bahn macht stabil или рассказ с открытой концовкой
В прошлый понедельник я вместе с половиной жителей

мюнхена

приехал утром на ж/д вокзал с целью погрузиться в поезд и отправиться в город Ганновер на сельскохозяйственную выставку. Той ночью в Европе бушевал вихорь, который украшал железнодорожные полотна деревьями, подражая художнику Шишкину. Помимо прочего ущерба он слизал у нас полпоезда (обычно мюнхенский поезд в Ганновере расцепляется на два: первый едет в Бремен, а второй в Гамбург), поэтому нас попросили ужаться, а резервацию мест (даже у тех, кто волею судеб попал в правильную половину) объявили недействительной. К счастью, я приехал заранее и успел занять предпоследнее свободное место в своем вагоне. Вскоре на моих глазах начали разыгрываться душераздирающие сцены. За пять минут до отправления пришел пассажир, который настолько раздувался от ЧСВ, что его уши торчали из вагона с разных сторон. Он неторопливо подплыл к резервированному месту и, хищно ухмыльнувшись, попросил его освободить. В ответ ему разъяснили новую экономическую политику. Сперва он не мог поверить в случившееся, затем яростно крутил головой в поисках проводников (которые предусмотрительно заперлись в туалетах), а потом воздух стал покидать его с громким шипением и вскоре его уже можно было скатать в рулончик и демонстрировать во время искусствоведческого доклада «Плоскость как симптом».
Тем временем тетка рядом с ним жаловалась телефону на свою горькую судьбину. Мол, она никогда в жизни не ездила поездами, не стоило и начинать. Мол, ты поворачиваешься к железной дороге лицом, а та к тебе тамбуром. От возмущения тетка плюхнулась на пол прямо в проходе меж креслами, после чего выразила желание выйти на станции Пасинг (пригород Мюнхена) и лететь дальше самолетом. Я воспринял это как художественное преувеличение, тем более что поезд к тому времени уже тронулся, и машинист назвал следующую остановку - Нюрнберг, но моего соседа разорвало от сострадания. Мы быстренько выбросили его ошметки в окно, и довольная тетка заняла освободившееся место. На подъезде к

нюрнбергу

машинист решил немного развлечься и объявил об отмене отмены резервации, попросив занять места согласно купленным билетам. Я закрыл глаза, ожидая что сейчас начнется кровавая бойня, но мои надежды не оправдались. Видимо, воля людей, стоявших в проходах, была к этому времени сломлена, и они признали за вросшими седалищами в кресла и ноутбуками в розетки собратьями право первой ночи, т.е. утра. Также в Нюрнберге выяснилось, что работники ж/д не теряли времени даром и чтобы смягчить наши страдания, пустили дополнительный, не очень скорый поезд между Нюрнбергом и Фульдой. Это мужественное решение, правда, не встретило отклика в наших очерствевших сердцах, видимо, ни у кого из нас в органайзере не значилось 12.00-14.00 Прогулки по Фульде (буколич.) В

вюрцбурге

машинист откашлялся и сказал, что количество людей в поезде превысило критическую отметку, и он не может гарантировать безопасность движения, поэтому просит лишних людей покинуть поезд. Формулировку следует признать не слишком удачной, так как никто не воспринял этот призыв как обращенный к нему лично. Через десять минут машинист уточнил, что выйти должны те, кто стоит в проходах. Но они лишь плотнее сомкнули ряды. На соседнюю платформу приехал нескорый поезд Нюрнберг-Фульда, немного постоял и уехал дальше пустым. Машинист решил изменить тактику и предложил всем, кто сейчас покинет поезд, немедленно получить по 25 евро в кассах вюрцбургского вокзала. Зову маммоны вняли четыре стоячих и один сидячий пассажир. К тому времени мы провели в Вюрцбурге уже полчаса и я стал набрасывать тезисы к докладу «Deadlock situation in public transport: recognition and resolving». По последнему пункту в качестве альтернатив виделось:
- проводники выбрасывают из поезда пассажиров, стоящих в проходе,
- сильные пассажиры выбрасывают из поезда слабых пассажиров,
- игра в «мафию»,
но тут мы без дальнейших объяснений поехали дальше. После того, как мы проехали

фульду, кассель и геттинген,

машинист объявил, что тех пассажиров, которые с самого начала хотели ехать в Бремен, но были лишены этой возможности, в Ганновере ждал специальный поезд, который мог бы отвезти их в Бремен, если бы не наше получасовое опоздание. Поэтому этот поезд уехал в Бремен без них. Эта новость вызвала среди пассажиров какую-то нездоровую, я бы сказал, истерическую реакцию, поэтому я счел за лучшее покинуть поезд на станции

сельскохозяйственная выставка

и направиться на оную. Сама выставка начиналась на следующий день, но на нашем стенде уже кипели пуско-наладочные работы. Полстенда были устелены светлым ковром (предусмотрительно накрытым целлофаном), а полстенда черным, изображавшим автобан, поэтому на нем были нарисованы белые разделительные полосы. В порыве трудового энтузиазма я нечаянно наступил на такую полосу, но оказалось, что она еще не просохла, и черный ковер украсился многочисленными следами ботинок 46-го размера. В воздухе запахло растворителем и антипатией. Мне сообщили, что благодарны за то, что я приехал, и все такое, но если я погуляю часика два на максимально возможном удалении от стенда, то они будут мне признательны и постараются обойтись без восклицаний «Где же Игор?! Как его нам не хватает!». Я послушался и долго шарился по самым темным и пыльным закоулкам павильона, вернувшись как раз к тому моменту, когда стенд был готов. Так как мой экспонат стоял на «черной» половине стенда, я поспешил к нему, не обратив внимание, что со «светлой» уже стянули целлофановую защиту. На полпути я обернулся... и черные следы на белом фоне показались мне знакомыми. Совсем недавно я уже видел этот рисунок подошвы, хотя и в негативе. Я и ойкнуть не успел, как меня поставили перед выбором: либо я прямо здесь к вящей радости присутствующих убиваю себя апстену, либо вызываю такси и уерзываю в отель. Я задумался и решил...