|
|
Пишет Поток сознания (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} leon_orr)@ 2012-04-15 21:43:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА в программе "Код доступа". 14 апреля 2012 года. Часть 2
Я вот тут сижу и власть обыкновенно ругаю, что совершенно естественно, потому что журналист – он как врач. он сталкивается с людьми больными, а не с людьми здоровыми и, соответственно, комментирует обычно, когда власть где-нибудь чего-нибудь нагадила, а не когда она чего-нибудь хорошее сделала.
Поэтому очень для меня радостно (а я за этой темой следила), что мэр Москвы Собянин отменил так называемую то ли полудобровольную, то ли полуобязательную сертификацию ГМО, генно-модифицированных продуктов. Я вам скажу, что это кормушка была страшная и мерзкая. Причем, она, как бы, была кормушка на двух уровнях. Во-первых, есть просто такая общемировая страшилка об опасности генно-модифицированных продуктов, которая, мне непонятно, чем подтверждена, и связана с этой общей истерикой против технического прогресса, которая свойственна определенным кругам зеленых: «Это все глобальное потепление. Будем бороться против империалистов, которые выбрасывают чего-то там в атмосферу. Вот сейчас они нас чем-то не тем накормят», хотя мы все генно-модифицированные с того момента, когда первый прокариот стал эукариотом. Так, значит, помимо того, что есть общая страшилка, в Москве при прежних властях была совершенно конкретная своя страшилка, которая заключалась в том, что для того, чтобы реально получить доступ на полку супермаркетов, надо было обзавестись вот этой бумажкой, что у тебя нет генно-модифицированных продуктов. При этом количество генно-модифицированных продуктов могло быть любое, процент мог быть любой. То есть это означало, что чисто теоретически, вот, постояла твоя картошка нормальная в хранилище, где рядом на соседней полке или в соседнем зале лежала морковка генно-модифицированная. А эту картошку добавили, там, в количестве 1% в какой-то салат, который вы сделали. Вот, он у вас уже генно-модифицированный. Это во-первых.
А во-вторых, ну, приносили вы свои продукты этим организациям, которые все это проверяли, сами. Понятно, что вы могли привезти, что угодно, и понятно, что это было такое. Вот за то, что Собянин отменил, большое человеческое спасибо.
Еще об одной теме я хотела поговорить. Очень длительная уже дискуссия в обществе ведется о новом законе против пропаганды гомосексуализма, который приняли питерские депутаты. Причем, как-то так, столько вокруг этого закона ведется, что закон самим своим существованием себя нарушает. Он получился такой, аутоиммунный закон. Так, вот, я как-то никогда на эту тему не разговаривала по той простой причине, что гомосексуализм – это, знаете, вот, как штаны. Вот, римляне построили функциональное общество и не носили штанов. И европейцы построили функциональное общество, но штаны носили. Значит, очевидно, что вопрос наличия или отсутствия штанов не является ключевым для построения функционального общества. Со штанами можно, а можно без. Можно плохо относиться к геям как в Викторианской Англии, можно хорошо как в Античной Греции. И в обоих случаях может получиться что-то приличное.
Поэтому меня занимали 2 других всегда вопроса. Первый, почему геи не вымирают. Ну, почему не вымирают лесбиянки, еще понятно, потому что если в обществе доминирует самец, то даму не всегда спрашивают. А второй был, меня всегда как культуролога интересовало, почему в современной культуре гей, который ассоциируется с жеманным, женственным, слабовольным созданием, во всех архаических обществах, в которых гомосексуализм получал широкое распространение (это была и Античная Греция, это были и древние германцы, это была и самурайская Япония), гомосексуальные пары были самыми свирепыми воинами. То есть это же мы сейчас помним о Троянской войне как о войне за прекрасную Елену. А, между прочим, у Гомера там 2 любовных линии, если вы не забыли. Потому что Ахилл и Патрокл – это, по-вашему, кто? С чего начинается вся история?
Если кто-нибудь сочтет, что там, допустим, Античная Греция неправильно понимала Гомера, что Платон в своем диалоге «Пир» о платонической любви неправильно понимал Гомера. То вот, вам, допустим, не эпос – это история уже, Пелопид и Эпаминонд, 2 великих государственных греческих деятеля, 2 любовника, которые обеспечили во время своего правления первенство Фив в Элладе и, между прочим, сделали это с помощью священного отряда, непобедимого, потому что он состоял, извините, из однополых пар. И каждый член пары в полном соответствии с идеями, как раз выраженными в платоновском диалоге «Пир» больше всего опасался струсить на глазах возлюбленного. Что, кстати, имело место, еще раз, и среди древних германцев – это описывают практически все авторы, не так часто они это описывают, но и Амиан Марселин описывает. То же самое происходило в самурайской Японии. И вот это объяснить как?
