театр
«Все о Еве»
реж.Д.Манкевич, 1950
Бенефис блистательной Бетт Дэвис, роковой стервы. В эпизоде восходящая звезда Мерилин Монро в роли сладкой идиотки. Четырнадцать номинаций и шесть «Оскаров» (рекорд, побитый «Титаником» только через полвека). Серая мышка-поклонница Ева, караулящая сорокалетнюю приму Марго (Дэвис) у театральной гримерки, застенчиво набивается в секретарши, затем в конфидентки, а потом и вовсе норовит подвинуть приму с пьедестала. Шаг за шагом, с изощренным женским коварством пытаясь завладеть ее коронными ролями и даже ее мужчиной. Напряженность интриги даст фору любому триллеру и превратит расслабленного зрителя в болельщика, тревожно ожидающего развязки. «Атмосфера слегка отдает «Макбетом» - что-то назревает?» -спрашивает гость вечеринки, и Дэвис отвечает коронной фразой, вошедшей в анналы: «Пристегните ремни, сегодня вас будет немного трясти!» В финале Ева выбилась в новые примы, мы знаем о ней все, а новая мышка караулит у гримерки. Проведя нехитрую аналогию, задаешься вопросом - а все ли мы знаем о Марго, неужели и она когда-то дебютировала мышкой?

«Быть или не быть»
реж. Э.Любич, 1942

Только подвергнувшись осмеянию, страшное и трагическое лишается пафоса – это одна из стратегий выживания. Эту страгегию использовал Чаплин в «Великом диктаторе», высмеивая сакральную фигуру Гитлера. Великий комедиограф Эрнст Любич мог снять блестящую комедию на любом материале. «Из обычной ситуации с захлопнувшейся дверью он может извлечь больше шуток, чем иной режиссер беспроигрышных гэгов из суеты с расстегнувшейся ширинкой» - говорил о Любиче его ученик Билли Уайлдер.
В оккупированной Варшаве театральная труппа волей случая превращается в подполье, и борется с гестапо своими методами, устраивая бесконечные спектакли с переодеваниями. Гамлетовское «быть или не быть?» влюбленный летчик передает известной актрисе Марии Тура (Кэрол Ломбард) как напоминание о встрече. Посредник оказывается провокатором, «быть или не быть» гестапо принимает за шифровку, и опасность грозит всем актерам. Тогда в ход идут фальшивые бороды и накладные усы. Муж Марии Иозеф Тура, прославившийся ролью Гамлета, убивает провокатора и, заметая следы, играет вначале самого убитого, а потом генерала гестапо. Всякий раз балансируя на грани разоблачения, которое и становится источником для шуток. Любич намеренно иронизирует на материале, не предполагающем оснований для юмора:
«Вы расстреляли его, даже не допросив? Хорошим тоном было бы вначале познакомиться, а уж потом расстреливать!»
«Дорогая, ответив мне взаимностью, вы попадете в надежные руки гестапо!» (немецкий генерал, ухаживая за Марией)
В финале, как у Чаплина, один из актеров преодевается самим фюрером, давая великолепный повод двусмысленностям: выглядывая из машины на звук взрыва, актер в гриме Гитлера произносит –«Это НАШЕ подполье!»
Где подлинное, а где фальшивка, где реальное, а где подделка? Рассуждая о двойственной природе реального, Жижек цитирует эпизод из Любича: актер в гриме Гитлера получает нагоняй от режиссера за то что «не похож». «Гитлер должен быть как на портрете!». «Но ведь портрет писали с меня!»- возражает актер.

«Кто знает?»
реж.Жак Риветт, 2001

Итальянская театральная труппа приезжает с премьерой в Париж. Подруга режиссера - прима Камиль (великолепная Жанна Балибар, к слову, дочь известного философа-марксиста), встречается с прежней парижской любовью. Драматургия отношений героев «в жизни» много интереснее условного действа, представляемого ими на сцене («дают» Пиранделло). Она построена по классическому канону – отношения каждой пары тесно переплетены и сосредоточены вокруг кольца и книги, как у Шекспира вокруг платка. Многослойная интрига завершается, как водится, дуэлью. В финале соперники-дуэлянты, стоя на высокой театральной декорации, пьют водку из горла, рассуждая о Хайдеггере и рискуя абсолютно пьяными свалиться вниз - побеждает удержавшийся на ногах.
Здесь о любви разговаривают через закрытую дверь, целуют, чтобы за спиной стащить кольцо с пальца, дают пощечины из симпатии, рукопись Гольдони находят среди поваренных книг, так сильно хотят расстаться , что она постоянно возвращается, а он запирает ее под замок, рассуждают словами Наполеона о "ревности- жесточайшей из диктатур", отпуская друг друга на все четыре, будто ревности не существует.
В куртуазном диалоге о встрече, чреватой любовью: «Ты ждешь кого-то? -Кто знает…» как в капле воды отражен предмет салонной комедии положений, и фильма, построенного по тому же канону. «Тетральность» - упрек для кино, как правило означающий, что собственные возможности кино использованы не полностью, зато в изобилии искусственность, ходульность, клише. Здесь Риветт реабилитирует пресловутую театральность, не просто органично вписав ее в кинематографическую ткань, но стерев грань между театральной фабулой и жизненными коллизиями. Иными словами, представив жизнь изобретательнее любой пьесы. Ведь мир – театр, как известно.