0. Казалось бы, обстоятельства рабочие вкупе с обстоятельствами медицинскими дают великолепную возможность ни о чём постороннем не думать, смотреть на телевизор и думать ни о чём постороннем.

Увы. Я забыл отключить звук и менее чем за один вечер трижды услышал выражение «традиционные ценности», произнесённое важным голосом, насыщенным то ли решительным благоговением, то ли благоговейной решительностью.

Ну, ладно. И я давно уже не анализировал те или иные общественные реалии с помощью инструментов, предложенных Константином А. Крылова в работе «Поведение».

Большой палец левой руки не отказывался порождать черновики (но как люди таким макаром ухитряются работать на смартфоне быстро?!), и вот, когда правая оставила стадию торга, я выкладываю здесь следствия гласа важного, благоговейного и решительного.

Трактат длинный. Я предупредил.

1. Почему «традиционные ценности» и почему «критика»?

Я согласен с тем, что «идолопоклонничество» плохо, но считаю, что оно плохо не потому, что «идоло-«, а потому, что «-поклонничество».

Когда идолу всего лишь поклоняются, то пренебрегают его дизайном и функционалом, отчего идол приходит в негодность.

Я попробую показать ниже, что , когда у нас провозглашают «традиционные ценности», то пренебрегают и тем, что такое ценности, и тем, зачем они нужны, и тем, что с ними надо делать, кроме традиционного как мир «барин нанял попа мужичков морочить».

Этого нельзя признавать, с этим нельзя соглашаться, а технически свободное время и нудная, пусть и слабая боль не дают молчать. Остаётся критика.

2. Что такое «традиционные ценности» согласно официальным документам?

(ссылался и ранее, поэтому прошу не считать навязчивой кремлёвской пропагандой. Просто пропаганда)

Вот Указ Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», а вот избранные цитаты из приложенных к нему «Основ...»:

а) «…традиционные ценности – это нравственные ориентиры»;
б) «…к традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России»;
в) «…особая роль в становлении и укреплении традиционных ценностей [общих для верующих и неверующих граждан] принадлежит православию»;
г) «…Российская Федерация рассматривает традиционные ценности как основу российского общества»;
д) «…осмысление социальных, культурных, технологических процессов и явлений с опорой на традиционные ценности и накопленный культурно-исторический опыт позволяет народу России своевременно и эффективно реагировать на новые вызовы и угрозы, сохраняя общероссийскую гражданскую идентичность».

3. Видно, что эти цитаты касаются не только «традиционных ценностей», но и «ценностей» как таковых. И вот о ценностях из «Поведения», тоже как таковых:

а) «…норма – это совокупность общественных ожиданий по поводу поведения людей в той или иной сфере деятельности»,
б) «…ценностью мы будем называть единство норм поведения, принятых в некоторой сфере деятельности. Или, по-другому: ценность есть то, чему не может противоречить ни одна из норм данной сферы».

Можно – и даже легче, чем кажется – представить себе пространство всех возможных поступков во всех возможных ситуациях. Поведение субъекта легко рассматривать как непрерывную траекторию в этом пространстве. Как минимум в некоторых точках этой линии субъект может выбирать направление своего движения, то есть свой следующий поступок. Приведённые в «Поведении» понятия «нормы» и «ценности» позволяют описать задачу такого – своего или чужого – выбора и её решение. «Основы…» такой роскоши читателю не предоставляют.

(на всякий случай проговорю отдельно: границы и норм, и ценностей расплывчаты потому, что зависят от восприятия и понимания поступка самим субъектом, его соучастниками и внешними наблюдателями. Тем не менее эти границы для вменяемого человека существуют в каждом отдельном случае, иначе общественная жизнь была бы невозможной. Этим двум обстоятельствам обязан своим существованием цинизм)

Однако и официальное определение (традиционных) ценностей, и определение ценностей, данное «Поведением», совпадают в том, что от ценностей отталкиваются: «основа», «опора», «не может противоречить». Ценности задают то, чего нельзя делать.

Значит, «ценности», какими бы хорошими словами они ни назывались, можно понять, как указатели на запрещённые области в «пространстве поступков». Например, требование учитывать ценность «пользы» в поведении индивида можно представить, как запрет ему мириться с утратой собственности, запрет на её разбазаривание, запрет упускать возможность обогащения.

4. «Поведение» утверждает существование нескольких базовых, независимых друг от друга ценностей, комбинациями которых можно представить все остальные ценности, включая любую официально объявленную «традиционную».

Однако это уточнение здесь не требуется потому, что объявленное «Поведением» разделение общественной деятельности на какие-то подмножества («сферы») здесь неважно.

Поэтому можно записать обобщённые утверждения:

а) все общественные ожидания по поводу поведения людей можно представить как множество всех норм поведения, и
б) в общественной деятельности отдельной ценностью, сколь угодно вычурной, можно признать то, чему не может противоречить некое подмножество норм поведения, сколь угодно мало связанных между собой.

Читатель уже видит, что здесь прямо-таки напрашивается иная точка зрения на то же самое положение дел: требуется понятие о поведении индивида, намеренно или ненамеренно противоречащем какой-то «отдельной ценности». Понятие о том, чего – как минимум сейчас и здесь – делать нельзя. Оно давно есть, это так называемый «грех». Именно на его обнаружение работает «ценность», и это её отличительная черта среди множества толкований весьма неоднозначного понятия «нравственный ориентир».

Далее я буду использовать слово «правильность» для оценки поведения индивида по его соответствию ценностям; так же, как «нормальность» характеризует его поведение по соответствию нормам.

Напомню то, о чём вспоминать обычно не хотят. Да, различные нормы (или различные ценности) в одной и той же ситуации могут требовать разного поведения. Отсюда следует, что и «нормальность» с «правильностью» в повседневном поведении даже одного человека, а тем более множества людей, вполне могут противоречить друг дружке. В сатирической форме об этом напоминает знаменитый мем «а нас-то за шо», где нормальные недовольны возможностью правильного поступка по отношению к ним.

5. Здесь уже напрашивается анализ списка «традиционных ценностей», заявленных ранее в цитате из «Основ…». Можно искать более или менее краткое и складное определение… скажу так, греха… против любой из них. Скажем, «достоинству» соответствует запрет мириться с унижением, быть «терпилой», и так далее.

Однако некоторые «традиционные ценности» из списка, подлежащие сравнительной оценке – «крепкая семья», а не «семья», «созидательный труд», а не «труд», «высокие нравственные идеалы», а не «нравственность» – такому анализу не подлежат. Устанешь отличать «высокое» от «крепкого».

И это одна из причин, по которой я считаю предложенный Указом список «традиционных духовно-нравственных ценностей» следствием безалаберности или средством манипуляции. Не говоря уж о том, что сам перечень кажется надуманным и бессвязным.

Есть и другие причины.

6. Проблема «традиционных ценностей», которые навязывают российскому обществу, как ценности избранные, наилучшие, первосортные, достаточные, состоит в том, что все остальные ценности представляются не заслуживающими внимания. Это не столько декларация принятия ценностей как «нравственных ориентиров» общественной жизни, сколько декларация экономии на этом принятии.

Например, эти «все остальные ценности» проигнорированы в заявленном вопросе «осмысления» – кем? – «социальных, культурных, технологических процессов и явлений», которое позволит не просто «своевременно и эффективно реагировать на новые вызовы и угрозы» некоему «народу России», но и не потерять при этом «общероссийскую гражданскую идентичность».

Если в «своевременно и эффективно» входит сохранение российского общества как такового, – входит же как минимум, нет? – то общая идентичность никуда не денется, даже если «традиционные ценности» никак не участвовали в этой реакции. И получается, что всё перечисленное в списке, вроде жизни, милосердия и справедливости – это моменты декоративные, логотипические?

Можно задать вопрос и попроще: если «нетрадиционные ценности» не заслуживают внимания, то что помешает (небрежно отмахнувшись) признать такой ценностью любое психическое отклонение, почему-либо вошедшее в моду, наносящее постоянный и долгосрочный ущерб, но пока не раздражающее начальство? – или даже раздражающее, но такое удобное для перенаправления общественного внимания в нужный момент?

7. Как видите, подход к ценностям, официально заявленный и благоговейно воспеваемый при каждом удобном случае, на самом деле препятствует работе с ними и работает на ослабление российского общества.

«Поведение» даёт возможность анализа проблемы «традиционных ценностей», сформулированной выше. Это можно сделать, взглянув на них через «этические императивы», которым Константин А. Крылов сопоставляет «цивилизационные блоки» как множества стран, в которых приемлемое обществом поведение обусловлено деонтически (это не я, это поисковик), то есть через «должен» и «не должен».

Надо предупредить читателя, что классификация этих императивов по сторонам света в «Поведении» обязана собою скорее историческим, нежели геополитическим соображениям. Первые на момент написания «Поведения» ещё как-то тягались со вторыми.

«Юг»: «я должен делать (другому) то, что другой делает (мне)». Известные формулировки: «око за око», «все побежали, и я побежал».
«Восток»: «я не должен делать (другому) того, чего другой не делает (мне)». «Золотое правило нравственности»: Конфуций, Лука и проч. «Не начинай первым».
«Запад»: «другой должен делать (мне) то, что я делаю (ему)». Это «либерализм» per se.
«Север»: «другой не должен делать (мне) того, чего я не делаю (ему)».

Видно, что «должен» и «не должен» чётко разделяют императивы на те, которые определяют нормы поведения («южный» и «западный»), и те, которые задают ценности («восточный» и «северный»).

Общества, в которых эти императивы позволяют оценивать поведение, можно разделить на «нормальные» и «правильные». Оценивая и прикидывая этически правильное («хорошее») поведение в нормальных обществах решают, что делать надо, а в правильных обществах решают, чего делать нельзя.

8. Сначала о «нормальных» обществах, то есть о «южном» и «западном». С «южных» обществ человек начинался, а «западные» оформили собой нынешний «час пик» цивилизации. Тем не менее, сходство здесь очевидно. «Западная» этическая система, подобно системе «южной», основана на норме, в пределе – на подражании. На том, что надо делать.

Однако между «югом» и «западом» есть фундаментальное отличие. Если «южный» императив обязывает подражать вождю/герою и идти за ним, то «западный» императив поощряет индивида самому вести других, вдохновлять их, торговать с ними, воевать с ними, играть с ними. Он запрещает лишать других права – не путать со средствами или возможностями – играть с тобой, и он не разрешает жаловаться на проигрыш.

(лишение другого прав, которые имеешь сам – это смысл тех «двойных стандартов», в которых упрекают «западные» страны и их апологетов в других обществах. Обвинение в «двойных стандартах» – это всего лишь упрёк в несоответствии либерализму, и только «западный» субъект здесь не имеет права ответить «ну и что?»)

«Западное», то есть либеральное общество, как и «южное», племенное, пренебрегает ценностями, то есть правильностью, поощряя в общественной жизни стремление к норме. Это пренебрежение выглядит и действует очень по-разному.

9. «Южная» этическая система покамест не замечена в поддержании общества настолько сложного, чтобы это пренебрежение ценностями стало не то, что системной, но хотя бы неизбежной проблемой.

Правильное поведение в «южном» обществе может не мешать нормальному поведению просто потому, что последнее очень ограничено (подражание другому). В «южном» обществе ценности и порождаемые ими запреты могут не иметь связи с актуальной общественной деятельностью. Они могут быть заимствованы извне или объявлены случайно. Им можно приносить ритуальные жертвы (это такая норма, да), но они пребудут в стороне от всякого обсуждения и рефлексирования и останутся в неприкосновенности, не участвуя своими «нельзя» в принятии решений по подражанию вождю, герою или уважаемому человеку в диаспоре.

А вот «западная» этика позволяет субъекту всё… точнее, «всё больше и больше», а не позволяет «всё меньше и меньше». Самые сложные и преуспевающие общества на планете пока что именно «западные». Они платят за своё величие тем, что ценности в них подвергаются постоянному и, главное, необратимому износу.

Такую системную, всё усугубляющуюся «греховность», падение нравов, и ставят на вид либеральным обществам их критики внутренние и внешние.

10. Остаётся посмотреть на «восточный» и «северный» этические императивы с точки зрения их отношения к ценностям. Да, оба они утверждают примат ценностей над нормами, «нельзя» над «надо», но как?

Напомню «восточную» формулу правильного поведения в обществе: «я не должен делать того, чего не делают (мне) другие».

Она требует от субъекта поддержания тех или иных общественных реалий в неприкосновенности. «Не начинай первым», а охраняй и защищай существующее от тех, кто начал, своих или пришлых.

Пресловутая «консервативная», «традиционалистская» реакция в «западных» странах на естественный успех «западной» же этики в них сводится к поиску идеала в «светлом прошлом», то есть в «восточных» обществах – если получается, то в ранних обществах тех же стран, тех же народов.

В оправдание этого подхода можно сказать, что других примеров нет, ибо «юг» точно не подходит. Однако применение «восточного» этического императива для ограничения действия «западного» имеет фатальную уязвимость.

Требование «не начинай первым» воспрещает и восстановление разрушенного. Если ущерб состоялся достаточно давно, и с пониманием нового положения дел запоздали, то уже оно, ущербное, подлежит «восточной» защите. В конечном итоге «западный» износ ограничений в общественной жизни возьмёт своё.

(из этого… возможно, излишне общего… сопоставления можно сделать вывод, – он же предсказание – что «консервативная», «традиционалистская» реакция в «западных» странах обречена на провал. Это арьергардное сражение, в котором либералы наслаждаются заведомым преимуществом и не стесняются использовать его.

Я не знаю, состоится ли в скором будущем в Штатах громкое убийство какого-нибудь либерального трибуна. Однако это уже неважно, ибо, даже случись, оно пребудет всего лишь ответом в частности и подражанием вообще. Давешний пример с BLM в этом контексте выглядит ещё ярче: вряд ли «традиционалистам» могла бы прийти в голову сама затея)

11. Интереснее выглядит «северный» императив, который, согласно гипотезе, изложенной в «Поведении», сотни лет назад появился в российском обществе и теперь в своей законченной форме претендует на определяющую роль в общественной жизни современной России.

Правило «другой не должен [мочь, уметь, хотеть, быть должным] делать мне то, чего я не делаю ему» возлагает на самого субъекта ответственность за неспособность или нежелание защититься от вреда себе или предупредить такой вред.

