|
|
Пишет Игорь Петров (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} labas)@ 2011-07-30 19:00:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
без всякого принуждения образовали круг
Изучаю архив Ю.Торвальда. Вот, к примеру, интересный документ: рассказ подполковника Шубута о его поездке с Власовым на оккупированные территории в марте 1943 г. Для историков он не новый - его использовали и сам Торвальд, и позднейшие биографы Власова - Стеенберг и Андреева, но как-то... хм... выборочно. К примеру, Андреева пишет, что Власов "очень успешно выступал перед многочисленным русским собранием в помещении театра" (выделение мое).
Владимир Шубут (1893-1972) в 1935-41 г.г. был немецким военным атташе в Москве, в 1943 занимал, как следует из документа, пост офицера 1c (разведка и контрразведка) при тыловом районе группы армий Центр.
Шубут, даром, что военный, выражается довольно витиеватыми периодами, которые я при переводе старался сохранять. Комментариев по содержанию умышленно не даю, комментировать можно страницами, каждый может сам сравнить, к примеру, рассказы о благоденствии крестьян или о заботе о пленных с соотв. фрагментами гарвардских интервью.
Поездка с генералом Власовым в расположение группы армий Центр.
В марте 1943 г. я получил задание сопровождать генерала Власова в запланированной уже некоторое время назад поездке. Кроме переводчика с ним должен был ехать еще кто-то, кто знает местные порядки и, прежде всего, лиц, с которыми Власов должен был встречаться. Так что неудивительно, что выбор пал на меня как на офицера 1c при командующем тылом группы армий Центр. Тем более, что не был тайной тот факт, что с момента моего назначения в конце 1941 г. я активно поддерживал идеи использовать широко распространенные антикоммунистические настроения русских вообще и солдат в особенности для того, чтобы создавать добровольческие соединения из многочисленных военнопленных, декларировавших в лагерях свое желание защитить свою Родину от возвращения советского ярма.
Так как наконец-то дошло до выбора человека, который должен был выступать как руководитель этого движения военнопленных солдат и офицеров Красной Армии, то мне пришлась по душе задача познакомить Власова с людьми из моего окружения и тем самым проторить ему путь.
Инструкции, которые я получил перед поездкой, были, однако, не столь ободряющими. Я должен был помимо прочего следить за тем, чтобы поездка не привлекла чересчур много внимания и прежде всего, чтобы Власов по дороге в Смоленск не вызвал чересчур сильного интереса населения еще на белорусской территории, находившейся под гражданским управлением. Несмотря на все рапорты и высказываемые пожелания касательно расширения русского самоуправления оккупированных территорий, роспуска колхозов и пр. на тот момент в этом направлении не делалось ничего. Поэтому возникало законное опасение, что предпринимаемая военными акция будет раздута гражданскими властями Белоруссии, и преждевременные сведения о ней немедленно будут доложены наверх.
На вокзале Летцен я впервые встретился с Власовым и был поражен его импозантным видом. Высокий, худощавый но сильный человек в специально для этой поездки изготовленной форме с кокардой в цветах андреевского ордена [флага? - ИП] на фуражке подошел ко мне после того, как сопровождавший его переводчик указал на меня. Умные, открытые глаза смотрели на меня с лица, которое выдавало, как минимум, хорошее профессиональное образование, хотя тонких черт высокообразованного и культурного человека, ему, возможно, и недоставало. Так как он, многолетний воспитанник советской системы, заподозрил во мне надзирателя, об отношении которого к нему и к его делу с самого начала не испытывал иллюзий, он говорил со мной сдержанно, что меня ничуть не удивило.
После короткого представления мы заняли место в зарезервированном купе поезда для солдат-отпускников Летцен-Смоленск, в котором за длинное путешествие у нас было достаточно времени, чтобы обсудить и личные дела и вопросы, связанные со стоящей перед нами задачей. Вл. рассказал мне историю своей юности - он был сыном зажиточного крестьянина, своего военного прошлого и предысторию своего попадания в плен, которая достаточно известна, поэтому здесь не приводится.
