашней утвари, семейной жизни, простых ремеслах. Но для выражения идей русский плохо приспособлен, тяжело ворочает отвлеченными понятиями. По науке или искусству мне гораздо легче понимать английские тексты, чем русские. Хотя и приходится смотреть в словарь, но ясно, что хочет сказать автор. А по-русски все слова, вроде, знаешь, но соединяются они с трудом, и в результате смысл по дороге теряешь. Чтобы соединить два слова в русском, какие нужны усилия! Тут и согласование по роду, числу и падежу, и глагольное управление. Весь труд уходит на синтаксис и морфологию, а на семантику уже не остается времени. Русский рад, когда ему удается как-то слова вместе составить по правилам, а что они значат - это уже дело второе.

Отсюда страшное словоблудие, извержение звуков без смыслу и толку. На английском были бы невозможны такие "ораторы", как Брежнев или Горбачев, которые ухитрялись говорить часами, ничего не сказав. А народ их слушал, потому что вроде речь идет по правилам, слова склоняются, спрягаются, согласуются - уже хорошо. Это, собственно, были не речи, а такие своеобразные песни, где повторялись одни и те же припевы, с маленькими различиями. По-английски нельзя так тянуть, переливать из пустого в порожнее. Каждое слово имеет свой собственный вес, и если нет мыслей, то и говорить нечего. А русский сотрясает воздух перекличками окончаний. 90% того, что пишется по-русски, просто нельзя перевести на английский, это повисает в воздухе, как бессмыслица или повтор. Английский язык весь направлен на смысл, у него нет лишний жировых отложений, он работает каждым мускулом, каждой буквой. А русский рас-тяг-ива-ет-ся безразмерно, как резина. Все эти суффиксы и падежные окончания по десять раз выражают одно и то же, а для понимания смысла они вовсе не нужны. Зачем эти "а", "я", "ая" на конце четырех слов подряд? - "широкА странА моЯ роднАЯ". Может быть, это и хорошо, чтобы протяжно петь, но для скупого, точного выражения смысла такой тянущийся способ звучания имеет мало проку.

Я допускаю, что у русского языка есть своя красота, которая выражается в поэзии и в песнях, там, где звучание опережает, а порой и заменяет смысл. Русскому языку выпала удача иметь таких поэтов, как Пушкин, Блок, Пастернак - наверно, и им повезло, что они родились в русском языке (хотя не думаю, что Шекспиру или Байрону меньше повезло оттого, что они родились в английском). Но для ученого, технолога, бизнесмена, организатора, интеллектуала родиться в русском языке - значит повесить на свою мысль тяжелые вериги. То, что просто выразить на английском, выражается по-русски с огромным трудом, коряво и часто невразумительно. Это язык песни, а не мысли. В нем есть какое-то отталкивание от (и даже враждебность к) мира понятий, идей, технических приборов, орудий, знаков.

Вот и в предыдущем предложении я допустил неловкий "англицизм", потому что по-русски нельзя к одному и тому же слову подвести два разных предлога, требующие разных падежей, - а в английском нет падежей и, значит, нет проблемы управления ими. Простейшее логическое действие: отнести к одному предмету два разных понятия (отталкивание от/враждебность к) - по-русски не поддается выражению.

Недаром вся компютерная техника - техника вычисления, информации - говорит по-английски. Да и в философии вряд ли можно достичь каких-то профессиональных результатов, пользуясь языком, неспособным к логическому расчленению понятий. Русская философия - это прекрасные мечтания и горькие раздумья, охи да вздохи - и ничего предметного, точного, ясного. На Западе русской философией считается творчество Достоевского, а те, кого мы считаем философами, типа Соловьева, Розанова, Шестова, здесь вообще неизвестны их просто нет в мире профессиональной философии.

Конечно, в России были великие ученые: Лобачевский, Менделеев, Павлов, Вернадский, Колмогоров... Большой ум сумеет выразить себя на любом языке. Но все-таки результат гораздо скромнее, если приходится плыть против течения, если ум изощряется, чтобы преодолеть сопротивление языка, совладать с его логической неточностью и синтаксической громоздкостью.
Нобелевские премии в 20 в. выдаются не только ученым, но и английскому языку - за его заслуги перед разумом и наукой.

Пока в культуре господствовали религия, идеология, литература (песни, лозунги, проповеди, анекдоты), русский язык справлялся со своей задачей быть языком великой культуры. Русский язык хорошо умеет возвеличить, подольстить, задеть, обругать, обидеть. У него большое сердце, хотя вряд ли доброе. Но в мире техники, информации, искусственного разума у него нет шансов на выживание. У русского языка - прекрасное прошлое, грустное настоящее... Возможно, как мертвый язык, через два или три века он будет вызывать интерес филологов и историков, - как язык Достоевского и Толстого, Ленина и Сталина, русской литературы 19 века и русской революции 20 века.

