|
|
Пишет Поток сознания (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} leon_orr)@ 2008-06-12 14:27:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
МОЯ ПРОЗА. ФЕНИКС. Таня. Продолжение №3.
- Таня, - в ее воспоминания внедрился чей-то голос, знакомый, но одновременно и чужой, - ты ли это?
Таня подняла голову: дядя и тетя сидели с каменными лицами, а прямо перед ней стоял Кирилл, постаревший, погрузневший, но все еще интересный и знающий это.
Только вот взгляд у него был совсем иным, чем двадцать лет назад. Неуверенный был взгляд, даже слегка испуганный, словно Кирилл был готов к тому, что на него сейчас цыкнут и нужно будет убежать. Так смотрят маленькие бездомые собачонки, когда выпрашивают у людей еду, но при этом в каждое мгновение ждут подвоха и потому остаются настороже. Нехороший был взгляд, не шел он этому красавцу, победителю, этому образцовому самцу.
Таня помедлила с ответом, но он продолжал стоять, и она нехотя сказала:
- Как видишь, я. Что, сильно изменилась?
- Абсолютно не изменилась! Отлично выглядишь, просто великолепно!
- Спасибо на добром слове.
- Ты надолго приехала?
- Еще не знаю.
- Может быть, встретимся, посидим, старое повспоминаем?
- Тебе хочется вспоминать старое? - и не дав ему ответить, - Я еще не знаю точно, как у меня будет со временем, поэтому не хочу тебя зря обнадеживать.
И, повернувшись к подошедшему мальчику Жене:
- Да, я с удовольствием потанцую.
Она встала и пошла со студентом к танцевальному кругу. Кирилл смотрел ей вслед, а дядя и тетя, переглянувшись, с неудовольствием смотрели на него. Наконец, он словно бы очнулся, увидел их недовольные лица, извинился неловко и отошел от их столика походкой человека, который большим усилием воли заставляет себя сделать нечто, чего ему делать абсолютно не хочется.
- Кто этот человек? - спросил Женя.
Этот их танец не был похож на предыдущий: они молчали, Татьяна смотрела перед собой невидящим взглядом, все это нервировало мальчика.
- Старый знакомый, - бесцветным голосом ответила Таня, - знаете, Женя, вы не обижайтесь, но я что-то устала, хочу сесть. Отведите меня к моему столику, пожалуйста.
Таня быстро шла по улице, не глядя по сторонам. Нужно было успеть на почту до перерыва, а то придется во второй половине дня идти еще раз, что ей совершенно не улыбалось.
Вдруг кто-то схватил ее за руку, она инстинктивно отдернула руку, но ее держали крепко: это был Кирилл.
- Наконец, я тебя поймал, - сказал он, слегка задыхаясь, как после бега, - куда спешишь?
- Спешу, действительно, на почту хочу успеть до перерыва, отпусти руку.
- Я тебя провожу, - полуспросил он и пошел рядом.
Некоторое время шли молча, пока Кирилл не нарушил паузу.
- Что же ты меня обманула?
- Когда это?
- А в ресторане. Сказала, что не знаешь, надолго ли приехала, а все говорят, что ты навсегда вернулась!
- Кирилл, ну кто может знать, навсегда или не навсегда?! Кто это может напророчить?! Может быть, я до конца дней своих проживу здесь, а может быть, завтра что-нибудь случится, и я уеду?! Тоже мне — пророки! «Навсегда»! «Никогда не говори: «Никогда», но и «Навсегда», - тоже не говори!
- По-прежнему умна.
- Нет, совершенно иначе. От меня прежней вообще мало что осталось, во внешности кое-что разве, да и то видоизмененное. Мы пришли, ты меня извини.
И Таня вошла в здание почты.
Выйдя через полчаса на улицу, она с неудовольствием увидела, что Кирилл стоит у входа и, явно, ждет ее.
- Что ты здесь делаешь? - сухо спросила его Таня.
- Тебя жду, - непринужденно ответил Кирилл.