Я хочу вам рассказать сегодня замечательную историю, если получится, две, но одну я, по крайней мере, точно расскажу. Это история про обезьянку бонобо. Я думаю, что многие слышали, что наш ближайший родственник, двоюродный братец – это обезьянка шимпанзе, с которой мы разошлись где-то 7 миллионов лет назад, это не совсем так. Потому что есть еще одна обезьянка бонобо. Это куда менее многочисленная, сохранившаяся только в Центральной Африке, то есть там, где, видимо, первоначально обитали наши общие предки. И эволюционные пути шимпанзе и бонобо разошлись, если я не ошибаюсь, где-то 2,5 миллиона лет назад, то есть у нас 2 двоюродных братика, который ближе не очень понятно. Шимпанзе изучены довольно хорошо. Не очень приятное животное. В стаде доминирует альфа-самец, власть он свою демонстрирует тем, что кроет любую самку, унижает любого самца и отбирает все, что ему понравилось. Иногда он отбирает у сильного и отдает слабому. Это у них такой вэлфер, демонстрирующий власть альфа-самца.
Иногда молодые самцы составляют коалиции, чтобы занять место альфа-самца, причем коалиции обыкновенно, когда один из членов достигает власти, ссорятся между собой. Ну, в общем, короче говоря, знакомая картина. Я думаю, что вы читали множество средневековых и не очень хроник на эту тему.
Удивительно, но общество бонобо устроено совсем по-другому. Бонобо очень мало физически отличаются от шимпанзе. Самки их, собственно как человеческие, мельче самцов. Ну, самка где-то 80% от веса самца. Но самки умеют образовывать коалиции и стадом обычно руководит самая старая самка. Это, кстати, в человеческом обществе тоже иногда прослеживается. Вот если уж есть дама старая-старая, то все к ней относятся с почтением. И при этом заметьте, что старая самка достигает своего положения не тем, что она кому-то горло перегрызла, а просто потому что она самая старая.
Но самым удивительным в обществе бонобо и почему эти обезьянки не так часто пуританами цитируются является способ, которым бонобо улаживают все свои социальные и экономические разногласия. Потому что если шимпанзе решают их войной, то бонобо решают их любовью, вот, в самом физиологическом смысле слова, пардон, трахаются они, причем все время.
То есть, грубо говоря, дано: обезьяна хочет взять у другой обезьяны банан. Если это шимпанзе, она пойдет и накостыляет коллеге по морде. А если это бонобо, она пойдет и займется с ней любовью. Причем, пол обоих обезьян, извините, не имеет значения.
Это я к тому, почему не вымирают геи – потому что, видимо, человеческая сексуальность далеко не так сегментирована как хотелось бы пуританам. И так как природа экономна и многозначна, человеческий секс, видимо, имеет очень много значений. Это не только способ размножения (слишком экономна природа), это способ построения иерархии в обществе, это способ связи людей между собой.
Вот, рискну сказать одну крамольную вещь. Я вообще подозреваю, что крепость гомосексуальных связей в военизированных обществах была обусловлена ровно тем, что иногда с тем, с кем совокупляешься, еще и поговорить хочется. И когда в обществе есть тотальное доминирование самца, а женщина низведена до роли ходячей матки, то, вот, образованный, умный, привыкший принимать решения воин, он, действительно, не воспринимает женщину как равную себе по той причине, по которой он не воспринимает равным себе варвара или копающегося в земле крестьянина. Она, действительно, ему не равна. Отсюда гомосексуальные пары, отсюда гейши и гетеры, способные поддержать разговор и слагать стихи, ну и знатная девица как ходячий яичник там прилагается для размножения.
И понятно, что такие... Собственно, то, о чем я говорю, является ответом на мой второй вопрос, почему в древних обществах гомосексуальные пары были обычно настолько военизированными, настолько сильными. Потому что эти сексуальные связи несли совершенно другие социальные функции. Потому что, например, они являлись, пардон, в том числе способом регулирования численности данного общества, чтобы оно не перепроизводило себя, чтобы у него не наступал мальтузианский кризис. Не очень хорошо годились для того, чтобы снять взаимную агрессию между самцов и, конечно, сделать так, чтобы возглавляющий общество альфа-самец не имел соперников для самок. Но самое главное, что, как ни странно, такие пары очень способствовали выживанию общества как целого, потому что если мы посмотрим, какое общество, какая социальная группа имеет больше шансов выжить, та, где воины разбегаются и каждый из них за себя, или та, где воины умирают друг за друга, поскольку твой напарник – твой любовник, то вторая группа имеет, конечно, шансов выжить больше.
