|
|
Пишет Игорь Петров (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} labas)@ 2005-05-10 12:52:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
дешевая рюская девотшка
Елена Степанова. Статья из FAZ от 08.05.05 (по наводке![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
lero4ka@lj)
Как русские учились ненавидеть.
8 мая 2005 года. Когда немцы вспоминают о войне, им приходит на ум, в первую очередь, конец войны, страдания мирного населения, бомбежки, массовые изнасилования и выселение немцев из Восточной Пруссии и Судетов.
Вот и петербургский писатель Даниил Гранин в своих последних рассказах задается вопросом о вине Советской Армии за преступления последних месяцев войны. Но и он выступает против мнения, что война против Гитлера была справедлива лишь до тех пор, пока советские войска не вошли в Германию, потому что потом начались убийства и изнасилования. "Это так, но это и не так", - говорит Гранин.
Ненависть провоцировали личные мотивы.
Когда немцы вторглись в Россию, они были "сытыми покорителями Европы, наполненными не ненавистью, а чувством презрения к русским, как к низшей расе", говорит один фронтовик, - "Ни один немецкий солдат не имел собственных счетов к России. Их вела только нацистская идеология".
Напротив, перед тем, как русская армия вошла в Германию, она неделями шла по разоренной земле - она видела тот ужас, который оставили после себя эсэсовские зондеркоманды. И она была изнурена войной - говорит Гранин.
"У нас у всех были личные мотивы. Мы видели сожженные деревни, виселицы, расстрелянных партизан. Мы видели несправедливость войны, обрушившейся на нас по непостижимым причинам. И конечно, после стольких ужасных лет войны в нас зародилось чувство ненависти - личный счет. Когда мы вошли в Германию, мы уничтожали врага, принесшего нам множество страданий". В отличие от многих русских Гранин подчеркивает, что он не хочет этим оправдать убийства и насилие.
Ленинград - самое голодное время.
Во время войны писатель сражался в блокадном кольце на Ленинградском фронте. В немецком взводе, который лежал в окопах напротив, мог находиться лейтенант Хайнер Хайнц, чьи письма из-под осажденного Ленинграда можно было прочесть на недавней берлинской выставке посвященной блокаде.
"Хотя мы не рассчитывали на быстрое падение Ленинграда - этот сброд не собирается сдаваться - мы заставили их оставить нас в покое и медленно умирать от голода", - писал Хайнц. Часто, вспоминает русский писатель, немцы поднимали над окопом горбушку хлеба, насаженную на штык и кричали: "Эй русский, приходи хлебушек покушай!" Это была зима 41/42 годо - самое голодное время.
Отторжение преступного поколения.
При открытии выставки слово взяла дочь убитого в 42-м году выстрелом в голову лейтенанта Хайнца. В ее семье чтили погибшего отца, как героя.
Мать постоянно зачитывала вслух письма отца с фронта, пропуская, однако, отдельные места.
После смерти матери дочь научилась разбирать готический почерк отца и прочитала письма еще раз. Он оказался руководителем местного отделения гитлерюгенда и убежденным нацистом, который одобрительно высказывался о планах уничтожения "Иванов" - восточноевропейских славян. Что подвигло дочь вступить на нелегкий путь демистификации личности отца и заговорить об этом публично?
В Германии лишь немногие признают, что их отцы или деды были преступниками. Но в России и того меньше. К примеру, мои дедушка и бабушка воевали в составе второго Белорусского фронта, который шел через Восточную Пруссию на Берлин и не утруждал себя жеманничаньем с гражданским населением.
В России в ходу героические истории.
Однако, о зверствах в своей семье я не слышала ни слова. Напротив, мне рассказывали истории о героческом спасении немецких жителей русскими солдатами. И, хотя дома ежедневно использовали немецкие столовые приборы, очевидно, привезенные с войны, вопросы о прежних владельцах ложечек никого не интересовали. Это типичное для России отношение к войне.
Ветераны тоже не утруждают себя рассказами об ужасах войны. Ровно наоборот: их рассказы о военных подвигах должны служить тому, чтобы воспитывать в молодежи патриотизм и уважение к военной службе. Учили ли нас хоть когда-нибудь тому, что убивать нельзя?
Участники войны приходят в школы, в университеты, их праздничные мундиры увешаны множеством орденов. Они рассказывают, как они убивали. Никогда они не говорят о том, как это было ужасно: убивать во время войны. Вместо этого речь идет о "сыновнем долге перед Родиной", "священных мужских деяниях" и "защите Отечества". Не удивительно, что альтернативная служба, введенная в России два года назад, до сих пор не нашла публичного признания.
Елена Степанова из Санкт-Петербурга, 1982 г.р., докторант на политологическом факультете Свободного Университета Берлина.
