Моё детство и большая часть юности сложились таким образом, что я чаще жил в доме деда и бабки (тех, которые со стороны матери), чем с родителями. То был одноэтажный деревянный дом на улице Сургутской, что расположена недалеко от центра Тюмени. Недалеко, да, но всё ж таки и в стороне от центра, ближе к реке, среди тополёвых и липовых кущ района "Победа".
До революции этот дом принадлежал купчихе Зверевой, а затем, в 1920 году каким-то образом оказался в распоряжении моего, тогда ещё совсем молодого, деда и его юной супруги. Подозреваю, что дело здесь не обошлось без вмешательства бабкиного двоюродного брата - известного в те годы тобольского бандита Фоминцева, сотрудничавшего с ЧК на почве "экспроприаций", а затем той же ЧК расстрелянного. Но это другая история, толком мне неизвестная.
Я же вот о чём хочу рассказать:
К дому прилегал довольно большой (для советских времён) земельный участок, который усилиями деда был превращён в сад с небольшими вкраплениями огорода. Т.е. росли там, в основном яблони, вишни, малина и смородиновые кусты, но было так же и несколько грядок с луком и морковью, а ещё высаживались в малых дозах огурцы, помидоры и картошка. Летом этот сад-огород дико зарастал и представлял собой настоящую чащу всяческой зелени. В этой чаще и под этой сенью я играл в разнообразные игры - один или с соседскими детьми.
На самом дальнем краю огорода, у развалин старой, дореволюционных ещё времён, бани, располагался деревянный клозет в одно очко, собственноручно построенный и периодически ремонтируемый дедом. Справлять там физиологические нужды в летнее время было вполне себе удовольствие (лишь немного мешали мухи и комары). А вот зимой, это было не так приятно, но что ж делать - приходилось справлять и зимой. В том вот клозете меня и посетила одна из первых, пришедших ко мне метафизических мыслей.
Однажды летом, наблюдая за тем, как с журчанием исчезает в черноте выгребной ямы струя изливаемой мною мочи, я вдруг подумал - "А ведь однажды придёт такой день, когда я буду мочиться здесь в последний раз".
Эта мысль поразила меня своей однозначной истинностью. Она была как пророчество, о котором ты сразу знаешь, что оно неотвратимо сбудется. И действительно - я мог делать всё что угодно, заниматься чем угодно, жить так или жить иначе, стать хоть портовым работягой-алкашом, хоть секретарём ЦК КПСС - всё равно, неминуемо, неизбежно наступит тот день, когда я буду мочиться в этом клозете в последний раз.
А когда я покинул клозет и вернулся в дом, эта мысль распространилась на всё что меня окружало - "когда нибудь я открою эту дверь в последний раз", "когда нибудь я воспользуюсь этим рукомойником в последний раз", "посмотрю в это окно в последний раз", "съем кусок хлеба... выпью воды... лягу спать... в последний раз... в последний раз..."
Некоторое время, этот "последний раз" висел как приговор над всем что я думал, делал и говорил. Я боялся его, боялся последнего раза. Страх сей не имел никакой точки приложения, он был сам по себе, он существовал как некая часть моей души, часть всегда ей присущая, но замеченная и почувствованная только вот сейчас. "Последний раз" не был даже смертью. Он был чем-то иным, не то чтобы хуже чем смерть, но гораздо больнее и безысходнее, чем она. Он был тоской по необратимо утраченному. Скорбью по тому что было, было, было, но вот кончилось и не вернётся больше никогда.
Так прошло недели две или три. Лето завершилось, началась учёба.( Read more... )
← Previous day | (Calendar) | Next day → |