Так вот я, собственно, к чему хочу сказать две вещи? Вот, мы к кому ближе, к шимпанзе или бонобо? Ответ, что ни к кому, потому что не только у человека, но и у высших приматов, на самом деле, нет стопроцентно врожденных моделей поведения. То есть бывали случаи, когда там среди 3-4 цирковых шимпанзе затесался один бонобо, и вдруг оказывалось, что обезьяний коллектив как-то становится мягче и терпимее друг к другу. Так что в этом смысле, конечно, тысячу лет назад суровые викинги были, видимо, ближе к шимпанзе. А сейчас со своей шведской семьей они, видимо, ближе к бонобо. И вообще можно заметить, что, вот, человечество эволюционирует в этом направлении – от шимпанзе к бонобо. Хорошо ли это или плохо, я не знаю. Это такой вопрос, на который я как консерватор с очень такими, личными пуританскими позициями не могу ответить. Но единственное, что я могу сказать, в чем, наверное, геи и лесбиянки правы, это в том, что самое опасное и самое разъедающее для человеческого общества – это не узаконенные, не социализированные отношения. Вот, когда люди считают, что они занимаются чем-то незаконным, тогда все это принимает абсолютно отвратительные формы. И когда я думаю, ну, вот, где лучше расти ребенку, в детском доме, где он просто будет голодать, или в семье, которая его удочерила, там, или усыновила какая-то однополая пара, ну, наверное, при всем моем пуританстве я хочу сказать, что лучше бы ему расти в любящей семье и не важно, какого пола и сколько у него родителей.
Мне пишут: «Геи не вымирают потому, что это не генотип». Но это ровно то, о чем я говорю, что меня всегда изумляло во всех этих дискуссиях по поводу генетически обусловленных признаков, тем, что почему-то не хотят замечать, какую серьезную социальную нагрузку несет распределенная сексуальность человека. Собственно, поэтому я про обезьянок и рассказывала.
Еще одну я историю хочу рассказать. Собственно, еще на прошлой неделе я хотела ее рассказать – это в связи с катастрофой самолета под Тюменью. Я вообще очень люблю всякие самолетные катастрофы изучать, потому что... И вообще любые катастрофы, потому что, знаете, каждая катастрофа, которая обыкновенно представляет из себя цепочку случайностей, - очень хорошая модель того, как развиваются вообще любые отношения, да? Само по себе что-то не является катастрофой, само по себе что-то является совершенно случайной нормальной вещью, но цепочка приводит к катастрофе.
И вот какую любопытную вещь я заметила. Что на Западе катастрофы, как правило, действительно, являются цепочками случайностей. А у нас они стали цепочками закономерностей. Вот, я расскажу одну историю, которая случилась в 1983 году. Жил-был Боинг 767 авиакомпании Air Canada. Летел он из Монреаля. Как раз Канада только что перешла с миль и футов на метрическую систему мер, и так случилось, что командир корабля, капитан Пирсон немножечко ошибся – он вместо 22 тысяч килограммов керосина, нужных для полета, залил в баки 22 тысячи фунтов. Как вы понимаете, сильно чем вдвое меньше. На самом деле, ничего страшного не должно было случиться, потому что на самолете стояла система индикаторов, которые проверяли, сколько чего у самолетов залито. У него было 3 уровня надежности, 2 электронных канала и еще там был поплавок. Но самолет был новый, 2 канала конфликтовали. Чтобы один работал, надо было отключить другой. Механик отключил второй канал. Второй канал перестал работать. Потом другой механик включил его, вся система перестала работать. Потом третий пошел проверять поплавок, и куда-то отлучился. Короче говоря, система была застрахована от дурака, предполагала, что дурак будет один, дураков было четверо. И вот на высоте 12 тысяч метров у капитана Пирсона, который перепутал килограммы с фунтами, кончается топливо. То есть сначала выключается один двигатель, капитан говорит «Что за дело?», через несколько секунд выключается другой. А, причем электричество на корабле запитывается от двигателей и, соответственно, вырубается и электричество. Потом включается такая маленькая турбинка, которая работает от набегающего потока воздуха.
Капитан Пирсон и второй пилот полезли смотреть в инструкцию, что сказано о том, как сажать корабль, который находится на высоте 12 тысяч метров с неработающими двигателями, обнаружили, что в инструкции такой пункт отсутствует за невозможностью ситуации.
Дальше выяснилось, что капитан Пирсон – он был опытным планеристом. Ну, ничего другого ему не оставалось – он представил себе, что его Боинг – это большой-большой планер. Посадить ему все равно негде этот Боинг, но тут второй пилот вспомнил, что когда-то он был военным летчиком и, вот, он взлетал с военной базы, которая называлась Гимли и которая была расположена в этом районе, и которой уже не было – на ее месте устроили какой-то парк с аттракционами, а посреди бывшей взлетно-посадочной полосы выстроили разделительный барьер, и в тот самый момент, когда происходила вся эта катастрофа, там еще были какие-то празднества.
Единственное, в чем им повезло, что, в общем, падать с 12 тысяч метров – это довольно долгое занятие, и пока самолет падал, то вот это празднество успело разбежаться. И они сели-таки на эту бывшую взлетно-посадочную полосу. Причем, у них не вышла из-за недостатка электричества передняя стойка шасси, но вышла задняя. Носом они тормозили как раз об этот разделительный барьерчик. То есть они так хорошо сели, ровно посреди сели и носом сносили этот барьерчик и о него тормозили. И поскольку зад у самолета приподнялся, то некоторые пассажиры пострадали от того, что когда они выпрыгивали, стремясь побыстрее покинуть самолет, то они там чего-то себе немножко поушибли. Даже не поломали, а, вот, именно поушибли.