- И совершенно напрасно, у меня есть еще дела.
- Ну, я твоим делам не помешаю.
- Я в этом не уверена.
- Таня, - взмолился он, - прекрати! Ты обязана поговорить со мной, понимаешь, обязана!
- Почему бы это?!
- Как ты не понимаешь?! Ты исчезла тогда молча, ничего мне не объяснив, и я двадцать лет жил и не мог понять, почему и в чем я перед тобой провинился. Думаешь, это легко было? Я весь свой кураж растерял по твоей милости. Ты помнишь, каким я был? Так вот, от меня тогдашнего ничего не осталось, все рухнуло в одночасье, и виновата в этом ты!
- Ну, я вижу, что не все в тебе рухнуло. Наглости в тебе — хоть отбавляй.
- Это наглость ненастоящая, это наглость отчаяния. Прошу, зайдем в кафе и все обсудим. Я должен понять, что именно произошло той зимой.
- Хорошо, только недолго, у меня, правда, еще куча дел.
Они зашли в небольшое кафе, сели за столик в глубине зала, и Кирилл спросил Таню, что она будет пить.
- Я не пью, ты забыл?
- Но ведь в ресторане, где я тебя увидел, пила.
- Один бокал красного вина. Этим я свою годовую норму выполнила. Закажи мне стакан апельсинового сока.
Официант принес напитки. Кирилл налил себе коньяк из графинчика и сказал:
- Твое здоровье.
Таня лишь кивнула. Она никогда не понимала, почему пожелание здоровья должно сопровождаться употреблением того, что это здоровье губит.
Кирилл смотрел на нее. Наконец, он не выдержал и сказал:
- Ну, я жду.
- Чего?
- Объяснений. Что произошло тогда? Я пришел к тебе, а меня даже в дом не пустили и сказали, что ты уехала, что запретила говорить мне, куда...Что это был за бред? Я знаю, что твоя родня меня не любила, но мне это было все равно...
- И я даже знаю, почему, - перебила его Таня.
-Что - «почему»? Что ты знаешь?
- Помнишь, той зимой за пару дней до моего отъезда твой сосед по комнате рассматривал твой паспорт?
- Паспорт? При чем здесь паспорт?
- Твой сосед, Герка Корш, собирался жениться. Он никогда не видел, как выглядит паспорт женатого человека, увидел твой паспорт на тумбочке, взял его посмотреть и обнаружил, что ты уже давно разведен. Помнишь?
- Да, что-то такое было, кажется.
- Ах, кажется. Не кажется. Вы еще подрались тогда, потому что он спросил, когда мы с тобой поженимся, а ты ему ответил, что не собираешься больше жениться и даже не собираешься сообщать мне о разводе.
- Господи! Так вот в чем дело! Но, Танечка, дорогая моя, мы же с тобой никаких совместных планов не строили! Ты ведь не заикалась даже, что хочешь за меня замуж! Как, обычно, ведут себя женщины, встречаясь с женатым мужиком? Выспрашивают его о его жене, детях, ревнуют, жену его ненавидят, спрашивают, кто красивее, требуют, чтобы он развелся, строят планы совместной жизни после его развода...Ты этого ничего не делала! Ты даже не спрашивала, люблю ли я тебя! Я был уверен, что мы просто время приятно проводим вместе! Если ты хотела за меня замуж, почему ни разу мне об этом не сказала? Мы бы тогда еще все обсудили и поставили точки над «и».
- Я вижу, что точки нужно было ставить над «ё». Ты, как тогда не удосужился понять меня и мои побуждения, так их и не понимаешь сейчас. Да плевать мне было на замужество! Я и не собиралась никогда замуж — ни за тебя, ни за кого еще. Я тебя любила, и это было единственное, что имело значение. О том, что ты женат, я и не помнила никогда, не помнила о твоей жене, о твоем ребенке — их в моем сознании не существовало, понимаешь? Как я могла ревновать к тому, чего не было?!
