О стабильности
Сергей Калугин написал замечательный, прочувствованный текст про кризис идентичности и «мама, кто я на этой земле». В традиционалистском стиле.

То, что происходит сегодня в России и шире - европейской цивилизации, - это тотальный кризис идентичности. Мы перестали понимать, кто мы, что мы, откуда и куда. Пока сохранялся становой хребет нашей культуры, было возможно единство судьбы и персоны. То есть человек знал : "Я профессор. Я трактирщик. Я епископ." И никаких сомнений в том, что это именно так, не возникало. Это было незыблемо, как Луна и закат над заливом. […]
Тотальный снос основ связан с информационным шквалом, когда, по меткому выражению Борхеса, "Традицией становится весь универсум", то есть рушатся границы, казавшиеся природными. А ведь только благодаря наличию стеклянных границ вино в бутылке является вином. Разбей бутылку - и не будет никакого вина, будет лужа, впитывающаяся в землю. В рамках традиционной культуры трактирщик вызревал как вино, его дед и отец были трактирщиками, и они ходили к обедне в эту церковь, стоящую на этом месте уже 700 лет, и все они были жуликоваты, и вот он - типаж, единство судьбы и персоны! Трактирщик Пьетро, ни секунды не сомневающийся в том, что он трактирщик, всегда готовый подсунуть три корочки благородному сеньору. У него нет и не может быть духовных проблем - он регулярно подаёт нищему 2 гроша и покупает к празднику большую свечу. Так было всегда.Так будет всегда. Солнце кружит над незыблемым миром. "Ткачи знают, что они -ткачи" (С) Пелевин.
Век 20й сорвал с места народы, умы, судьбы. Зайдем сегодня в трактир - кто за стойкой? Юзеф из Чехии.Он бежал от коммунистов и уехал в 68м в Америку, тусовался с хиппи, жрал ЛСД. Потом сколотил группу, она развалилась, он записался в гималайскую экспедицию, по пути отстал и 6 лет прожил в ашраме у Мозгопудра Свами, потом уехал во Францию и поступил в иностранный Легион, воевал где-то в Африке, получил гражданство...Перебрался в Неаполь. И вот он стоит перед нами, с седым хвостиком. Делает вид, что он - трактирщик. А мы стоим перед ним и (вспомним свою судьбу) делаем вид, что мы туристы. Что мы русские. Что мы православные. Что у нас есть профессия (дунь ветер, и где она - эта профессия?). Что у нас есть ВЗГЛЯДЫ. На самом деле мы ВСЁ ПОНИМАЕМ. И он ВСЁ ПОНИМАЕТ. И наливает нам нашу граппу . Такие дела.

Дальше Сергей много и верно рассуждает за духовность и её трудные судьбы в наши дни, о том, что духоносные старцы у нас всё больше из бывших хиппи, и что никто не чувствует себя на своём месте, даже митрополиты. И что всё это, наверное, во что-нибудь выльется и чем-нибудь кончится.

Всё это, конечно, замечательно. Но это если принять исходное положение. То самое, про трактирщика, который «в рамках традиционной культуры» всегда был трактирщиком, рождённым от трактирщика, природно жуликоват и не мыслит себя вне своего места. В то время как Юзеф из Чехии бегал от коммунистов, «это ж надо какая биография».

Между тем, трактирщик в этом самом традиционном обществе – очень интересная профессия.

Часто трактирщиками делались ветераны различных войн, не позволившие себя обделить при делёжке трофеев, а ещё чаще - бывшие наёмники, выжившие и поднакопившие денежку. Это позволяло им находить общий язык с клиентурой – самой разной, так как в придорожный трактир могли завернуть и местные крестьяне, и благородные, и какие-нибудь мутные личности, промышляющие грабежами. Впрочем, трактирщик, даже имея дело с криминалом, обычно сотрудничал с тайными службами государства – поскольку в трактире люди пьют, у них развязываются языки, и они судачат о властях.

Биография трактирщика могла быть примерно такой.