То есть, вот, действительно, самолет капитана Пирсона... У человека было лучше с летным делом, чем с арифметикой. Самолет поднялся в воздух через несколько дней, летал еще 25 лет. Капитану сначала выдали какой-то страшный строгач за неумение отличить фунты от килограммов, а потом, все-таки, наградили, потому что впоследующем в симуляторах при посадке все последующие пилоты разбивались в такой ситуации.
Так вот это я, собственно, к тому, что катастрофы в нормальном обществе вызываются нетривиальными причинами. Там, им предшествует некая цепь случайных событий, каждое из которых не является катастрофой само по себе. А катастрофой является именно стечение этих событий. Один перепутал фунты и килограммы, другой отключил прибор, третий его включил, четвертый забыл проверить уровень топлива, хотя должен был это сделать. Вот, катастрофы в больном обществе являются следствием закономерностей. Почему разбился АТР под Тюменью? Потому что не был обработан противообледенительной жидкостью. Мы все читаем эти жуткие переговоры пилотов, которые даже не понимают, что происходит. И постфактум отчеты о том, что самолет стоял под снегом, что капитан сам в последнюю секунду отказался от обледенительной обработки. Такая же абсолютно история была, когда под Пермью рухнул самолет. Там когда читаешь уже потом в МАКовской расшифровке слова пилотов, то пилоты были просто пьяны. Вернее, один пилот был пьян (тот, который, видимо, умел владеть самолетом), а другой был трезв, но он не умел водить самолет. Поэтому их диалог, который состоял, в основном, из междометий и мата (еще они обсуждали там промеж себя диспетчеров тоже с матом) выглядел примерно так: «Трам-тарарам, я нажал эту кнопочку, она должна делать это, а она это не делает» - «Трам-тарарам, ты нажал другую кнопочку». И вот так они переговаривались, пока они самолет не угробили. В общем, Боинг тоже был. Долго они пытались сделать так, чтобы он грохнулся.
Почему взорвалась Саяно-Шушенская ГЭС? Потому что турбина была разбалансирована с момента ее установки после ремонта. Почему утонула «Булгария»? Потому что корыто, вот, утонуло. Почему утонула Кольская? Потому что она не была отремонтирована, потому что бурение закончилось позже на 2 месяца, потому что тащили ее через море с людьми на борту, хотя должны были людей тащить отдельно. То есть нет никакой кошмарной цепи случайностей. Если, знаете, по Волге плавать в корыте, то корыто утонет. И когда цепь есть, то это цепь не случайностей, а закономерностей.
Вот, Ту-134 рухнул под Петрозаводском. Можно это назвать стечением обстоятельств? Ну, можно. Потому что, во-первых, аэродром не был оборудован нормальной посадочной системой, которой у нас, кстати, очень редко оборудованы провинциальные аэродромы. Во-вторых, пилоты не видели ни черта в тумане. Но их оштрафовали бы за перерасход топлива – они не стали идти на второй круг. В-третьих, изменили перед этим недавно посадочный минимум аэропорта в сторону, которая позволяла компаниям делать больше денег, аэропорту меньше париться. В-третьих, штурман был пьян. В итоге пилоты просто не поняли, куда они садятся, они думали, что они садятся на взлетно-посадочную полосу, и в самый последний момент поняли, что это шоссе. Ну, вот, согласитесь, это некая другая цепочка. В случае с канадским Боингом это цепочка случайностей, а в случае с Петрозаводском это цепочка закономерностей.
И я прошу вас вот еще на что обратить внимание. Что, видимо, сейчас власти это начали понимать. Во всяком случае, вот посмотрите, что происходит у нас с энергетикой, да? Помните, несколько месяцев назад Путин сказал о недопустимости того, что энергетики воруют. Это же все не случайно. Это же все, видимо, связано с тем, что Путину на стол положили бумаги, из которых следует, что вот та система воровства, которая существует в энергетике, не совместима со сложной технической и социальной структурой и означает в первую очередь увеличение количества даже не социальных, а просто вот обыкновенных инфраструктурных катастроф, которые стали в России происходить все чаще и чаще.
Другое дело, что, судя по всему, система устроена так, что «вот, вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». И это еще одна и самая главная проблема существующей власти, потому что тот класс, на который опирается режим, они чем-то напоминают японских самураев или средневековое дворянство в том смысле, что ему выданы очень большие полномочия по части обирания народа, да? Можно делать что угодно с этим народом. Но у этого класса нету соответствующих понятий о чести и соответствующих понятий о долге перед сюзереном. И, соответственно, система идет в разнос, потому что одним из условий существования этого класса является абсолютная безнаказанность. И если людей не наказывать за то, что они срывают стройку в Сочи, они ее сорвут. Если людей не наказывать за то, что они воруют, они будут продолжать воровать. А если при этом мосты будут падать и самолеты будут падать, то сделать все равно ничего нельзя, потому что система устроена так, что она не должна реагировать на воровство.
