Что приходит в голову во время жары. Регионалистская фантастика
Пить всё, что горит – не полезно для здоровья. И тем не менее, практически любое горючее вещество можно так или иначе использовать «для сугрева». Если не в печку – так хоть костерок разжечь. Пусть чадит, пусть воняет – но если другого тепла нет, поневоле и к горелому пластику потянешься.

Примерно то же самое можно сказать про массовые настроения. Любую сильную массовую эмоцию можно так или иначе использовать, и не обязательно в дурных целях. Даже если эмоция сама по себе дурная. «Лишь бы горело», лишь бы там была какая-то энергия, а не сырость.

Это касается и таких нехороших, в общем-то, чувств, как массовые фобии. Те самые, которые у нас не велено «разжигать». Ну понятно, у нашей администрации идеал – серая сырость. Тем ценнее любая крупица пороха, капелюшечка любого сколько-нибудь сильного чувства.

Взять вот, скажем, такое распространённое на просторах Руси великой явление, как москвофобия. Начиная с угрюмого бухтения про «московские зарплаты и девок голожопых» и кончая регулярно озвучиваемой губерами-мэрами и прочим раклом отмазки «в Москву все наши денежки свезли, нас без копеечки оставили». Ну и вообще – «москвичи, хуле».

В нынешнем своём виде москвофобия – явление смешное и дурацкое. Потому что представляет из себя голый (нет, даже - галимый) рессентимент.

Фобия, однако, становится интересной и даже отчасти полезной, когда начинает что-нибудь порождать. Начиная от политической активности и кончая культурными артефактами: книжками, стишками, киношкой всякой. Пусть даже всё это будут невысокого уровня, «для масс». Потому что любая работа воображения – это хорошо. Особенно в нашей ситуации, когда люди совершенно разучились мечтать.

О чём у нас, однако, больше всего у нас мечтают – или, точнее, какие мечты больше всего потребляют?

Достаточно зайти в любой книжный, чтобы убедиться: самый востребованный жанр у нас сейчас – «альтернативная история». В основном – отечественная. На тему «как было бы хорошо, если бы не». Как правило – «если бы не было проклятой революции в семнадцатом, ох как бы мы расцвели», или «ах, когда бы мы не стали воевать с немцами, то-то захорошело бы».

Ну понятно, что такие мечтания о прошлом – занятия не самое замечательное. Но это всё же лучше, чем ничего. Вот только почему нужно фиксироваться на семнадцатом или сорок первом, когда можно взять ширше и глыбже?

Итак, проект. Книжная серия «Региональная фантастика». Неофициальный – а может, и официальный – лозунг серии: «Россия без Москвы», или просто «Безмосковщина». Жанр – альтернативная история.

Общая идея всех сериалов: русские земли объединяет не Москва, а какой-то другой город. Новогород, Псков, Владимир, Звенигород… в конце концов, Олонец, или деревня Недомукино, которая становится великим городом (хотя это радикальный вариант «на самый хвост сериала»).

Развилка имеет место быть в русском средневековье, примерно до середины XV века (потому что во времена усобицы Василия Тёмного и Юрия Дмитриевича Москва уже слишком крута). Вариантов развилки – полно, но лучше выбирать особенно обидные. К примеру - убийство Ивана Калиты, «первого Лужкова всея Руси», патриотически настроенными новгородскими волхвами, мистически провидящими, каким ужасом станет московское владычество. Или – тверской князь сумел договориться с Ордой. Или Тохтамыш не просто разоряет и сжигает Москву, а ещё и лишает московских князей ярлыка на княжение. Или москалей выкашивает неизвестная хворь похлеще чумы… Короче, Москва сломлена, хотя и не исчезла с карты вовсе.

Ну а русские земли объединяет, так уж и быть, Господин Великий Новгород. Или Святой Звенигород. Или Вологда-Мать. Или Урюпинск (роман про державный Урюпинск должен быть особенно жутким). Или объединение вообще состоялось очень поздно (ну, чуть-чуть раньше итальянского Рисорджименто), и городом-объединителем стал, скажем, Архангельск или Одесса. «Ну сами понимаете, сколько тут всяких вариантов».

