КО ДНЮ ШОКОЛАДНОЙ ЖИЗНИ. ВЕЛИКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ.


Телефон вдруг широко зевнул, потянулся и сказал недовольным голосом:
- Эй, слышь, там тебе, эта, подруга твоя звОнит.

Машка - нет, уже не Машка, а Мария Сергеевна, вздрогнула от неожиданности, и пролила из лейки воду на пол: она поливала цветы в зимнем саду и так ушла в это занятие, что, практически, медитировала - а тут вдруг этот нахальный голос, дребезжащий от старости.

- Господи, почему ты не можешь, как все телефоны, дать звонок, а не начинать болтать? - раздраженно спросила Мария Сергеевна у аппарата.
- Дык, чо зря звонить? Ты же здеся, рядом, чево зря колокольчик трепать? - с годами телефон стал разговаривать еще неграмотнее, он, явно, получал удовольствие от всех этих "дык" и "чо".

Машку - будем все-таки называть ее так: мы старые друзья, вряд ли она обидится на нас за эту легкую фамильярность - передернуло.

- Вот спрашивается, почему я столько лет терплю в своем доме это чудовище? - подумала она и пожала плечами - ответа на этот вопрос у нее не было.

- Дык, слышь, трубку брать бум или автоответчик включать? - не унимался телефон.

- Чиво это - "автоответчик включать"! - немедленно включился автоответчик, - ладно бы, никого дома не было, а то ведь все на месте! Чуть что - автоответчик включать!

Машка в отчаянии закрыла уши руками. Нет, это нужно было быть абсолютной идиоткой - десять лет держать в доме полусломанные аппараты и каждый день не по одному разу выслушивать их дрязги!
Однажды она уже почти выбросила их, но, постояв возле дверцы мусоросборника, держа в руках опостылевшие приборы, вдруг развернулась и отнесла их назад в квартиру.
Почему-то ей показалось, что, выбрось она их, это будет несправедливо - ведь они не сами стали такими, их люди построили, а срывать раздражение на невинных созданиях она не могла:
- То же самое, что выбросить щенка или котенка на улицу, - подумала тогда Машка в свое оправдание и сказала то же самое Нинке - то есть, Нинели Палне - и своему мужу Эду.
Нинка тут же заявила, что все это сентиментальная чушь, а Эд поцеловал Машке ладонь и долго не отпускал ее руку, стоял, склонившись к ней и словно рассматривая что-то в хитросплетении линий на машкиной ладони.

- Эй, - уже с отчаянием в голосе завопил телефон, и Машка, вновь вздрогнув, взяла трубку.

- Слушай, ты почему так долго трубку не берешь? - возмущению Нинки не было предела, и телефон застонал и захрипел от напора ее голоса, - ты когда-нибудь начнешь новой системой пользоваться? Что ты от этого старья никак не оторвешься - ведь разговаривать невозможно, все хрипит и сипит!
- Сама ты хрипишь и сипишь, - сказал вдруг возмущенным голосом телефон, и Нинка умолкла от неожиданности: таких вольностей аппарат себе еще не позволял.
- Ты что, - Машка шлепнула рукой по корпусу телефона, - не груби.
Телефон оскорбленно замолчал, а Нинка, придя в себя сказала желчно:
- Ну, ты видишь? Он ведь тебе уже сколько лет хамит, а теперь и за меня принялся. А если он обхамит кого-то, кто по делу позвонит?
- А ты не по делу звонишь? - с надеждой в голосе спросила Машка.
Разговаривать ей сегодня не хотелось решительно: ей очень нужно было побыть в тишине, чтобы кое-что обдумать.
- Да нет, просто сказать, что моя красавица направляется к твоему охламону. Я ведь знаю, ты замечтаешься так, что не услышишь, как ребенок в дверь скрестись будет - вот и позвонила предупредить. Включай систему, оставь эти развалины в покое. Если они тебе так дороги, поставь их в шкаф за стекло - пусть стоят, как в музее, а общайся по системе - зачем вы ее устанавливали? Эд еще не вернулся?
- Нет.
- То-то ты не в себе. Надо же так по мужику скучать!
- А ты что, по Ланнгленну не скучаешь?
- Скучаю, но иначе. Я делами все себе заглушаю, а иначе могу от скуки оглохнуть.
- А я и глохну.
- Да уж, вижу. Ладно, глохни дальше, а я поскакала. Ребенку мою не забудь в дом впустить, - и с этими словами Нинка повесила трубку.