Конечно, для слушателя, который подобно мне знал ситуацию в Советском Союзе после пребывания там в 1935-41-м, было особенно поучительно, что во время войны даже у людей такого положения, внесших существенный вклад в оборону Москвы и должных считаться абсолютно лояльными сторонниками системы, переписка с семьей находится под наблюдением, так как возникли сомнения в их внутреннем настрое.
Чем больше Вл. узнавал о моем опыте и моем отношении к русским людям, тем сильнее улетучивалось начальное недоверие. Вскоре он отбросил свою сдержанность, и мы совершенно открыто говорили о необходимых ограничениях, которые нельзя упускать из виду во время предстоящей поездки.
Меня удивило, но в то же время успокоило, что Власов принял эту необходимость как нечто само собой разумеющееся. С другой стороны он продемонстрировал свой высокий уровень интеллекта, так как вопреки ограничениям видел возможность действовать. Его выбор на эту роль был тем более ценен, что он точно оценивал менталитет своих соотечественников, чтобы знать как достичь своей цели, то есть успешного использования российских войск в борьбе против советского режима.
В такого рода разговорах прошло двухдневное путешествие. На вокзале в Минске мы несмотря на запрещение рискнули размять ноги за пределами вагона и сфотографировались на фоне хорошо сохранившегося вокзала.
В Смоленск мы прибыли вечером и были приняты тамошним отделом пропаганды. К сожалению, поселить нас удалось не сразу, но первые вспышки фотоаппаратов пропагандистов засверкали тут же. Наконец, нас разместили, и мы легли отдыхать. На следующий день мы посетили фельдмаршала фон Клюге и главнокомандующего тылом группы армий Центр, в зоне ответственности которого и проходила вся акция. Было известно, что оба положительно относятся к идеям предоставления русским большей независимости во всех вопросах управления. Особенно впечатлили меня спокойствие и уверенность, даже непринужденность, с которыми Вл. совершал эти важнейшие визиты в лесной лагерь под Смоленском и позже в Могилев.
В то время как генерал-фельдмаршал фон Клюге - полностью посвященный в наши планы - хотел во время визита создать лишь общее впечатление о Власове и потому говорил с ним недолго, генерал фон Шенкендорфф в большей степени интересовался подробностями и поддерживал предприятие, всячески расширяя его программу.
Нужно особо отметить военное и человеческое предвидение генерала фон Шенкендорффа, который уже осенью 1941-го, прибыв в свой штаб, принялся наилучшим образом решать проблемы пленных русских, понимая, что они ни в коем случае не те "унтерменши", какими их представляет официальная пропаганда.
Уже тогда я несколько раз имел возможность сопровождать его при поездках в лагеря военнопленных. Фон Шенкендорфф обходился с комендантами, которые из-за невероятных трудностей не справлялись с размещением и содержанием этих человеческих масс, отнюдь не по-дружески. После каждого возвращения из таких инспекционных поездок, он вызывал корпусного врача и корпусного интенданта и давал указания, как можно и должно улучшить условия в лагерях.
Эти факты Вл. узнал от меня или немедленно вспомнил, когда снова о них услыхал. Он не уклонился от того, чтобы выразить генералу фон Шенкендорффу естественным, но в то же время весьма тонким способом, свою благодарность.
Разумеется, Вл. знал с самого начала, что фон Шенкендорфф уже в 1941-м создал в своей зоне подчинения казачий эскадрон, позднее полк, из добровольцев, которые, попав в котлы под Минском и Оршей, массово записывались биться против Сталина. Он назначил командиром капитана Хольфельда, который оказался на высоте положения, примерно выполняя задачу, и добивался со своими русскими прекрасных успехов в тогда еще мелких, но время от времени необходимых стычках с бандами, хотя его солдаты были плохо вооружены и еще хуже обмундированы. Во время посещения Вл. командующий пребывал в хорошо сохранившемся бывшем царском дворце в Могилеве, в котором царь в 1917 г. отрекся от трона и передал себя в руки повстанцев. Вл. был приглашен на обед. Это была проверка, которой генерал фон Шенкендорфф из личного интереса подвергал почти каждого, с кем имел дело. Он придерживался правильного мнения, что с человеком можно познакомиться и за едой.