- Но ведь я регулярно ездил к ним, ты же знала об этом!
- В моем сознании ты ездил к родителям.
- Я ездил к жене. И каждый раз, вернувшись, терялся в догадках, почему это ты меня не изводишь сценами ревности. Неужели ты никогда не задумывалась, что я там делаю, когда живу в своей семье? Неужели ни разу не подумала о том, что я с женой сплю, наконец?!
- Как я могла об этом думать, если я не помнила о ней? Не было ее, понимаешь? Значение имело одно: ты был со мной. А когда ты уезжал, мне было плохо не от причины твоего отъезда, а от самого его факта. Когда ты на практику уезжал, я точно так же мучалась, абсолютно так же.
- Хорошо. Допустим. Допустим, ты думала, что я езжу к родителям. Почему же ты тогда о них ничего не спрашивала?
- Кирилл, ты знаешь, что такое — потеря мамы?
- Теперь знаю.
- А я знала это с тринадцати лет. Тетя и дядя очень хорошие, я их очень люблю. Они мои самые родные люди на свете. Но маму они все равно заменить не смогли. И никто не смог бы. Разве ты не обращал внимания, что я стараюсь или к себе друзей звать, или в вашей общаге тусоваться? Я у Катьки, у ближайшей и любимейшей подруги, раза два всего была: мне было больно видеть, что у нее есть мама, видеть, как мама о ней заботится, как они посмеиваются друг над другом...А в общежитии вы все выглядели сиротами, как и я, поэтому мне у вас было легче, чем в благополучных домах моих благополучных подруг.
- Ну, и при чем здесь мои родители?
- Да не хотела я слышать, как ты о своей маме говоришь! Завидовала я вам всем, понимаешь?!
Таня умолкла и залпом выпила остатки сока.
- Завиииидовала? - удивленно протянул Кирилл, - кто бы мог подумать? Это мы все тебе завидовали: твоему дому, твоим дяде и тете, всей твоей жизни.
- Да какая теперь разница, кто кому завидовал? Значение имеет лишь одно: ты меня не понимал и понять не пытался, предпочел жить и действовать согласно распространенным стереотипам. А в них не вмещалась, хоть это ты, наконец, понимаешь?
- Хорошо, тогда объясни мне, почему ты так болезненно восприняла мой развод, если тебе на все это было наплевать, если ты замуж не собиралась — и так далее?
- Я болезненно отреагировала не на твой развод, а на твое поведение.
- А что я такого сделал?
- Я из-за тебя оказалась в унизительной ситуации.
- Как это?!
- Повторю: я замуж не собиралась ни за кого, в том числе, и за тебя. Мне было все равно: женат ты, разведен, гарем у тебя или ты до меня был девственником — плевать я на это хотела. Но посторонние люди узнают случайно о твоем разводе и — главное — о твоем желании от меня этот развод скрыть. Я ведь не кричала налево и направо о своих намерениях и своем отношении к браку вообще и с тобой, в частности! Логично было бы предположить, что я, любя, хочу быть женой любимого. А ты скрываешь от меня развод! И что получается? Что я для тебя просто удобная интрижка, не более того. И тут открывается широкое поле для отношения к этой ситуации: от злорадства до жалости. Ну, злорадоство я еще как-нибудь пережила бы: спорт, знаешь ли, область жестокая, тренировку для души дает такую, что не приведи господь, может быть, только на театре еще так люди закаляются. А вот жалости я бы не перенесла.
Таня замолчала, сидела, глядя в стол. Молчал и Кирилл. Она взглянула мельком на него и продолжила:
- Кроме того, ты подтвердил мое собственное мнение или ощущение — не знаю, как определить верно, - о моей жизни. Я считала, что родилась неудачницей, получала немало доказательств этому, а ты представил еще одно, очень сильное.
- Ты считала себя неудачницей?! Ну, ты даешь! Это уже нахальство. Да тебе все завидовали, повторяю! У тебя было все.
