XXX-story

Буквально не первый день хочу высказаться по живо трепещущей теме, с кем бы я, так сказать, хотел и кого бы я, не побоюсь этого слова, даже бы вот это самое...
И как это у меня было в первый раз... и во второй раз... и может быть, чем черт не шутит, в третий...
Но не хватает какой-то внутренней смелости, какой-то такой-то вот раскрепощенности, высокого, простите, остранения...
Начинаешь боязливо копаться в памяти, о чем же, мол, не стыдно поведать urbi et orbi...
О том ли, как я впервые постиг этимологию выражения "любить ушами"...
Или о том, как это мучительно больно и обидно для мужчины с большой, большой буквы М когда его презрительно называют тюбиком о... тюбиком од... о нет, я не в силах это повторить...
Или о тазиках, черт возьми, наконец, о тазиках...
Или почему во всех этих историях я предстаю в лучшем случае дебилом, а чаще моральным уродом. О худшем я промолчу.

Нет, куда проще рассказывать безличные физтеховские байки.
Типа привел мужик в общагу девушку, а соседа не предупредил. Ну любят друг друга, да. Вдруг поворот ключа в замке, входит сосед, никак не реагируя, идет к электрической плитке, оттуда, не оборачиваясь, говорит: "Да вы ебитесь, ебитесь, я только чайничек заберу".



А ближе к утру, когда первые взбалмошные лучи солнца осветили застывший во
времени пейзаж, эти будто бы замерзшие деревья, кустики, ручьи, речки, маленькие
дома и дома побольше, птичек в листве, петухов на насесте, и не помышляющих о
предстоящих "кукареку", непутевого ночного прохожего, зябко посапывающего на
скамейке у железнодорожной платформы, саму платформу, хранящую неуловимую
предрассветную тишину, еще не развеянную ублюдочным лязгом первенца энной
пятилетки -- грязно-зеленой электрички по имени "пионер-герой Дима Маликов", так
вот в это самое время из дверей общежития появились две симпатичные девушки.
Девушки беспрерывно хихикали. Взрывы их колокольчатого смеха звучали в
элегической тишине студгородка настолько развязно, что если бы они не
удалились в направлении Дмитровского шоссе, то я сам властью автора вывел бы их
за пределы повествования.

А лучи света уже пробились через неповторимые в своей цветовой гамме занавески в
комнату, которую незадолго до того покинули девушки. Пейзаж комнаты живо
воскрешал в памяти картины покорения Рима варварами. Праводоподобие
сравнения подчеркивали два тела, недвижно лежащие на кроватях в разных
углах комнаты. На столе остывали останки праздничного ужина: салат из
огурцов и пивных пробок, швейцарский сыр под тонким слоем пепла и огромная
красная лужа портвейна "Ереванский" с погибшими во время
наводнения мухами. Вдруг одно из тел стало подавать признаки жизни. Оно
похлопало рукой по кровати возле себя и никого не нашло. "Люда!" -- воззвало тело.
Молчание было ему ответом. Нужны были экстраординарные меры. И тело
неожиданно для себя поднялось с кровати. Каждый шаг давался ему с
неслыханным трудом. На четвертом шагу стала очевидной бесплодность
предпринятой экспедиции. На пятом шагу оно споткнулось о соседскую кровать,
бессильно упало и отключилось.

Тем временем наступило утро. Именно в это утро деканат совместно с
администрацией общежития проводил обход комнат, в которых живут вверенные их
попечению студенты. В одной из комнат их поджидал сюрприз.

В дальнем углу комнаты на кровати в обнимку лежали два студента. Их тела не
были обременены одеждой. Студенты мирно храпели с некоторой претензией на
двухголосие.

Ошеломленные проверяющие в панике покинули комнату. Они постучались в дверь
напротив и попытались тактично выспросить жильцов об их соседях, не
замечалось ли за ними что-нибудь странное.

Жильцы призадумались. Они знали, что соседи вчера сильно выпивали, и решили, что
деканат пришел по этому поводу. Таким образом, сложилась линия защиты.

"Да, вы знаете, -- сказали проверяющим жильцы, -- вообще они ребята тихие,
скромные. Все больше вместе и вместе".