Родился в 1683 году, скажем, в Ньюкасле, допустим даже, что в семье трактирщика (заведение «Три подковы»). Мать из Бретани, с детства знает два языка. Пятый сын своего папаши, человека простого и незатейливого на предмет выпить и подраться. Работал с пяти лет. Папаша и братья держали в чёрном теле и часто били. В тринадцать лет удрал из дому с богатым клиентом, любителем мальчиков, заодно прихватив недельную выручку кабака. После различных неприятных приключений оказывается на борту французского торгового судна. Жизнь юнги ему решительно не нравится, так что, когда судно взято на абордаж, мальчик не рыдает – тем более, что он приглянулся капитану. Впрочем, капитан оказывается малоприятным типом, так что на Тортуге – которая, конечно, уже не та, что прежде, но пираты ещё пользуются покровительством властей – он бежит с корабля. Через некоторое время мы видим его в мундире: юноша нанялся во французские части. Мальчиковая симпатичность слезает за два года службы: скверная жратва и пробивающиеся усы кладут конец теме. Зато налаживается дружба с правительственным комиссаром: юркий юнец стучит на товарищей, что даёт существенный приварок к скудному жалованью. Риск себя не оправдывает: вокруг чрезмерно любопытного парнишки сгущаются подозрения. Удрать не удаётся. После наказания за попытку побега остаётся жив – молодой организм справляется. Вторая попытка – бежит прямо из лазарета – оказывается более успешной. Через два года юноша – на службе в Ост-Индийской Компании. В Бомбее ему не нравится климат, к тому же жалованье оставляет желать лучшего. Климат, однако, оказывает ему услугу: после нескольких внезапных смертей старших товарищей он выбивается в люди. Чтение и письмо даются ему с трудом, но терпение и труд перетирают. Зато знакомство с прелестями местных красоток оказывается роковым: сифилис – очень неприятная болезнь. Ртуть помогает, но проблемы остаются на всю оставшуюся. Дальше – участие в идиотской авантюре, о которой наш герой очень не любит вспоминать. Кончается она кораблекрушением у берегов Цейлона. Два дня на бревне в компании корабельного кока. Когда добрались до лесистого берега, кок отдал концы. Наверное, если бы отдал концы наш герой, кок приготовил бы его лучше, но и так сошло. Слава милосердному Господу, к дикарям не попал – вышел к форту…

И таким макаром – лет тридцать.

В конце карьеры наш герой, наконец, нажил, скопил, украл, выиграл в баккара или ещё как-нибудь надыбал сумму, достаточную для того, чтобы вернуться на родину и в 1728 открыть у порта трактир «Три голубки». Где можно выпить хорошего эля, поговорить о делах, сбыть краденое… Господа из сыска тоже довольны: трактирщик смышлён, лоялен и вовремя сообщает сведения, представляющие интерес для соответствующих служб.

Теперь вопрос. Страдал ли наш трактирщик от кризиса идентичности? Чувствовал ли он себя не на своём месте? Беспокоился ли о единстве судьбы и персоны? Кричал ли по ночам, видя лица людей, которые его - - - и которых он - - - ?

Хех, хех, хех. Да он счастлив, что у него вообще есть КАКОЕ-ТО место. Что он хоть как-то зацепился за краешек, что завтра ему не придётся голодать, бежать-спасаться или прощаться с жизнью. Что его судьба, которую он исправно клял полжизни, перестала носить его по волнам моря житейского и ВЫКИНУЛА НА БЕРЕГ. Выкинула на берег! Вот она, фортуна!

И спит он крепко-крепко. Хорошо спит. С чувством глубокого удовлетворения. Только фантомные боли на месте мизинца, оторванного леером, напоминают про туманы Скагеррака, да прихрамывающая левая нога – про тот грязный переулок в Праге, куда его занёс чёрт, хорошо что вынес живым, только без кошелька. Чёрт, надо было бить правой, правой надо было.

И это всего лишь трактирщик, вошь на гребешке. А биографии иных епископов прошлых веков таковы, что на этом фоне всё вышеприведённое и подразумеваемое – детский сад. Потому что епископы занимались БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКОЙ. Где ставки больше чем жизнь или даже много жизней.

Не нужно забывать вот чего. Мы живём в крайне устойчивом и удивительно безопасном мире. Мир «традиционный» был жутким во всех смыслах, и прежде всего в плане НЕСТАБИЛЬНОСТИ. Абсолютно со всяким могло произойти всё что угодно. В любой момент практически. Кем бы ты ни был – синьором или крестьянином. Хотя бы потому, что на жизнь каждого человека приходилась как минимум одна война. Со всеми вытекающими.

То есть никакого стабильного традиционного мира, где места под солнцем так же стабильны и предопределены, как годовой кругооборот, НИКОГДА НЕ БЫЛО. А было – сплошное «свою судьбу хуя и бля».

И все благостные картинки «богоустановленного порядка вещей» - это фантазии того времени. Когда стабильность была очень дорогой и очень дефицитной вещью. А биография типа «родился, не голодал, женился, наплодил детей, умер, похоронен как человек» считалась ЗАВИДНОЙ.

Я в своё время, читая историческую литературу, удивлялся – почему такое количество людей шли в монахи. Потом дошло: жизнь светская была ТАК тяжела и страшна, что монастырь и в самом деле выглядел «тихой гаванью». Не самой привлекательной, конечно, но из страшного моря житейского можно было выплыть хотя бы туда.

А сейчас мы живём в мире, где приключения на свою задницу можно найти только по собственной инициативе. Даже в России, где жизнь довольно кошмарная. Но если не высовываться, то можно скоротать век, ни на что этакое особенное не нарвавшись.

Вот в чём промблэма-то.

)(