- Ничего у меня не было. Прежде всего, у меня не было родителей. Первой моей неудачей было бегство отца от моей мамы. Еще до моего рождения сбежал. Сказал, что не готов к рождению ребенка. Ладно бы, сказал это сразу, когда мама сообщила ему, что беременна. Так нет же. Радость проявил, планы строил, как мы все вместе заживем чудесно...А когда мама была уже на седьмом месяце, прислал письмо, что не хочет ее обманывать, что хочет остаться в собственных и ее глазах порядочным человеком, а потому сообщает ей, что ребенка не хочет, полюбить его не сможет, а поскольку уже все равно сделать ничего нельзя, то лучше им расстаться. Он берет эту тяжелую ответственность на себя: рушит свою жизнь, бросает хорошую работу , налаженный быт, дружеские связи и родню и уезжает куда-нибудь в чужие края, чтобы не мозолить глаза и не нервировать лишний раз. Какие странные у людей представления о порядочности и ответственности! Так сгорела моя первая жизнь — жизнь в полной семье, жизнь с папой и мамой. Дети из полных семей не могут понять, каково это — не уметь произносить слово «папа». А я не умею. Второй раз моя жизнь сгорела, когда не стало мамы. Да, мне повезло, тетя очень меня любила и сумела внушить это чувство своему мужу. Но согласись, что естественнее было бы, чтобы мама осталась жива, чтобы я жила с нею, а тетя и дядя продолжали бы меня любить в качестве племянницы. Это было бы настоящим везением, только такое везение человеку и нужно!
Таня опять умолкла. Молчала она довольно долго, Кирилл уже собирался что-то сказать, но не успел, она заговорила опять.
- Дальше — баскетбол. Ну почему я должна была перестать расти?! У меня ведь уже все было распланировано: получить мастера спорта, войти в сборную, поступить в инфизкульт, стать потом тренером...И вдруг — бах-тарарах! - все нужно менять и планировать иначе! В пятнадцать лет, ага. Да я до конца школы не знала, куда податься. Катька убедила идти в университет на филфак, сказала, что это самый простой выход из положения и что этот диплом мне ни в чем помешать не может, что когда найду свой интерес, спокойно смогу сменить жанр, и все. Конечно, теннис у меня очень хорошо пошел, и я уже начала думать, что все удастся. Но тут этот перелом! Тоже везение, ты скажешь?! Ладно...Я твою любовь восприняла как знак, что мои неудачи закончились, что дальше будет более гладко. Но ты разбил в прах все мои надежды.
- Да какие надежды, если ты замуж не хотела?!
- Надежды на то, что встретится человек, любовь с которым будет выбиваться из обывательских рамок, человек, которому можно будет доверять беспредельно, и он так же будет доверять мне, с кем мы сможем стать одним целым, одной личностью... Детство, конечно, теперь-то я знаю, что так не бывает, но тогда я думала именно так. А ты не понял.
- Что я мог понять в таких сложностях? Я сам был сопляком.
- Не был ты сопляком! Ты старше меня на пять лет! Имел опыт супружеской жизни, опыт отцовский, военный, был ранен, пережил измену любимой женщины — какой же ты был сопляк?! Человек, переживший столько, просто обязан был иметь чуткую душу, а у тебя она осталась неразвитой — это я потом уже поняла, когда совсем взрослой стала. В общем, когда мне Катька все рассказала, я у тети выпросила справку, сделала вид, что болею. Подумать мне было нужно. Жизнь моя в очередной раз сгорела, нужно было искать пути к воскрешению. И я придумала: ушла на заочное отделение и уехала к родственникам дяди — они жили в К. Там и досидела до получения диплома, там и с мужем своим будущим познакомилась.
- Так ты все-таки замужем была или, может быть, и сейчас замужем? Но ведь ты отрицаешь замужество?
- Почему? Совсем не отрицаю.
- Сама себе противоречишь!
- Абсолютно нет. Не планировать и отрицать — это разное отношение к вопросу. Я не планировала, это да. Но относилась и отношусь к замужеству нормально.