Что ж, я-то знал "дядюшку Макса" очень хорошо и с некоторой опаской ожидал предстоящей выпивки. Но снова выяснилось, что в этом вопросе привычного к водке русского побить непросто. Вл. выдержал и эту проверку, и сам обед прошел без происшествий.
С лучшими пожеланиями от генерала фон Ш. Власов отправился в запланированную поездку, причем, садясь в машину, не удержался от спонтанного замечания: "Замечательный человек!". Поездка началась с посещения батальона "Бранденбург", подразделения [антисталинских] повстанцев, размещавшегося на шоссе Орша-Смоленск. Посещение было коротким и не достигло нужного размаха, что объясняется с одной стороны особыми субординационными отношениями (чисто немецкое командование) и с другой стороны тем, что подразделение имело в своих рядах больше материалистов и искателей приключений, чем другие добровольческие соединения. К тому времени существовало уже немалое число батальонов, посетить все мы не имели возможности.
Особенного упоминания заслуживают собрание, организованное отделом пропаганды в Смоленске, и посещение добровольческого батальона, который вел борьбу с партизанами на железнодорожной ветке Бобруйск - Гомель.
Воспользовавшись возможностью, Вл. осмотрел Смоленск с его превосходным полностью сохранившимся собором на возвышенности и с уничтоженной отступавшими войсками ГПУ текстильной фабрикой в низине. Эта была самая большая текстильная фабрика в Советском Союзе. Впечатления, что Вл. возлагает ответственность за разрушение города на немцев, не создалось. На деле разрушения, что было несомненно известно населению, были произведены отступающими соединениями ГПУ, которые выливали бочки с бензином на покатые улицы города и поджигали их, вследствие чего почти полностью построенные из бревен дома загорались и выгорали до фундамента и дымохода. При выступлении перед слушателями Вл. тоже упомянул об этом.
Собрание гражданских лиц в Смоленске проводилось в сохранившемся театральном зале, который по мнению тамошних жителей, нельзя было считать идеальным местом для праздничного мероприятия: плохое освещение, холод, никакого оформления, словом театр во время читки пьесы.
Слушателей также было не слишком много, как можно было ожидать после резонанса, который вызвали доклады Власова и слух о его приезде. Нельзя было не удивиться тому, по каким каналам и как быстро население оказалось обо всем осведомлено. Лишь пугливостью населения, связанной с ситуацией на фронтах, можно объяснить, что пришедшим на собрание приписывали пронемецкие настроения и, вероятно, информировали о них советские власти, когда те вернулись. Публика большей частью состояла из круга "бывших" (прежде богатые и образованные люди), которые и так нам уже симпатизировали. И крестьянское население было представлено, но не так, чтобы можно было сказать, что они спешили сюда даже из далекого далека. Зал был заполнен примерно наполовину: в нем было 70-80 человек.
Тем не менее настроение, выразившееся во внимательнейшем, в абсолютной тишине, прослушивании доклада и множеству спонтанных аплодисментов, было поразительным. Здесь надо отметить, что Вл. очень умело следовал данным ему указаниям и оставался в предписанных границах даже тогда. когла его прерывали возгласы с мест о самоуправлении как знаке немецкого расположения.
Нельзя забывать о том, что Вл. был хорошо знаком населению еще с предвоенной поры, так как советский пропагандистский аппарат позаботился о том, чтобы советский народ из всех газет узнал о командире дивизии, который первым в Советском Союзе был награжден за образцовую переподготовку своей киевской дивизии. В своих разъяснениях он также указывал на то, что в существенной части руководил обороной Москвы, о чем не было известно на оккупированных территориях. Не упустил он и возможности отметить, что несмотря на его успехи и заслуги за ним была установлена слежка, что, как Вл. указал слушателям, было характерной чертой советского режима, о чем известно каждому. Этому он противопоставил государственные системы просвещенных западных народов.
