|
|
Пишет lepestriny (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} lepestriny)@ 2008-04-23 02:38:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
"Фашизм - это экстремизм среднего класса". Сеймур Липсет
"...В общем, выкатились мы в зимнюю необъятную notsh и пошли сперва по
бульвару Марганита, а потом свернули на Бутбай-авеню и там нашли то, что
искали, - маленький toltshok, с которого уже можно было начать вечер. Нам
попался ободранный starikashka, немощный такой tshelovek в очках, хватающий
разинутым hlebalom холодный ночной воздух. С книгами и задрызганным зонтом
подмышкой он вышел из публичной biblio на углу, куда в те времена нормальные
люди редко захаживали. Да и вообще, в те дни солидные, что называется,
приличные люди не очень-то разгуливали по улицам после наступления темноты
- полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные malltshipaltshiki
вроде нас, так что этот stari профессор был единственным на всей улице
прохожим. В общем, podrulivajem к нему, все аккуратно, и я говорю:
-- "Извиняюсь, бллин"
Глянул он на нас этак puglovato - еще бы, четверо таких ambalov, да
еще откуда ни возьмись, да с ухмылочками, но ничего, отвечает.
-- "Я вас слушаю, - говорит, - в чем дело?" - причем этак зычно, учительским тоном: пытается, значит, представить, будто он и не puglyi вовсе. Я говорю:
-- Вижу вот книжонки у тебя под мышкой, бллин. Редкостное, можно
сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что-то читает.
-- Да ну, - сказал он, весь дрожа. - Неужто? Впрочем, да, да. - А
сам все смотрит на нас, на одного, другого, в глаза заглядывает, уже стоя
посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
-- Ага, - говорю. - Очень было бы интересно глянуть, бллин, если
разрешишь, конечно, что это у тебя за книжки такие. Больше всего на свете
люблю хорошенькие чистенькие книжки.
-- Чистенькие? - удивился он. - Хм, чистенькие. - и тут Пит хвать у
него из-под мышки всю его drebedenn и скоренько нам раздал. Каждому по
книжке досталось, кроме Тема. Та, что оказалась в руках у меня, называлась
"Введение в кристаллографию", я раскрыл ее и говорю: "Здорово, первый сорт",
а сам страницы листаю, листаю. И вдруг говорю таким голосом раздраженным;
-- Эт-то еще что такое? Гадкое слово, мне на него и глядеть-то стыдно.
Ох, разочаровал ты меня, братец, ох, разочаровал!
-- Но где? - засуетился он. - Где? Где?
-- Ого, - вступил Джорджик, - вот уж где грязь так грязь! Вот: одно слово на букву "х", а другое на "п". - У него была книга под названием "Загадки и чудеса снежинок".
-- Надо же, - присоединился к нам и balbesina Тем, глядя через плечо
Пита и, как всегда, perebarstshivaja. - И впрямь, все как по нотам: и чего
куда, и на картинке показано. Слушай, - говорит, - да ты же просто грязный
kozlina!
-- И это в таком почтенном возрасте, ай-яй-яй, - заговорил снова я,
принимаясь рвать попавшую мне в руки книгу пополам, а мои друзья занялись
тем же с остальными книгами, а особенно старались Тем с Питом, вдвоем
расправляясь с "Ромбоэдрическими структурами". Stari intell сразу в kritsh:
-- "Они не мои! Хулиганство! Вандализм! Это муниципальная собственность!" - или что-то вроде. Попытался даже вроде как вырвать книги у нас из рук, но это уж вовсе была hohma.
-- Что ж, придется тебя, братец, проучить, - сказал я. - Достукался. Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко,
нелегко было устроить ему razdryzg - еще бы, книга была старая, выпущенная
во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но я
все же выдирал из нее страницы, комкал и осыпал ими starikashku, они
кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзья
делали то же самое, и только Тем просто плясал вокруг и кривлялся - клоун и
есть клоун.
-- Вот тебе, вот тебе, - приговаривал Пит. - Получай под расписку,
погань, грязный порнографист!