Продолжение следует.
Ссылки на все части романа.
- Таня, - в ее воспоминания внедрился чей-то голос, знакомый, но одновременно и чужой, - ты ли это?
Таня подняла голову: дядя и тетя сидели с каменными лицами, а прямо перед ней стоял Кирилл, постаревший, погрузневший, но все еще интересный и знающий это.
Только вот взгляд у него был совсем иным, чем двадцать лет назад. Неуверенный был взгляд, даже слегка испуганный, словно Кирилл был готов к тому, что на него сейчас цыкнут и нужно будет убежать. Так смотрят маленькие бездомые собачонки, когда выпрашивают у людей еду, но при этом в каждое мгновение ждут подвоха и потому остаются настороже. Нехороший был взгляд, не шел он этому красавцу, победителю, этому образцовому самцу.
Таня помедлила с ответом, но он продолжал стоять, и она нехотя сказала:
- Как видишь, я. Что, сильно изменилась?
- Абсолютно не изменилась! Отлично выглядишь, просто великолепно!
- Спасибо на добром слове.
- Ты надолго приехала?
- Еще не знаю.
- Может быть, встретимся, посидим, старое повспоминаем?
- Тебе хочется вспоминать старое? - и не дав ему ответить, - Я еще не знаю точно, как у меня будет со временем, поэтому не хочу тебя зря обнадеживать.
И, повернувшись к подошедшему мальчику Жене:
- Да, я с удовольствием потанцую.
Она встала и пошла со студентом к танцевальному кругу. Кирилл смотрел ей вслед, а дядя и тетя, переглянувшись, с неудовольствием смотрели на него. Наконец, он словно бы очнулся, увидел их недовольные лица, извинился неловко и отошел от их столика походкой человека, который большим усилием воли заставляет себя сделать нечто, чего ему делать абсолютно не хочется.
- Кто этот человек? - спросил Женя.
Этот их танец не был похож на предыдущий: они молчали, Татьяна смотрела перед собой невидящим взглядом, все это нервировало мальчика.
- Старый знакомый, - бесцветным голосом ответила Таня, - знаете, Женя, вы не обижайтесь, но я что-то устала, хочу сесть. Отведите меня к моему столику, пожалуйста.
Таня быстро шла по улице, не глядя по сторонам. Нужно было успеть на почту до перерыва, а то придется во второй половине дня идти еще раз, что ей совершенно не улыбалось.
Вдруг кто-то схватил ее за руку, она инстинктивно отдернула руку, но ее держали крепко: это был Кирилл.
- Наконец, я тебя поймал, - сказал он, слегка задыхаясь, как после бега, - куда спешишь?
- Спешу, действительно, на почту хочу успеть до перерыва, отпусти руку.
- Я тебя провожу, - полуспросил он и пошел рядом.
Некоторое время шли молча, пока Кирилл не нарушил паузу.
- Что же ты меня обманула?
- Когда это?
- А в ресторане. Сказала, что не знаешь, надолго ли приехала, а все говорят, что ты навсегда вернулась!
- Кирилл, ну кто может знать, навсегда или не навсегда?! Кто это может напророчить?! Может быть, я до конца дней своих проживу здесь, а может быть, завтра что-нибудь случится, и я уеду?! Тоже мне — пророки! «Навсегда»! «Никогда не говори: «Никогда», но и «Навсегда», - тоже не говори!
- По-прежнему умна.
- Нет, совершенно иначе. От меня прежней вообще мало что осталось, во внешности кое-что разве, да и то видоизмененное. Мы пришли, ты меня извини.
И Таня вошла в здание почты.
Выйдя через полчаса на улицу, она с неудовольствием увидела, что Кирилл стоит у входа и, явно, ждет ее.
- Что ты здесь делаешь? - сухо спросила его Таня.
- Тебя жду, - непринужденно ответил Кирилл.
- И совершенно напрасно, у меня есть еще дела.
- Ну, я твоим делам не помешаю.