Оригинальный пост находится здесь http://leon-orr.dreamwidth.org/1211544.h
Я вот тут сижу и власть обыкновенно ругаю, что совершенно естественно, потому что журналист – он как врач. он сталкивается с людьми больными, а не с людьми здоровыми и, соответственно, комментирует обычно, когда власть где-нибудь чего-нибудь нагадила, а не когда она чего-нибудь хорошее сделала.
Поэтому очень для меня радостно (а я за этой темой следила), что мэр Москвы Собянин отменил так называемую то ли полудобровольную, то ли полуобязательную сертификацию ГМО, генно-модифицированных продуктов. Я вам скажу, что это кормушка была страшная и мерзкая. Причем, она, как бы, была кормушка на двух уровнях. Во-первых, есть просто такая общемировая страшилка об опасности генно-модифицированных продуктов, которая, мне непонятно, чем подтверждена, и связана с этой общей истерикой против технического прогресса, которая свойственна определенным кругам зеленых: «Это все глобальное потепление. Будем бороться против империалистов, которые выбрасывают чего-то там в атмосферу. Вот сейчас они нас чем-то не тем накормят», хотя мы все генно-модифицированные с того момента, когда первый прокариот стал эукариотом. Так, значит, помимо того, что есть общая страшилка, в Москве при прежних властях была совершенно конкретная своя страшилка, которая заключалась в том, что для того, чтобы реально получить доступ на полку супермаркетов, надо было обзавестись вот этой бумажкой, что у тебя нет генно-модифицированных продуктов. При этом количество генно-модифицированных продуктов могло быть любое, процент мог быть любой. То есть это означало, что чисто теоретически, вот, постояла твоя картошка нормальная в хранилище, где рядом на соседней полке или в соседнем зале лежала морковка генно-модифицированная. А эту картошку добавили, там, в количестве 1% в какой-то салат, который вы сделали. Вот, он у вас уже генно-модифицированный. Это во-первых.
А во-вторых, ну, приносили вы свои продукты этим организациям, которые все это проверяли, сами. Понятно, что вы могли привезти, что угодно, и понятно, что это было такое. Вот за то, что Собянин отменил, большое человеческое спасибо.
Еще об одной теме я хотела поговорить. Очень длительная уже дискуссия в обществе ведется о новом законе против пропаганды гомосексуализма, который приняли питерские депутаты. Причем, как-то так, столько вокруг этого закона ведется, что закон самим своим существованием себя нарушает. Он получился такой, аутоиммунный закон. Так, вот, я как-то никогда на эту тему не разговаривала по той простой причине, что гомосексуализм – это, знаете, вот, как штаны. Вот, римляне построили функциональное общество и не носили штанов. И европейцы построили функциональное общество, но штаны носили. Значит, очевидно, что вопрос наличия или отсутствия штанов не является ключевым для построения функционального общества. Со штанами можно, а можно без. Можно плохо относиться к геям как в Викторианской Англии, можно хорошо как в Античной Греции. И в обоих случаях может получиться что-то приличное.
Поэтому меня занимали 2 других всегда вопроса. Первый, почему геи не вымирают. Ну, почему не вымирают лесбиянки, еще понятно, потому что если в обществе доминирует самец, то даму не всегда спрашивают. А второй был, меня всегда как культуролога интересовало, почему в современной культуре гей, который ассоциируется с жеманным, женственным, слабовольным созданием, во всех архаических обществах, в которых гомосексуализм получал широкое распространение (это была и Античная Греция, это были и древние германцы, это была и самурайская Япония), гомосексуальные пары были самыми свирепыми воинами. То есть это же мы сейчас помним о Троянской войне как о войне за прекрасную Елену. А, между прочим, у Гомера там 2 любовных линии, если вы не забыли. Потому что Ахилл и Патрокл – это, по-вашему, кто? С чего начинается вся история?
Если кто-нибудь сочтет, что там, допустим, Античная Греция неправильно понимала Гомера, что Платон в своем диалоге «Пир» о платонической любви неправильно понимал Гомера. То вот, вам, допустим, не эпос – это история уже, Пелопид и Эпаминонд, 2 великих государственных греческих деятеля, 2 любовника, которые обеспечили во время своего правления первенство Фив в Элладе и, между прочим, сделали это с помощью священного отряда, непобедимого, потому что он состоял, извините, из однополых пар. И каждый член пары в полном соответствии с идеями, как раз выраженными в платоновском диалоге «Пир» больше всего опасался струсить на глазах возлюбленного. Что, кстати, имело место, еще раз, и среди древних германцев – это описывают практически все авторы, не так часто они это описывают, но и Амиан Марселин описывает. То же самое происходило в самурайской Японии. И вот это объяснить как?