Дальше надо показать, как Россия под владычеством вольного Новгорода, мудрого Пскова или, скажем, гривуазной франкофонной Одессы, необычайно процветает.

Стиль и характер этого цветения должен быть показан со всей возможной лихотой. Начинать легче всего (хотя и не лучше всего) с «новгородской идеи» в её широпаевском изводе, вульгаризированной до уровня среднего читателя: Россия как феодальная республика, органично порождающая почти американскую по стилю демократию. Правда, в качестве русской версии православия победит, скорее всего, схарианство (известное как «ересь жидовствующих»), так что все положительные персонажи будут носить имена «Авраам» или «Иосиф» и часто ссылаться на Моисеев закон… Зато Одесский цикл будет весёлым: там Одессу основывает Мазарини, с целью контролировать выгодную торговую артерию. Две Крымские войны откалывают её от Франции, Херсонес становится аристократической республикой. Он-то и объединяет русские земли… Ну и так далее. В каждом конкретном случае нужно вдумчиво курить местные реалии и фантазировать по обстоятельствам. Но ценностью все эти фантазмы будут обладать только в том случае, если они хоть как-то зацепят местное самосознание, ну хоть некоторые его чёрточки. Скажем, если псковские жители считают свой город «строгим», то не стоит изображать Великий Псков утопающей в роскоши куртуазно-богемной столицей. Или, скажем, православно-монастырская тема в архангельском цикле должна быть как-то представлена, хоть ты тресни. Надо соблюдать хоть какую-то видимость правдоподобия: «так МОГЛО быть». Люди должны читать и думать – «вот какими мы могли бы стать, если бы не самизнаетекто».

Разумеется, москвофобия должна «проходить красной нитью». Поэтому Москву нежелательно уничтожать совсем. О нет, она остаётся и действует - как некий чёрный центр, источник всяческого зла, с которым и борются положительные герои.

Зло от неё исходит в разных сериалах разное. Скажем, в «новгородской» серии Москва – центр измены и предательства, московиты вечно уговариваются с различными врагами и злоумышляют против Единой Руси Новгородской (продаются полякам, литовцам, а под конец открывает ворота Наполеону). В «псковском» варианте Москва – еретический город, где процветает радикальный ислам и тайные секты (страшнейшая из которых – никониане, чёрные монахи-убийцы). В урюпинском… но тут я провижу такие ужасы, что не готов говорить об этаком на ночь глядя. Но, в общем, тут размахаться и повеселиться можно.

Масштаб прожекта – книжек пятьдесят-сто. Очень желательно, чтобы авторы были как-то связаны с соответствующими городами, жили бы в них и знали бы реалии. Но на худой конец всё напишут на Украине.

Аудитория: во-первых, любители альтернативки как таковой (а тут можно будет развернуться), во-вторых, Россия Замкадная (по понятным причинам), в третьих – сами же москвичи (которым будет интересно, какими монстрами их выведут на сей раз). То есть все вообще, кроме историков и людей со вкусом, чьё мнение в России принято игнорировать по самые помидоры, так как они не составляют заметного сегмента чего бы то ни было.

Разумеется, будут и резко недовольные, что создаст вокруг сериала бодрящую атмосферу скандала.

Символ серии – естественно, змей с московского герба, но не поверженный, а торжествующий (для «юмористических» вариантов, к примеру – кусающий коня за жопу). Можно, впрочем, нарисовать и крокодила, пожирающего москаля, вот только не понимаю, как придать москалю узнаваемость. Но над этим пусть дизайнеры и маркетологи думают, верно?

ПРИЛОЖЕНИЕ. Образчики жанра. (Литературный уровень снижен до среднестатистического, уровень исторической достоверности опущен до того плинтуса, где он сейчас, собственно, и пребывает).

Изяслав Вольник

Серия «Россия без Москвы», Новгородский цикл.

