| |||
|
|
к вопросу о речи генерала малышкина в париже 31 июля 1943-го "Парижский Вестник" писал: Зал Ваграм, одно из наиболее вместительных публичных помещений Парижа, где происходили и происходят значительнейшие политические собрания эпохи - полон до отказа. Более того, другой зал, помещающийся ниже, под первым, так же полон несмотря на то, что публика здесь, не видя ничего, могла довольствоваться только слушанием громкоговорителей, передававших все происходившее в верхнем зале. Сегодня в этих залах присутствовал, положительно, весь "русский Париж". С начала войны, да, пожалуй, даже с первого появления русских во Франции это собрание является самым значительным и самым крупным... Короткая команда "Встать, господа офицеры" - и в зал под аплодисменты всех присутствующих входит небольшой скромный человек с открытым русским лицом, в военной форме "фельдграу" с генеральскими лампасами и русскими погонами. Это генерал-майор Василий Федорович Малышкин, заместитель и начальник штаба генерала Андрея Андреевича Власова, бывший начальник штаба 19 советской армии... С вступительным словом выступил Начальник Управления Русской Эмиграции во Франции Ю.С.Жеребков, попеременно говоривший на русском, немецком и французском языках... Ю.С.Жеребков по окончании своей речи громко провозглашает: "Слово принадлежит генералу Малышкину" На это заявление зал бурно реагирует горячими, долго несмолкаемыми, полными приветственных криков и неподдельной овации аплодисментами. Генерал Малышкин поднимается на трибуну. Речь Малышкина "Парижский Вестник" публикует далее, и именно вокруг этой публикации после войны разгорелся нешуточный спор. В своей статье "Пораженческое движение и генерал Власов" (Новый журнал XIX) Б.И.Николаевский приводит воспоминание В.А.Маклакова: Я сам на собрании, где выступал Малышкин, не был и сужу о нем по рассказам многих, кто на нем присутствовал. Для них в этом выступлении было нечто неожиданное. Все мы считали Власова человеком, который себя продал Германии и ей помогает против России. Таким был сам Жеребков во всех его выступлениях, где он доказывал, что Гитлер лучше русских знает, какой порядок нужно будет ввести в России. Было назначено собрание под председательством этого Жеребкова, на котором должны были выступить "власовцы". Все ожидали, что они будут говорить, как Жеребков. И вдруг на этом собрании Малышкин сказал, что Россия ничьей рабой не будет, что она заведет у себя свои порядки, какие она считает правильными, и что те, кто хочет покорить ее иностранцам, очень ошибутся. Эти неожиданные слова отвлекли внимание от той казенной гитлеровской рамки, в которой они появились. Произвели впечатление только они. В отчете "Парижского Вестника" всё было смягчено, но сущность осталась. Но на собрании, по отзывам даже тех, кто пришел заряженным против Власова, это произвело впечатление бомбы. Сторонники Жеребкова были смущены. Многие срывались с места, подходили к нему и в чем-то убеждали. Он от них только отмахивался и дал Малышкину договорить. Возможно, что он имел инструкции и что всё было подстроено с ведома Гитлера. Тем не менее впечатление было огромное, и немедленно пошли слухи, что Малышкина арестовали. Затем Николаевский подробно излагает содержание речи, но в конце исполняет неожиданный пируэт: Но в полемической литературе последних месяцев эта речь приводилась как доказательство наличия во "власовском" движении элементов антисемитизма. В виду важности вопроса разберем подробнее этот аргумент: можно по разному расценивать значение "власовского" движения, но факты, на основании которых делаются выводы, должны быть точно проверены. В отчете о парижском выступлении Малышкина, как оно передано "Парижским Вестником", действительно, имеются три места (точнее: ровно три слова) , которые дали основание для разговоров об его антисемитизме. Весь вопрос в том, были ли эти слова действительно произнесены Малышкиным или они вписаны в отчет об его речи антисемитской редакцией "Парижского Вестника"? Прямой ответ на этот вопрос можно было бы дать, если бы мы располагали точной стенограммой этой речи. Такой стенограммы, к