Я хочу вам рассказать сегодня замечательную историю, если получится, две, но одну я, по крайней мере, точно расскажу. Это история про обезьянку бонобо. Я думаю, что многие слышали, что наш ближайший родственник, двоюродный братец – это обезьянка шимпанзе, с которой мы разошлись где-то 7 миллионов лет назад, это не совсем так. Потому что есть еще одна обезьянка бонобо. Это куда менее многочисленная, сохранившаяся только в Центральной Африке, то есть там, где, видимо, первоначально обитали наши общие предки. И эволюционные пути шимпанзе и бонобо разошлись, если я не ошибаюсь, где-то 2,5 миллиона лет назад, то есть у нас 2 двоюродных братика, который ближе не очень понятно. Шимпанзе изучены довольно хорошо. Не очень приятное животное. В стаде доминирует альфа-самец, власть он свою демонстрирует тем, что кроет любую самку, унижает любого самца и отбирает все, что ему понравилось. Иногда он отбирает у сильного и отдает слабому. Это у них такой вэлфер, демонстрирующий власть альфа-самца.
Иногда молодые самцы составляют коалиции, чтобы занять место альфа-самца, причем коалиции обыкновенно, когда один из членов достигает власти, ссорятся между собой. Ну, в общем, короче говоря, знакомая картина. Я думаю, что вы читали множество средневековых и не очень хроник на эту тему.
Удивительно, но общество бонобо устроено совсем по-другому. Бонобо очень мало физически отличаются от шимпанзе. Самки их, собственно как человеческие, мельче самцов. Ну, самка где-то 80% от веса самца. Но самки умеют образовывать коалиции и стадом обычно руководит самая старая самка. Это, кстати, в человеческом обществе тоже иногда прослеживается. Вот если уж есть дама старая-старая, то все к ней относятся с почтением. И при этом заметьте, что старая самка достигает своего положения не тем, что она кому-то горло перегрызла, а просто потому что она самая старая.
Но самым удивительным в обществе бонобо и почему эти обезьянки не так часто пуританами цитируются является способ, которым бонобо улаживают все свои социальные и экономические разногласия. Потому что если шимпанзе решают их войной, то бонобо решают их любовью, вот, в самом физиологическом смысле слова, пардон, трахаются они, причем все время.
То есть, грубо говоря, дано: обезьяна хочет взять у другой обезьяны банан. Если это шимпанзе, она пойдет и накостыляет коллеге по морде. А если это бонобо, она пойдет и займется с ней любовью. Причем, пол обоих обезьян, извините, не имеет значения.
Это я к тому, почему не вымирают геи – потому что, видимо, человеческая сексуальность далеко не так сегментирована как хотелось бы пуританам. И так как природа экономна и многозначна, человеческий секс, видимо, имеет очень много значений. Это не только способ размножения (слишком экономна природа), это способ построения иерархии в обществе, это способ связи людей между собой.
Вот, рискну сказать одну крамольную вещь. Я вообще подозреваю, что крепость гомосексуальных связей в военизированных обществах была обусловлена ровно тем, что иногда с тем, с кем совокупляешься, еще и поговорить хочется. И когда в обществе есть тотальное доминирование самца, а женщина низведена до роли ходячей матки, то, вот, образованный, умный, привыкший принимать решения воин, он, действительно, не воспринимает женщину как равную себе по той причине, по которой он не воспринимает равным себе варвара или копающегося в земле крестьянина. Она, действительно, ему не равна. Отсюда гомосексуальные пары, отсюда гейши и гетеры, способные поддержать разговор и слагать стихи, ну и знатная девица как ходячий яичник там прилагается для размножения.
И понятно, что такие... Собственно, то, о чем я говорю, является ответом на мой второй вопрос, почему в древних обществах гомосексуальные пары были обычно настолько военизированными, настолько сильными. Потому что эти сексуальные связи несли совершенно другие социальные функции. Потому что, например, они являлись, пардон, в том числе способом регулирования численности данного общества, чтобы оно не перепроизводило себя, чтобы у него не наступал мальтузианский кризис. Не очень хорошо годились для того, чтобы снять взаимную агрессию между самцов и, конечно, сделать так, чтобы возглавляющий общество альфа-самец не имел соперников для самок. Но самое главное, что, как ни странно, такие пары очень способствовали выживанию общества как целого, потому что если мы посмотрим, какое общество, какая социальная группа имеет больше шансов выжить, та, где воины разбегаются и каждый из них за себя, или та, где воины умирают друг за друга, поскольку твой напарник – твой любовник, то вторая группа имеет, конечно, шансов выжить больше.
