По мотивам.

Ненавижу ездить по утрам в шестисотом. Не люблю эти скользкие кожаные сиденья, тонированные стекла, симфонический хрип динамиков. Да ещё рядом садятся всякие... Вот сегодня хотя б... Розенталь, Борменталь, у их не разберешь, не запомнил я.
Пахнет от него мерзко: парфюм какой-то, табак вонючий, отрыжка, от супа черепахового поди...
Да ещё, гад, локоть так повелительно мне на загривок положил: не рыпайся, мол. А сам достал какую-то штуку с экраном, тыкает в него карандашом и улыбается чему-то.
Ну тут уж я не выдержал: как вцеплюсь ему в ногу.
Он заорал, будто резаный, экран свой аж уронил.
Петрович машину остановил: ты чего, Шарик, кричит, дверь открыл, пытается оттащить меня, но я держусь, зубы не разжимаю.
Потом Розенталь этот изловчился, по голове мне саданул...
Очухался я: Петрович, бедняга, все извиняется, мол, простите ради Бога, Марк Ароныч, такой смирный пёс всегда был, в первый раз с ним такое...
А тот заладил, как попугай: укол, укол...
Про эти уколы соседский Барбос рассказывал, что после них попадаешь в большую такую конуру, где под табличкой АБЫРВАЛГ сидит новый твой хозяин.
И у него, мол, все по понятиям - как прожил свою собачую жизнь, то и получишь, кто косточку сахарную, кто болонку резиновую, а кто особо отличился - про того якобы в специальной книжке напишут и станет он с тех пор главной собачьей знаменитостью и щенкам примером для подражания.