Здесь нет запрета на необычное поведение, как в «восточном» императиве. Начинать первым можно. Можно что-то творить и изобретать, и это уже дело окружающих – объясняться с тобой, если они почувствуют опасность для себя («безумный учёный»).

Ты и сам обязан так объясняться, оказавшись «окружающим», и мешать другому нанести тебе вред такими способами, которые ты не пустишь в ход против него.

Очевидно, что такое взаимодействие в группе быстро выявит вещи, до которых не хочет опускаться никто – или, по крайней мере, никто из тех, кто способен их натворить (мечты слабаков побоку).

Так в «северном» обществе возникает ценность. Вряд ли всегда «возникает», скорее уж «обновляется» и «восстанавливается», но всё-таки.

(впрочем, и для «возникает» отыщется более чем масштабный пример: покамест не состоявшаяся ядерная война. Спонсированная Союзом работа по её задержанию, отведению и предотвращению – «борьба за мир» – была и осталась правильна, а не нормальна, ведь нормальна как раз подготовка к ведению войны всем, чем можно)

Так что «северный» этический императив,

а) не запрещает выбор новых траекторий в «пространстве поступков», но
б) он, как и «восточный», требует поддержания существующих в этом пространстве запрещённых областей, то есть ценностей, плюс
в) он может востребовать новые ценности в зависимости от де-факто существующих воспроизводимых ситуаций, при том, что
г) он, как и «западный», вполне может отправлять на свалку истории ценности, не актуальные для текущей общественной деятельности.

Я полагаю, что равновесие между всеми этими делами (и дрейф этого равновесия) в «северной» общественной жизни, скорее всего, определяет сиюминутное воздействие внешних факторов.

(«Север» постоянно адаптируется или адаптирует, всё зависит от доступных возможностей)

Главное же то, что это равновесие может быть найдено в рамках «северного» этического императива, без привлечения других в качестве инструментов реакции или прогресса в «северном» обществе, как «восточным» императивом стараются «запитать» реакцию в «западном» обществе, и как «западное» отношение к нормам и ценностям в общественной жизни работает «двигателем прогресса» где и в чём только можно.

12. И вот что на основании вышесказанного можно сказать о существующем изводе «государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей».

Во-первых, в принципе верно провозглашённое в ней отношение к ценностям вообще, как к «нравственным ориентирам» класса «основ» или «опор», а не «примеров» или «путей». «Нельзя» , а не «надо». Принципом оно и ограничивается, уточнений в «Основах...» нет.

Во-вторых, список «традиционных ценностей» совершенно эклектичен. В лучшем случае над ним не думали, валили кулём. Особенно радуют «гуманизм» с «правами и свободами». Из поколения в поколение, да.

Однако это хорошо потому, что наглядно показывает: некая «традиционность», освящённая временем, не важна ни в анализе ценностей, существующих в обществе сейчас, ни в работе с ними. Её важность надумана. Анализ процессов в общественной жизни и их направление с помощью ценностей не нуждаются в учёте «традиционности», потому что та не помогает отвечать на вопросы такого анализа.

Чему именно препятствует сохранение и укрепление той или иной «духовно-нравственной ценности»? Во что обойдётся её восстановление? А в обновлённой версии? Идёт ли дело к появлению и/или закреплению в масштабах общества новой «духовно-нравственной ценности», ранее незаметной или вообще неизвестной? – да, со всеми полагающимися изменениями во множестве норм поведения, зависящих в том числе и от неё?

В-третьих, упоминание «особой роли православия» в «становлении и укреплении традиционных ценностей» говорит о возможности государства отдать на откуп (или свалить ответственность за) ту или иную эволюцию общественной жизни российского общества жреческим корпорациям, практикующим в нём. Здесь «особая роль» даже выглядит чем-то вроде эстафетной палочки, средством смягчить последствия изменения национального состава населения Федерации, его образовательного уровня и культуры поведения.

(сперва православие, потом ислам, потом вудуизм или ещё что, «особой роли» на всех хватит)

В-четвёртых, системной ошибкой – вполне вероятно, намеренной – в «Основах…» выступает непонимание места ценностей в общественной жизни.

Там говорится о том, что ценности нужны для осмысления неких процессов и явлений, текущих и происходящих в российском обществе. Однако их классификация неадекватна. «Технологические процессы», а тем более «явления» суть производные от процессов общественных и потому не нуждаются в отдельном регулировании с помощью норм или ценностей. Такое регулирование – сюжет для фильмов в жанре фантастического триллера.

Главное же, что в классификации «процессов и явлений» отсутствуют процессы

а) экономические,
б) административные,

то есть обществу отказано в праве на их осмысление даже через «традиционные» и, как следует из вышеизложенного, через любые другие, второсортные ценности.

И это уже вредительство, подрыв самой идеи «ценностей как нравственных ориентиров», признак того самого «барин нанял попа мужичков морочить». «Поп» нынче, конечно, наименование собирательное, жреческие корпорации трудно отличить от медийных.

В «Основах…» подробно говорится о деятельности только в области культуры (искусство, медиа и проч.) и – в меньшей степени – в коммунальной сфере. Административная деятельность здесь выступает исключительно инструментом исполнения, а не предметом оценки. Про экономическую нет вообще ничего.

В-пятых и последних, продекларированное в «Основах…» понимание ценностей и отношение к ним (официальное деление на сорта) препятствует, а не помогает объявленному там же «осмыслению с опорой на ценности» процессов, идущих в российском обществе или навязываемых ему извне.

В общественной и политической жизни это сказывается и будет сказываться в том, что российское общество не сумеет препятствовать (говорить «нельзя») эффектам таких процессов. Значит, в итоге оно будет вынуждено принимать эти эффекты – проще говоря, останется таким же уязвимым перед «западным» натиском, как и «восточные» общества.

Хуже того. «Северное» общество, в отличие от «восточного», будучи связано таким пониманием вопроса, оказывается ослабленным даже перед навязыванием ему норм со стороны «южных» сообществ.

(для нынешней России в основном мигрантских, но это отнюдь не единственная возможность)

Даже в лучшем, вовсе не обязательном случае выработка и применение необходимых запретов будут, но окажутся монополией государства, то есть делом непрофильным, а потому громоздким, затратным и запаздывающим, что в наше время равноценно делу, обречённому на провал.

Итого, мне неизвестны ни порядок создания «Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», ни история их создания, ни тем более их составители. Однако в любом случае на память приходит удачный мем от неудачного исторического персонажа: «что это – глупость или измена?»

Я не исторический, мне можно.

Спасибо за внимание.

Ладно, закончу со своими представлениями о следствиях обещанного успеха СВО. Как и хотел в прошлый раз, остаётся осветить тему административных усилий наших противников в этой истории.

Приведённые ниже предположения чересчур масштабны и долгосрочны, а предполагает и приводит их коллектив из одного человека. Это значит, что, с одной стороны, сколько-нибудь чёткое и последовательное исполнение их вряд ли возможно, а с другой стороны, совесть через пару дней (сейчас она догуливает отпуск) откажется мучить автора по этому поводу, поведясь на риторический вопрос «а что мне все эти заметки, в корзину было сваливать?».

Если хотите, разбирайте на сюжеты, на строительные материалы и на приправы к виданному, слышанному и читаному.

11. Я считаю, что никакие государства-соседи не станут делить ту территорию бУССР, на которую Россия не распространит свою юрисдикцию. Да, присвоение себе части этой территории выглядит исторической победой для большинства правительств восточноевропейских государств-фрондёров, то бишь правительств популистских и оппортунистических. Нынче это норма.

Чтобы развеять эти упования, достаточно провести те же самые расчёты выгод против убытков для любого из этих государств («количество, состав и качество населения, логистика, коррупция, рынки рабочей силы локальный, общегосударственный и общероссийский общеевропейский, интенсивность террористической деятельности…»). Оппортунизм в наше время становится похвалой, ибо он подразумевает известный учёт реального положения дел, в том числе положения дел с собственными суверенитетом и казной.

С другой стороны, спонсирование «украинской государственности» как некоего «общеевропейского проекта» выглядит делом даже не вероятным, а естественным. Здесь выгоды очень велики, и не только «против России».

12. Я уже предполагал раньше, противореча распространённому мнению о надвигающемся распаде ЕС, что в настоящее время там идёт процесс централизации власти, отказа локальных правительств от своих полномочий в пользу ЕК.

Буферное «украинское государство» и политические решения, обусловленные его наличием, вполне способны послужить катализатором этого процесса.

Отдельные европейские государства, даже в формате «коалиции» и даже обладающие опытом организации колониального администрирования, не смогут собрать нужный объём ресурсов и удовлетворительно скоординировать их применение.

Это касается и общих вопросов поддержки, и её узкоспециализированных форм: подготовка и оснащение вооружённых сил, содействие в террористических атаках, транзит вооружений, наркотиков и проч..

Следовательно, сколько-нибудь успешная организация государства на территории бУССР, на которую Федерация пока не претендует, станет прерогативой ЕС как целого, с застраиванием локальных европейских правительств «ради борьбы с экзистенциальной угрозой» (раньше говорили «смертельной битвы»).

А такое, учит нас история, очень трудно отыграть назад. Слово «экзистенциальный» – не воробей.

13. Я полагаю, что само нынешнее вовлечение «объединённой Европы» в помощь бУССР и в форсированную милитаризацию нужно затем, чтобы возможно сильнее уронить локальные администрации в глазах населения, когда эти усилия постигнет крах.

Объём потерянных на этом средств и падение уровня жизни населения не имеют значения в вопросе о полномочиях таких масштабов.

Если недовольство населения приведёт к приходу к власти в той или иной стране радикальных правых или левых (второе менее вероятно), то это лишь улучшит ситуацию для европейского правительства. Оттеснённые радикалами от (пусть уменьшившейся) власти состоявшиеся и уважаемые люди сделают всё, чтобы помешать выскочкам осуществить на местах сколько-нибудь радикальные меры по исправлению ситуации в любом из аспектов.

Это в лучшем случае, а в худшем сами выскочки будут отыгрывать заранее согласованные роли в пьесе «Крах на фоне краха».

14. Симпатии и антипатии буферных государств, а тем более общественного мнения в них, не важны по сравнению с юридическими следствиями самого их существования «на родной земле», а не только в дипломатических салонах. Потому окажется ли на старте такой буфер «нейтральным», «про-» или «антироссийским», – менее важно, чем то,

а) кто за него платит,
б) что там исчезает, и
в) что оттуда лезет.

Если уж совсем по-взрослому, то в пользу именно такого «буферного будущего» говорит сам подход к ведению войны нашей – и, подозреваю, не только нашей – стороной. Войны «не за территории», а на безвозвратное долговременное снижение мобилизационного потенциала бУССР.

Лозунги можно выкрикивать громко, позы можно принимать любые, но если нет людей, то никто никуда не идёт. В перспективе это выгодно обеим сторонам конфликта – и России, и «западным странам». Такое объясняет, например, усилия по затягиванию боевых действий. Чем меньше людей останется на той территории, которая отойдёт под юрисдикцию противника, тем лучше.

Праздное любопытство подсказывает вопрос, потянут ли в бУССР сколько-нибудь масштабную мобилизацию молодёжи и женщин – неважно, добровольную или принудительную.

Вряд ли, конечно. А случись она, такая кампания стала бы подспорьем для легального обезлюживания соответствующих территорий для обеспечения их буферного статуса. С другой стороны, она стоила бы жизней военнослужащих армии РФ, а кроме того, неизбирательность процесса снизила бы привлекательность части этих территорий для возможной интеграции с РФ.

Всё равно, «сам процесс» востребован даже без таких неприятных крещендо. Буферное государство, будучи поводом или ареной для условно мирного соперничества соседей, само по себе должно быть для этих соседей безвредным. Оно нужно для оплаты работ по поддержанию минимально необходимого порядка на территориях, за которые как минимум в настоящее время другим отвечать не хочется, и для росписей в международных документах «там, где галочка».

Для начала. Дальше может быть интереснее, ибо «минимально необходимый порядок» бывает разный.

15. Я полагаю, что решения по администрированию на территориях бУССР, оставшихся вне российской юрисдикции, будут ограничены следующей альтернативой.

Первый, самый вероятный, «минимальный вариант», естественное стремление к экономии сил, то есть «восстановление», «преемственность», «неизменность» и прочее такое же, где «несмотря на» постепенно переходит в «вопреки». Ибо «непобеждённые на поле боя» (найдут, как впарить).

Второй, ну а вдруг, «максимальный вариант». Возможность, причём долгоживущая, «игры по-крупному», а именно переучреждения «украинского государства» с произвольным отказом от обязательств прежнего. Что-то вроде событий в 1917.

Конечно, даже фарсом, повторяющим ту трагедию, оно не будет. Да, оно ещё потянет на фарс, если трагедию ограничить сверху по «Директории», но не больше. А так, новое государство, думаю, было бы признано практически мгновенно всем или почти всем миром, даже если большинству признаний сопутствовал бы шёпот «ну наконец-то закончилось».

16. Сначала о сходстве последствий у этих двух вариантов.

И в том, и в другом случае государственное управление будет восстановлено по минимальной смете и минимально приемлемого для западных спонсоров качества и функционала.

И в том, и в другом случае, если судить по эпопее 2008+, «буква» основополагающих документов, исправленных по указанию РФ или сочинённых европейскими консультантами, не будет иметь для политически активного гражданина бУССР никакого значения.

И в том, и в другом случае финансовую кормёжку кадавра начнут распиливать задолго до её появления в (на?) казне бУССР.

И в том, и в другом случае возникнет соблазн организовать на этих территориях общими стараниями местной и европейской администрации серию гуманитарных катастроф (или потворствовать таковым, оно дешевле) для дальнейшего обезлюживания территории (в основном эмиграцией) с последующей раскруткой в мировых медиа. «Новый голодомор» звучит захватывающе.

И в том, и в другом случае РФ не пойдёт на вторую итерацию СВО. Этот козырной туз, напомню, уже сыгран, и публичное соперничество ради обеспечения своих интересов продолжится сугубо в легальном ключе, где, опять же напомню, РФ уступает оппонентам.

17. Теперь о главном различии этих вариантов. Оно примерно такое же, как между закачкой патча v1.5.8.1218 и установкой начисто v2.0.

Функционал и расход ресурса на радость пользователю «и в другом» могут полностью совпадать с «и в том». Важен вопрос, а что ещё туда было зашито средствами, которых во времена предыдущей версии не существовало, для решения отсутствовавших тогда проблем? Проблем с пользователем в том числе.