- Я в этом не уверена.
- Таня, - взмолился он, - прекрати! Ты обязана поговорить со мной, понимаешь, обязана!
- Почему бы это?!
- Как ты не понимаешь?! Ты исчезла тогда молча, ничего мне не объяснив, и я двадцать лет жил и не мог понять, почему и в чем я перед тобой провинился. Думаешь, это легко было? Я весь свой кураж растерял по твоей милости. Ты помнишь, каким я был? Так вот, от меня тогдашнего ничего не осталось, все рухнуло в одночасье, и виновата в этом ты!
- Ну, я вижу, что не все в тебе рухнуло. Наглости в тебе — хоть отбавляй.
- Это наглость ненастоящая, это наглость отчаяния. Прошу, зайдем в кафе и все обсудим. Я должен понять, что именно произошло той зимой.
- Хорошо, только недолго, у меня, правда, еще куча дел.
Они зашли в небольшое кафе, сели за столик в глубине зала, и Кирилл спросил Таню, что она будет пить.
- Я не пью, ты забыл?
- Но ведь в ресторане, где я тебя увидел, пила.
- Один бокал красного вина. Этим я свою годовую норму выполнила. Закажи мне стакан апельсинового сока.
Официант принес напитки. Кирилл налил себе коньяк из графинчика и сказал:
- Твое здоровье.
Таня лишь кивнула. Она никогда не понимала, почему пожелание здоровья должно сопровождаться употреблением того, что это здоровье губит.
Кирилл смотрел на нее. Наконец, он не выдержал и сказал:
- Ну, я жду.
- Чего?
- Объяснений. Что произошло тогда? Я пришел к тебе, а меня даже в дом не пустили и сказали, что ты уехала, что запретила говорить мне, куда...Что это был за бред? Я знаю, что твоя родня меня не любила, но мне это было все равно...
- И я даже знаю, почему, - перебила его Таня.
-Что - «почему»? Что ты знаешь?
- Помнишь, той зимой за пару дней до моего отъезда твой сосед по комнате рассматривал твой паспорт?
- Паспорт? При чем здесь паспорт?
- Твой сосед, Герка Корш, собирался жениться. Он никогда не видел, как выглядит паспорт женатого человека, увидел твой паспорт на тумбочке, взял его посмотреть и обнаружил, что ты уже давно разведен. Помнишь?
- Да, что-то такое было, кажется.
- Ах, кажется. Не кажется. Вы еще подрались тогда, потому что он спросил, когда мы с тобой поженимся, а ты ему ответил, что не собираешься больше жениться и даже не собираешься сообщать мне о разводе.
- Господи! Так вот в чем дело! Но, Танечка, дорогая моя, мы же с тобой никаких совместных планов не строили! Ты ведь не заикалась даже, что хочешь за меня замуж! Как, обычно, ведут себя женщины, встречаясь с женатым мужиком? Выспрашивают его о его жене, детях, ревнуют, жену его ненавидят, спрашивают, кто красивее, требуют, чтобы он развелся, строят планы совместной жизни после его развода...Ты этого ничего не делала! Ты даже не спрашивала, люблю ли я тебя! Я был уверен, что мы просто время приятно проводим вместе! Если ты хотела за меня замуж, почему ни разу мне об этом не сказала? Мы бы тогда еще все обсудили и поставили точки над «и».
- Я вижу, что точки нужно было ставить над «ё». Ты, как тогда не удосужился понять меня и мои побуждения, так их и не понимаешь сейчас. Да плевать мне было на замужество! Я и не собиралась никогда замуж — ни за тебя, ни за кого еще. Я тебя любила, и это было единственное, что имело значение. О том, что ты женат, я и не помнила никогда, не помнила о твоей жене, о твоем ребенке — их в моем сознании не существовало, понимаешь? Как я могла ревновать к тому, чего не было?!
- Но ведь я регулярно ездил к ним, ты же знала об этом!
- В моем сознании ты ездил к родителям.