Фрагмент романа «Навь и Правь»

14 июля 1565 года, Москва

Аарон Бориславич шёл по Арабаду – корявой московской улчонке, сплошь заставленной прилавками да коробами. Продавали всякую дрянь: одёжное рваньё, бабские украсы из мутного стекла и мелкого неровного жемчуга, какую-то вонючую еду вроде супа. Везде сновали скверные девки, размалёванные и страшные. Впрочем, лица прохожих были ещё гаже. Аарон был в этом городе уже не первый раз, но всё никак не мог надивиться на уродство московитов. Косорылые, узкоглазые, с плоскими лицами, они никак не походили не то что на вольных новгородских общинников, но и на русичей вообще. Поговоривали, что Егорка Лужок, именующий себя "владыкою московским", намеренно приманивает чужеродцев, чтобы вконец испоганить и без того скверное место.

Впрочем, иногда русское лицо попадалось – но всякий раз почему-то пьяное и недоброе. Пару раз мелькнул нож. Но короткий меч у пояса и решительный вгляд Аарона останавливал татей: на сильных они не посягали, выискиывая себе жертвы побеззащитнее.

Встреча была назначена в барахляной лавке, принадлежавшей Петрухе Препону. Оный Петруха, насколько было Аарону ведомо, некогда жил в Звенигороде вольным человеком, но потом от пьяного обычая разорился, пустился во все тяжкие, а когда был пойман за нехорошим делом – бежал в Москву, славящуюся терпимостью к разбойникам, ворам и поганым людишкам. В Москве он тоже хлебнул горя, но потом как-то выкарабкался и даже завёл лавочку. Будучи расторопен, Препон работал и на обыкновенных московских татей, и на ежовых (которые в Москве считались теми же татями, только с лужкиными грамотками в рукаве), и на тверских, и на новгородских. Такие долго не живут, но Препон крутился, что твой ужака под вилами.

До лавки Бориславич дошёл быстро, да внутрь заходить не стал: вовремя услышал нехорошую возню. Прошёл мимо, не поведя даже бровью, когда двое в ежовых мурмолках выволакивали страшно битого Петруху. Тот уже и не кричал, только глухо стонал на вдохе: видимо, лужкины тати поломали рёбра. Похоже было на то, что Препон таки докрутился.

Петруха, однако ж, хоть и был плох, а Аарона узнал сразу.

- Он самый! Держи его! – взвыл он и забился в руках ежовых.

Бориславич даже не ускорил шага. Он понимал, что дурные на всю голову ежовые сначала отоварят Петруху по морде, чтоб не орал и не дрыгался, и только потом начнут расспросы. За это время Аарон уйдёт в соседний проулок.

То и вышло. Когда сапоги ежовых зашлёпали по грязи, Бориславич уже ховался за заборную дыру, которую приметил ещё по первому разу. Такие места он запоминал крепко: дыры в заборах вороватые московиты не только не починяли, а берегли, починщикам же портили работу. Слишком много московских дел делалось через те дыры.

За дырой открылся грязный дворик, упирающийся в глухую стену. Аарон проскочил в щель, обогнул стену и увидел старика в халате, сидяшего, скрестив ноги, на коврике и раскуривающего длинную трубку с бангом. В горячем воздухе стоял столбом густой кумар.

Аарон только сплюнул: банг был тем ещё зельем. Поставляли её то ли индийские купцы, то ли какие-то южные татары. В Новгородских и Тверских землях банг пользовали для воинской лечобы: он смягчал телесную боль. Московиты же пристрастились его курить для удовольствия. Впрочем, московиты вообще были известны на всю Русь своей изобретательностью в этом отношении: даже шведский и новгородский аквавит, используемый для лечения желудка, они пили заместо пива, доводя себя до совершенно свинского состояния. Так или иначе, но сейчас Аарону дурное состояние старика было на руку.

Он уж было собрался прошмыгнуть мимо и выйти с другой стороны двора, когда старик открыл глаза и ловким, без замаха, движением метнул в него нож.

Иосиф Либермахер

Серия «Россия без Москвы», Одесский цикл.

