Пять тем. Тема первая. КРОТЫ
Я видел живого крота (судя по всему, Talpa europacea) пару раз в жизни, на даче, и большого впечатления он на меня не произвёл. Какая-то черномеховая тварюшка, начисто лишённая и крысиной инфернальности, и котячьей симпотности, и неуклюжего ежиного обаяния - то есть вообще не вызывающая никаких особенных чувств. Неприятно было смотреть на грязные розовые лапы - они похожи на человеческие руки, и в этом сходстве есть что-то очень противное.

Вопреки легендам, у крота есть глаза - но маленькие и покрытые какой-то плёнкой. Во всяком случае, мне так говорили: я крота подробно не разглядывал.

В отличие от прочей сельской живности, чётко подразделяемой на полезную, вредную и никакую, крот амбивалентен: от него есть и польза, и вред. Польза в том, что он столовается всякими подземными паразитами, в том числе медведками и прочей плодожоркой. Опять же вопреки легендам, он категорически не кушает никакой зелени и корнеплодов, так что обвинять его в объедании картофеля и капусты не стоит. Весь вред, который он наносит, состоит в кротовьих норах. Кроты, поселившись на участке, могут перекопать его нахрен. Понятное дело, что при этом насаждения гибнут не хуже чем от плодожорки: всё равно, изгрызен ли нежный корень петрушки или попал под кротовью лапу.

Кроме того, нужно понимать, что сам вид кротовьих куч и дырки в земле оскорбляют эстетические чувства русского крестьянина. Да-да, эстетические. У хорошего русского крестьянина есть чёткое представление о том, как должен выглядеть идеальный земельный участок. Правда, дачники и прочие городские этот идеал не приемлют, но крестьянину анально насрать на ихинное неприемличанье… Так вот – идеальный участок должен быть огорожен, причём сразу же за линией забора кончается всякая растительность и начинается ровная чёрная земля без единой травинки. Большая часть этой территории отведена под поле (скажем, «под картошку») и гряды. Расти что-то может только там. К яблонями и прочих плодным деревам крестьянин относится подозрительно и садов обычно не заводит: сад отнимает место у поля и огорода, которые бесконечно важнее. Кустарники – господские вытребеньки. По ягоды нужно ходить в лес. Ну и т.п.

Понятно, что крот в такую картину никак не вписывается. Однако, смутное чувство неполной бесполезности крота приводит к интересному подходу: кротов принято не истреблять, а изгонять, как евреев из средневековых королевств.

Изгоняются кроты довольно любопытным способом. Дело в том, что они тихушники и не люблят шума и вибраций земли. Поэтому в каждую кротовую дырку втыкается длинная жердина, а на неё надевается, скажем, жестянка. Жестянка дребезжит под ветром, передавая земле колебания. Сейчас, впрочем, применяются специальные кротогонные устройства, напоминающие дамские вибраторы. Наверное, и обычный дамский вибратор тоже можно использовать для кротогона. Есть ещё, говорят, какое-то специальное растение, запаха которого кроты не переносят – его нужно высаживать на огороде, чтобы избавиться от кротов… Так или иначе, в конце концов гонимые зверюшки уходят – как правило, на соседский участок.

Окрестьянившиеся же горожане (существует такая специальная порода людей, всю жизнь прослужившие в Москве, а под старость перебравшиеся в деревню и там прижившиеся) к кротам относятся без всякой жалости и с удовольствием их убивают. Один из распространённых способов – закачка в кротовую нору через шланг воды или автомобильного выхлопа. Спасающихся зверьков обычно рубят лопатой.

Подозреваю, что кротов ещё должны ненавидеть с нечеловеческой силой ещё и всякие нынешние владельцы загородных имений, которые «с аглицкими газонами»: не представляю, что может больше оскорбить зрение, нежели куча земли и дырка посередь любовно высаженного газона из заморской травы. Не удивлюсь, если узнаю о том, как какой-нибудь нувориш регулярно отлавливает кротов и потом сладострастно давит их колёсами своих огромных джипов.

Всё это вызывает в памяти понятные исторические аналогии. Так, судьба кротов отчасти напоминает судьбу иудейского племени. Есть также определённое сходство восприятия образов крота и еврея: обоих считают вредителями, а точнее – подрывными элементами, несущими вред почве и корням. Однако, в отличие от евреев, кроты – это всё-таки «ам-хаарец», «народ земли». Поэтому им не дано важнейшего из умений – умения вовремя смыться. Если иудеи подобны летучей саранче, объедающей делянки народов и потом легко поднимающиеся сытой тучей, чтобы совершить очередной исход на ещё нетронутые поля, то для кротов уход – это трагедия, которой они нередко предпочитают смерть в горьком выхлопе газенвагена системы «Москвич», чинимую жестоким садоводом-любителем… Точно так же, крот лишён способности скапливать богатства. Не существует никаких историй о кротовых кладах, хотя есть множество историй о сорочьих захоронках («нашли гнездо, а в нём серебряные ложечки») или о муравьиных сокровищах – золотом песке, который крадут аримаспы. Увы, крот небогат – а потому и неинтересен.