-- Поганое ты otroddje, padla, - сказал я, и начали мы shustritt. Пит
держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире pastt, чтобы Тему удобней
было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на
мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие
попались, гады, из какого-то, видимо, новомодного суперпластика. Kashka
что-то там нечленораздельное зачмокал - "чак-чук-чок", а Джорджик бросил
держать его за gubiohi и сунул ему toltshok кастетом в беззубый rot, отчего
kashka взвыл, и хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ну, а потом мы
просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (sfaryh-staryh; Тем
чуть bashku себе на них глядя не othohotal), потом Пит laskovo лягнул его в
брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь -
мы ему не очень-то сильный foltshok сделали, - только все охал, не понимая,
где он и что с ним, а мы похихикали tshutok и прошлись по его карманам, пока
Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах мы мало чего
обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые, написанные
еще в шестидесятых, начинались с "милый мой дорогой" и всякой прочей driani,
еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку. Старина Тем прервал
свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал - принялся читать одно из
писем вслух, вроде как чтобы показать всей пустой улице, что он умеет
читать. "Мой дорогой, - начал он своим писклявым голосом, - пока тебя нет
со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не забывай, пожалуйста,
одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами". Тут он выдал gromki
такой smeh - "ух-ха-ха-ха" - и притворился, будто вытирает этим письмом
себе jamu.
-- Ну ладно, - сказал я. - Завязываем, бллин. В карманах брюк у
starikashki нашлось немного babok (денег, стало быть) - не больше трех
hrustov, так что всю его melotshiovku мы раскидали по улице, потому что все
это было курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши
карманы. Потом мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили razdryzg
и разметали их по ветру, бллин, и на том со старым kashkoi-учителем было
покончено. Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но
ведь и вечер еще только начинался, так что никаких всяких там
иззи-винни-ненний я ни у кого за это не просил..."
http://lib.ru/INPROZ/BERDZHES/apelsin.t
Милза Я. "Что такое фашизм?"
"...Говоря о франкфуртской школе, мы подходим к еще одной интерпретации фашизма — психосоциальной. Обнаружив разрыв между монополистическими структурами и либеральными надстройками, Хоркхаймер показал, что этот разрыв ведет к развитию иррациональных тенденций, которые проявляются, например, в антисемитизме. Э. Фромм сделал вывод о том, что в деструктурированном обществе XX в. человек, лишившийся своих традиционных групповых связей, оказывается изолированным и отчужденным. Отсюда — ощущение беспомощности, от которого индивид пытается избавиться с помощью «механизмов бегства». Это авторитаризм, «разрушительность», конформизм. Они составляют опору фашизма. Фромм отнюдь не отрицает его экономическую и политическую базу. Но главное для ученого — объяснить, почему фашизм смог овладеть душами миллионов людей, не встретив сопротивления. По Фромму, в определенных социально-экономических условиях (инфляция, увеличивающая власть монополий) особенно резко проявляются некоторые черты характера средних классов, начиная с садомазохистских тенденций. Их перехватывает и усиливает национал-социалистическая идеология, превращая в экспансионистскую силу. Сравнивая фашизм и сталинский коммунизм, Фромм признает одну их общую фундаментальную черту: они предоставляют атомизированному индивиду убежище и новую безопасность...
Для социоисторического объяснения фашизма довольно широко привлекаются понятия психоаналитической теории. По этому пути первым пошел австрийский психолог В. Райх: фашизм представляет собой главным образом девиантную (отклоняющуюся) и садомазохистскую реакцию на отчуждение в современном обществе, на сексуальное и властное подавление. Любопытна его психоаналитическая интерпретация выбора политических ориентации: общая структура характера обычного человека представляет собой три «концентрических» круга. На уровне внешнего слоя человек этот сдержан, вежлив, толерантен, сознает свой долг и владеет собой; ему психологически соответствует политический либерализм. Средний слой — это бессознательное, по Фрейду, — жестокие, садистские, похотливые, алчные, завистливые побуждения; фашизм ориентирован именно на такие импульсы. «На уровне третьего слоя («глубинного биологического ядра») человек снова добр, полон любви и т.д.; ему соответствует «чисто революционных дух».