Его речь завершилась требованием делать все возможное для успеха немецкого оружия. То есть: хороший урожай, сдача всего зерна, без которого можно обойтись, и прочих сельскохозяйственных продуктов. Борьба с партизанами или поддержка союзнических немецких войск в этой борьбе.
Доклад увенчался бурной овацией. Возникло требование предоставить слово и другим, при этом один типичный сторонник Советов пытался дать волю собственному красноречию. Но много он не добился, так как присутствующие криками заглушили его. В конце собрания многие присутствующие окружили Вл., чтобы со слезами на глазах пожать ему руку и, как это принято у русских, расцеловать его как сына русской земли.
Следующим большим успехом было посещение 602 добровольческого батальона в районе действия банд на дороге Бобруйск - Гомель. Условия размещения были особенно плохими, вооружение тоже оставляло желать лучшего. И все же снабжение было лучше, чем там, где войска зависели исключительно от подвоза продовольствия. Здесь батальон снабжался из окрестностей, что не было в тягость местному населению.
В прошлом году выяснилось, что под немецким военным управлением крестьяне снова выкопали закопанные при коллективизации плуги и бороны, чтобы использовать их для обработки полей за собственный интерес. Немецкое управление тылового района, хотя колхозы и не были распущены, ослабило контроль и лишь предписывало крестьянам нормы сдачи продуктов. Все сверх этого оставалось в свободном распоряжении крестьян и могло свободно продаваться. Это принесло крестьянам гораздо лучшую жизнь, чем при колхозах - денежное вознаграждение, которое при Советах во многих местах вообще не выплачивалось.
В этом батальоне выступление было полностью посвящено необходимости борьбы с партизанами. Начав с противопоставления советского режима другим государственным формам, которые он сам увидел и ощутил в Германии, он рассказывал людям, что подготовка немецкого солдата-бойца является образцовой, что, глядя на нее, можно только учиться, благодаря чему он и достиг успехов со своей дивизией еще в мирное время. Во всей же Красной Армии, однако, такого обучения недостает. Он также указал на то, что борьба против советской системы это вовсе не предательство Родины, а напротив служение освобождению России от непосильного ярма. Большевизм это не русская система и не русское изобретение, а творение евреев, вызвавшее такое разграбление России, которого она не знала за всю свою историю. Тому по сей день есть свидетели - старики, помнящие еще царские времена. Но под большевистской слежкой они уже не решаются рассказывать об этом даже собственным детям.
Свободные от службы офицеры и солдаты батальона без всякого принуждения образовали круг вокруг Вл., который сжимался все сильнее, так как никто не хотел пропустить хотя бы слово из сказанного. Мероприятие проходило на улице и завершилось громовым троекратным "Слава России" в честь Освободительной Армии.
Как выяснилось позже, после посещения Власова боевой дух и дисциплина в батальоне заметно выросли.
Напоследок был посещен восточный запасной батальон (позже полк) в Бобруйске. Здесь в соединении, размещенном в настоящих казармах, была возможность продемонстрировать ход обучения и его результаты. У батальона был русский командир-эмигрант - подполковник Яненко - и немецкий штаб связи.
Это было первое соединение под чисто русским командованием, которое поддерживалось предоставлением немецких инструкторов. Лишь интендантская служба находилась в руках немцев, и можно без преувеличения сказать, что подобная структура проявила себя с лучшей стороны. Русский командир и три немецких интенданта действовали образцово, особенно после приезда Власова, ставшего как для солдат так и для населения толчком к фантастическому сотрудничеству. Просто удивительно, как многого сумели достичь гражданские служащие в батальонных мастерских, производя форму и обувь. Особенного упоминания заслуживают и немецкие инструкторы.
Вечер, объединивший солдат и офицеров с Власовым, надолго остался в памяти каждого участника. Речи и тосты не прекращались. В дальнейшем именно в этом запасном батальоне с весьма активным командиром было после долгих стараний успешно увековечено название РОА вместо "хиви".