Фрагмент романа «Пётр Первый»

21 января 1793 года. Одессос, Херсонессская республика

- Его величество Людовик…

- Просто гражданин Капет, - раздался знакомый голос.

Бывший император Франции вошёл в залу. Все встали. Только герцог де Ришельё остался недвижим: бледный, ещё не оправившийся после лихорадки, с закутанным белым платком горлом, он стоял у окна, скрестив руки, и не поприветствовал вошедшего даже взглядом.

Король выглядел неважно: седые волосы, ранние морщины, и, наконец, сабельный шрам, полученный во время бегства, не оставили от былой миловидности почти ничего. Тяжёлые мешки под глазами и покрасневшие белки указывали на то, что спал Людовик плохо.

- Извините за мой не вполне приличествующий случаю вид, - продолжал великий беглец, устраиваясь в кресле, - последние приключения меня несколько утомили. Никогда не любил моря, от качки у меня разыгрывается мигрень. Но средство доктора Гильотена от головной боли показалось мне чересчур радикальным, - с кривой усмешкой добавил он.

- Государь, - решительно сказал граф де Лонжерон, - ваше чудесное спасение – счастье для всех нас…

- Вы и в самом деле меня спасли, - сказал изгнанник с горечью, - вот только зачем? Ведь вы республиканцы, не так ли?

- Об этом мы и хотим поговорить, - Ришельё неожиданно прервал своё молчание. – Я знаю, как вы относитесь ко мне, гражданин Капет, - последние слова были напоены ядом, - и, признаю, я это заслужил. Но сейчас не время вспоминать старые обиды. Сейчас время делать историю. К сожалению, её придётся делать быстро.

- Историю? – бывший король Франции усмехнулся. Усмешка была нехорошей. – История со мной уже сделала всё, что могла. Я был рождён, чтобы править Францией. Теперь я – изгнанний, чудом избежавший смерти от рук беснующейся черни. Вся моя семья уничтожена. Они не пощадили никого.

- И вы хотите вернуться? Отомстить? – прищурился де Лонжерон. – У вас много сторонников, и вы могли бы стать знаменем эмиграции…

- Нет, - король помолчал, потом продолжил. – Даже если мне сейчас предложат корону и трон, я не приму их. Отныне я ненавижу своё Отечество и свой народ. Французы – не люди, но хищные звери. Я не хочу мести этим хищникам, я просто не хочу их видеть. Никогда. Я предпочту остаться гражданином Капетом. Может быть, вы позволите мне поселиться здесь. Буду разводить капусту и писать стихи на латыни. Всё лучше, чем на французском.

- Это ваше окончательное решение? – поинтересовался де Лонжерон.

Людовик промолчал.

- Тогда послушайте меня, - вновь заговорил Ришельё. – Только позвольте быть совершенно откровенным.

- В моём положении откровенность - это скорее честь, - бросил король.

- Вы знаете историю Херсонесской Республики?

- Да, я читал сочинение Вольтера, - скривился монарх. – Как он там вас назвал? «Одиссос – духовная родина всех свободных людей»?

- У нас говорят «Одесса». Мать-Одесса, как говорят наши добрые казаки, - усмехнулся Ришельё.

- Вольтер излишне увлекался, - сухо сказал доселе молчавший де Волан. – Ближе к истине суждение господина д'Аламбера, который видел в нашей республике торговое предприятие Мазарини, чья деятельность прикрывается идеей свободы, как щитом.

«Гражданин Капет» посмотрел на всесильного канцлера Херсонесской республики с интересом.

- Вот как? То есть вы признаёте, что идеи свободы – это всего лишь щит?

- Не только. Свобода – и в самом деле очень хорошая вещь, если использовать её по назначению. То, что сейчас творится во Франции – не свобода, но худшая из тираний, тирания толпы, ведомой безумными вожаками и иностранными шпионами…

- Предоставим Францию её судьбе, - нахмурился Людовик.