Если же обратиться от национальных аналогий к профессиональным, то в спецслужбистском жаргоне «кротом» назвали глубоко внедрённого и законспирированного шпиона, а в старом журналистском – профессионального разгребателя дурнопахнущих подробностей.

Здесь опять же важна тема почвы. Условный «Штирлиц» настолько глубоко закапывается в чужую землю, что начинает ощущать её своей. Он говорит про себя «у нас», не задумываясь, где это – «у нас»: в Москве, где под бессонный бой часов Спасской башни Сталин сидит под зелёной лампой, или здесь, в Берлине, где пожилые фрау в своих квартирках варят вкусный кофе и пекут сухое печенье, ожидая писем от сыновей с Восточного фронта. Если саранча не имеет дома и не может его иметь – и в том её рок - то крот ощущает двойную лояльность к враждующим домам, и в этом его трагедия. Точно так же, журналист или писатель, слишком глубоко погружающийся в мир своих героев, невольно начинает им симпатизировать. Хотя не всегда невольно: какая-нибудь Латынина, со сладострастием пишущая о бандитско-олигархическом мире (абсолютно чудовищном) – это не крот, но плодожорка… Впрочем, это может завести слишком далеко.

Интересна связь крота с Жабой. В раннем детстве одна девочка из хорошей семьи с горячностью убеждала меня, что кроты – это мужья лягушек. Я же – ещё маленький, но уже нахватавшийся поверхностных познаний из журнала «Наука и Жизнь», подписка коего за двадцать лет входила в круг моего дачного чтения - знал, что соединение такого свойства запрещено наукой. С девочкой мы в результате поругались.

Теперь же я думаю, что в её наивных сбивчивых речах содержалась какая-то мифологическая правда. В самом деле, и вульгарная лягва, и много знатнейшая Жаба, не могут же восприниматься иначе как женские сущности. Пусть и существуют самцы Жабы, это всего лишь явление эмпирической действительности, но не умопостигаемой.

В пространстве же символов Жаба, властная над водами и подземными ручьями, и Крот, таинник недр, идущий незримыми путями – воистину супруги. Сродство стихий, в которых они обитают, подчёркивают их единство. Тронное место Жабы – тина, то есть своего рода «почва воды», в которой Жаба сидит и матереет. Крот же – обитатель влажной земли, источающей соки грязей. Вместе они - королевская алхимическая чета, тайные владыки ночного сада. Они управляют ростом корней, отдают распоряжения феям и садовым гномам, наблюдают за ночным цветением папоротников и занимаются многими иными важными делами, без совершения которых сад не расцветёт.

[Кстати, стоит заметить, что упомянутая выше связь крота и еврея отчасти подтверждается известным сюжетом о магическом браке Жабы и Жида, которых «венчают в мерзостной игре» злые колдуны. Это косвенно указывает на то, что у Крота и Жида есть нечто общее – и тем не менее они различны в своей сути.]

Впрочем, брак Крота и Жабы бесстрастный – так же, как брак Геры и Зевеса. Но если в паре Геры и Зевс обе стороны вполне удовлетворены (Гера фригидна, Зевс же платит ей неверностью и щедро тратит семя на стороне), то с Кротом и Жабой всё иначе. Жаба похотлива, но безобразна. Крот же слеп – что и позволяет ему трепетно любить Жабу, но любить платонически, ибо крот несексуален. Таким образом, Жаба в этом браке выступает одновременно и доминирующей, и неудовлетворённой стороной.

Кстати, понятно и то, почему крот небогат: златолюбивая и домовитая Жаба отбирает у него все сокровища, которые ему посчастливится добыть.

Последнее обстоятельство отчасти объясняет – но не извиняет – клеветническую историю, рассказанную Андерсеном: я имею в виду сказку «Дюймовочка», где крот выставлен жадным и злым скрягой. На самом деле крот, как уже было сказано, просто-напросто беден, поэтому он и дрожит над каждой крошкой и зёрнышком. С другой стороны, крот и в самом деле уважаем окружающим зверьём – за честность, скромность и следование долгу. Возможно, брак Дюймовочки с кротом был бы счастливым – в то время как её пошлый фрилав с психоделическим мотыльковым принцем-Джонленноном кончился, ясен пень, бед трипом… Но и это в сторону.

Ещё несколько слов о нашем скромном герое. Мясо крота условно-несъедобно: то есть прямых противопоказаний нет, но про использование кротового мяса в кухне народов мира мне слышать не приходилось. Мех же крота, напротив, используется довольно широко – из него можно шить шубы, довольно ноские. Кротовья шкурка невелика, но прочна. Кротовий промысел существовал на Руси, кажется, всегда – в частности, это было распространённое детское занятие. В советское время заготконторы брали кротовьи шкурки, кажется, копеек за тридцать, если только мне не изменяет память.

В мировой литературе, музыке и живописи тема крота не раскрыта.

)(