http://www.hischool.ru/modules.php?n
"...В общем, выкатились мы в зимнюю необъятную notsh и пошли сперва по
бульвару Марганита, а потом свернули на Бутбай-авеню и там нашли то, что
искали, - маленький toltshok, с которого уже можно было начать вечер. Нам
попался ободранный starikashka, немощный такой tshelovek в очках, хватающий
разинутым hlebalom холодный ночной воздух. С книгами и задрызганным зонтом
подмышкой он вышел из публичной biblio на углу, куда в те времена нормальные
люди редко захаживали. Да и вообще, в те дни солидные, что называется,
приличные люди не очень-то разгуливали по улицам после наступления темноты
- полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные malltshipaltshiki
вроде нас, так что этот stari профессор был единственным на всей улице
прохожим. В общем, podrulivajem к нему, все аккуратно, и я говорю:
-- "Извиняюсь, бллин"
Глянул он на нас этак puglovato - еще бы, четверо таких ambalov, да
еще откуда ни возьмись, да с ухмылочками, но ничего, отвечает.
-- "Я вас слушаю, - говорит, - в чем дело?" - причем этак зычно, учительским тоном: пытается, значит, представить, будто он и не puglyi вовсе. Я говорю:
-- Вижу вот книжонки у тебя под мышкой, бллин. Редкостное, можно
сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что-то читает.
-- Да ну, - сказал он, весь дрожа. - Неужто? Впрочем, да, да. - А
сам все смотрит на нас, на одного, другого, в глаза заглядывает, уже стоя
посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
-- Ага, - говорю. - Очень было бы интересно глянуть, бллин, если
разрешишь, конечно, что это у тебя за книжки такие. Больше всего на свете
люблю хорошенькие чистенькие книжки.
-- Чистенькие? - удивился он. - Хм, чистенькие. - и тут Пит хвать у
него из-под мышки всю его drebedenn и скоренько нам раздал. Каждому по
книжке досталось, кроме Тема. Та, что оказалась в руках у меня, называлась
"Введение в кристаллографию", я раскрыл ее и говорю: "Здорово, первый сорт",
а сам страницы листаю, листаю. И вдруг говорю таким голосом раздраженным;
-- Эт-то еще что такое? Гадкое слово, мне на него и глядеть-то стыдно.
Ох, разочаровал ты меня, братец, ох, разочаровал!
-- Но где? - засуетился он. - Где? Где?
-- Ого, - вступил Джорджик, - вот уж где грязь так грязь! Вот: одно слово на букву "х", а другое на "п". - У него была книга под названием "Загадки и чудеса снежинок".
-- Надо же, - присоединился к нам и balbesina Тем, глядя через плечо
Пита и, как всегда, perebarstshivaja. - И впрямь, все как по нотам: и чего
куда, и на картинке показано. Слушай, - говорит, - да ты же просто грязный
kozlina!
-- И это в таком почтенном возрасте, ай-яй-яй, - заговорил снова я,
принимаясь рвать попавшую мне в руки книгу пополам, а мои друзья занялись
тем же с остальными книгами, а особенно старались Тем с Питом, вдвоем
расправляясь с "Ромбоэдрическими структурами". Stari intell сразу в kritsh:
-- "Они не мои! Хулиганство! Вандализм! Это муниципальная собственность!" - или что-то вроде. Попытался даже вроде как вырвать книги у нас из рук, но это уж вовсе была hohma.
-- Что ж, придется тебя, братец, проучить, - сказал я. - Достукался. Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко,
нелегко было устроить ему razdryzg - еще бы, книга была старая, выпущенная
во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но я
все же выдирал из нее страницы, комкал и осыпал ими starikashku, они
кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзья
делали то же самое, и только Тем просто плясал вокруг и кривлялся - клоун и
есть клоун.
-- Вот тебе, вот тебе, - приговаривал Пит. - Получай под расписку,
погань, грязный порнографист!