А то «нероссия», конечно, хорошо, но деньги надо отрабатывать.

Из многих печалей, высказанных выше, следует, что из воспроизводящихся ресурсов у бУССР в любой версии остаются два: территория и географическое положение.

Территорию, напомню, окружающие забрать либо побрезгуют («мы не за территории воюем»), либо надорвутся, то есть использовать её ценность надо с умом.

А вот с географическим положением любопытнее. Это центр Европы, и, напомню, проходной двор. Опять же напомню, что симпатии и антипатии что администрации, что населения буферного государства, не способного применить вооружённую силу, никакого значения не имеют.

БУССР есть очень привлекательное решение для организации транзита откуда угодно куда угодно. Если соседи договорятся о такой организации, то этот транзит пойдёт под «миротворческими контингентами» (вряд ли) или «иностранными специалистами, привлечёнными правительством» (наёмники на чужие деньги), то есть силами, которым на правопорядок вне охраняемых обочин в принципе наплевать. Да, первое время грузопотоки надо будет отлаживать в режиме «одна авария на трассе – три случайных взрыва газа в жилых районах», но первое время не вечно.

И не важно, если за всякими международными столами те же самые соседи ежедневно повергают друг друга в прах пламенной риторикой и неопровержимыми обвинениями.

Да транзит тут может идти между далёкими точками А и Б, когда не всем соседям надо знать что-нибудь про каждый случай. Не к ним и не через них пойдёт. Я выше уже говорил: оружие, наркотики плюс всё, что нуждается в амортизации «пошлин» и «санкций».

Задачу экономной и устойчивой организации такого положения дел и сможет решить «новое и древнее, зато изначально европейское украинское государство». Там все подлежащие исполнению документы открыто и уважительно будут объяснять, почему аборигенам нельзя заглядывать в контейнеры, в том числе поднимать повязку на глазах тогда, когда они их сами грузят.

Дело техники – объяснить остаткам населения такое положение дел. В совокупности с европейской помощью местной администрации это вполне можно назвать рентой, которую белые люди платят именно ему, населению, за ничегонеделание (ситуация т. наз. «панувания»).

Останется развлекать его, население, бесконечной борьбой за почти уже состоявшееся членство в ЕС и таким же бесконечным противостоянием восточным оркам. Ведьм по телевизору крутить, вот это вот всё. Рай.

18. Повторю, что этот вариант чересчур изящен, а значит, слишком сложен по нынешним временам. Скорее всего, останется «непобеждённое» квазигосударство с правлеными ксивами.

А так как его географического положения никто не отменял, то повязки и контейнеры всё равно надо будет прописывать. Только тогда уже мелким шрифтом в приложениях. Это более рискованно для отправителей и получателей, угловато и шершаво, кому и как ты его в медиа ни зализывай.

19. Однако вот рациональное рассуждение, которое можно понять в том числе как обоснование дополнительной привлекательности одновременно и территории бУССР, и её географического положения. Если очень коротко, заселить её иммигрантами откуда угодно, в основном с юга и юго-востока.

Конечно, ведь транзит можно организовать и людской. Даже не обязательно иметь в виду ускорение исторической деактуализации бУССР, и так сбывается.

Думаю, читатель чувствует по себе: такое развитие событий затруднено тем, что в культурном аспекте оно провоцирует предельно болезненные переживания, причём у нас. Там-то ладно.

Возмещением этих переживаний стало бы бегство уже в РФ заметного количества бывших жителей бУССР (миллионы?), а их интеграция в российское общество намного легче и выгоднее, чем тот же процесс для среднеазиатского контингента, тем более в долгосрочной перспективе.

«Объединённая Европа» получила бы, конечно, не окончательное решение проблемы с «беженцами», а дополнительную опцию в поиске и/или заматывании такого решения.

Помимо этого, проблемы самых разных видов были бы созданы всем соседям – и Федерации, и упомянутым выше государствам-фрондёрам, которые сейчас от той же проблемы с иммиграцией отлягиваются, как могут. Хотя на тех родинах, куда из бУССР разбегутся другие националы, будет и праздник, а тамошние чины окажутся спасителями и национальными героями.

По обустройству ничего нового придумывать не придётся. По-настоящему большие лагеря для беженцев в пустеющих городах и на природе – уже нормально. Можно на этом не останавливаться. Разжигать конфликты между разными группами этих беженцев на религиозной или национальной почве, использовать человеческий мусор из самостийников для жёсткого подавления этих разборок. С максимально возможными жертвами – всех-то нельзя, несмотря на исторический опыт, это даже в Европе встрепенутся… но как-то так. Трагедия, кто же знал.

И в таких делах переучреждение «украинского государства» могло бы сильно помочь. Однако сложно, чересчур сложно.

20. Ладно. Итого, моё мнение по светлому будущему схидной Европы.

Федерация берёт то, на что замахнулась физически и… с переменным успехом… пытается взять то, на что замахнулась юридически.

Европейский союз, методично и последовательно препятствуя этому, на оставшихся территориях расковыривает незаживающую юридическую язву. Она принимает форму буферного государства на содержании (в основном) ЕС и с отдельным источником дохода (от РФ в том числе) за транзит всего, что получится.

Всё это время ЕС оказывает бУССР материальную, финансовую и юридическую поддержку в деле поиска и производства поводов для судебных разборок с Федерацией любых масштабов, во всех звеньях и инстанциях любой судебной системы. Цель: системное обесценивание возможностей РФ влиять на политические, социальные и культурные процессы на этих территориях.

Развитие событий перестаёт быть предсказуемым (для меня) с депопуляцией бУССР, которая пойдёт быстрее относительно других европейских стран. Во-первых, в силу военных потерь и разрушений, а во-вторых, потому, что есть, куда бежать.

Я бы предположил попытку со стороны РФ применить идею «опорных населённых пунктов» (я считаю её судьбоносной и могу только надеяться, что она вдобавок правильна) к территориям, которые всё же попросятся под руку московского царя или кто там у нас будет к тому времени. Однако это уже совсем за горизонтом.


Хватит, а то крайнюю дюжину килобайт Бриан совсем уже истерично ревнует меня к Фунту и Валиадису. Да и своеобычная тематика заждалась, благо есть что сказать.

Спасибо за внимание.

Это, вероятно, первая часть рассуждений даже не об итогах Специальной военной операции (эту тему сейчас раскрывают сотни тысяч авторов), а о последствиях этих итогов (всего лишь десятки тысяч). Я собрал и сшил часть своих заметок на эту тему.

Предупреждаю о необычных для меня пессимизме и цинизме. Я говорю не о том, что считаю хорошим или хотя бы правильным, а о том, что считаю наивозможным.

И ещё. Речь пойдёт в основном об административной стороне процесса. Читатель может вспомнить, что в своих рассуждениях про общество я не свожу общественную жизнь только к этому аспекту. Найдись время, вернусь к теме: да, было бы интересно прикинуть утилитарную, культурную и коммунальную грани вопроса. Здесь по ним, однако, лишь необходимый минимум.

1. Итак, за исходное положение дел я принимаю разрешение нынешнего кризиса на территориях бУССР на условиях Российской Федерации. Речь пойдёт о следствиях и обстоятельствах такого разрешения.

Напомню эти условия: нейтральный безъядерный статус остатков бУССР, их «демилитаризация» и «денацификация», признание бУССР принадлежности к Российской Федерации Крыма, донбасских республик, Запорожской и Херсонской областей.

Начну с самого плохого. Я полагаю, что, даже будучи приняты самой бУССР, все перечисленные условия суть не более, чем ещё одна причина для тотального и долговременного юридического противоборства Российской Федерации с главным спонсором и пособником бУССР, «объединённой Европой». А средства и опыт ведения такой борьбы у «объединённой Европы» огромны. Пожалуй, величайшие на планете.

На полях замечу, что я считаю заморозку денежных активов Федерации стараниями этой «объединённой Европы» одним из самых больших успехов СВО.

Козырной туз – победу на поле боя – Россия выкладывает сейчас. А козырной король до следующего кона вполне может оказаться у «цивилизованных стран». Иными словами, подчёркнуто легалистский подход высших лиц Федерации к публичному представлению её интересов вполне разумен сейчас, как мощная поддержка военных усилий. Однако, сохранённый на будущее, он становится ненужной уязвимостью в критически важном противостоянии.

2. Сколько-нибудь реалистичными из перечисленных выше условий выглядят только безъядерный статус остатков бУССР, отсутствие на этих территориях некоторых конвенциональных вооружений и иностранных военнослужащих. Такое сравнительно легко удостоверить.

А вот уже «нейтральность» в наше время есть понятие если не пустое, то амбивалентное растяжимое, проявляющее себя – или не проявляющее – в очень разных вопросах, на разных уровнях и в разной мере.

С остальным приятного ещё меньше.

3. Внесение поправок в какие-то основополагающие для так называемой «украинской государственности» документы?

На первый взгляд парадоксально, но такое могло бы не только работать, но и работать на благо государства. Правда, лишь для такого, где есть хоть какое-то понятие о собственном суверенитете. А для бесплатного публичного дома, которым изначально была бУССР, эти документы не имели, не имеют и не возымеют значения, изложи ты их со всеми правками на русском, английском, «мове» или синдарине.

И напомню, что меры принуждения, доступные Федерации, с окончанием СВО уменьшатся неимоверно. А те, что останутся, будет бессмысленно применять лишь для того, чтобы заставить остатки бУССР следовать расплывчатым формулировкам, которых там и не понимают.

4. «Демилитаризация», как продиктованный извне регламент формирования, обеспечения и применения вооружённых сил бУССР?

В лучшем случае он будет состоять из огромного количества условий, каждое из которых можно с честными глазами понимать неправильно и на протяжении лет вести юридические баталии по всякому случаю непонимания.

В худшем случае этот регламент, подобно крупноячеистой сети, будет состоять из небольшого количества общих формулировок (см. выше). Впрочем, в вопросе «демилитаризации» это маловероятно, «в Кремле не дураки сидят».

5. «Денацификация»? Этот термин амбивалентнее «нейтральности».

Оформить на пожизненное ряд особо гнусных воплощений «украинского национального духа» – дело безусловно благое. Конечно, не само по себе (надо бы вешать), но как повод для генерации документов, которые станут историческими.

К сожалению, из-за нынешней информационной связности тот же «украинский национальный дух» пронизал всё общество бУССР, и распределение гнусности в этом обществе, боюсь, может статься равномернее ожидаемого.

6. Возвращение русскому языку статуса государственного?

Такое стало бы решающей победой полвека назад или раньше. Сейчас это всего лишь сравнительный комфорт, причём недолгий.

Во-первых, стоимость и доступность перевода для большинства языков снизились неимоверно, и это удешевление ещё не закончилось. Вопрос, на каком языке с ним обязаны говорить, для нормального человека теряет смысл, если он в любом случае услышит сказанное на родном языке.

Во-вторых, я не исключаю продолжение работы как администрации бУССР (уже «нейтральной», «демилитаризованной» и «денацифицированной»), так и серьёзных команд профильных европейских специалистов на повышение неофициального статуса так называемой «мовы». КПД этой работы в реалиях проигранной войны будет несравнимо выше довоенного.

Освящённый кровью мучеников язык грядущего возмездия, тайная прошивка непобеждённых киборгов, вот это вот всё. Глядишь, какие-нибудь древние тексты опять изобретут, но уже с умом, профессионально. Германские союзы ветеранов после первой мировой восхитились бы такой форой, там конкуренции со шпреханьем не было.

7. Поражение в правах для тех врагов и глупцов, которых угораздило отметиться публично?

Исполняемое по указанию извне, от Федерации, оно окажется не более, чем сложной и трудоёмкой работой по сплочению общества бУССР, то есть помощью тем же иностранным специалистам. А дополнительной нагрузкой станут десятки тысяч – в лучшем случае – судебных процессов с мольбами «потерпевших» во все судейские шапито близ нулевого меридиана.

8. Итого, уважаемый читатель, требования российской администрации с моей точки зрения выглядят вегетарианскими. Во всяком случае, мяса они могут полностью лишиться во многих раскладах.

Сам же административный аспект воссоединения с Федерацией заключается в распространении официально существующих в российском обществе иерархий на территории, освобождённые от бУССР...

Ах, да. Сопутствующий вопрос, невероятно раздутый нынче: какие это территории?

Главное противоречие вопроса следующее. Содержать любые административные иерархии на нынешней территории бУССР под одной или несколькими юрисдикциями обходится и будет обходиться очень дорого и по деньгам, и по «железу», и по общественным настроениям внутри субъекта-спонсора. При этом анархический бардак на проходном дворе европейского континента – а бУССРвовсе не городская окраина, это стихийная помойка в центре микрорайона – не нужен никому. Это не Африка. Это очень опасно.

Можно согласиться с теми (например, со мной образца 2022), кто считает, что территория бУССР будет разделена на территории, где свой порядок будет устанавливать Российская Федерация, и на территории, где свой порядок будет устанавливать хуторская камарилья на доверии у ЕС. «Буферное государство», намного более функциональное, чем сейчас. Подчеркну и надеюсь, что распишу это в других рассуждениях: на доверии у Брюсселя, а не у «европейских держав».

А освобождение Россией каких-то территорий за пределами тех, что подлежат освобождению нынче – это вопрос уже не качественный, а количественный. Будущие выгоды против будущих убытков. Количество, состав и качество населения, логистика, коррупция, рынки рабочей силы локальный и общероссийский, интенсивность террористической деятельности… как посчитают, так и решат.

Моя оценка: посчитают и не решат. Федерация не согласится превысить уже выдвинутые требования и принять на себя ответственность за администрирование любых территорий бУССР в границах 2025 сразу после подписания противной стороной капитуляции или как там этот документ назовут.

Это намерение может возникнуть только после подписания мирного договора и его нарушения бУССР или её страной-преемником. Нарушения настолько бесспорного (я говорил про расплывчатые формулировки), что вооружённое вмешательство из-за него будет оправдано так же, как и СВО. А до такого, по моему мнению, ещё не скоро.

Так что. Крым, ДНР, ЛНР, Запорожская область, Херсонская область. Во всяком случае на этом кону, ещё до временно окончательных и почти фактических бумажек.

9. На вопрос форм распространения юрисдикции РФ на освобождённые территории ответ уже дан. Речь идёт о здравом отказе изобретать какие-то новые виды административной организации или менять существующие.

Республики Донбасса остались республиками, Запорожская и Херсонская область пребудут областями. Я с большим трудом представляю организацию освобождаемых и, возможно, новых территорий Российской Федерации в «край», хотя полностью такого исключить не могу.