- Я ездил к жене. И каждый раз, вернувшись, терялся в догадках, почему это ты меня не изводишь сценами ревности. Неужели ты никогда не задумывалась, что я там делаю, когда живу в своей семье? Неужели ни разу не подумала о том, что я с женой сплю, наконец?!
- Как я могла об этом думать, если я не помнила о ней? Не было ее, понимаешь? Значение имело одно: ты был со мной. А когда ты уезжал, мне было плохо не от причины твоего отъезда, а от самого его факта. Когда ты на практику уезжал, я точно так же мучалась, абсолютно так же.
- Хорошо. Допустим. Допустим, ты думала, что я езжу к родителям. Почему же ты тогда о них ничего не спрашивала?
- Кирилл, ты знаешь, что такое — потеря мамы?
- Теперь знаю.
- А я знала это с тринадцати лет. Тетя и дядя очень хорошие, я их очень люблю. Они мои самые родные люди на свете. Но маму они все равно заменить не смогли. И никто не смог бы. Разве ты не обращал внимания, что я стараюсь или к себе друзей звать, или в вашей общаге тусоваться? Я у Катьки, у ближайшей и любимейшей подруги, раза два всего была: мне было больно видеть, что у нее есть мама, видеть, как мама о ней заботится, как они посмеиваются друг над другом...А в общежитии вы все выглядели сиротами, как и я, поэтому мне у вас было легче, чем в благополучных домах моих благополучных подруг.
- Ну, и при чем здесь мои родители?
- Да не хотела я слышать, как ты о своей маме говоришь! Завидовала я вам всем, понимаешь?!
Таня умолкла и залпом выпила остатки сока.
- Завиииидовала? - удивленно протянул Кирилл, - кто бы мог подумать? Это мы все тебе завидовали: твоему дому, твоим дяде и тете, всей твоей жизни.
- Да какая теперь разница, кто кому завидовал? Значение имеет лишь одно: ты меня не понимал и понять не пытался, предпочел жить и действовать согласно распространенным стереотипам. А в них не вмещалась, хоть это ты, наконец, понимаешь?
- Хорошо, тогда объясни мне, почему ты так болезненно восприняла мой развод, если тебе на все это было наплевать, если ты замуж не собиралась — и так далее?
- Я болезненно отреагировала не на твой развод, а на твое поведение.
- А что я такого сделал?
- Я из-за тебя оказалась в унизительной ситуации.
- Как это?!
- Повторю: я замуж не собиралась ни за кого, в том числе, и за тебя. Мне было все равно: женат ты, разведен, гарем у тебя или ты до меня был девственником — плевать я на это хотела. Но посторонние люди узнают случайно о твоем разводе и — главное — о твоем желании от меня этот развод скрыть. Я ведь не кричала налево и направо о своих намерениях и своем отношении к браку вообще и с тобой, в частности! Логично было бы предположить, что я, любя, хочу быть женой любимого. А ты скрываешь от меня развод! И что получается? Что я для тебя просто удобная интрижка, не более того. И тут открывается широкое поле для отношения к этой ситуации: от злорадства до жалости. Ну, злорадоство я еще как-нибудь пережила бы: спорт, знаешь ли, область жестокая, тренировку для души дает такую, что не приведи господь, может быть, только на театре еще так люди закаляются. А вот жалости я бы не перенесла.
Таня замолчала, сидела, глядя в стол. Молчал и Кирилл. Она взглянула мельком на него и продолжила:
- Кроме того, ты подтвердил мое собственное мнение или ощущение — не знаю, как определить верно, - о моей жизни. Я считала, что родилась неудачницей, получала немало доказательств этому, а ты представил еще одно, очень сильное.
- Ты считала себя неудачницей?! Ну, ты даешь! Это уже нахальство. Да тебе все завидовали, повторяю! У тебя было все.