IfZ, ZS-417, перевод мой.
Изучаю архив Ю.Торвальда. Вот, к примеру, интересный документ: рассказ подполковника Шубута о его поездке с Власовым на оккупированные территории в марте 1943 г. Для историков он не новый - его использовали и сам Торвальд, и позднейшие биографы Власова - Стеенберг и Андреева, но как-то... хм... выборочно. К примеру, Андреева пишет, что Власов "очень успешно выступал перед многочисленным русским собранием в помещении театра" (выделение мое).
Владимир Шубут (1893-1972) в 1935-41 г.г. был немецким военным атташе в Москве, в 1943 занимал, как следует из документа, пост офицера 1c (разведка и контрразведка) при тыловом районе группы армий Центр.
Шубут, даром, что военный, выражается довольно витиеватыми периодами, которые я при переводе старался сохранять. Комментариев по содержанию умышленно не даю, комментировать можно страницами, каждый может сам сравнить, к примеру, рассказы о благоденствии крестьян или о заботе о пленных с соотв. фрагментами гарвардских интервью.
Поездка с генералом Власовым в расположение группы армий Центр.
В марте 1943 г. я получил задание сопровождать генерала Власова в запланированной уже некоторое время назад поездке. Кроме переводчика с ним должен был ехать еще кто-то, кто знает местные порядки и, прежде всего, лиц, с которыми Власов должен был встречаться. Так что неудивительно, что выбор пал на меня как на офицера 1c при командующем тылом группы армий Центр. Тем более, что не был тайной тот факт, что с момента моего назначения в конце 1941 г. я активно поддерживал идеи использовать широко распространенные антикоммунистические настроения русских вообще и солдат в особенности для того, чтобы создавать добровольческие соединения из многочисленных военнопленных, декларировавших в лагерях свое желание защитить свою Родину от возвращения советского ярма.
Так как наконец-то дошло до выбора человека, который должен был выступать как руководитель этого движения военнопленных солдат и офицеров Красной Армии, то мне пришлась по душе задача познакомить Власова с людьми из моего окружения и тем самым проторить ему путь.
Инструкции, которые я получил перед поездкой, были, однако, не столь ободряющими. Я должен был помимо прочего следить за тем, чтобы поездка не привлекла чересчур много внимания и прежде всего, чтобы Власов по дороге в Смоленск не вызвал чересчур сильного интереса населения еще на белорусской территории, находившейся под гражданским управлением. Несмотря на все рапорты и высказываемые пожелания касательно расширения русского самоуправления оккупированных территорий, роспуска колхозов и пр. на тот момент в этом направлении не делалось ничего. Поэтому возникало законное опасение, что предпринимаемая военными акция будет раздута гражданскими властями Белоруссии, и преждевременные сведения о ней немедленно будут доложены наверх.
На вокзале Летцен я впервые встретился с Власовым и был поражен его импозантным видом. Высокий, худощавый но сильный человек в специально для этой поездки изготовленной форме с кокардой в цветах андреевского ордена [флага? - ИП] на фуражке подошел ко мне после того, как сопровождавший его переводчик указал на меня. Умные, открытые глаза смотрели на меня с лица, которое выдавало, как минимум, хорошее профессиональное образование, хотя тонких черт высокообразованного и культурного человека, ему, возможно, и недоставало. Так как он, многолетний воспитанник советской системы, заподозрил во мне надзирателя, об отношении которого к нему и к его делу с самого начала не испытывал иллюзий, он говорил со мной сдержанно, что меня ничуть не удивило.
После короткого представления мы заняли место в зарезервированном купе поезда для солдат-отпускников Летцен-Смоленск, в котором за длинное путешествие у нас было достаточно времени, чтобы обсудить и личные дела и вопросы, связанные со стоящей перед нами задачей. Вл. рассказал мне историю своей юности - он был сыном зажиточного крестьянина, своего военного прошлого и предысторию своего попадания в плен, которая достаточно известна, поэтому здесь не приводится.