Вот, однако, сопутствующий вопрос, который, такое ощущение, стараются не замечать: какие дополнительные решения будут востребованы для организации и реорганизации управления на российских территориях, ранее занятых бУССР? Хватит ли для того же распространения официально существующих в российском обществе иерархий уже существующих средств?

10. Главное обстоятельство, подлежащее учёту – это многолетняя деградация ведения дел в общем. Предпринимательство, бюрократия, организация производства, обеспечение жизнедеятельности населения, политическая деятельность – всё это, сравнительно с Федерацией, пребывает в варварском жалком состоянии. Можно пенять на некую устойчивую недобросовестность населения, цитировать фольклорные примеры его склонности к рвачеству, но насмешки не помогут решить проблему рецивилизации этих территорий.

Деградация развращает, она и проявляет себя в разврате. Ведь даже «брать по чину», и то надо уметь так, чтобы вокруг не разбаловались. Поэтому задачу рецивилизации можно уточнить. В правильном понимании она станет задачей борьбы с соблазном должностных лиц – неважно, местных лиц или приезжих – сохранить нынешнее положение дел с ведением дел на освобождённых российских территориях.

Вероятно, придётся оценивать их работу по тому, как нарастают её, работы, актуальные сложность и избирательность, снисходительно относясь к такому «по чину», которое обывателю незаметно. Этот подход, насколько я понимаю, находится вне компетенции существующих известных правоохранительных органов Федерации.

Кроме того, вряд ли можно отрицать, что эти должностные лица станут привлекательными целями для террористических атак, количество и качество которых пойдут на спад не сразу.

Поэтому можно предположить нововведения, обусловленные, во-первых, необычным присмотром условно «московских людей» за местными кадрами и такими же московскими назначенцами, во-вторых, чрезвычайными мерами по защите этих «рабочих мест» от нападений и, в-третьих, чрезвычайными мерами по предупреждению именно таких нападений.

На каком организационном уровне эти нововведения проявят себя, будут ли доверены отдельному ведомству и окажутся ли образцом для некой «опричнины» в будущем, можно лишь гадать.

Чем я тут и занимаюсь. «Я ведь это не для денег, я ведь это для души»©

Продолжение, скорее всего, следует, ибо даже для административного аспекта рассуждение не закончено. Во всяком случае, было бы расточительством упустить возможность изобличить на публику вражьи умыслы по тем же самым вопросам. То бишь прикинуть, какое именно счастье расцветёт на остатках бУССР, не отошедших к Федерации.

За внимание всё равно спасибо.

Ладно, завершаюсь, потому что хочу попробовать и другие темы, а времени не прибавляется. Я искренне надеюсь ещё заглянуть в тот файл, где копились черновики рассуждений по теме (не только выложенных здесь), и выстроить из них не столь лоскутный текст. Впрочем, от «надеяться» далеко даже до «обещать», не говоря уж про «жениться».

Лоскутность всё же имеет свои плюсы. Можно с относительно чистой совестью ставить в текст заметки по соседним темам, чтобы те не исчезали с глаз: выложенное в этих трёх с половиной текстах – из одного и того же файла, но всё же. Под катом читатель найдёт, если захочет, пример этого подхода.

18. Давно уже надо было заявить, что такое «природа», которую так норовят защитить. По мне, прикладное понимание «природы» можно ограничить совокупностью таких процессов в окружающем мире, которые конкретный человек не считает себя способным инициировать или остановить.

Понятно, что люди с разными возможностями и убеждениями могут записывать в «природу» разные вещи, поэтому поддержание понятия о «природе» есть вопрос общественной жизни, на постоянное решение которого надо постоянно тратиться.

В понятийном аппарате работы Константина А. Крылова «Поведение» видно, что «природа» представляет собой ценность («единство норм поведения»), производную от основной ценности «жизни». Значит, «защита природы» как один из ответов на этот вопрос сводится к утверждению ценности «жизни» перед остальными основными ценностями, то есть перед ценностями, соответствующими различным сферам общественной деятельности: «превосходством», «справедливостью», «свободой» и «пользой».

Я это и имел в виду, когда говорил о том, что «защита природы», в отличие от той же «классовой борьбы» оправдывает действия универсальные, то есть предельно неизбирательные. Ведь «жизнь» не относится к той или иной сфере общественной деятельности, она делает возможной деятельность вообще.

Забегая вперёд и предаваясь цинизму, надо отметить, что всякая ценность тем ценнее, чем меньше её вокруг, поэтому геноцид сильнее всего напрашивается именно как действие для защиты жизни. Пусть жизни только у кого надо, но тем не менее.

Однако здесь идёт речь о «защите природы». Это понятие у нормального человека в прикладном аспекте несколько сужено относительно его собственной жизни, поэтому до геноцида дойдёт не сразу. Начинать «защищать природу» можно, препятствуя намеренным остановке или ограничению «естественных» процессов в окружающем мире. Мешать мешающим природе.

Ничего нового или сложного. Хорошим примером здесь служит апология «рыночной экономики», попыткам помешать которой надо препятствовать. Всё якобы потому, что она соответствует природе человека. А остальное в этих оправданиях – оговорки, которые двести лет назад остались бы непонятыми.

Я уже говорил ранее, что ЕС в своём развитии станет добиваться соответствия окружающих обществ тем представлениям о будущем человечества, которые господствуют в группах, де-факто отвечающих за суверенитет объединённой Европы. Иными словами, уважаемый читатель, конспирология никуда не делась.

Я считаю, что усилия по достижению этой цели, соответствуя идее «мешать мешающим», уже приложены и будут приложены в разных направлениях с разными затратами, меняющимися по времени.

Ниже я рассмотрю три таких направления. По моему мнению, одно из них имеет серьёзные шансы стать фатальным для нынешней версии человеческой цивилизации.

19. Первое почти безобидно сравнительно с другими двумя. Рискну предположить, что оно уходит в прошлое, оставаясь в международной политике чем-то вроде правила хорошего тона: обязательный жест с утерянным смыслом.

Речь идёт о «бархатных революциях» во всех возможных модификациях.

Далее то, о чём знают все.

Всякая «бархатная революция» сводится к совмещению двух событий в политической жизни государства-жертвы: «дворцового переворота» и «городского бунта». Названия, конечно же, условные, а сами идеи возникли задолго до городов и дворцов.

Описания этих событий большей частью – и тем большей, чем сильнее развита способность описаний – сводятся к перечислению состоявшихся действий. А ведь они и так понятны, а интерес кроется в вопросе, почему такого избежать не удалось. На этот раз.

Ведь и «дворцовый переворот», и «городской бунт» суть вещи естественные, природные. К ним идёт всё и всегда. Они уже не считаются в сколько-нибудь цивилизованных странах чем-то будничным только потому, что им «на автомате» мешают произойти, а если-что-случившееся стараются по возможности скрыть от населения.

Я полагаю, что принцип «бархатной революции» заключается в том, что её организаторы помогают состояться естественному, то есть препятствуют обычным мерам, направленным против обычных же политических мероприятий, изначально слабых, предсказуемых и вполне соответствующих местным понятиям о приличиях.

Именно этот принцип и позволяет почти полностью отказаться от стихии, знания и искусства (прежние революции) в пользу технологии.

Главное здесь, что атаки такого рода на любую страну очень дёшевы. Их можно вести до бесконечности, не требуя от исполнителей ни способностей, ни расторопности. Можно даже не обращать внимания на настоящее положение дел в стране, на дела теоретические, на все эти производительные силы и производственные отношения. Просто продолжать. «Мне достаточно один раз прорваться»©.

Процедурно это, наверное, всего лишь организация мздоимства по методичке. Правила выделения нужных должностей, правила оценки лиц, их занимающих или могущих занять, то же для их родственников, синтаксис предложений взятки, правила поддержания необязывающих связей на протяжении многих лет, и так далее.

На полях. Германский Генеральный штаб, если уж ему некуда было девать деньги, мог платить вовсе не красным (большевикам, левым эсерам, анархистам), а тем, кто их должен был красных хватать и не пущать. Должностным лицам и политическим противникам. Не напрямую, конечно, а под видом привычных «откатов», – или как они назывались в России, которую кто-то потерял – то есть всего лишь за халатность. Не удивлюсь, узнав, что на круг такое дешевле, чем подготовка к мятежу. А если потом до кого в эмиграции и дошло, то вряд ли эта версия имела шансы на мэйнстрим. А победившие красные такое вообще пропустили бы мимо ушей, оно принижает их собственные способности.

Так что. А словеса про народ, власть, демократию, свободу, ту же коррупцию и всё такое прочее уже потом, если понадобится, наберут из доктрин под рукой. Разрешённых, конечно.

Становятся объяснимы и типичные следствия – точнее, становится видно, почему они неизбежны. В стране-жертве не просто падает качество управления, – это дело обычное для всех успешных революций, «бархатные» те или нет, и для большинства безуспешных – в стране-жертве исчезают, разложенные, средства наведения порядка.

20. Второе… скажу так, предположение, самое хрупкое и неочевидное из трёх.

Благодаря ссылке от собеседника, я увидел интересную картинку (справа вверху, вариант пирамиды Маслоу); немножко поискал, откуда она… вот, «EROI of Global Energy Resources», 130+ стр. .pdf, гл. 5, рис. 5.1, а уже там ссылаются на «Energy and the Wealth of Nations: Understanding the Biophysical Economy», где само название говорит о мании величия здоровом тщеславии авторов. Полный .pdf вещи на 400+ стр. (ПОЗДНЕЕ. Ссылка кончилась); может, ещё прочту.

В занятиях, самых… не то, чтобы самых затратных, но самых неблагодарных по энергозатратам ходят искусство, здравоохранение, образование. Список без особенных подтасовок можно понять, как перечень занятий, где упорядочение передаваемой информации становится всё более важным. Хотя сельское хозяйство и транспорт я бы поменял местами.

Поскольку картинка эта имеет хоть какое-то отношение к реальности, постольку всемерное развитие конструкторских, технологических, программных, организационных и методических решений под общим именем «искусственного интеллекта» (ИИ) неизбежно просто потому, что (и до тех пор, пока) оно придавливает эту пирамиду.

Полагаю, что в искусстве эффект виден без пояснений, без них же понятно, что он накапливающийся: везде, а не только в искусстве.

Да, производство «железа» и его употребление, мягко говоря, дела энергозатратные, однако занятия, уже обезлюженные чипами или подлежащие этому обезлюживанию (та же перетасовка впечатлений), с учётом масштабов обходились и пока обходятся дороже.

Помимо прочего, надо помнить, что сам объём информации, подлежащий упорядочению, пусть и астрономически огромен, но

- во-первых, условия решаемых с его помощью задач ограничены и законами материального мира, и требованиями человека к его, материального мира, желательному состоянию – значит, этот объём информации всегда конечен;
- во-вторых, для большинства, если не для всех этих задач в аспекте передачи данных и команд уже достигнута нужная пропускная способность линий связи (объём дробь время); и
- в-третьих, сами требования и к объёму, и к пропускной способности очень сильно раздуты в нынешней версии экономической деятельности, где «пирамида» как аналогия имеет несколько иное значение, чем то, что изображено на картинке.

На полях. Я не рассматриваю здесь социальные аспекты распределения вычислительных мощностей и изменений в этом распределении. Это отдельная тема.

Важно то, что в ИИ неизбежно будет выделено подмножество, образующее инфраструктуру, ответственную за саму возможность общественной жизни, где «умная» производственная инфраструктура - всего лишь один из аспектов. Итого, ИИ в общественной жизни станет настолько естественным, настолько природным, что Европа будет защищать и его. Да, в первую очередь у других, – так же, как она защищает демократию или что там.

Сразу надо сказать, что речь не идёт о «кибератаках», то есть о провокации или организации сбоев в деятельности ИИ.

Речь о том же подходе, что работает для «бархатных революций»: комбинированная работа (в основном) с людьми. Методичное и долгосрочное разложение тех, кто обязан предотвращать сбои в «умном» обеспечении общественной жизни, своевременно их обнаруживать, принимать меры по их ликвидации и проверять, что из всего этого получилось.

А сбои возникнут сами, и «железу» для них вовсе не обязательно быть передовым; важно, чтобы его было много, связанного между собой. Это будут сбои такие же опасные, как ошибка в чтении дискеты на 360 КБ (я не шучу, ровесники), но намного сложнее: составные, взаимозависимые, адаптивные и прочие.

Хуже всего то, что работа со всем этим ещё не вошла в привычку, в отличие от работы с «городскими бунтами», «дворцовыми переворотами» и прочим таким же. Отчуждённая обработка данных, в отличие от борьбы за власть, природой изначально не была, но исторически мгновенно стала ею. Стала процессами, которые подавляющее большинство населения любой страны не способно ни инициировать, ни остановить.

Вот эту природу Европа будет защищать, чтобы руки прочь от сбоев.

Интересно было бы прикинуть доктрину, полную хороших слов, которая утвердит праведность таких усилий. Наверное, производная от азимовских законов робототехники с провозглашением «прав и свобод искусственного интеллекта». Слово «экология» тоже должно быть.

А у нас, традиционных ценностей ради, можно провозглашать ИИ одержимыми бесом и окунать сервера в святую воду. Глядишь, бог не оставит.

Впрочем, до этого ещё надо дожить, и не факт, что получится.

21. И вот третье, самое опасное. Распространение идеи «мешать мешающим» на живую природу. Всерьёз мешать тем, кто мешает ей.

Идеологическая основа для такой деятельности (для почти всякой деятельности, возможной в наше время, и для большинства невозможных) уже существует, искренняя она или заказанная, под именами «экоцентризм» или «биоцентризм».

Способ получения нужного мировоззрения в масштабах общества на такого рода основе – где корень «центризм» смотрится или смотрелся бы естественно – тоже давно известен и опирается на идею восстановления в настоящем некоего идеального прошлого состояния.

В примеры такой работы – и весьма успешной – у нас принято приводить «национальное строительство» в странах-лимитрофах. Однако там всё же бурлит обычное варварство, положительными сторонами которого можно считать задержку в научном и техническом развитии и клиентский статус государств.

В европейском случае первого, к сожалению, нет, а второе невозможно, даже если администрация ЕС будет искренне стремиться к такому положению дел: эту громадину взять в клиенты не получится ни у кого.