оригинал
Елена Степанова. Статья из FAZ от 08.05.05 (по наводке
lero4ka@lj)Как русские учились ненавидеть.
8 мая 2005 года. Когда немцы вспоминают о войне, им приходит на ум, в первую очередь, конец войны, страдания мирного населения, бомбежки, массовые изнасилования и выселение немцев из Восточной Пруссии и Судетов.
Вот и петербургский писатель Даниил Гранин в своих последних рассказах задается вопросом о вине Советской Армии за преступления последних месяцев войны. Но и он выступает против мнения, что война против Гитлера была справедлива лишь до тех пор, пока советские войска не вошли в Германию, потому что потом начались убийства и изнасилования. "Это так, но это и не так", - говорит Гранин.
Ненависть провоцировали личные мотивы.
Когда немцы вторглись в Россию, они были "сытыми покорителями Европы, наполненными не ненавистью, а чувством презрения к русским, как к низшей расе", говорит один фронтовик, - "Ни один немецкий солдат не имел собственных счетов к России. Их вела только нацистская идеология".
Напротив, перед тем, как русская армия вошла в Германию, она неделями шла по разоренной земле - она видела тот ужас, который оставили после себя эсэсовские зондеркоманды. И она была изнурена войной - говорит Гранин.
"У нас у всех были личные мотивы. Мы видели сожженные деревни, виселицы, расстрелянных партизан. Мы видели несправедливость войны, обрушившейся на нас по непостижимым причинам. И конечно, после стольких ужасных лет войны в нас зародилось чувство ненависти - личный счет. Когда мы вошли в Германию, мы уничтожали врага, принесшего нам множество страданий". В отличие от многих русских Гранин подчеркивает, что он не хочет этим оправдать убийства и насилие.
Ленинград - самое голодное время.
Во время войны писатель сражался в блокадном кольце на Ленинградском фронте. В немецком взводе, который лежал в окопах напротив, мог находиться лейтенант Хайнер Хайнц, чьи письма из-под осажденного Ленинграда можно было прочесть на недавней берлинской выставке посвященной блокаде.
"Хотя мы не рассчитывали на быстрое падение Ленинграда - этот сброд не собирается сдаваться - мы заставили их оставить нас в покое и медленно умирать от голода", - писал Хайнц. Часто, вспоминает русский писатель, немцы поднимали над окопом горбушку хлеба, насаженную на штык и кричали: "Эй русский, приходи хлебушек покушай!" Это была зима 41/42 годо - самое голодное время.
Отторжение преступного поколения.
При открытии выставки слово взяла дочь убитого в 42-м году выстрелом в голову лейтенанта Хайнца. В ее семье чтили погибшего отца, как героя.
Мать постоянно зачитывала вслух письма отца с фронта, пропуская, однако, отдельные места.
После смерти матери дочь научилась разбирать готический почерк отца и прочитала письма еще раз. Он оказался руководителем местного отделения гитлерюгенда и убежденным нацистом, который одобрительно высказывался о планах уничтожения "Иванов" - восточноевропейских славян. Что подвигло дочь вступить на нелегкий путь демистификации личности отца и заговорить об этом публично?
В Германии лишь немногие признают, что их отцы или деды были преступниками. Но в России и того меньше. К примеру, мои дедушка и бабушка воевали в составе второго Белорусского фронта, который шел через Восточную Пруссию на Берлин и не утруждал себя жеманничаньем с гражданским населением.
В России в ходу героические истории.
Однако, о зверствах в своей семье я не слышала ни слова. Напротив, мне рассказывали истории о героческом спасении немецких жителей русскими солдатами. И, хотя дома ежедневно использовали немецкие столовые приборы, очевидно, привезенные с войны, вопросы о прежних владельцах ложечек никого не интересовали. Это типичное для России отношение к войне.
Ветераны тоже не утруждают себя рассказами об ужасах войны. Ровно наоборот: их рассказы о военных подвигах должны служить тому, чтобы воспитывать в молодежи патриотизм и уважение к военной службе. Учили ли нас хоть когда-нибудь тому, что убивать нельзя?
Участники войны приходят в школы, в университеты, их праздничные мундиры увешаны множеством орденов. Они рассказывают, как они убивали. Никогда они не говорят о том, как это было ужасно: убивать во время войны. Вместо этого речь идет о "сыновнем долге перед Родиной", "священных мужских деяниях" и "защите Отечества". Не удивительно, что альтернативная служба, введенная в России два года назад, до сих пор не нашла публичного признания.
Елена Степанова из Санкт-Петербурга, 1982 г.р., докторант на политологическом факультете Свободного Университета Берлина.
оригинал