Конечно, для слушателя, который подобно мне знал ситуацию в Советском Союзе после пребывания там в 1935-41-м, было особенно поучительно, что во время войны даже у людей такого положения, внесших существенный вклад в оборону Москвы и должных считаться абсолютно лояльными сторонниками системы, переписка с семьей находится под наблюдением, так как возникли сомнения в их внутреннем настрое.
Чем больше Вл. узнавал о моем опыте и моем отношении к русским людям, тем сильнее улетучивалось начальное недоверие. Вскоре он отбросил свою сдержанность, и мы совершенно открыто говорили о необходимых ограничениях, которые нельзя упускать из виду во время предстоящей поездки.
Меня удивило, но в то же время успокоило, что Власов принял эту необходимость как нечто само собой разумеющееся. С другой стороны он продемонстрировал свой высокий уровень интеллекта, так как вопреки ограничениям видел возможность действовать. Его выбор на эту роль был тем более ценен, что он точно оценивал менталитет своих соотечественников, чтобы знать как достичь своей цели, то есть успешного использования российских войск в борьбе против советского режима.
В такого рода разговорах прошло двухдневное путешествие. На вокзале в Минске мы несмотря на запрещение рискнули размять ноги за пределами вагона и сфотографировались на фоне хорошо сохранившегося вокзала.
В Смоленск мы прибыли вечером и были приняты тамошним отделом пропаганды. К сожалению, поселить нас удалось не сразу, но первые вспышки фотоаппаратов пропагандистов засверкали тут же. Наконец, нас разместили, и мы легли отдыхать. На следующий день мы посетили фельдмаршала фон Клюге и главнокомандующего тылом группы армий Центр, в зоне ответственности которого и проходила вся акция. Было известно, что оба положительно относятся к идеям предоставления русским большей независимости во всех вопросах управления. Особенно впечатлили меня спокойствие и уверенность, даже непринужденность, с которыми Вл. совершал эти важнейшие визиты в лесной лагерь под Смоленском и позже в Могилев.
В то время как генерал-фельдмаршал фон Клюге - полностью посвященный в наши планы - хотел во время визита создать лишь общее впечатление о Власове и потому говорил с ним недолго, генерал фон Шенкендорфф в большей степени интересовался подробностями и поддерживал предприятие, всячески расширяя его программу.
Нужно особо отметить военное и человеческое предвидение генерала фон Шенкендорффа, который уже осенью 1941-го, прибыв в свой штаб, принялся наилучшим образом решать проблемы пленных русских, понимая, что они ни в коем случае не те "унтерменши", какими их представляет официальная пропаганда.
Уже тогда я несколько раз имел возможность сопровождать его при поездках в лагеря военнопленных. Фон Шенкендорфф обходился с комендантами, которые из-за невероятных трудностей не справлялись с размещением и содержанием этих человеческих масс, отнюдь не по-дружески. После каждого возвращения из таких инспекционных поездок, он вызывал корпусного врача и корпусного интенданта и давал указания, как можно и должно улучшить условия в лагерях.
Эти факты Вл. узнал от меня или немедленно вспомнил, когда снова о них услыхал. Он не уклонился от того, чтобы выразить генералу фон Шенкендорффу естественным, но в то же время весьма тонким способом, свою благодарность.
Разумеется, Вл. знал с самого начала, что фон Шенкендорфф уже в 1941-м создал в своей зоне подчинения казачий эскадрон, позднее полк, из добровольцев, которые, попав в котлы под Минском и Оршей, массово записывались биться против Сталина. Он назначил командиром капитана Хольфельда, который оказался на высоте положения, примерно выполняя задачу, и добивался со своими русскими прекрасных успехов в тогда еще мелких, но время от времени необходимых стычках с бандами, хотя его солдаты были плохо вооружены и еще хуже обмундированы. Во время посещения Вл. командующий пребывал в хорошо сохранившемся бывшем царском дворце в Могилеве, в котором царь в 1917 г. отрекся от трона и передал себя в руки повстанцев. Вл. был приглашен на обед. Это была проверка, которой генерал фон Шенкендорфф из личного интереса подвергал почти каждого, с кем имел дело. Он придерживался правильного мнения, что с человеком можно познакомиться и за едой.