сожалению, не существует. Но имеется достаточно много оснований, чтобы взять под сомнение правдоподобность этих мест отчета "Парижского Вестника". Вот эти три места (или три слова) из речи Малышкина: - не вина нашего народа в том, что он оказался обманутым кучкой авантюристов, той кучкой жидов и большевиков, которые сумели в течение 25 лет, удерживать его в повиновении, сумели издеваться над ним. - но сейчас мы присутствуем при том факте, который говорит, что Русский народ, уже в значительной своей части, иудо-коммунистического ига не желает. - одной из следующих идей нашего освободительного движения является построение новой России без большевиков, жидов и капиталистов. Основания сомневаться в правдоподобности этих цитат по Николаевскому таковы: 1) "Парижский Вестник" не гнушался вставлять в чужие тексты антисемитские пассажи, так пострадал мемуар шведа Седерхольма. 2) Несовпадение высказываний Малышкина с официальными власовскими лозунгами (к примеру. со Смоленской декларацией), в которых антисемитизма не было. 3) Малышкин не был антисемитом, кроме того у Николаевского есть свидетельства людей, присутствовавших в зале и утверждающих, что Малышкин в речи евреев вовсе не упоминал. В некоторой панике, возникшей из-за реакции нацистов на речь Малышкина, считает Николаевский Жеребков и редакция "Парижского Вестника" сделали то, что они только и могли сделать: постарались так подать читателям речь Малышкина, чтобы она была возможно менее неприемлема для наци, т. е. выкинули из нее наиболее острые места и вставили слова, придававшие ей антисемитский оттенок... Оппонирующий Николаевскому Г. Аронсон (Новый журнал XXI) сомневается в такой интерпретации, указывая в частности, что антисемитские высказывания щедро рассыпаны и по другим выступлениям представителей РОА. Аронсону в свою очередь возражает издававшаяся в Мюнхене власовская "Борьба": С легкой руки "Парижского Вестника" пришивает г-н Аронсон генералу Малышкину нелепую и безграмотную фразу "построение новой России без большевиков, жидов и капиталистов." Неужели г-н Аронсон считает возможным, что русский генерал, закончивший Академию, мог свалить в одну кучу и явления социального порядка и национального? В конце 1944 года, выступая перед учеными Европы, генерал Малышкин дал блестящий, глубокий анализ большевизма, совершенно противоречащий геббельсовскому бреду об иудо-большевизме. Тогда же представитель финской делегации задал вопрос: "Почему генерал Малышкин не говорил об будущих ограничениях евреев?" В.Ф.Малышкин ответил, что не вправе говорить об ограничениях какой бы то ни было национальности в России. решение этого вопроса принадлежит народу... Мы не намерены вступать в полемику с "Парижским Вестником", о том имели ли место в Париже пронацистские выступления [других представителей РОА] Может быть, безвестные рядовые офицеры действительно отождествляли большевиков с евреями... все они никогда не были полномочными представителями Власова. Точка в этом споре вроде бы была поставлена десятилетие спустя, когда СБОНРовское издание "С народом - за народ" опубликовало (написанный по утверждению публикаторов в 1947 г.) мемуар одного из главных действующих лиц - Ю.Жеребкова "Русские дни" в Париже". Генерал стал медленно подниматься на трибуну. Я присутствовал на многих политических собраниях, но я никогда, ни до этого, ни после, не слышал того восторга, слез, аплодисментов, которые сопровождали шаги Малышкина. Речь генерала, продолжавшаяся более часа, неоднократно прерывалась бурными овациями. Эта речь, по сути дела, была декларацией Освободительного Движения. Малышкин не читал, а говорил свободно, изредка лишь посматривая на краткий конспект. Овации и общее возбуждение аудитории не могли не подействовать на генерала; они, так сказать, подхлестывали его во время речи. Отсюда - ряд смелых, я бы сказал, рискованных импровизаций, еще больше зажигавших присутствующих. Окончив речь, генерал Малышкин в сопровождении офицеров РОА и меня, под несмолкаемые крики "Ура", покинул зал и поехал в отель "Клэридж", где он остановился. Некоторые формулировки генерала еще по ходу речи были неправильно