- Боюсь, Франция не окажет нам аналогичной любезности, - ответил Ришелье. – Якобинцы – грабители, и как только они ограбят Францию, они начнут озираться по сторонам, в поисках новой жертвы. Наша республика для них – что-то вроде бриоши: маленькая, но вкусная. Особенно если учесть, что она кишит шпионами Робеспьера.

- Республика нападёт на республику? – недоверчиво усмехнулся король. – К тому же у вас есть казаки.

- Казакам нужны деньги, - заметил де Лонжерон. – Или законный правитель, который может награждать верных подданных землёй и титулами.

- Чем же им не по нраву новгородский курфюст? – поинтересовался Людовик. Разговор начал его занимать.

- Права курфюста – это всего лишь права выборного лица. Новгородцы блюдут свои свободы. Как и все остальные русские княжества.

- Чему мы весьма способствовали, - пробормотал про себя король.

- Да, это аксиома политики. Залог процветания Франции – раздробленность Германии, Италии и России. Но скажите, положа руку на сердце – вы желаете процветания Франции? Сейчас, после всего того, что вы пережили?

Король вздрогнул: он начал понимать, куда клонят заговорщики.

- Русские земли нуждаются в объединении. Все это понимают – и Сечь, и Киев. и Тверь, и Новгород, и Великая Рязань, и даже Великая Тартария. Все понимают, что поодиночке им не выжить. Ганза уже доедает Новгород, Киев на грани усобицы, Тартария едва отбивает натиск чукчей… Но никто не хочет идти под соседа. Вы – шанс.

- Но пока я остаюсь гражданином Капетом, - губы короля дрогнули, - я хотя бы в безопасности…

- Когда якобинцы будут здесь, вы разделите участь своей семьи, - жёстко сказал Ришелье. – Они не остановятся.

- Мне нужно подумать, - пробормотал король.

- Нет времени. Решайтесь, - мягко, но властно сказал Ришельё. – Сейчас или никогда. Пока никто не опомнился. Вы – король.

- Что ж, в таком случае у меня нет выбора, - хладнокровие возвращалось к Людовику достаточно быстро. – Но я хотел бы знать условия. Желательно – начиная с самых неприятных.

- Законное требование. Во-первых, вы не будете абсолютным монархом. Вы подпишете документы, гарантирующие основные свободы, которые имелись у граждан при республике.

- Допустим, - пожал плечами король.

- Во-вторых, вам придётся принять православие. Наши добрые казаки – единственная опора престола, а они не примут католика.

- Это вообще можно было бы не упоминанать, - презрительно сказал король. – Любой престол стоит мессы… В таком случае, - решил он – я сменю имя. Мне претит всё, что связывает меня с родиной. Подберите мне какое-нибудь не слишком варварское прозвище, которое будет приятно вашим казакам. У вас есть православное имя, Арман?

- Меня тут зовут Эммануил Осипович, - улыбнулся герцог.

Король поморщился.

- Какой всё-таки варварский язык… Неужели мне придётся его изучать? Ладно, - махнул он рукой, - это всё-таки несколько забавнее, чем гильотина или огородничество.

- Пожалуй, - протянул де Лонжерон, - лучше всего взять имя, подобающее основателю. Камню, на котором будет воздвигнуто новое здание.

- Камню? – король улыбнулся. – Петрос. В таком случае – Пьер Первый?

- По-русски – Петер или Пётр Первый, - пояснил герцог. – Впрочем, казаки будут звать вас Пятро.

- Звучит почти по-человечески, - оценил Людовик. – Ну что ж, если привыкнуть к этому, всё остальное кажется относительно простым. Так что вы там говорили об основных свободах?

ДОВЕСОК. Разумеется, если «регионалистская серия» пойдёт, то неизбежной реакцией станет появление неомосковитской фантастики. А именно – произведений, описывающих Москву, изнывающую под гнётом Владимира, Твери или адской Жмеринки. Понятно, что Москва в таких вариантах – «хорошая», и ей удаётся сбросить тверское иго и даже стать столицей России (хотя и с очень большими потерями).

)(