Что ж, я-то знал "дядюшку Макса" очень хорошо и с некоторой опаской ожидал предстоящей выпивки. Но снова выяснилось, что в этом вопросе привычного к водке русского побить непросто. Вл. выдержал и эту проверку, и сам обед прошел без происшествий.
С лучшими пожеланиями от генерала фон Ш. Власов отправился в запланированную поездку, причем, садясь в машину, не удержался от спонтанного замечания: "Замечательный человек!". Поездка началась с посещения батальона "Бранденбург", подразделения [антисталинских] повстанцев, размещавшегося на шоссе Орша-Смоленск. Посещение было коротким и не достигло нужного размаха, что объясняется с одной стороны особыми субординационными отношениями (чисто немецкое командование) и с другой стороны тем, что подразделение имело в своих рядах больше материалистов и искателей приключений, чем другие добровольческие соединения. К тому времени существовало уже немалое число батальонов, посетить все мы не имели возможности.
Особенного упоминания заслуживают собрание, организованное отделом пропаганды в Смоленске, и посещение добровольческого батальона, который вел борьбу с партизанами на железнодорожной ветке Бобруйск - Гомель.
Воспользовавшись возможностью, Вл. осмотрел Смоленск с его превосходным полностью сохранившимся собором на возвышенности и с уничтоженной отступавшими войсками ГПУ текстильной фабрикой в низине. Эта была самая большая текстильная фабрика в Советском Союзе. Впечатления, что Вл. возлагает ответственность за разрушение города на немцев, не создалось. На деле разрушения, что было несомненно известно населению, были произведены отступающими соединениями ГПУ, которые выливали бочки с бензином на покатые улицы города и поджигали их, вследствие чего почти полностью построенные из бревен дома загорались и выгорали до фундамента и дымохода. При выступлении перед слушателями Вл. тоже упомянул об этом.
Собрание гражданских лиц в Смоленске проводилось в сохранившемся театральном зале, который по мнению тамошних жителей, нельзя было считать идеальным местом для праздничного мероприятия: плохое освещение, холод, никакого оформления, словом театр во время читки пьесы.
Слушателей также было не слишком много, как можно было ожидать после резонанса, который вызвали доклады Власова и слух о его приезде. Нельзя было не удивиться тому, по каким каналам и как быстро население оказалось обо всем осведомлено. Лишь пугливостью населения, связанной с ситуацией на фронтах, можно объяснить, что пришедшим на собрание приписывали пронемецкие настроения и, вероятно, информировали о них советские власти, когда те вернулись. Публика большей частью состояла из круга "бывших" (прежде богатые и образованные люди), которые и так нам уже симпатизировали. И крестьянское население было представлено, но не так, чтобы можно было сказать, что они спешили сюда даже из далекого далека. Зал был заполнен примерно наполовину: в нем было 70-80 человек.
Тем не менее настроение, выразившееся во внимательнейшем, в абсолютной тишине, прослушивании доклада и множеству спонтанных аплодисментов, было поразительным. Здесь надо отметить, что Вл. очень умело следовал данным ему указаниям и оставался в предписанных границах даже тогда. когла его прерывали возгласы с мест о самоуправлении как знаке немецкого расположения.
Нельзя забывать о том, что Вл. был хорошо знаком населению еще с предвоенной поры, так как советский пропагандистский аппарат позаботился о том, чтобы советский народ из всех газет узнал о командире дивизии, который первым в Советском Союзе был награжден за образцовую переподготовку своей киевской дивизии. В своих разъяснениях он также указывал на то, что в существенной части руководил обороной Москвы, о чем не было известно на оккупированных территориях. Не упустил он и возможности отметить, что несмотря на его успехи и заслуги за ним была установлена слежка, что, как Вл. указал слушателям, было характерной чертой советского режима, о чем известно каждому. Этому он противопоставил государственные системы просвещенных западных народов.