По итогам изложенного в предыдущих рассуждениях я предположу распространение «экоцентризма» в его экстремальной версии как мировоззрения на всё европейское общество. Так, чтобы нормальный человек там имел понятие о некоем идеальном состоянии природы, которому другой человек, живущий не по правилам европейского общества, не может не мешать. А с учётом нынешней информационной связности этот другой уже знает истину, но продолжает, стервец, мешать умышленно.

Само некое идеальное состояние вовсе не должно быть карикатурной отсылкой к началу неогена. Безо всякой халтуры это получится сложная, многоплановая и, главное, привлекательная картина чего-то столь же правильного, как дела тогдашние, и при этом доступного уже сейчас или в самом близком будущем. Если бы не мешали, см. выше.

Тут, к сожалению, нельзя провести аналогию с нашими усилиями столетней давности, хотя тому же коммунизму в привлекательности не откажешь.

Красные пытались перестроить общества, в которых они добивались политического доминирования. Они считали, что лишь часть общества («эксплуатируемые») права, и потому само общество должно существовать только в её интересах, постепенно в целом становясь ею. Существование общества не обсуждалось, да и не могло, ведь сама социалистическая идея утверждает примат общества над индивидом.

А вот последовательная защита «экологии», «климата», «природы» от человека не имеет такого ограничения. В этой защите нет запрета на уничтожение целых обществ вплоть до истребления популяций, в которых они существуют.

Принципом такой защитной деятельности, напомню, будет «мешать тем, кто мешает». В задаче «защиты природы» он ограничен условием минимизации ущерба самой природе от этих «помех помехам».

Так как речь не идёт о прямом восстановлении положения дел до крайнего ледникового периода, то в ответе остаётся только «улучшение природы», чтобы та могла защищаться от насильников. Сделать из неё бронированного дикобраза, как они там выражаются в своих брюсселях.

22. Как бы ни хотелось, но не получится открыть Америку, предположив усилия по модификации свойств живых организмов через, во-первых, управляемое ИИ (в том числе буквально «методом перебора») вмешательство в их генетический код с помощью нанотехнологий и, во-вторых, управляемую ИИ поверку изменений фенотипа этих организмов применительно к возможной среде обитания. Это напрашивается, и этим будут заниматься все в самых разных целях.

А всё это время я потратил на то, чтобы объяснить читателю, почему только у «объединённой Европы» в задаче нанесения таким способом сколь угодно большого вреда или изначально не будет тормозов, или они очень быстро исчезнут, причём в масштабах всего общества.

Да, спартанский царь обошёлся бы констатацией факта. «Бляди» или как-то так. Я же убил уйму своего и Вашего времени на построения, не обязанные собою ничем, кроме предположения о содержании салонных и не очень дискуссий в западноевропейских странах шестидесятых годов двадцатого века. Конспирология, я предупреждал.

Далее, чтобы сколько-нибудь упорядоченно описать возможные следствия вышеупомянутого отсутствия тормозов, надо вспомнить общепринятое объяснение одного из стандартных постаповских антуражей. Речь идёт о мире, где человечество почти вымерло в глобальной эпидемии.

Там катастрофа, которую переживают или про которую рассказывают потомкам, ограничена, как правило, следующими условиями. Именно «как правило», а исключений из которого для каждого условия я могу вспомнить не одно и не два. Однако я сильно подозреваю, что большинство художественных произведений в этом антураже всеми этими условиями ограничены однозначно.

Первое. Всё происходит быстро – полгода-год и в дамках. Хоронить почти некому, так что и не хоронят. И не успевает проявить себя всерьёз, на уровне общественной деятельности проблема «цены надежды», назову её так – когда много близких людей умирают долго, с ремиссиями и проч. И да, идея «Тёмного леса» в изложении Лю Цысиня (сами найдёте, если нужно) лишь набирает силу с увеличением инкубационного периода или родственного ему временного параметра.

Второе. Люди помирают безоговорочно, чтобы потом не мешаться под ногами. Пальцем деланая идея «зомби» есть не более, чем попытка увернуться от вопроса «а что будет через полвека, если этот ваш вирус всего лишь задаст берсерк от частоты кадров, большей двух, для восьмидесяти процентов населения возрастом старше шести лет?»

Третье. Равенство и братство, когда под раздачу попадают все и в одинаковой степени. Я понимаю, что это экстремизм, но всё равно легко вообразить расклад, в котором происходит вынос тел… ограниченного спектра цветов кожи, замеченных в излишней демографической или индустриальной производительности. Или такой вынос, в котором деятельность вируса как-то заведена на работу мозга или голосовых связок, так что ущерб получают даже не за набор аминокислот, а за язык, на котором думают или говорят.

Четвёртое. Эти «все» только и исключительно люди. Расписывать коврового масштаба неприятности для мясомолочной скотины или озимых злаков, полуфабрикатов или продуктов питания, органических отходов, строительных и отделочных материалов смогла бы только советская фантастика ближнего прицела, написанная «в стол».

Пятое. Виноватым оказывается именно вирус. Вирусов ещё не перестали бояться. Авторы шарахаются от идеи ввода в существующие биоценозы чего-то сложнее, чем вирус, что может обрушить существующий порядок вещей не прямым ущербом здоровью человека, а вынужденными изменениями в повседневной жизнедеятельности других организмов.

И вот отсутствие тормозов в деле «защиты природы» никоим образом не ограничено этими условиями. Не выполняться могут любые из них в любой комбинации. Я это имел в виду, утверждая в предыдущем рассуждении, что вопрос, «как» препятствовать эксплуатации природы человеком, сохраняет свою избирательность, в отличие от вопросов «кого» и «за что» (общество в целом и за что угодно).

23. Перечисленные выше условия обесценивает вдобавок то обстоятельство, что сам порядок применения высокотехнологичного биологического оружия есть вопрос, радикально отличающийся от вопроса применения того же ядерного оружия.

С ядерным оружием не существует «мягкой силы», «предупреждений», «санкций», сравнительно невелика вероятность «случайных недосмотров» и прочего. Над отсутствием этого работали десятки лет всей планетой, причём в условиях, когда бессмысленность большой зарубы даже без ядерного вооружения была очевидна её потенциальным участникам.

Для нанотехнологий в их биологическом аспекте такое положение дел пока что несбыточная мечта.

Сейчас процесс перевооружения Европы выглядит скорее печально. В нём, однако, интересно само упование на некую тотальную роботизацию вооружённых сил, а не на реабилитацию призывной системы. Хотя, казалось бы, именно второе выгодно администрациям и местным, и – позднее – общеевропейской. Если не рассматривать военные действия как подборку рекламных роликов, то дела нескольких крайних лет на границах РФ доказывают именно это.

Я предположу, что речь идёт о пока ещё неявном оформлении на общественном уровне в Европе императива «применение силы должно происходить само по себе», который позднее оправдает и упор на разработку, и сами идеи ограниченного, а то и постоянного применения высокотехнологичного биологического оружия. Вирусы и прочее не требуют машиностроительных заводов. Они всё сами. Достаточно объявить санкции и отправить своим посольствам в соответствующей страны несколько герметично закрытых коробок.

И да, я считаю, что это – с очень мягкими последствиями из-за несоответствия перечисленным ранее условиям – станет нормой. И такая практика вполне может быть названа «войной за хорошую погоду», потому что не могу же я отказаться от завлекательного слогана только потому, что рассуждения увели меня в сторону. Рынкохульство получится.

Что же до применения страной-жертвой других видов ОМП в таком конфликте, то его вероятность очень сильно уменьшится, если объединённая Европа сможет прямо или опосредованно (скажем, нынешние возможности Франции) распоряжаться ядерным оружием и средствами его доставки в таком количестве, которого хватит, чтобы страна-жертва сочла бы «мягкие последствия» приемлемым ущербом в отличие от обмена ядерными ударами. Такие страны составляют подавляющее большинство человеческого мира. Или даже весь.

24. В заключение наиболее вероятный сценарий не просто «интересных времён», а таких неприятностей, которые из сюжетов постаповских со временем имеют шансы перекочевать в сюжеты про попаданцев.

Он, сценарий, отнюдь не оригинален и состоит в ошибке при намеренной, случайной или вынужденной передаче соответствующих технологий (я исхожу из того, что технически они могут статься весьма мобильными) и их продуктов европейской администрацией различным политическим и хозяйственным субъектам вне и внутри ЕС. Я говорю про «ошибку» потому, что не верю в безалаберность администрации таких масштабов в принятии решений таких же масштабов. Неправильные или преступные решения – сколько угодно, но не решения, выполнение которых пущено на самотёк. Это выдумка для зала суда, попытка съехать с «умысла». Конспирология? Да, конечно.

Важно то, что сами эти решения по распространению будут оправданы только в том обществе «защитников природы от человека«, о котором я вёл речь. Соответствующие передачи тут могут быть лицензированы, отлажены, поставлены на поток, их правила тщательно выверены, и очень долго всё может работать, как часы, будучи тщательно защищено от злого (с европейской точки зрения) умысла.

Опасность заключается в очень большой цене ошибки. Следствия ошибки в такой передаче, то есть при передаче не в те руки (это хуже всего), передаче не той вещи, не в том месте или не в то время, будет предельно трудно исправить, а размер вреда от них будет ограничен только опасностью самого предмета передачи.

Напомню, что в рамках защиты природы от человека само право на эту передачу мнится бесспорным, а его ограничение невозможно. Попытка ограничить это право миром или войной приведёт только к террористической партизанской контратаке. С тем же наступлением хорошей погоды.

Пережить опасность «наступления хорошей погоды» человечеству получится либо через упование на везение, либо с какими-то очень серьёзными средствами защиты от такого рода атак при том, что эти атаки могут статься даже не вероломными, а ошибочными, то есть не просто плохо, а очень плохо предсказуемыми. Вопрос, как такая защита могла бы выглядеть, отдельная тема, не слишком лицеприятная в изложении атеистом и материалистом.

Ладно, я искренне надеюсь, что читатель нашёл во всём изложенном достаточно что в разрезе футурологии, что конспирологии, что геополитики. Полагаю, что тезисов в моих рассуждениях объявилось достаточно, чтобы даже самый привередливый ум не отверг их все с гримасой «фигня». С честной гримасой, без кривляний. Просто не успел бы из-за количества. «Assertion wave attack», запишите термин на моё имя.

Спасибо за внимание.

Продолжаю тему. Считайте это жертвой хорошей погоде, приманкой для неё, а то эта сволочь куда-то делась. Раньше я сказал о том, откуда получится и каким станет политический субъект («единая Европа»), который устроит... обустроит даже... очень крупные неприятности для всего человечества в обозримом будущем.

Сейчас я попробую обосновать, «за что» эти неприятности будут взысканы (почти за всё) и «на кого» они будут направлены (почти на всех). Следующее за этим рассуждение будет, но станет последним, а то оставлять вопрос «как» без отдельного текста есть расточительство.

12. «Экология» как тема старательно доведена до мира в виде совокупности проблем и угроз для каждого человека. Эта совокупность изображена универсальной, поэтому к ней не получается относиться иначе, чем к любому другому учению, когда-либо претендовавшему на универсальность.

Собственно, самой формой «учения» эти любые другие учения обязаны недостаточно в то время развитым решениям по организации СМИ и науки. Сейчас можно, если нужно, обойтись без систематизированной (наука) и неизбирательной (СМИ) подачи информации, оставив это дело маргинальным общественным организациям. Навязывать какую-либо универсальную доктрину в нынешнем мире можно, приводя доступную отдельному обывателю информацию об окружающем мире в соответствие с положениями этой доктрины. А её правильность он признает сам.

Важно то, что нормальный человек знает, правильно или нет, будто «экология» и «климат» касаются каждого. Каждого каждого, а не только его. И, следовательно, думает об универсальных, то есть сравнительно простых для восприятия – для восприятия! – решениях. Их тоже предлагают, и я думаю, что искренне.

«Зелёная сделка», о которой уже шла речь, демонстрирует ту парадигму, в которой Европа ищет эти решения. Это «климатическая нейтральность», то есть обнуление излишков выбросов «парниковых газов». Она изначально не выглядела для меня невинно потому, что выглядела узнаваемо.

Людям надо. Люди искренне считают, что это надо всем, а цена отказа от этой нужды – жизнь, причём «правильная жизнь» вообще, а не множество жизней. Люди постоянно поддерживают и неустанно продвигают своё и чужое понимания простых решений вопроса:

- во-первых, понимание того, что эти простые решения существуют,
- во-вторых, понимание того, что их несовершенство окупается пользой от них и, наконец,
- в-третьих, понимание того, что сама эта польза несравнима вообще ни с чем.

Я бы сказал, что здесь пора опасаться. А то, что похожее в своё время было и у нас, хотя и помогает понять происходящее, но от опасений не избавляет.


13. В чём сходство? «Климатическая нейтральность» в частности и «экология» вообще сводятся к требованию отказа от эксплуатации природы человеком, то есть отказа от её изнашивания в тех или иных интересах человека с одновременным отказом от отношения к ней как к объекту. Последнее выглядит надуманным, но сам пыл, да и содержание выступлений «в защиту природы» говорят о том, что выступающие видят природу чем-то похожим на человека.

Возмущение эксплуатацией человека человеком в нашей истории было, и избавление от него (возмущения) реализовало потенциал изменения российского общества, который накапливался столетиями. Я уже говорил раньше: увеличение энерговооружённости сельского хозяйства.

Так и решение проблем «экологии» и «климата», реализуя потенциал, накопившийся и продолжающий накапливаться из-за торможения развития человечества в целом, примет форму борьбы с эксплуатацией человеком природы, которую борец видит человекоподобной.

ЕС – цивилизованное заведение, и там, скорее всего, обойдутся без стрельбы, если достаточно законотворческой деятельности. Снижение износа что рабочего персонала, что окружающей среды суть однотипные задачи, а исторический опыт решавшей первую из этих задач партийной социал-демократии у Европы, особенно Западной – совершенный и непревзойдённый.


14. Однако дьявол таится в нюансах, если они есть. Надо указать на очень важное и, по моему мнению, крайне опасное отличие дел наших и тогдашних от дел чужих и нынешних.

Объектом эксплуатации в её нынешней версии выступает не ближний и не дальний, но сама природа. Значит, в «эксплуататорах» окажутся не часть населения и соответствующая ей часть общества, а всё население (ну, почти) и общество в целом. Да, то самое, в котором всё это провозглашено.