переведены и истолкованы, переводчиками присутствоваших на собрании немцев. У последних создалось мнение (да и не только у них), что выступление Малышкина носило явно антинемецкий характер. В этой связи стенографистка Управления Делами русской эмиграции во Франции, г-жа Даниэль Бэк, являвшаяся чуть ли не единственной русской стенографисткой в Париже, по моей просьбе, представила мне к утру текст выступления. Таким образом, я получил возможность потребовать от германских инстанции признания лишь стенограммы Управления, а не бесчисленных частных толкований и переводов. И тем не менее, из-за собрания 24 июля - в Берлине и Париже назревала гроза. Некоторые германские политические круги, относившиеся враждебно к генералу Власову и опасавшиеся русского национализма чуть ли не больше, чем большевизма, настояли в Берлине на прекращении акции Освободительного движения на Западе. В Париж была прислана специальная комиссия для расследования "Русских дней". Мне было заявлено, что я своей головой отвечаю за случившееся и, по всей вероятности, должен буду покинуть свой пост в Париже. Генерал Малышкин по прибытии в Берлин был с вокзала отвезен на допрос. "Причесанная" стенограмма помогла Василию Федоровичу. События в Италии (25 июля был арестован Муссолини) отвлекли внимание германских политических кургов от освободительного движения. Благодаря этому, а также благодаря помощи искренних друзей России из немцев - о "Русских днях" в Париже замолчали и, так сказать, сложили дело в архив. Слова Жеребкова, с одной стороны, вроде бы подтверждают версию Николаевского и рассказ Маклакова - в "Парижском Вестнике" была напечатана "причесанная" версия речи. Жеребков, однако, ни слова не говорит о том, какого рода было это "причесывание". (Кстати, полностью речь Малышкина была не так давно опубликована в книге В.Батшева "Власов" с пометкой "публикуется впервые". При этом все три упоминания "жидов" и "иудо-коммунизма" были попросту вымараны. Отметим некоторую экстравагантность подхода к источникам). В архиве оперштаба Розенберга мне удалось найти документ, который позволяет уточнить некоторые детали. Это перевод речи Малышкина, выполненный в начале августа по заказу оперштаба. Заметим, что оперштаб был частью ведомства Розенберга, на которое, очевидно, намекал Жеребков, говоря про "германские политические круги, относившиеся враждебно к генералу Власову и опасавшиеся русского национализма чуть ли не больше, чем большевизма". Так как в качестве источника стенограммы указано "Russische Vertrauensstelle", т.е. жеребковское "Управление Русской Эмиграции во Франции", то логично было бы предполагать, что это та самая "причесанная стенограмма", напечатанная "чуть ли не единственной русской стенографисткой в Париже". Но это предположение оказывается ошибочным. Стенограмма отличается от версии "Парижского Вестника". Отличия приведены в нижеследующей таблице:
Как нетрудно заметить, текст "Парижского Вестника" действительно изрядно "причесан", редактор явно стремился смягчить острые углы. Но как быть с утверждением Жеребкова, что уже распространенная его ведомством стенограмма была отредактирована? Похоже, оно не соответствует действительности. Но что же с тремя антисемитскими пассажами, вокруг которых так долго ломались копья? Если их действительно вставили в редакции "Парижского Вестника" при "причесывании", их не должно быть в стенограмме. Но они в ней присутствуют. Так как версия "двухступенчатого причесывания" - сначала в стенограмму были внесены антисемитские высказывания, потом ее передали немцам, а потом еще раз отредактировали для публикации в "Парижском Вестнике" - представляется чересчур искусственной, приходится констатировать, что в этом давнем споре Г.Аронсон был прав, а Б.Николаевский нет. 24 июля 1943-го Малышкин в зале "Ваграм" действительно говорил о "новой России без большевиков, жидов и капиталистов". Источники: "Парижский Вестник" (1, 2) "Новый журнал" (1, 2, любезно предоставлен a_kleber@lj) "Борьба" (1) "С народом - за народ" (1, 2) Первая страница немецкой стенограммы (1) |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||