О переселении душ: советский вариант
Одним из источников – причём совершенно неотменимым – советской идеологии был топорный материализм и такой же атеизм. То есть буквально – «боженьки сюсявого на небесах никакого нету, всё состоит из молекул, а после смерти из тебя лопух расти будет». Этот «лопух» был невыкорчёвываемым принципиально: учение о бессмертии души или воскресения мёртвых ну никак не вписывалось в советскую идеологию. Ну никак.

С другой стороны, советская идеология была вполне себе мобилизующей, зовущей к жертвенности. Атеизм этому не противоречил, так как увеличивал величину жертвы: настоящий коммунист не надеялся на посмертное спасение, он клал жизнь буквально и только «за светлое будущее», которого он не увидит даже с небес. Это делало жертву совершенной.

Тем не менее, своеобразное учение о посмертной участи у большевиков всё-таки возникло

С гениальной наивностью его изложил Маяковский в стихах «пароходу и человеку»:

Мы идём сквозь револьверный лай,
Чтобы, умирая, воплотиться,
В пароходы, строчки и другие долгие дела.

На самом деле здесь сказано следующее. Человек после смерти превращается во что-то неживое, да, и топорный материализм тем самым соблюдён. Но. Превращаются люди не в «лопухи», а – в полезные предметы. Был человек – стал пароход. Или трактор, или ещё чего-нибудь такое хозяйственное.

Разумеется, это превращение следует понимать метафизически. В мёртвую вещь перевоплощается не тело, а душа. Она одушевляет его, заставляет лучше работать, трудиться на благо пролетариата. Ну примерно как душа раба, в теле которого охлаждали свежевыкованный меч, переселяется в этот меч и служит своему хозяину верой и правдой.

Из этого следовало многое. Например, необходимость жертвоприношений. Если убить человека, то из них можно получить трактор. Ну или десять, или сто человек.

В этом смысле какой-нибудь «Беломорканал» и в самом деле был институтом перевоспитания – правда, посмертного. Умирающие на строительстве канала перевоплощались в его, канала, тело, укрепляли собой его стены, и так далее. Перевоспитанные могилой (а большевики верили, что горбатого – то есть классово детерминированного – только могила исправит), заключённые становились полезными вещами. В этом и состоял «весь смысл» их изнурительного, каторжного труда: умереть на стройке, чтобы, умирая, воплотиться в «большой вещи».

Примерно так же были связаны раскулачка и индустриализация. «Трактора» в каком-то смысле делали из умерщвлённых ("перевоспитанных могилой") «кулаков и подкулачников».

Интересно, что потом – особенно после войны, когда людей стало не хватать – в ход пошли более тонкие технологии. Например, для (так и не построенного) Дворца Советов было подготовлено какое-то несообразно огромное количество проектов. Возможно, неким образом предполагалось, что проект, этот «слепок души», заменит живые души, необходимые для строительства такого здания. Это несколько напоминает Кастанеду: отдать «плод раздумий» (то есть результаты «пересмотра личной биографии») Орлу, чтобы проскочить мимо него самому.

Правда, такая гуманизация не сработала: Дворец так и не построили.

Может, оно и к лучшему.

)(