На полях стоит заметить, что такое отнюдь не парадокс. Например, пресловутая «гласность» в позднем Союзе обернулась тотальным мазохизмом в представлении дел прошлых, настоящих и будущих. Фетиш «покаяния» и прочее. Это не остановило общественную деятельность в России, а напротив, подстегнуло её. Да, это было использовано в уничтожении Союза, но отнюдь не было его причиной, ведь дезавуирование прошлого в героический период советской эпохи тоже было признаком хорошего тона и не особенно мешало заниматься делом.

Обратно к теме. Нельзя не предположить, что это обобщённое понимание эксплуатации природы человеком будет применено ко всем соседям по планете. В «классовые враги» будет зачислена всякая страна, которая, по мнению европейской администрации,

а) эксплуатирует природу сильнее, чем необходимо и
б) недостаточно рьяно старается исправить это положение дел.

Подчеркну: страна целиком, то есть всё то, что её. По отдельности здесь не выделить «ничего личного», ничего партийного, ничего классового в классическом смысле слова, ничего национального и даже ничего расового. Это даже не бизнес. Это своё понимание условий существования человечества как биологического вида.

Значит, раздражителями могут стать и расовое, и классовое, и рыночное, и личное, и национальное; всё, что сложнее «общечеловеческого» как животного.

Так что действия в рамках борьбы за «экологию» и «климат» могут быть спровоцированы любым событием или процессом на территории любой страны и доходчиво оправданы в каждом конкретном случае. Средства есть, а в сторонних (и системных) решениях по их усилению (учениях) нужда миновала.

Можно предположить, что на пути к «климатической нейтральности» рождающееся европейское общество разделится на тех, кто одобряет сколь угодно масштабные и радикальные действия по отношению к окружающему миру, и тех, кто против этих действий не возражает. Вряд ли это разделение создаст какие-то угрозы интеграции европейских обществ и сопутствующему ей государственному строительству.


15. Международные новости, касающиеся дел европейских, в наших краях зачастую окрашены радостной экспрессией, которую я полагаю излишней.

Помните? – «В дымной тьме Сократ, сменивший Наполеона, творил чудеса. Он плясал, как сумасшедший, предрекая большевикам близкую гибель». С «деиндустриализацией», которую сейчас обещают Европе, у нас в Гражданскую тоже было всё в порядке, а уж про «невыгодные сделки» в начале советской эпохи лучше не начинать. И ничего.

У нас ещё была «разруха», то есть катастрофическая нехватка управления в промышленности, каковой нехватке Союз и обязан плановой экономикой.

В современной экономике дефицит управления вряд ли возможен, и я полагаю, что разруха ЕС не грозит. Они там выдержат любые переходные периоды в какую угодно сторону без гильотин на площадях, драматических факельных шествий и пятилеток в четыре года. А если придётся затянуть пояса, – затянуть так, что даже те, на ком их затягивают, почувствуют неладное – то,

- во-первых, это русские (и все остальные) съели наше сало,
- во-вторых, они всё возможное сало едят и едят, а каждый кусок – это выброс парниковых газов, с которым нельзя мириться, и
- в-третьих, в интернете ещё столько разных картинок.

Да, и я считаю, что, по аналогии с советской историей мы имеем дело с обществом, государством, страной, – с историческим проектом, если хотите – находящимися на взлёте. Возможная длительность полёта и его итоги – «второй сложный», о котором в следующий раз.


16. Пунктами ранее было показано, что ответы на вопросы «за что» и «на кого» надо воздействовать, если стремиться к уменьшению эксплуатации всей природы каждым человеком, потеряют избирательность (опять же, вспомним местный героический опыт). Однако ответы на «как» (или «чем») надо работать, эту избирательность сохранят.

Ведь если добрые люди так любят природу, то многие виды «масштабных и радикальных действий» им не могут нравиться. Очевидно, что природа от таких изысков страдает больше, чем злые люди, у которых хотя бы есть бомбоубежища.

Однако прямо сейчас в новостях давят у зрителя слезу, рассказывая, как где-то в датских или голландских землях люди сдают своих домашних животных на корм заключённым зоопарка. Вроде усыпляют перед употреблением, но всё же.

И такое как раз очень природно: природней, чем в нашем изнеженном быту. Попадись в лесу или там в саванне эта престарелая мелочь тем джигитам – и только кости захрустели бы. Более того, та же борьба за существование, но уже в виде конкуренции – это одна из жемчужин в короне рыночной экономики, святого столпа всей западной цивилизации. Старые домашние животные проиграли её новым… то есть молодым. Честно, без подтасовок. Потребитель сделал свой выбор. Так что почему бы и нет?

Вряд ли этой норме в складывающемся европейском обществе что-то сможет угрожать. И можно предположить, что в рамках борьбы с самыми крупными и заядлыми эксплуататорами природы внутри и вне этого общества будут востребованы именно такие масштабные и радикальные действия, которые нанесут такой же ущерб злым людям, какой нанесла бы им отбившаяся от рук, то есть «сражающаяся за свободу» природа.

Это будет ещё хуже, чем навязывание рыночных отношений обществам, отнекивающимся от них – а уж Союз, особенно ранний, мог бы рассказать об этом много. Это будет принуждение стран к «борьбе за существование» самой по себе, то есть без «геополитики», «многополярности», даже без той же «экономики» и прочих чересчур разумных систем координат.


17. «Ну и что?» – «Ну вот, собственно, и всё». Заключительное рассуждение будет в основном о «масштабных и радикальных действиях», то есть о том, «как» и «чем». Не такая тема, чтобы её бросать.

Я полагаю, что читатель понял – и давно – как минимум отдельные моменты заключительного рассуждения. В таком подвиде светлого будущего, как постап, сложно отыскать новую разновидность. Однако «сам процесс» заслуживает отдельного рассмотрения хотя бы потому, что моя неправота, окажись она доступна выжившему в любом другом постапе, уменьшит вероятность его ошибки.

Увы, рано ещё для благодарности за внимание. Рано.

«На полях» эти заметки потому, что их можно отнести не только к моим нынешним рассуждениям о хорошей погоде.

Я обещал поговорить о «Зелёной сделке» (вот её предложение от 2019, .pdf), однако ознакомиться с огромным количеством документов, её обеспечивающих, с моим объёмом свободного времени, увы, невозможно. Впрочем, и моих образования с квалификацией для сколько-нибудь авторитетных заключений здесь явно недостаточно.

Поэтому ниже будет даже не пример, а иллюстрация того, как в вопросе «Зелёной сделки» преследование дел экологических и климатических определяет естественный процесс интеграции европейских государств.

Напоминаю: я исхожу из того, что оный процесс интеграции европейских государств есть процесс естественный и неизбежный.

И, по-моему, то, что этот процесс на территории с населением в полмиллиарда человек и очень высоким уровнем развития оказался подмят экологическими выкладками и построениями, говорит о сверхценности именно этих доктрин для тех, кто направляет его, не заморачиваясь публичными выступлениями. Это не «экология» и не «климат» оформляют «вопроса о власти», наоборот – «вопрос о власти» выступает не слишком дорогим украшением долговременных и всеобъемлющих решений по «экологии» и «климату».

Устроить отдельно взятому соседу весёлую жизнь под оправдания расовые, классовые, экологические или религиозные можно и на одних актёрских способностях. А вот полумиллиарду человек на тридцать лет…

Увы, «им там», непубличным, похоже, действительно нужен «климатически нейтральный мир» как единственная гарантия выживания европейской цивилизации. Всё честно, – в их понимании честности – и «нам тут» эту предельную цену вопроса надо иметь в виду.

Возвращаясь к делам иллюстративным, я хочу извиниться за пару длинных цитат на вражеском языке далее в тексте, но читаю на нём лучше, чем пишу на законотворческом, потому на перевод не рискнул.

Начать с дат. Вот мелькающее в новостях «Fit for 55%»…

Оруэлл всё же наивный реликт: залезая в душу, его персонажи кричат, урчат, шепчут – короче, выражаются. Синтаксис и всё такое. А ведь на деле хватает фонетики: в ЕС «фи-фи-фи», в США «би-би-би»… возникают аналогии с той же добычей ископаемого топлива. Выражаясь, уже добыли, что могли, а теперь пошёл гидравлический разрыв пластов.

…да, ну так вот оно, мелькающее. Вот сам перечень Положений, с картинками. А вот их большая часть, под заголовком «Legal documents on Delivering the European Green Deal». Даты предложения: июль 2021; даты принятия ныне действующих: 2023.

Промежуточная мораль: что компания, что кампания мерно шествуют своей дорогой. Есть вещи поважнее, чем стрельба над ухом.

Прочёл примерно дюжину документов и с этих страниц, и вокруг. Ещё factsheets поглядел, благо презентации по лекциям всё равно надо будет делать, а тут образцы с таких вершин.

Впрочем, картинки картинками, а надобна иллюстрация текстовая.

Ради экономии усилий взял две версии Положения об увязке ежегодных снижений выпуска «парниковых газов» государствами-членами, раскрыть каждую версию на полэкрана и вперёд. Где что исправлено.

«Regulation (EU) 2018/842 of the European Parliament and of the Council of 30 May 2018 on binding annual greenhouse gas emission reductions by Member States from 2021 to 2030 contributing to climate action to meet commitments under the Paris Agreement and amending Regulation (EU) No 525/2013» (.pdf)

и поправки к нему от 2023 года,

«Regulation (EU) 2023/857 of the European Parliament and of the Council of 19 April 2023 amending Regulation (EU) 2018/842 on binding annual greenhouse gas emission reductions by Member States from 2021 to 2030 contributing to climate action to meet commitments under the Paris Agreement, and Regulation (EU) 2018/1999» (.pdf).

Вступления разные, в одном объясняют, почему надо принять, в другом – почему надо править. Второе интереснее, там меньше речекряка.

И вот как «экология» – орудие, которое кажется мне, а то и Вам, громоздким и неухватистым – влёт форматирует европейскую интеграцию. Им оно родное.

Первое, что попадается на глаза в упомянутом вступлении к 2023/857, это апелляция к

«…fairness and solidarity, while leaving no one behind, and that the new 2030 target needs to be achieved in a way that preserves the Union’s competitiveness and takes account of Member States’ different starting points and specific national circumstances and greenhouse gas emission reduction potential…»,

и пересчитывают снижение этих выбросов в процентах. Проценты считаются, как отношение выбросов в 2030 к выбросам в 2005, сперва домноженное на 100, а потом уменьшенное на 100. Уже размер этого снижения, очевидно, может быть переназначен. Его и переназначают.

Отталкиваются от того, чтобы к 2030 по ЕС было не -30%, а -40%.

По материку дописывают 10%-12%. Исключение – Греция, ей всего 6%: было -16%, стало -22,7%. У европейских столпов в списке относительный максимум, то бишь -50%, разве что у французов чуть меньше.

В резоны этого пересмотра авторы Положения записывают, помимо прочего, прежний ковид и нынешнее воплощение в жизнь украинской национальной мечты. Авторы в 2023 говорят, что ещё непонятно, как те икнутся.

Промежуточная мораль: «они там» – и сочинители, и читатели – имеют чёткое представление об отложенных и долговременных последствиях, как бы нам ни пытались внушить обратное наши вусмерть патриотичные журналисты и, извините за выражение, эксперты. «В Политбюро не дураки сидят».

Однако это всего лишь поучительная мелочь. Главная же причина названа скорее мимоходом и звучит как

«In some sectors, greenhouse gas emissions have either increased or remained stable»,

откуда сделан вполне разумный вывод

«the Commission indicated that the increased 2030 overall greenhouse gas emission reduction target can only be achieved with the contribution of all sectors».

Иными словами, административный контроль «по экологическим основаниям» вызван происходящим – точнее, отказывающимся перестать происходить – в отдельных секторах экономики, но нацелен не на эти секторы и даже не на целые экономики отдельных стран ЕС, а на все секторы экономики по всему ЕС.

Сама тривиальность такого решения по централизации власти, известного с незапамятных времён, здесь и сейчас не мешает его провозглашению и осуществлению, ибо оно заведено на те самые «экологические проблемы», которые, получается, действительно важнее всего.

Ещё в 2020, в обращении «A New Industrial Strategy for Europe» от 2020 (.pdf)

«…We need a European industrial policy based on competition, open markets, world-leading research and technologies and a strong single market which brings down barriers and cuts red tape. And we must resist the simplistic temptations that come with protectionism or market distortions, while not being naïve in the face of unfair competition»

трудно понимать иначе, чем ультимативное требование экономической интеграции с отъёмом полномочий в этой сфере полномочий у местных администраций центральной властью.

Возвращаясь к теме. В 2023 это уже выглядело так.

Напомню, что причиной изменения рассматриваемого Положения стали дела в «отдельных секторах» по ЕС в целом.

Чтобы эти дела выправить, в новой версии Положения решили уменьшить собственные возможности отдельно взятого государства по распределению объёмов выбросов во времени («сохранить на будущее» или «занять из будущего»).

Компенсировать это решено через увеличение взаимообусловленных возможностей разных государств по распределению объёмов выбросов в пространстве (межгосударственные обмен и продажа этих объёмов), то есть ограничивая способность отдельно взятых государств к планированию своей экономической политики.

Перераспределение происходит через снижение процентных потолков по делам временным и их повышение по делам пространственным.

Итого, оправдываясь одинаковыми для всех неприятностями, локальным администрациям затруднили переговоры с производителями, локальными и любыми (им дорога в приёмные ЕК), а вместо этого навязали обязанность договариваться друг с дружкой и всяким посредником, который объявится. «У нас обоих грипп, потому что в здании холодно, но вместо того, чтобы мы пили таблетки, нам велено порешать, кто кого больше обчихает».

Если что, то обязанность рапортовать в центр по этим обменам была в прежней версии Положения, осталась и в этой. Равно как и обязанность тратить выручку только на дела по работе с климатом внутри и вне ЕС… эта обязанность, кстати, вполне может быть объяснена, как действие по увеличению коррупционного потенциала местных администраций.

Вопрос о власти, да. В некотором царстве, в некотором государстве а) очень важные вопросы б) очень больших масштабов в) на значительном временном отрезке настолько чётко решаемы с опорой на «экологию», что за этим вариантом правды в этом царстве должны стоять, во-первых, искренние, а во-вторых, крайне влиятельные субъекты. Ни талантливые лицедеи, ни обычные энтузиасты не справились бы.

Думаю, что хватит. Тема населения, вольно или невольно участвующего в «Зелёной сделке», уже относится к основным рассуждениям.

