| читая Андерсена |
[Aug. 3rd, 2008|01:25 pm] |
Роман Ханса Кристиана Андерсена "Всего лишь скрипач" не так хорош, как сказки и истории, но всё лучшее из сказок и историй в нём есть, хочется цитировать страницами.
Крёстный рассказывает легенду:
"У нас в Норвегии есть предание о девушке, которая боялась рожать детей и потому в вечер своей свадьбы, в свадебном венце и фате, отправилась на водяную мельницу, где жила ведьма; она попросила ведьму сделать так, чтобы у неё никогда не рождались дети, и ведьма дала ей двенадцать зёрен, которые невеста должна была бросить под колесо; девушка сделала это, не задумываясь, но каждое зёрнышко, упавшее в воду, издавало диковинный звук, похожий на вздох: это разрывалось сердце ребёнка. Девушка вышла замуж, но детей не имела и, только став старухой, испугалась содеянного. На руках её не было крови, и всё же она была убийцей. И душа её мучилась, как будто она кого-то убила. Однажды в полночь она пришла в церковь, чтобы замолить свой грех, и там увидела у алтаря своих двенадцать нерождённых сыновей, а позади них - их нерождённых детей, целый род, они заполняли все коридоры церкви, и тогда она опустилась на колени и стала молиться - она, убийца целого рода..." (Окончание легенды приведено в примечании автора).
А вот деревенская свадьба:
"Первой ехала невеста со своими подружками; их большие свадебные букеты торчали из повозки, как маршальские жезлы, звенящие бубенчики и маленькие зеркальца были скрыты среди цветов - мир ещё не видел свадебных букетов роскошнее. Трубы и скрипки звучали даже в притворе церкви, заглушая орган. Церковь была украшена зеленью и всем, что создаёт "шик-блеск", как выражается простой народ: тут был и король на коне, изображённый на монете в четыре скиллинга, и цветной рецепт вместе с бутылочкой, на которой ещё можно прочитать "на шесть скиллингов можжевеловых капель", и старая красная шёлковая муфта, и много других вещей, одна другой краше, висели среди зелёных веток и венков. Ни одна крестьянская свадьба, если её хотели сделать по-настоящему великолепной, не обходилась без этих ребяческих украшений".
Крёстный перед самоубийством:
"Люди злы. Даже у самого лучшего из них бывают мгновения. когда с его языка каплет яд. и, если ты его раб, ты должен молча целовать его руку с ненавистью в сердце".
На судне "Люция" встретились двое пассажиров:
"Одна из них - пожилая гувернантка; в годы своего расцвета она выступала в труппе графа Трампе в Оденсе, но, по её словам, покинула сцену, считая это занятие безнравственным; кроме того, она писала стихи, но только по-немецки, потому что возвышенные чувства, по её мнению, можно выразить лишь на этом языке".
Второй пассажир, коллежский советник, "с брюзгливым красноречием развернул перед слушателями картину своих радостей и страданий. Он тоже оказался поэтом, в своё время писал в газету "Афтенпостен" и ежегодник "Нюторсгаве" Паульсена, но под псевдонимом. Его подлинным коньком была элегическая поэзия; впрочем, писал он и каталоги для аукционов, рецензии и другие произведения.
- Но от этого не получаешь никакого удовольствия, - сказал он. - Корпишь, выискивая погрешности в стиле, просто зло берёт, а представляешь сочинение на суд публики, так она же на тебя и накидывается... Я пробовал свои силы во всех стихотворных формах Горация.... Новейшие поэты упускают их из виду, и это не может не оскорбить воспитанный на классике вкус; я также поднял свой голос, я выступал против этого, возмущался и возмущал многих; они бранили меня и писали на меня эпиграммы, но я в газетах читаю только то, что сам написал... Возмутительно, что люди хотят писать, а сами не знают грамоте, всё равно как если бы хотел держать речи человек без единого зуба во рту! Эту мысль я должен записать, - перебил он сам себя, вполголоса повторил её и записал карандашом. - Видите ли, йомфрау, я никогда не теряю того, что может пригодиться; если мне приходит в голову забавная мысль, что бывает часто, я её записываю. Должен вам сказать, что я взял на себя переписывание ролей в нашем театральном обществе, и... я держу у себя в ящике стола записочки с удачными мыслями и вписываю их в роли. Это очень улучшает их.
Тут и гувернантка рассказала, что уже одиннадцать лет ведёт дневник по-немецки.
В них обоих прежде всего бросалась в глаза реальность повседневной жизни, достойная быть предметом низкой комедии; но мы могли бы ухватить в них также и красивую, поэтическую сторону, которая есть у всех нас, пусть проявляется она у иных только в редкие мгновения. Даже в смешной гувернантке было нечто глубоко трогательное..." |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/imported-profile.gif){kind=small}