Отдельно. О русском предательстве
Есть такое мнение, что русские считают самым тяжким грехом предательство. При этом реального механизма наказания за предательство («соберёмся и зарежем гада») у русских нет. А где есть (ну, в некоторых сообществах) – там его не то чтобы так уж торопятся применять. Как ни странно, но русский довольно-таки терпим к измене, даже если изменили лично ему. Напротив, начинает копаться – может, я сам в чём-то плох, вот так оттолкнул человека? Русские вообще мастера себя виноватить, это колониальным воспитанием вкручено.

Зато собственное предательство русский переживает тяжело.

Связано это с тем, что русский, совершая предательство, предаёт всегда СЕБЯ. Во всяком случае, переживает он это именно так. Не другого, а именно себя. Такая загогулина в душевном устройстве. Если хотите, в менталитете – терпеть не могу это слово, но тут оно, пожалуй, какие-то права имеет, да.

То есть. Англичанин, меланхолично вонзающий нож в спину отца, или китаец, хитроумным образом вовлекающий лучшего друга в мятеж и потом подставляющий его правительственным войскам, или даже какой-нибудь негр, сдающий полицаям за дозу своего бразу – предают ДРУГОГО. Как правило, они это делают ради себя, и очень часто – ради сохранения своего достоинства. «Я был верен королю, но он меня оскорбил – и я провёл во дворец убийц, ибо моя честь стоит дороже верности». Вполне европейская мысль – но совсем не русская. Ибо русский предаёт именно СЕБЯ, а спасает - ШКУРУ. И после предательства от него остаётся именно эта самая «шкура». Во всяком случае, он так это ощущает.

Поэтому, кстати, настоящее полномасштабное предательство русский совершает ОДИН РАЗ. Потому что он у себя один.

Что происходит после этого? САМООТЧУЖДЕНИЕ. Человек становится САМ НЕ СВОЙ, по очень точному русскому выражению. «Шкура» та же, а унутре - - -

В чём это выражается?

Ну, во-первых, у человека пропадает последнее самоуважение, даже то небольшое, что у русских ещё бывает. «Ну я же шкура». Это может маскироваться вспучившимися понтами – свято место пусто не бывает. Но вообще про себя человек всё равно знает, что он шкура.

Далее, появляется соблазн пуститься во все тяжкие. Начиная с бытового пьянства и заканчивая всякими ужасами и злодействами. «Гуляй, рванина, однова пропадать». Даже если никакого «пропадать» на горизонте не видно.

Понятное дело, возрастает тяга к самооправданию через осуждение ближних. «Да они сами все суки». Правда, работает это плохо, потому что среди ближних есть не-суки и их видно. Такие люди вызывают особую злобу и желание их тоже окунуть в ту же серную ванну, в которой предатель плавает. «Ишь, ЧИСТЕНЬКИЙ. А вот мы тебе говнеца на лопате, поешь, а вот и болото, поплавай».

Ну и ещё некоторые симптомчики, вплоть до физиологических – начинаются проблемы со здоровьичком.

Но что самое характерное – предав и пойдя в услужение к каким-нибудь сквернавцам и паразитам (неважно, от бескормицы или «питая тщетные надежды»), человек очень часто сохраняет какую-то унылую и скверную верность этим самым сквернавцам и паразитам. Потому что «куда уж я теперь-то от них».

…Есть такой благочестивый христианский сюжет: договор с дьяволом. Приходит человек к нечистому и приносит душу «под условие». Но при этом, конечно, рассчитывает, что как-нибудь обведёт нечистого вокруг пальца – и выгоду получит, и душу сбережёт. Нечистый, конечно, обставляет дело всякими крючками и хитростями, чтобы душа не вырвалась. А дальше – кто кого.

Так вот, русский (точнее, советский русской) сюжет на эту тему немыслим. Потому что нет интриги. Наш человек, заключивший договор с дьяволом, уж точно НИКУДА НЕ ДЕНЕТСЯ. И даже если к нему слетят ангелы и скажут – «мы тебя берём на небо, как Фауста», он на них посмотрит грустно и скажет – «не-а, я же обещал, ну как же я, всё уже, чего уж теперь-то».

И в ад пойдёт. Своими ножками, если что.

)(