-- Поганое ты otroddje, padla, - сказал я, и начали мы shustritt. Пит
держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире pastt, чтобы Тему удобней
было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на
мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие
попались, гады, из какого-то, видимо, новомодного суперпластика. Kashka
что-то там нечленораздельное зачмокал - "чак-чук-чок", а Джорджик бросил
держать его за gubiohi и сунул ему toltshok кастетом в беззубый rot, отчего
kashka взвыл, и хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ну, а потом мы
просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (sfaryh-staryh; Тем
чуть bashku себе на них глядя не othohotal), потом Пит laskovo лягнул его в
брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь -
мы ему не очень-то сильный foltshok сделали, - только все охал, не понимая,
где он и что с ним, а мы похихикали tshutok и прошлись по его карманам, пока
Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах мы мало чего
обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые, написанные
еще в шестидесятых, начинались с "милый мой дорогой" и всякой прочей driani,
еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку. Старина Тем прервал
свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал - принялся читать одно из
писем вслух, вроде как чтобы показать всей пустой улице, что он умеет
читать. "Мой дорогой, - начал он своим писклявым голосом, - пока тебя нет
со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не забывай, пожалуйста,
одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами". Тут он выдал gromki
такой smeh - "ух-ха-ха-ха" - и притворился, будто вытирает этим письмом
себе jamu.
-- Ну ладно, - сказал я. - Завязываем, бллин. В карманах брюк у
starikashki нашлось немного babok (денег, стало быть) - не больше трех
hrustov, так что всю его melotshiovku мы раскидали по улице, потому что все
это было курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши
карманы. Потом мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили razdryzg
и разметали их по ветру, бллин, и на том со старым kashkoi-учителем было
покончено. Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но
ведь и вечер еще только начинался, так что никаких всяких там
иззи-винни-ненний я ни у кого за это не просил..."
http://lib.ru/INPROZ/BERDZHES/apelsin.t
Милза Я. "Что такое фашизм?"
"...Говоря о франкфуртской школе, мы подходим к еще одной интерпретации фашизма — психосоциальной. Обнаружив разрыв между монополистическими структурами и либеральными надстройками, Хоркхаймер показал, что этот разрыв ведет к развитию иррациональных тенденций, которые проявляются, например, в антисемитизме. Э. Фромм сделал вывод о том, что в деструктурированном обществе XX в. человек, лишившийся своих традиционных групповых связей, оказывается изолированным и отчужденным. Отсюда — ощущение беспомощности, от которого индивид пытается избавиться с помощью «механизмов бегства». Это авторитаризм, «разрушительность», конформизм. Они составляют опору фашизма. Фромм отнюдь не отрицает его экономическую и политическую базу. Но главное для ученого — объяснить, почему фашизм смог овладеть душами миллионов людей, не встретив сопротивления. По Фромму, в определенных социально-экономических условиях (инфляция, увеличивающая власть монополий) особенно резко проявляются некоторые черты характера средних классов, начиная с садомазохистских тенденций. Их перехватывает и усиливает национал-социалистическая идеология, превращая в экспансионистскую силу. Сравнивая фашизм и сталинский коммунизм, Фромм признает одну их общую фундаментальную черту: они предоставляют атомизированному индивиду убежище и новую безопасность...
Для социоисторического объяснения фашизма довольно широко привлекаются понятия психоаналитической теории. По этому пути первым пошел австрийский психолог В. Райх: фашизм представляет собой главным образом девиантную (отклоняющуюся) и садомазохистскую реакцию на отчуждение в современном обществе, на сексуальное и властное подавление. Любопытна его психоаналитическая интерпретация выбора политических ориентации: общая структура характера обычного человека представляет собой три «концентрических» круга. На уровне внешнего слоя человек этот сдержан, вежлив, толерантен, сознает свой долг и владеет собой; ему психологически соответствует политический либерализм. Средний слой — это бессознательное, по Фрейду, — жестокие, садистские, похотливые, алчные, завистливые побуждения; фашизм ориентирован именно на такие импульсы. «На уровне третьего слоя («глубинного биологического ядра») человек снова добр, полон любви и т.д.; ему соответствует «чисто революционных дух».
http://www.hischool.ru/modules.php?n