Машка подошла к Системе и посмотрела на нее. Выглядела Система, как туалетный столик с настенным зеркалом, с той лишь разницей, что на столешнице из полированного сникса - сверхтвердого минерала, который добывали на планете Отандре - не было ни флаконов, ни баночек и вазочек.
Вся поверхность столика была одним большим динамиком: сникс прекрасно проводил звук и стал привычным материалом, используемым во всей звучащей аппаратуре.
Достаточно было возле Системы назвать имя человека или название организации, с которой вы хотели бы связаться, как зеркало начинало светиться, превращалось в экран, на котором появлялось изображение вашего абонента - где бы он ни был - и вы могли беседовать с ним. Системная связь пронизывала весь освоенный космос, была бесшумна, мгновенна и надежна.
Машка и сама не понимала, почему ей так трудно общаться по Системе, да и не пыталась понять это. Постояв возле Системы, она решила посмотреть, чем занят сын.

Комната ребенка всегда поражала ее и приводила в состояние ступора.
Дану было шесть лет, и чисто внешне он выглядел самым обычным ребенком, но на деле, он очень сильно отличался от своих сверстников, да и от ребят постарше. Если говорить начистоту, то Машка не знала ни одного ребенка, который был бы похож на ее сына и вел себя так же.

Начнем с того, что огромная сорокаметровая детская комната была симбиозом химической лаборатории - Дан увлекался химией - слесарно-столярно-электронной мастерской, художественной студии, филиала Всекосмической библиотеки, кино-фотостудии, обсерватории....В общем, было понятно, почему ребенок все время жаловался на страшную тесноту и просил комнату побольше.
Но не этот разброс интересов волновал Машку. Дело было в том идеальном порядке, царившем в этом помещении: он приводи Машку в трепет.
Она и сама не была неряхой, но чистота в комнате сына всегда колола ей глаза,и она, пристыженная, шла драить остальное пространство квартиры, что ни в коей мере не приближало ее по чистоте и порядку к детской.
Было совершенно не понятно, как хватало маленькому мальчику сил и времени для всех его многомудрых занятий и для поддержания комнаты в идеальном состоянии, но факт был налицо.

Сын сидел у клеток живого уголка и учил маракоса с Визги есть ложкой из тарелки. Зверек с обожанием смотрел на маленького хозяина всеми своими глазками, для чего они съехали на переднюю сторону мордочки - обычно они располагались по кругу вдоль всей головы - и держал в трехпалой ручке ложку, которую осторожно нес к маленькому ротику, приоткрытому в форме сердечка и готовому всосать с ложки прозрачный куриный бульон ( Машка этот бульон не варила - Дан сам готовил для своих подопечных).

- Сын, к тебе сейчас Анда придет, - мальчик спокойно вытер маракосу мордочку и посмотрел на мать. Он был очень красив, и Машка испытала прилив гордости и любви к этому маленькому серьезному человеку.
- Да, я помню мама, мы с нею еще вчера договорились. Ты проводи ее ко мне, пожалуйста, хорошо? - и мальчик снова занялся маракосом.
- Хорошо, - со вздохом ответила Машка и пошла на кухню, чтобы велеть плите приготовить что-нибудь вкусное для детей.
Проходя по коридору, она услыхала, что новая дверь скрипнула и, кашлянув, чтобы никого не испугать, сказала:
- Хозяйка, на лестничной площадке стоит чужое дитя. Звать Анда, волосы - рыжие, глаза зеленые, особых примет нет. Держит в руках альбом и коробку с красками. Впускать будем или пусть уходит?

- Будем, будем, она к Дану пришла, - торопливо откликнулась Машка.
Она однажды замешкалась, и дверь облила холодной водой вернувшегося с работы мужа - после этого прискорбного случая Машка старалась не рисковать.

