Как я провел первое апреля.

31 марта вечером я приехал в аэропорт Шереметьево-2. Поднялся на эскалаторе на второй этаж и посмотрел на табло вылетов. На нем явно чего-то не хватало.
Сфокусировавшись, я смог сформулировать (обратное тоже верно).
На табло отсутствовал рейс Аэрофлота N 123 Москва-Мюнхен, вылет 21.15.
Что несколько противоречило сведениям, почерпнутым мной из лежащего в кармане авиабилета.

Я повернулся на 90 градусов и пересек зал.
В справочной грустная девушка сказала мне, что рейса этого у них действительно сегодня нет, а по всем остальным (начавшим заметно выпирать из меня) вопросам я могу обращаться к дежурному администратору Аэрофлота.
Я повернулся на 90 градусов и пересек зал.
Да, - сказала дежурный администратор, постучав по клавишам, - вас перебросили на завтрашний рейс.
Это очень мило с их стороны, подумал я, могли ведь и просто нахер послать.
Но мне завтра с утра на работу, - возопил однако вслух, придавленный бременом немецкого трудового законодательства.
Идите в коммерческую службу, пусть они разбираются, - сказала администратор. И гостиницу с них требуйте, - добавила она мстительно.
Я повернулся на 90 градусов и пересек зал.
Милые девушки за стеклянной дверью коммерческой службы Аэрофлота удвоили список опций "Как мне провести вечер". Я мог лететь или сегодня, но во Франкфурт, или в Мюнхен, но завтра.
У попа была собака, подумал я, а у буридана всего лишь осел.
Но первым делом, - сказали девушки, - вам надо получить штамп начальника смены об отмене рейса.
Я повернулся на 90 градусов и пересек зал.
Начальник смены был занят. Он разговаривал на английском языке. Английский язык начальника смены состоял из выражений „I guess“ и „you see“.
Остальные слова и даже целые предложения он заменял энергичными взмахами рук. Видно было, что человек давно служит в авиации.
А что с рейсом-то, - догадался я наконец спросить, - отменили?
Да его и не было никогда, - растолковал начальник смены. - У нас со вчерашнего дня летнее расписание. А летом вечерний самолет в Мюнхен по понедельникам не идет.
Проштампованный, я отправился назад к коммерческим девушкам.
Милые девушки, -говорю, - а нет ли у вас случайно доступа в Международную Сеть Интернет?
Был где-то, -сказали девушки, - но зависает все время.
Мы зашли за шкаф. Там стояло три монитора. времен комсомольской юности Березовского.
Я зашёл на сайт Deutsche Bahn. Обработка каждого запроса занимала минуты примерно три. С учетом того, что DB сначала 3 раза переспрашивает и лишь потом отвечает, это неописуемо вдохновляло.
Милые девушки сочувственно вздыхали. Или томно.
Что ж так медленно-то? - спросил я, тоже притомившись.
- Недавно сделали быстрее, - сказали девушки, - так принтер перестал работать.

В итоге я решил лететь во Франкфурт. И грустно побрел на регистрацию.
Проходя мимо бара, с меня слетела шляпа.
За одним из столиков сидели Кирилл и его друг Леша. Кирилл живет и работает в Лондоне. Он биологический химик. Лично знаком с овечкой Долли. Мы не виделись три года.
Ты какой-то охуевший, Петрович, - заметил Кирилл.
Леша угостил меня коньяком.
Кирилл достал из сумки пакет кефира.
- Мне печень с утра сказала, что у неё санитарный день, - пояснил он, - и я могу её понять.
После регистрации мы встретились с Кириллом в Айриш пабе. На пиво печень, поразмыслив, согласилась.
Странно, - сказал Кирилл, прослушав сообщение, что посадка в самолет British Airways закончена, - обычно меня всегда приглашают персонально.
И допил Harp одним глотком.
Ты, главное, не бери в голову, Петрович, - добавил Кирилл, уходя в металлоискатель. - Как сказал сегодня лешин водитель "Хуйня, перезимуем". Согласен?

Я был согласен.
В самолете меня не покидало ощущение, что я лечу куда-то не туда. Мюнхен оставался заметно южнее.
Первое апреля я встретил на условно спальном диване условно скорого поезда Брюссель- Вена.
В шесть утра то, что от меня осталось, вынули из вагона на мюнхенском вокзале и отправили малой скоростью навстречу трудовым свершениям.