Полевое оно, полое или напольное, но спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Тут какая-то ересь со ссылками, но так, в полутора кликах.

Как и обещал, продолжаю тему о будущем, в котором Европа устроит кирдык не только всей вашей Америке. Ниже будет рассуждение о том, кто его будет устраивать.

6. Нет, так-то я уже сказал: речь идёт о субъектах, которые либо убедились, либо были убеждены в том, что пределы развития (технического, как минимум) уже явственно различимы. Так же эти субъекты своими или чужими стараниями уверены в том, что для выживания европейской цивилизации эти пределы должны быть восприняты остальным миром как проблемы «экологии» вообще и «климата» в частности.

Масштабные, разнообразные и радикальные инициативы, составляющие «Зелёную сделку», «Зелёную раздачу» или как её там, заставляют предположить, что столь убеждённые люди и состоящие из них сообщества с протоколами разной сложности располагают очень большими возможностями по влиянию на европейские дела.

А размах и упорство усилий по европейской интеграции, а равно усилий по преодолению тех усилий, которые пытаются интеграции помешать, заставляют предположить заинтересованность убеждённых людей и групп в этой интеграции.

Ниже я изойду из этих вынужденных предположений и рискну изобразить тот процесс, который сейчас, по моему мнению, стремится к своему завершению в Европе. Попутно получится портрет бенефициара этого процесса, каковой бенефициар в итоге и окажется ответственным за кирдык.

Да, конфликт на территории бУССР временно стал очень важной составляющей происходящего. Впрочем, не окажись его под рукой, ей могло бы стать что угодно.


7. Итак, сутью европейской ре… ну пусть будет эволюции оказывается переход к пониманию проблемы, ограничивающей развитие, – своё и всего человечества – как проблемы экологии вообще и климата в частности. Почему я постоянно дописываю про климат? Он доходчивее, от него удобнее отталкиваться, разъясняя эти проблемы населению, там можно брать понятные количественные показатели, прицепляя к ним любую теорию.

Трудно удержаться от аплодисментов, когда слышишь про ныне побитый в Москве рекорд температуры, державшийся с 1889 года. Это как же ещё до 1913 процветала Империя, что уже тогда доигралась до «парникового эффекта»?

Впрочем, стоп. Пусть этот эффект существует на самом деле, а углерод, добавленный человеком в атмосферу, велик и страшен. Это неважно.

Вот цитата из вывода добротной аналитической статьи по «Green Deal» (.pdf, 19 страниц основного текста, системная подача темы):

«Принятие «Зелёной сделки» стало важным актом публичной политики в ЕС. Она предлагает новый социальный договор в Европе, с новыми приоритетами, целями, инструментами, моделями взаимодействия, ставит климатическую нейтральность в центр экономической политики».

Не премину заметить, что для русского человека после ХХ столетия выражение «предлагает новый социальный договор» звучит скорее поэтически.

Однако отсюда можно предположить способ европейской эволюции. Это строительство объединённого государства, делом которого становится продвижение «нового социального договора» на территории ЕС и, следовательно, окончательное оформление объединённого общества на этой территории.

А уже отсюда понятна форма «самого процесса»: старая добрая борьба за власть, взятая в её крайности, то есть борьба против существующей власти.

Ориентиры этой борьбы я бы перечислил так:

- во-первых, предельное ослабление административного аспекта общественной жизни стран-участников ЕС с обеспечением доминирования центральной администрации, которая сравнительно – и только сравнительно! – сильнее и способнее, без особенных требований к государственным талантам у личного состава;
- во-вторых, вытеснение административных механизмов принуждения рыночными, как минимум той же избирательности и возможно большей мощности. Напомню, что других механизмов принуждения в обществе нет, то есть заставить человека сделать неправильную, по его мнению, вещь можно только насилием или подкупом;
- в-третьих, безразличное отношение к «социальной справедливости» и «культуре» постольку, поскольку первая не представляет проблем для общественной жизни в ЕС, а вторая создаёт проблемы в общественной жизни окружающих обществ («мягкая сила»). «Современный уровень культуры» при этом неважен: чужим дуракам всё равно, а чужие умники будут восторгаться прошлыми достижениями.

Какая конфигурация сил здесь неизбежна?

«Центр» с его «экологией» как фундаментом «нового социального договора» против «местных» администраций, ещё не забывших про… ээээ… администрирование и как минимум не желающих продавать его за предлагаемую «центром» цену.

Можно заменить слово «борьба» на слово «торговля», да ну её, эту прозу.


8. «Местные» обречены на проигрыш. Я бы написал, что он уже состоялся, но речь идёт о многоплановом процессе, так что лаконизм груб.

Поэтому поясню.

Оружие «центра» – это кредиты, субсидии, пошлины, штрафы, спонсорство, the carbon border adjustment mechanism, взятки, санкции, рынки сбыта и прочее такое же.

Всё это суть вещи, некогда начавшиеся как «работа по площадям» (кроме взяток) и с тех пор прибавляющие в избирательности, то есть распространяющиеся «вниз» по уровню абстрагирования, не теряя при этом в масштабах.

Оружие «местных» – это оружие само по себе, железное. Далее это приказы, это запреты, это угрозы, это уважение (ордена и медали). То, что и так начиналось как личное, не слишком прибавило с техническим развитием. Оборачиваясь назад, понимаешь, что трансляция речей с трибун по радио и ТВ есть воистину каменный век. Простите, дорогой Леонид Ильич.

С тем же развитием оружие «местных» упёрлось в ограничения, не позволяющие подниматься «вверх». Например, считается приличным бояться оружия массового поражения и ратовать за уменьшение числа упоминаний о нём в медиа («разоружение»). Подлежат безоговорочному отрицанию идеи одновременного прямого управления поведением множества людей через вживлённые в их тела электронные устройства (не так уж страшно, если присмотреться). И тому подобное.

Как видите, «центр» на коне. В Европе и её окрестностях в обозримом будущем утилитарный аспект общественной жизни будет доминировать над административным. При этом, однако, и европейское общество будет «единым», то бишь настолько связным, что оно сможет поддерживать и развивать единое европейское государство в том же административном аспекте (очень ослабленном, повторю).

Выглядит парадоксом, но даже полоумная из Прибалтики и ей подобные в Еврокомиссии не устают работать на это предположение. По психопатке оценивают именно административный потенциал «центра». Она не способна принудить никого и ни к чему. От противного, она что-то вроде плаката «мы не кусаемся» для тех, кого не убеждает вид Европарламента.

И со всей прямотой преимущество «центра» над «местными» можно наблюдать в том, насколько упала представительность, публичная и деловая, у «первых лиц» европейских государств. Их-то я не считаю бездарным дурачьём: люди, наверное, умные и с немалым актёрским даром. Вот только доля их быть звеньями в цепочке арьергардных персонажей, употребляя ум и талант на отыгрыш всё более абсурдных сцен (см. «Идиократия»).


9. Я полагаю, что дела на территории бУССР в первую очередь важны для Европы как измерение той цены, которую «местные» всё же возьмут с «центра» за окончательную сдачу. Если хотите, то «коалиция волящих», требования по наращиванию военных производств и мобилизации – это завершающие ходы «местных» в торговле с «центром». «Местные» из последних сил стараются напомнить населению, что есть власть и помимо брюссельской, а не только под ней.

Можно заметить, что объявление «местными» дат возможного военного конфликта, выглядящее юродством, на деле обязано собой всё тому «климатическому» подходу к делам. Современному населению должны быть представлены штучные, легко запоминаемые числа, даже без привязки к простым обоснованиям вроде «пробежать за десять лет».

Тем же соображениям обязаны собой не только заявления о датах возможного конфликта, но и темы по ТТХ военных юнитов и их количеству. Выглядит убедительно, легко запомнить, ничего не объясняет, ни к чему не обязывает и ничего не доказывает.


10. Соприкосновение «местных» и «центра», где происходит что-то вроде оформления итогов процесса – вопрос закупки вооружений у США. Применение силы здесь сведено к трате денег, и решающий голос неизбежно остаётся за «центром». Там сейчас параллельно занимаются действительно важными делами, а именно обсуждают пошлины в торговле с теми же США и сравнительные объёмы рынков сбыта. Например, видно, как та же покупка систем ПВО сваливается в фарс.

Не удержусь от замечания, что такая же утрата «местными» возможностей и, следовательно, способности вести дела проявляет себя в современной русофобии, которая не имеет права называться «современной».

Неспособность изобрести нечто новое по великолепному поводу поражает, если не понимать, что русофобия здесь всего лишь декорации, даже на чистку которых жалко средств. Свои приглядываться не станут, а мнения в российском обществе Европе безынтересны. Наши же «властители дум» могут только приветствовать такое пренебрежение темой.


11. Итого, останется «центр». Сравнительно слабое по историческим меркам, но всё-таки глубинное государство, новое и потому азартное. Огромное количество лоббистов (они будут называть себя «э…тами») по вопросам публичным, сиюминутным и оттого маловажным. Небольшие и незаметные сообщества, безостановочно двигающие долгосрочные процессы углеродной нейтрализации европейского общежития и его интеграции, с пониманием этих процессов как прямо связанных между собой.

Снаружи? Парламент, штампующий вовсе не плохо продуманные законы от нужных людей на фоне эпических битв по предложениям идиотским и раздражающим, придуманным самостоятельно (где же я это видел?). Шуты-наместники. Вполне серьёзные и небесталанные политические деятели на самом верху, хотя внутри ЕС их будет не с кем сравнивать.

Немыслимый объём информации, необходимый для обеспечения как перечисленной деятельности, так и обратной связи по составляющим её делам. Объём, в котором можно будет спрятать что угодно. В том числе и кирдык в его развитии.


Надеюсь, что в следующий раз до него всё же дойду, а то даже про «Зелёную сделку» толком не начал. Поэтому за внимание вновь не благодарю.

Цель: развлечь читателя.
Жанр: лёгкая конспирология.
Псевдонаучный метод: вульгарный исторический детерминизм.
Предмет: почему Европа (настоящая, конечно) прикончит известный нам мир, и как она это сделает.
Верю ли я в то, что написал: да какая разница. Вот в это я верил, и сильно помогло?

Вторая часть дилогии будет позже, в тех же ограничениях.


1. Я забеспокоился о тёмном будущем тогда, когда в ЕС громко заговорили о Федерации как об «экзистенциальной угрозе». Забеспокоился, правда, не потому, что Европа нашла совсем уж звучное объяснение тому, чтобы заключить свою извечную неприязнь к России в особо прочную броню и оформить её, неприязнь, в особо удушающий захват.

Ход моей мысли оказался несколько иным. Как минимум потому, что я не верю в извечные неприязни.

Что ж. У всякой «экзистенциальной угрозы», провозглашаемой политиканами, – она же «смертельная опасность» в народе, она же «полный п…ц» для плебса – есть любопытное свойство. В разговоре она всегда одна. Две смертельные опасности не поддерживают общение (в том числе власти с народом), они это общение обесценивают.

Значит, объявление «экзистенциальной угрозы» от русских и её упорное до бессмысленности раздувание проще всего объяснить желанием политиканов и их нанимателей предотвратить неуправляемое осознание своей аудиторией другой «смертельной опасности», а тем более «полного п…ца». Действительно полного по мысли сильных мира всего или его части.

Какого именно? А такого, с которым сильные борются всерьёз, – или продвигают его – невзирая на потери, которые эта борьба/продвижение наносят аудитории. А та не понимает, в чём дело, и почему ей так больно. У аудитории другие дела, «экзистенциальные». Она решает, плохие или хорошие эти русские.


2. Начать с того, что «старая Европа» и вряд ли какие-то куски «новой» (далее просто Европа) – самый цивилизованный регион планеты. Процитирую себя:

«Под «цивилизованностью» участника общественных отношений я понимаю его способность к сложным, продолжительным и разнообразным действиям в реализации этих отношений».

И вот именно они самые самые-самые. В качестве неожиданного примера приведу странную квазибиблейскую сцену с открытия Олимпиады-2024. Вы её знаете, её упорными стараниями тутошних борцов с пороками средний русский видывал, наверное, в десятки раз чаще, чем средний француз.

Отношения и действия, продиктованные этими отношениями, которым обязана собой многажды воспроизведённая сцена, – они много сложнее, продолжительнее и разнообразнее, нежели те, которые я способен хотя бы вообразить. Они намного цивилизованнее.

Если бы вдруг мне захотелось устроить какую-нибудь похабщину на публичном мероприятии такого рода, то вот это костюмированное кривляние персон, тщательно отобранных… да что там, тщательно выращенных именно под такие дела, мне бы в голову не пришло. Не потому, что оно «плохо», а я «хороший», а потому, что оно «сложно», а я «простой». Моя гадость вышла бы грязнее или нет, но сильно проще. Подозреваю, что и Вашей цивилизованности на такое не достало бы.

Подчеркну, что я говорил про цивилизованность как «способность», то есть про саму силу, а не про её применение – умелое, уместное или хотя бы обязательное. И я говорю только то, что у Европы этой силы больше, причём намного больше, чем у любого другого региона планеты. Всего лишь потому, что она «старая», то есть (на фоне остальной Земли) сытая, стабильная и умная очень долгое время.

Вот только неизбежным уделом самой развитой цивилизации планеты на некотором отрезке истории становится то, что в ней первыми осознают пределы развития на этом отрезке.

И столь же неизбежной реакцией на это осознание станет

а) извещение остального мира о существующих пределах,
б) сделанное со своей точки зрения так, чтобы
в) получить выгоду за счёт остального мира от работы с названными ему пределами.

«Ничего личного», никаких изысков и усилий. Наоборот, те понадобились бы для того, чтобы нарушить или обойти любой из пунктов «а»-«в».


3. Нынешний исторический отрезок – скажем, на пару столетий тому назад – проще всего понять (выделить на фоне остальной истории человечества), как «индустриальную эпоху». Без крупносерийного производства не было бы ничего из того, что в это время считалось и считается признаком желательной, достижимой или (позднее) нормальной жизни. Идея «информационной эпохи» сводится к саморекламе «индустриальной эпохи» и потому может быть оставлена в покое.

Я считаю, что идеалы, которые объясняли развитие человечества в индустриальную эпоху, зависели от региональных особенностей, а не отражали какое-то универсальное положение дел. Состоявшаяся де-факто история обеспечивает этому предположению очень твёрдую почву. Значит, пока что эти идеалы неважны.

Что стало пределом развития в индустриальную эпоху? Я знаю, что Вы ответили на этот вопрос.