- Ничего у меня не было. Прежде всего, у меня не было родителей. Первой моей неудачей было бегство отца от моей мамы. Еще до моего рождения сбежал. Сказал, что не готов к рождению ребенка. Ладно бы, сказал это сразу, когда мама сообщила ему, что беременна. Так нет же. Радость проявил, планы строил, как мы все вместе заживем чудесно...А когда мама была уже на седьмом месяце, прислал письмо, что не хочет ее обманывать, что хочет остаться в собственных и ее глазах порядочным человеком, а потому сообщает ей, что ребенка не хочет, полюбить его не сможет, а поскольку уже все равно сделать ничего нельзя, то лучше им расстаться. Он берет эту тяжелую ответственность на себя: рушит свою жизнь, бросает хорошую работу , налаженный быт, дружеские связи и родню и уезжает куда-нибудь в чужие края, чтобы не мозолить глаза и не нервировать лишний раз. Какие странные у людей представления о порядочности и ответственности! Так сгорела моя первая жизнь — жизнь в полной семье, жизнь с папой и мамой. Дети из полных семей не могут понять, каково это — не уметь произносить слово «папа». А я не умею. Второй раз моя жизнь сгорела, когда не стало мамы. Да, мне повезло, тетя очень меня любила и сумела внушить это чувство своему мужу. Но согласись, что естественнее было бы, чтобы мама осталась жива, чтобы я жила с нею, а тетя и дядя продолжали бы меня любить в качестве племянницы. Это было бы настоящим везением, только такое везение человеку и нужно!
Таня опять умолкла. Молчала она довольно долго, Кирилл уже собирался что-то сказать, но не успел, она заговорила опять.
- Дальше — баскетбол. Ну почему я должна была перестать расти?! У меня ведь уже все было распланировано: получить мастера спорта, войти в сборную, поступить в инфизкульт, стать потом тренером...И вдруг — бах-тарарах! - все нужно менять и планировать иначе! В пятнадцать лет, ага. Да я до конца школы не знала, куда податься. Катька убедила идти в университет на филфак, сказала, что это самый простой выход из положения и что этот диплом мне ни в чем помешать не может, что когда найду свой интерес, спокойно смогу сменить жанр, и все. Конечно, теннис у меня очень хорошо пошел, и я уже начала думать, что все удастся. Но тут этот перелом! Тоже везение, ты скажешь?! Ладно...Я твою любовь восприняла как знак, что мои неудачи закончились, что дальше будет более гладко. Но ты разбил в прах все мои надежды.
- Да какие надежды, если ты замуж не хотела?!
- Надежды на то, что встретится человек, любовь с которым будет выбиваться из обывательских рамок, человек, которому можно будет доверять беспредельно, и он так же будет доверять мне, с кем мы сможем стать одним целым, одной личностью... Детство, конечно, теперь-то я знаю, что так не бывает, но тогда я думала именно так. А ты не понял.
- Что я мог понять в таких сложностях? Я сам был сопляком.
- Не был ты сопляком! Ты старше меня на пять лет! Имел опыт супружеской жизни, опыт отцовский, военный, был ранен, пережил измену любимой женщины — какой же ты был сопляк?! Человек, переживший столько, просто обязан был иметь чуткую душу, а у тебя она осталась неразвитой — это я потом уже поняла, когда совсем взрослой стала. В общем, когда мне Катька все рассказала, я у тети выпросила справку, сделала вид, что болею. Подумать мне было нужно. Жизнь моя в очередной раз сгорела, нужно было искать пути к воскрешению. И я придумала: ушла на заочное отделение и уехала к родственникам дяди — они жили в К. Там и досидела до получения диплома, там и с мужем своим будущим познакомилась.
- Так ты все-таки замужем была или, может быть, и сейчас замужем? Но ведь ты отрицаешь замужество?
- Почему? Совсем не отрицаю.
- Сама себе противоречишь!
- Абсолютно нет. Не планировать и отрицать — это разное отношение к вопросу. Я не планировала, это да. Но относилась и отношусь к замужеству нормально.
Продолжение следует.
Ссылки на все части романа.