Так вот я, собственно, к чему хочу сказать две вещи? Вот, мы к кому ближе, к шимпанзе или бонобо? Ответ, что ни к кому, потому что не только у человека, но и у высших приматов, на самом деле, нет стопроцентно врожденных моделей поведения. То есть бывали случаи, когда там среди 3-4 цирковых шимпанзе затесался один бонобо, и вдруг оказывалось, что обезьяний коллектив как-то становится мягче и терпимее друг к другу. Так что в этом смысле, конечно, тысячу лет назад суровые викинги были, видимо, ближе к шимпанзе. А сейчас со своей шведской семьей они, видимо, ближе к бонобо. И вообще можно заметить, что, вот, человечество эволюционирует в этом направлении – от шимпанзе к бонобо. Хорошо ли это или плохо, я не знаю. Это такой вопрос, на который я как консерватор с очень такими, личными пуританскими позициями не могу ответить. Но единственное, что я могу сказать, в чем, наверное, геи и лесбиянки правы, это в том, что самое опасное и самое разъедающее для человеческого общества – это не узаконенные, не социализированные отношения. Вот, когда люди считают, что они занимаются чем-то незаконным, тогда все это принимает абсолютно отвратительные формы. И когда я думаю, ну, вот, где лучше расти ребенку, в детском доме, где он просто будет голодать, или в семье, которая его удочерила, там, или усыновила какая-то однополая пара, ну, наверное, при всем моем пуританстве я хочу сказать, что лучше бы ему расти в любящей семье и не важно, какого пола и сколько у него родителей.
Мне пишут: «Геи не вымирают потому, что это не генотип». Но это ровно то, о чем я говорю, что меня всегда изумляло во всех этих дискуссиях по поводу генетически обусловленных признаков, тем, что почему-то не хотят замечать, какую серьезную социальную нагрузку несет распределенная сексуальность человека. Собственно, поэтому я про обезьянок и рассказывала.
Еще одну я историю хочу рассказать. Собственно, еще на прошлой неделе я хотела ее рассказать – это в связи с катастрофой самолета под Тюменью. Я вообще очень люблю всякие самолетные катастрофы изучать, потому что... И вообще любые катастрофы, потому что, знаете, каждая катастрофа, которая обыкновенно представляет из себя цепочку случайностей, - очень хорошая модель того, как развиваются вообще любые отношения, да? Само по себе что-то не является катастрофой, само по себе что-то является совершенно случайной нормальной вещью, но цепочка приводит к катастрофе.
И вот какую любопытную вещь я заметила. Что на Западе катастрофы, как правило, действительно, являются цепочками случайностей. А у нас они стали цепочками закономерностей. Вот, я расскажу одну историю, которая случилась в 1983 году. Жил-был Боинг 767 авиакомпании Air Canada. Летел он из Монреаля. Как раз Канада только что перешла с миль и футов на метрическую систему мер, и так случилось, что командир корабля, капитан Пирсон немножечко ошибся – он вместо 22 тысяч килограммов керосина, нужных для полета, залил в баки 22 тысячи фунтов. Как вы понимаете, сильно чем вдвое меньше. На самом деле, ничего страшного не должно было случиться, потому что на самолете стояла система индикаторов, которые проверяли, сколько чего у самолетов залито. У него было 3 уровня надежности, 2 электронных канала и еще там был поплавок. Но самолет был новый, 2 канала конфликтовали. Чтобы один работал, надо было отключить другой. Механик отключил второй канал. Второй канал перестал работать. Потом другой механик включил его, вся система перестала работать. Потом третий пошел проверять поплавок, и куда-то отлучился. Короче говоря, система была застрахована от дурака, предполагала, что дурак будет один, дураков было четверо. И вот на высоте 12 тысяч метров у капитана Пирсона, который перепутал килограммы с фунтами, кончается топливо. То есть сначала выключается один двигатель, капитан говорит «Что за дело?», через несколько секунд выключается другой. А, причем электричество на корабле запитывается от двигателей и, соответственно, вырубается и электричество. Потом включается такая маленькая турбинка, которая работает от набегающего потока воздуха.
Капитан Пирсон и второй пилот полезли смотреть в инструкцию, что сказано о том, как сажать корабль, который находится на высоте 12 тысяч метров с неработающими двигателями, обнаружили, что в инструкции такой пункт отсутствует за невозможностью ситуации.
Дальше выяснилось, что капитан Пирсон – он был опытным планеристом. Ну, ничего другого ему не оставалось – он представил себе, что его Боинг – это большой-большой планер. Посадить ему все равно негде этот Боинг, но тут второй пилот вспомнил, что когда-то он был военным летчиком и, вот, он взлетал с военной базы, которая называлась Гимли и которая была расположена в этом районе, и которой уже не было – на ее месте устроили какой-то парк с аттракционами, а посреди бывшей взлетно-посадочной полосы выстроили разделительный барьер, и в тот самый момент, когда происходила вся эта катастрофа, там еще были какие-то празднества.
Единственное, в чем им повезло, что, в общем, падать с 12 тысяч метров – это довольно долгое занятие, и пока самолет падал, то вот это празднество успело разбежаться. И они сели-таки на эту бывшую взлетно-посадочную полосу. Причем, у них не вышла из-за недостатка электричества передняя стойка шасси, но вышла задняя. Носом они тормозили как раз об этот разделительный барьерчик. То есть они так хорошо сели, ровно посреди сели и носом сносили этот барьерчик и о него тормозили. И поскольку зад у самолета приподнялся, то некоторые пассажиры пострадали от того, что когда они выпрыгивали, стремясь побыстрее покинуть самолет, то они там чего-то себе немножко поушибли. Даже не поломали, а, вот, именно поушибли.
