Мёртвая Смерть: экзамен
Вместо того, чтобы работать, запишу сегодняшний сон.

Снился мне выпускной экзамен в масонской школе. Ну, я не уверен, что она именно масонская – но, во всяком случае, это было какое-то очень закрытое учебное заведение, где сообщают знаки и пароли в системные области бытия. Точнее, действующие знаки и пароли сообщают по итогам экзамена, а перед этим учат всякому разному, что потом понадобится.

Экзамен, собственно, был уже закончен, все сдали. Я сижу на первом этаже в тёмной угловой комнате – школа находится в двухэтажном особняке, с виду небольшой, но довольно сложно устроенный внутри – с Пашей Святенковым, который тоже уже сдал. Паша переживает, что и держался он на экзамене неуверенно, и какие-то вопросы вроде бы не очень осветил, и всё такое. Я на это говорю, что Холмогоров до сих пор сдаёт. Паша начинает мне объяснять, что у Холмогорова особая программа, и это уже не сдача, а профильное собеседование, а вот Боря Межуев всё сдал уже три часа назад, и у него всё прекрасно, так как он соловьёвец, а Соловьёв – масон, и что через это Межуеву выйдет скидка. Мимо проходит какой-то тип в шортах – кажется, Чадаев, но я его вижу со спины. В общем-то все волнуются, но в меру.

Наконец, открывается дверь и нам сообщают, что комиссия закончила работу. Мы сбегаемся, и открывший дверь – мы него не видим, но это так и надо, никто не удивляется – начинает рассказывать, как оно всё прошло. При этом я понимаю, что он говорит со всеми, но каждый слышит ещё и что-то для себя лично.

Мне из-за двери намекают, что я сдал великолепно, чуть ли не лучше всех, ну не то чтобы всех, ведь у всех индивидуальная программа, но результат отличный, перспективы у меня самые радужные, остались формальности, и – «всё будет». Надо только ещё немножко подождать, пока всё подготовят к заключительной церемонии.

Я успокаиваюсь. Даже начинаю немножко подтрунивать над Пашей и прочими, которые тоже что-то для себя приятное слышали, но продолжают мандражировать.

Наконец, открываются обе створки двери, оттуда идёт свет. Все толпой вливаются туда, к этому свету.

Тут у меня развязывается шнурок на ботинке. Я наклоняюсь, начинаю его завязывать, вожусь, кряхчу, а когда разгибаюсь – вижу, что двери закрыты и в коридоре темно.

Всё ещё «пребывая в гордой уверенности», я иду к дверям, открываю – за ними коридор, тёмный и пустой.

Уже теряя самообладание, я бегу по коридору, добегаю до следующих дверей, попутно вспоминая, что церемония вроде бы должна происходить в актовом зале, а он на втором этаже – добегаю до лестницы, которая, насколько мне помнится, всегда была освещена, а теперь она тёмная и пустая. Взлетаю на второй этаж – кажется, шнутор опять развязался, но я уже не обращаю внимание – и вижу пустой тёмный коридор, вдоль стен смутно белеют запертые двери. Стучусь – глухо, слушаю, пытаясь различить шум голосов – ни единого звука. Всё как вымерло.

И до меня доходит, что, когда устану бегать по пустому дому и выйду на улицу, то и там увижу глухие, окольные тропы мёртвые улицы, пыль и темноту.

)(