Я не хочу выразить высокомерного презрения к русскому языку: я сам в нем нахожусь. У меня нет лучшего способа выражения своих мыслей. Но даже и частичное усвоение английского привело меня к мысли об ограниченности русского языка, его неприспособленности к задачам технического и научного прогресса. Мне кажется, в большой перспективе этот язык вообще не имеет будущего. Уже сейчас, за десять лет свободного развития (без железного занавеса), он наводнился тысячами, если не десятками тысяч английских слов. По своему количеству и удельному весу они уже едва ли не превышают исконно русские слова. Общение компьютерщиков, бизнесменов, ученых-естественников происходит практически на английском, хотя к английским корням и добавляются морфологические признаки русских слов. Можно предвидеть, что за два-три поколения совершится необратимая эволюция, которая приведет к поглощению русского английским. Русский, может быть, сохранится как язык поэзии, бабушкиных сказок и песен, но использовать его в коммуникативных системах 22 или 23 века будет просто нерационально, и постепенно он начнет забываться. Английский станет в России тем, чем он стал в Индии, - и безо всякой политической колонизации. Техническая, культурная, языковая колонизация действует более эффективно.

Я сознаю странность и даже щекотливость своего положения. Жалуюсь на русский язык - и кому? Тому же русскому языку и его носителям. Жалуюсь на своего начальника тому же начальнику - а кому еще жаловаться? Мне кажется, в такой трагикомической ситуации находятся сегодня многие: они не могут перешагнуть границ своего родного языка, но и не могут не чувствовать, как им тесно внутри этих границ.

(via farroukh@lj)

Особенно умиляет это описание трудов по согласованию, прямо-таки физических, мускульных усилий: "Чтобы соединить два слова в русском, какие нужны усилия! Тут и согласование по роду, числу и падежу, и глагольное управление. Весь труд уходит на синтаксис и морфологию, а на семантику уже не остается времени". Чувствуется личная нота: это мне, Мельцу, тяжело "спрягать". Тяжело, собственно, "ду-у-у-умать". "Это же ду-у-умать надо". Ну и, конечно, это - "английский немножко выучил и всю суть мировую поял". Экий шлимазл, извините за мой французский.

Про русофобию я уж не говорю. Разве что - именно потому, что про русских "такое печатают", потом русских ножиками режут. Потому что именно такие вот "интеллектуальные упражнения" подрывают дух. В прямом смысле слова.

Но я, собственно, не о том - тут и без того всё ясно. А о самом ходе мысли.

Ибо, читаючи это поносное - - -, я для себя сформулировал, что такое прогрессизм.

Так вот. "Прогрессизм" - это такая радостная готовность принести высшие достижения традиции в жертву технике, точнее - удобству этой техники, причём техника всегда имеется в виду примитивная, "ранних моделей". "Надо сделать так, чтобы железке было удобно". И ради этого - выбросить что-нибудь высокое и хорошее и заменить низким и гадким. Причём, повторяю, даже самой железке это не нужно - железку сделают получше, она будет нормально взаимодействовать с высоким и хорошим, нужно только подождать. Но нет же.

Примеры. Вот, допустим, появился телеграф. Тут же откуда-то выныривает прогрессист и курлычет: "Вот в телеграммах точки не ставят и запятые. Надо и в литературе от них отказаться. И лаконичнее писать, телеграфным стилем." - Ибо современно. Телеграф же! Какие уж тут психологизмы и пейзажная лирика. Телеграф же... Меж тем телеграф благополучно вымирает, и весь пафос "писания по-телеграфному" начинает выглядеть дико и дремуче.

Или вот трамвай. Он по рельсам ездит. Давайте снесём нахрен все мостовые, что ещё при римлянах мостили, чтобы рельсу трамвайную покласть. Ну и что, что красота. Рельса-то она вона какая! Прогресс! Трамвай, однако! Ломай-круши все эти плиточки, рельса идёт! Меж тем, трамвай тихонько уступает место моторам с шуршащими шинами, а прогрессивные рельсы начинают заметно мешать движению.

Тогда начинается другая байда. "Вот компьютер умные люди удумали. Прогресс, наука... Вот в компьютере букв-от маловато, всего на латинский алфавит хватает. Надо, чтобы компьютеру удобно было. Так давайте скорее все алфавиты отменим, кроме английского! Неча тут всякую кириллицу разводить, иероглифы какие-то, от них грязь одна. Ибо Компьютер! Компьютер же! Будущее за ним!" Пока прогрессисты строят планы поголовного перевода на латинский алфавит, тихо-спокойно появляется какой-нибудь юникод...

И так всегда.

Но гадам неймётся. Им дай волю, они будут руки-ноги людям отрывать, чтобы половчее запихивать тела в "прогрессивный трамвай, надежду человечества". "Ибо трамвай".

То есть главный признак "прогрессизма" - поспешность. Появилось что новое - "ложитесь все под него". Хотя даже само "новое" в этом совершенно не нуждается. Ему бы доразвиться до уровня старого. Но нет же, обязательно найдётся дурак, который - - -.

Какое это имеет отношение к русскому языку? Да та же песенка - "в мире техники, информатики". "Эникею божественному помолимся". В то время как весь этот "мир техники, информатики" - всё те же "трамвай" и "рельса". Которух нужно просто пережить - то есть подождать, пока они разовьются до человекоудобного состояния.

)(