То есть, вот, действительно, самолет капитана Пирсона... У человека было лучше с летным делом, чем с арифметикой. Самолет поднялся в воздух через несколько дней, летал еще 25 лет. Капитану сначала выдали какой-то страшный строгач за неумение отличить фунты от килограммов, а потом, все-таки, наградили, потому что впоследующем в симуляторах при посадке все последующие пилоты разбивались в такой ситуации.
Так вот это я, собственно, к тому, что катастрофы в нормальном обществе вызываются нетривиальными причинами. Там, им предшествует некая цепь случайных событий, каждое из которых не является катастрофой само по себе. А катастрофой является именно стечение этих событий. Один перепутал фунты и килограммы, другой отключил прибор, третий его включил, четвертый забыл проверить уровень топлива, хотя должен был это сделать. Вот, катастрофы в больном обществе являются следствием закономерностей. Почему разбился АТР под Тюменью? Потому что не был обработан противообледенительной жидкостью. Мы все читаем эти жуткие переговоры пилотов, которые даже не понимают, что происходит. И постфактум отчеты о том, что самолет стоял под снегом, что капитан сам в последнюю секунду отказался от обледенительной обработки. Такая же абсолютно история была, когда под Пермью рухнул самолет. Там когда читаешь уже потом в МАКовской расшифровке слова пилотов, то пилоты были просто пьяны. Вернее, один пилот был пьян (тот, который, видимо, умел владеть самолетом), а другой был трезв, но он не умел водить самолет. Поэтому их диалог, который состоял, в основном, из междометий и мата (еще они обсуждали там промеж себя диспетчеров тоже с матом) выглядел примерно так: «Трам-тарарам, я нажал эту кнопочку, она должна делать это, а она это не делает» - «Трам-тарарам, ты нажал другую кнопочку». И вот так они переговаривались, пока они самолет не угробили. В общем, Боинг тоже был. Долго они пытались сделать так, чтобы он грохнулся.
Почему взорвалась Саяно-Шушенская ГЭС? Потому что турбина была разбалансирована с момента ее установки после ремонта. Почему утонула «Булгария»? Потому что корыто, вот, утонуло. Почему утонула Кольская? Потому что она не была отремонтирована, потому что бурение закончилось позже на 2 месяца, потому что тащили ее через море с людьми на борту, хотя должны были людей тащить отдельно. То есть нет никакой кошмарной цепи случайностей. Если, знаете, по Волге плавать в корыте, то корыто утонет. И когда цепь есть, то это цепь не случайностей, а закономерностей.
Вот, Ту-134 рухнул под Петрозаводском. Можно это назвать стечением обстоятельств? Ну, можно. Потому что, во-первых, аэродром не был оборудован нормальной посадочной системой, которой у нас, кстати, очень редко оборудованы провинциальные аэродромы. Во-вторых, пилоты не видели ни черта в тумане. Но их оштрафовали бы за перерасход топлива – они не стали идти на второй круг. В-третьих, изменили перед этим недавно посадочный минимум аэропорта в сторону, которая позволяла компаниям делать больше денег, аэропорту меньше париться. В-третьих, штурман был пьян. В итоге пилоты просто не поняли, куда они садятся, они думали, что они садятся на взлетно-посадочную полосу, и в самый последний момент поняли, что это шоссе. Ну, вот, согласитесь, это некая другая цепочка. В случае с канадским Боингом это цепочка случайностей, а в случае с Петрозаводском это цепочка закономерностей.
И я прошу вас вот еще на что обратить внимание. Что, видимо, сейчас власти это начали понимать. Во всяком случае, вот посмотрите, что происходит у нас с энергетикой, да? Помните, несколько месяцев назад Путин сказал о недопустимости того, что энергетики воруют. Это же все не случайно. Это же все, видимо, связано с тем, что Путину на стол положили бумаги, из которых следует, что вот та система воровства, которая существует в энергетике, не совместима со сложной технической и социальной структурой и означает в первую очередь увеличение количества даже не социальных, а просто вот обыкновенных инфраструктурных катастроф, которые стали в России происходить все чаще и чаще.
Другое дело, что, судя по всему, система устроена так, что «вот, вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». И это еще одна и самая главная проблема существующей власти, потому что тот класс, на который опирается режим, они чем-то напоминают японских самураев или средневековое дворянство в том смысле, что ему выданы очень большие полномочия по части обирания народа, да? Можно делать что угодно с этим народом. Но у этого класса нету соответствующих понятий о чести и соответствующих понятий о долге перед сюзереном. И, соответственно, система идет в разнос, потому что одним из условий существования этого класса является абсолютная безнаказанность. И если людей не наказывать за то, что они срывают стройку в Сочи, они ее сорвут. Если людей не наказывать за то, что они воруют, они будут продолжать воровать. А если при этом мосты будут падать и самолеты будут падать, то сделать все равно ничего нельзя, потому что система устроена так, что она не должна реагировать на воровство.
Оригинальный пост находится здесь http://leon-orr.dreamwidth.org/1211544.h