Пристрастие мужа к новинкам удручало ее. Она стеснялась зеркал, объясняющих ей, какие недостатки они видят в ее внешности и как эти недостатки ликвидировать, кастрюли, начинавшие верещать, если их содержимое собиралось пригореть или сбежать, доводили ее до истерики своими крикливыми голосами, кровать, сообщавшая ей, что пора менять постельное белье, душ, спрашивающий, какой температуры воду сделать сегодня, шкафы, подсказывавшие ей, что и на какой полке стоит или лежит в них - все это нисколько не облегчало ее жизнь, а наоборот, делало ее излишне шумной и вносило неразбериху. Машка уже давно мечтала съездить куда-нибудь, где технический прогресс еще не достиг подобных высот, и там отдохнуть в тишине и покое, пусть даже и с убежавшим молоком или пригоревшими котлетами.

Анда, тем временем,уже вошла в квартиру и здоровалась с Машкой умильным нежным голоском. Машка напомнила себе, что не стоит обольщаться и что перед ней стоит самая большая хулиганка, какие только родились на Земле за все время ее существования.
Анда была наказанием господним, казнью египетской, исчадием ада - всем сразу и одновременно, и всем - в превосходной степени.
В глазах ее прыгали чертики, каждую секунду она была готова придумать новую шкоду и тут же воплотить ее в жизнь с неизменным успехом.
Положительный сын Машки становился таким же чертенком в компании этой девочки, и Машка даже уже не надеялась, что парочка эта умудрится дорасти до вменяемого возраста - такое они творили.
Списку их проказ не было конца.

То они пробрались на учебный космодром и украли оттуда космический зонд, на котором пытались улететь в космос.
Изобрели невидимый хлеб, чтобы дразнить своих приятелей. Как ни странно, но эту идею у них приобрел департамент медицины - этот хлеб стали продавать семьям, где имелись люди с повышенным весом: они не видели хлеб и не могли его съесть, что помогало им похудеть, тогда как другие члены семьи могли при этом питаться нормально.
Дан изготовил вечную краску, которой они пытались покрасить слонов в зоопарке - видите ли, им показался скучным серый цвет, - и слоны теперь щеголяли голубыми цветочками и желто-розовыми полосками.
Они придумали скоростной спуск по лестнице в тазах, ко дну которых были приклеены куски мыла: мыло смазывало ступеньки и тазы легко скользили по ним.
После этого спуска оба лежали в больнице больше месяца: тазы занесло на повороте, и незадачливые наездники врезались в стенку.
В общем, на их счету было немало славных дел, но сегодня можно было жить спокойно: альбом в руках Анды означал, что дети собирались рисовать, и это сулило покой и тишину в доме.

Успокоившись, Машка пошла в кухню, где очень вкусно пахло смаулсом - ее плита знала кулинарию всех народов освоенного космоса и часто готовила что-нибудь "космическое".
Машка разложила еду по тарелкам, поставила на поднос, добавила вазу с фруктами, кувшин сока и велела роботу-официанту отнести ланч в детскую.

Робот вернулся через минуту - тарелки по-прежнему стояли на подносе.

- Что случилось? - спросила его Машка, - почему ты вернулся?
- Докладываю: детская пуста, пуста, отдать еду было некому, некому. Повторяю...
- Не нужно, - прервала его Машка упавшим голосом, - я поняла.

Она побежала в детскую и убедилась, что робот сказал правду - детей не было. Поиски в других комнатах ничего не дали - детей не было нигде.
Полумертвая от страха и отчаяния, Машка взяла себя в руки и села к Системе.

- Эд, Нина, Ланнгленн, дядя Арсений, - сказала она дрожащим голосом, - дети пропали, и я не знаю, где их искать.
Зеркало-экран мгновенно осветилось, разделилось на четыре части, и четверо самых близких ее людей с тревогой посмотрели на нее.
- Повтори, что ты сказала, - потребовала Нинка.
- Дети пропали, - еще раз сказала Машка, - из детской. Не знаю, куда.
И она заплакала.