Его речь завершилась требованием делать все возможное для успеха немецкого оружия. То есть: хороший урожай, сдача всего зерна, без которого можно обойтись, и прочих сельскохозяйственных продуктов. Борьба с партизанами или поддержка союзнических немецких войск в этой борьбе.
Доклад увенчался бурной овацией. Возникло требование предоставить слово и другим, при этом один типичный сторонник Советов пытался дать волю собственному красноречию. Но много он не добился, так как присутствующие криками заглушили его. В конце собрания многие присутствующие окружили Вл., чтобы со слезами на глазах пожать ему руку и, как это принято у русских, расцеловать его как сына русской земли.
Следующим большим успехом было посещение 602 добровольческого батальона в районе действия банд на дороге Бобруйск - Гомель. Условия размещения были особенно плохими, вооружение тоже оставляло желать лучшего. И все же снабжение было лучше, чем там, где войска зависели исключительно от подвоза продовольствия. Здесь батальон снабжался из окрестностей, что не было в тягость местному населению.
В прошлом году выяснилось, что под немецким военным управлением крестьяне снова выкопали закопанные при коллективизации плуги и бороны, чтобы использовать их для обработки полей за собственный интерес. Немецкое управление тылового района, хотя колхозы и не были распущены, ослабило контроль и лишь предписывало крестьянам нормы сдачи продуктов. Все сверх этого оставалось в свободном распоряжении крестьян и могло свободно продаваться. Это принесло крестьянам гораздо лучшую жизнь, чем при колхозах - денежное вознаграждение, которое при Советах во многих местах вообще не выплачивалось.
В этом батальоне выступление было полностью посвящено необходимости борьбы с партизанами. Начав с противопоставления советского режима другим государственным формам, которые он сам увидел и ощутил в Германии, он рассказывал людям, что подготовка немецкого солдата-бойца является образцовой, что, глядя на нее, можно только учиться, благодаря чему он и достиг успехов со своей дивизией еще в мирное время. Во всей же Красной Армии, однако, такого обучения недостает. Он также указал на то, что борьба против советской системы это вовсе не предательство Родины, а напротив служение освобождению России от непосильного ярма. Большевизм это не русская система и не русское изобретение, а творение евреев, вызвавшее такое разграбление России, которого она не знала за всю свою историю. Тому по сей день есть свидетели - старики, помнящие еще царские времена. Но под большевистской слежкой они уже не решаются рассказывать об этом даже собственным детям.
Свободные от службы офицеры и солдаты батальона без всякого принуждения образовали круг вокруг Вл., который сжимался все сильнее, так как никто не хотел пропустить хотя бы слово из сказанного. Мероприятие проходило на улице и завершилось громовым троекратным "Слава России" в честь Освободительной Армии.
Как выяснилось позже, после посещения Власова боевой дух и дисциплина в батальоне заметно выросли.
Напоследок был посещен восточный запасной батальон (позже полк) в Бобруйске. Здесь в соединении, размещенном в настоящих казармах, была возможность продемонстрировать ход обучения и его результаты. У батальона был русский командир-эмигрант - подполковник Яненко - и немецкий штаб связи.
Это было первое соединение под чисто русским командованием, которое поддерживалось предоставлением немецких инструкторов. Лишь интендантская служба находилась в руках немцев, и можно без преувеличения сказать, что подобная структура проявила себя с лучшей стороны. Русский командир и три немецких интенданта действовали образцово, особенно после приезда Власова, ставшего как для солдат так и для населения толчком к фантастическому сотрудничеству. Просто удивительно, как многого сумели достичь гражданские служащие в батальонных мастерских, производя форму и обувь. Особенного упоминания заслуживают и немецкие инструкторы.
Вечер, объединивший солдат и офицеров с Власовым, надолго остался в памяти каждого участника. Речи и тосты не прекращались. В дальнейшем именно в этом запасном батальоне с весьма активным командиром было после долгих стараний успешно увековечено название РОА вместо "хиви".
IfZ, ZS-417, перевод мой.