Однако на самом деле это космос.

Нетрудно представить себе, что в конце пятидесятых годов двадцатого века кто-нибудь, вдохновлённый Спутником, сел прикинуть, сколько чего потребуется для колонизации Луны или для освоения точек Лагранжа в системе «Земля-Луна». Сколько потребуется в первую очередь энергии. «И прослезился»©.

Скорее, трудно представить себе обратное: что никто не сел прикинуть.

И столь же трудно представить себе, что по итогам прикидок не были сформулированы правильные вопросы для учёных самого свободного научного сообщества на планете (наименее ограниченного задачами гонки вооружений) по списку философских камней, которые понадобятся для правильного использования этой энергии, даже если та вдруг окажется под рукой. Например, требования к материалам.

Мимоходом сформулированы, на уровне дружеских споров. А если законспектированные ответы с комментариями потом попали в нужные руки, то мало ли что случается в жизни. Не всё же читать фантастов с их антигравитационными лифчиктами и сверхсветовыми прыжками.

Впрочем, даже без расчётов можно было видеть нужными глазами, что другие, менее цивилизованные центры развития (Союз и Штаты) ещё могут позволить себе это развитие в экстенсивной форме, так что у них есть шансы накопить на прорыв, а «старая Европа» – уже всё.

Да, высокоразвитая наука. Да, высокотехнологичное производство. Да, очень высокая, даже эталонная культура практически во всех областях общественной жизни. Да, высокий уровень этой самой жизни. Наивысочайшая репутация в общем зачёте, правила которого измышлены и продиктованы здесь же.

Однако всё это может существовать только под внешние гарантии, и, значит, только как кормовая база, причём лишь до тех пор, пока гаранты не отъедятся до сравнимого уровня. А дальше – задворки мира, прекращение существования великой европейской цивилизации. Ещё и декадентами облают напоследок.

Такого очень хочется избежать, решив задачи «а»-«в». Благо сила есть.


4. Вряд ли стоит изыскивать какой-то идеализм, за исключением сугубо фасадного, и в так называемом «объединении Европы».

Вот совокупность обществ, связанных между собой географически и, следовательно, исторически. И в них за последние три четверти века в силу великих потрясений напрочь обесценено превосходство как общественная ценность. Польза (да и справедливость) легко обошли его, ведь из-за денег (и из-за требований послаблений и льгот) гораздо меньше бомбили, расстреливали и вешали, чем из-за желания править. Власть в Европе очень сильно подешевела.

Это означает, что механизм монополизации (по левым), оно же объединение рынка будет работать невозбранно, ведь от желания местных администраторов оставаться местными легко можно откупиться, и деньги легко проламывают все ограничения на централизацию власти, то есть объединение государств. Основоположники и (какое-то время) Каутский с его «ультраимпериализмом» были бы довольны.

Одним из эффектов и сопутствующих явлений такого «объединения» будет утеря понятия «коррупция», превращение продажности власти в норму.

Да, само-то слово остаётся в качестве цензурного оскорбления и боевого заклятия. Однако администрация уже не способна, а общество в целом затрудняется понять, что вместо «я приказал одним сделать нечто, потому что другие пообещали мне какие-то блага» вообще может быть что-нибудь вроде «я приказал сделать нечто, потому что я считаю это правильным».

Эта продажность и есть настоящий фундамент современной «европейской демократии» и её производных: та сердцевина, которую по-настоящему защищают от «тирании» и прочего, не обязательно хорошего.

Я это к тому, что почти невозможно найти в выступлениях политических деятелей «объединённой Европы» и её отдельно взятых местностей следы каких-то связных доктрин. Каждый говорит обо всём, то есть продаёт всё, и старается сказать всё, то есть продать всё сразу.

Правда, такой поиск становится тем легче, чем масштабнее и долговечнее предмет выступления, – тут уменьшается само количество толкований, между которыми можно перепрыгивать. Точнее, уменьшается ёмкость рынка власти, количество его секторов.

Соответственно, на наиболее масштабный и насущный вопрос ответов окажется меньше всего («42» и пара-тройка других), и они будут самыми связными. Олигополия, как в учебниках. Именно вокруг такого вопроса можно предположить существование настоящих, а не вырожденных партий (в первоначальном смысле слова), фракций, кружков, лож.

Может быть, даже и не тайных. Всего лишь незаметных, благо по современному состоянию медиа незаметности добиться несложно.

А самый масштабный вопрос, как и сказано выше – пределы развития на нынешнем историческом отрезке, и что с ними делать.


5. Пусть в Европе некогда появились – точнее, появились и не выродились – партия, фракция, кружок, ложа. И пусть здесь пустило корни чёткое понимание ограничения на развитие, которое Европа не сможет преодолеть, а в процессе его преодоления другими центрами развития лишится сперва статуса самой высокой цивилизации планеты, а потом и сопутствующих ему благ.

Надо сказать, что это понимание вовсе не требует широко раскрытых глаз и чередования траурного молчания и буйных истерик. Со временем и распространением в неоднородной, но связной интеллектуальной среде – пусть распространение будет усилиями этой самой ложи – оно разлагается на предвидения «как-то связанных между собой» кризисов.

Отсюда работа с действительным ограничением (космос) будет состоять всего лишь в учёте его наличия в самых разных вопросах, и в подавляющем большинстве случаев этот учёт состоит в «по умолчанию» или «это невозможно». Так дрейфует направление поиска решений «системных кризисов». И это не стрелка на карте, это движение всей «линии боевого соприкосновения» в очень большом количестве «как-то связанных между собой» дел. Подчёркиваю, что это не коварный план всезнающего суперзлодея. Это результат незаурядных умственных усилий множества вполне приличных людей, честно старающихся на благо и ближних своих, и «всего человечества».

И движется эта линия, решая уже упомянутые задачи. Как оповестить мир о существующем ограничении («а»), как самостоятельно представить его («б») к своей выгоде, то есть так, чтобы за работу с ним – я не сказал «за преодоление»! – платили окружающие («в»)?

Итого, проблема с ограничением на развитие состоит в недостатке энергии (у Европы), в связывающих условиях компенсации этого недостатка (для Европы), в неспособности концентрации этой энергии на критически важных проектах планетарного масштаба (у Европы), в отсутствии потенциала экстенсивного развития (у Европы).

Какой, извините за выражение, нарратив сложится, если над ним будут работать тысячи неглупых и искренних людей (в Европе)?

Примерно такой. Существует проблема планетарного масштаба, связанная с производством и распределением энергии. Решения проблемы не могут опираться на проекты концентрации производства энергии и централизации распределения энергии. Экстенсивное развитие не решает эту проблему, но усугубляет её. Производство энергии должно быть ограничено количественно и качественно, а её распределение должно быть свободным. Решения проблемы не могут опираться на проекты концентрации производства и централизации распределения энергии.

Для Европы здесь всё верно. Проблема есть, решений нет, экстенсивное развитие невозможно, нельзя давать другим развиваться, нужно приобретать их энергетические ресурсы по своему хотению, а общественно приемлемые технические и социальные аспекты производства и распределения энергии должны быть заданы европейскими («гуманитарными» и проч.) стандартами. На благо, напомню, всего человечества.

И за что же тогда Европе надо бороться, чтобы всё срослось? Конечно, за то самое, что Вы раньше назвали вместо «космоса». За «климат». Точнее, за «природу» или «экологию» вообще и за «климат» в частности.

А уж называя вещи своими именами, за хорошую погоду.


Продолжение следует, так что благодарности за внимание не дождётесь.

Мне очень стыдно публично в этом признаваться, но я искренне считаю, что дела нынешние даже в нашем стремительном мире… жара за окном или нет, но нынешняя скорость истории внушает мне ужас… они заданы решениями, принятыми холодно и обдуманно, с расчётом и моделированием спектра вариантов годы и годы тому назад. А нынешние решения сработают или не сработают, – по мне, сработают, ведь над ними вполне публично корпят орды людей умнее меня – но через годы и десятки лет.

В 2019… поздно. Ладно, пусть будет 2006, хотя тоже поздновато.

Историю разборок по поводу природного газа с бУССР в значительной мере можно считать историей болезни «Газпрома». Она долгая, нудная и зачастую позорная далеко не только по нынешним меркам.

В сжатом виде её можно описать следующей аллегорией: если цивилизация есть (грубо) способность общества к сложной, разнообразной и продолжительной деятельности, то разборки Федерации с бУССР были попыткой Робинзона Крузо со всеми его несчастьями что-то объяснить приблудному питекантропу. Робинзон Крузо может научиться – или вспомнить после ЧМТ, как – строить газопроводы, а питекантроп даже не поймёт, зачем всё это: ведь большие круглые штуки и так есть сами по себе, и даже их связи со вкусным салом питекантроп не осознаёт.

Заметная для ЕС разборка состоялась в начале 2006, когда бУССР стала забирать газ, проданный РФ европейским странам.

В 2006 статус «Северного потока» (тогда в проекте) как трансъевропейской сети был подтверждён Еврокомиссией.

В 2009 сюжет со сбоем в поставках газа в Европу повторился ещё триллерней. После прекращения транзита (в том числе на основании данных с ГИС «Суджа», да-с) Путин и Тимошенко договорились до 2019.

«Северный поток» начали строить в 2010. Проектирование «Северного потока-2» началось в 2011.

На 2014 Федерация снизила цены на газ для бУССР, ибо под Януковичем горело, однако после февраля 2014 это решение потеряло актуальность.

В 2015 объявлено о строительстве «Северного потока-2». Если не боитесь расплакаться, то почитайте.

«Северный поток-2» стали строить в 2018, и тогда же Верховная рада молила мировое сообщество не допустить этого строительства, стращая монополией «Газпрома» на европейском рынке.

(в 2019 началось много интересного, но про это в следующий раз)

Закончено строительство «Северного потока-2» было в сентябре 2021, за полгода до СВО.

Вот так.

Смело со стороны автора разрешать целым годом шкалу в списке столь масштабных дел, состоявшихся на столь кратком историческом отрезке. Пускай, такой грубостью я рискну.

Ещё смелее было бы претендовать на открытие чётких причинно-следственных связей на уровне «некто увидел, решил и сделал» и в изложенном здесь автором, а равно не в изложенном им, но и так известном аудитории. Я не претендую. Нет их, чётких.

Однако отрицать присутствие этих связей вообще, отрицать каждодневное и очень сильное, определяющее взаимное влияние всех этих дел друг на друга, – вряд ли нужная для этого глупость наберётся у всей аудитории, вместе взятой.

Так-то она, глупость, в нужном количестве и распределении в природе есть.

Когда кремлёвские пропагандисты распространяли свои подлые побасёнки, будто СВО стартовала как удар под локоть уже замахнувшемуся дубиной питекантропу, то их жалкие бредни всякая чистая душа легко опровергала, указывая, что бУССР было совершенно незачем замахиваться на войну с Федерацией.

Ведь разве можно увязывать военные дела, уникальные и эпохальные, со скучным, повседневным и естественным транзитом энергоносителей – или с нуждой в отсутствии такого транзита? Смешно даже предполагать, будто решения и поступки человека хоть как-то зависят от того, сколько и чего едят он сам и его соседи.

Это была ирония, если что.

Переходя к любимой мною обезличке, полюбопытствую: а существует ли теперь хотя бы теоретическая возможность повторения событий 2006 и 2009, когда белые люди страдали от самовольных ужимок и прыжков хуторских рвачей? Нельзя ли рассмотреть всю эпопею бУССР как постепенное уменьшение этой возможности и её исчезновение на всё обозримое будущее?

Я не про уменьшение или увеличение объёма поставок, я про то, что самого «сюжета» со спорами, отборами и запретами больше не будет. Поставки газа с востока, независимо от их объёма (и самого наличия) навсегда останутся предсказуемыми.

Та хронология, которая приведена выше, суть перечень дел по установлению этой предсказуемости. И СВО отнюдь не выпадает из этого списка, а заканчивает его, вне зависимости от своих продолжения и исхода становясь окончательным устранением субъективного фактора в движении энергоносителей (как минимум из РФ, но даже по географии много больше) на европейский рынок.

А это рынок в полмиллиарда человек. Это огромное количество сложных производств, которые можно создавать, закрывать, переносить отсюда и сюда, – в общем, можно приспособить к чему угодно, кроме непредсказуемых перебоев в обеспечении ресурсами.

И главным видом таких сложных – да что там, сложнейших – производств вполне можно считать современные городские агломерации с миллионами жителей, местных и не очень.

Не обеспечение энергией всего этого, а предсказуемость такого обеспечения – критически важная часть вопроса о власти (те, кто получает паёк, побеждают тех, кто делит добычу). И я думаю, что ещё десятки лет на нашей планете не отыщется приза привлекательнее по произведению ценности и доступности, чем власть над Западной и Центральной Европами.

Утыканное жёлто-синими тряпками туземное кладбище, говоря вежливо, здесь не входит даже в само понятие «цены вопроса». Сам вопрос – «прочистили трубу или сломали её и забыли, лишь бы не напрягала». А проблемы бактерий трубопроводчика не волнуют.

И завершу эту часть так.

Множество людей, которым выпало как-то отнестись к Европе – отнестись мимоходом или всепоглощающе, хорошо или плохо – разделяют один предрассудок. Они по умолчанию считают, будто в Европе интригуют.

Этому суеверию обязана собой мысль «в Европе думают о людях», и само развитие в Европе или подобно ей равноценно осчастливливанию вообще, обогащению в частности и кружевным трусикам в апофеозе.

На том же убеждении превозносят «старую аристократию» (слово «эл...а» я считаю нецензурным), которая старательно плетёт интриги столетиями для того, чтобы топология этих интриг не уступала топологиям её родословных. Лучше бы строила козни, право.

Что умилённо, что презрительно наблюдатели указывают, что европеец расположен к властям предержащим прямо пропорционально своему благосостоянию, и потому для предержащих это благосостояние важно, и они стараются ради него.

Наихудшее. Раз за разом люди, глядя на дела европейские, отказываются от самой идеи, что европейские титаны, движители и сотрясатели даже не думают о том, чтобы просто тянуть в режиме верного, зато медленного ухудшения ситуации; что они, движители, якобы не понимают, как это – тупо идти вброд, не глядя по сторонам; что титаны обожают выживать, вместо того, чтобы раз за разом ставя на «зеро» и выигрывать в силу своих талантов, шулерских или магических... ну, или нужных знакомств.

Всё они думают, понимают, никак не обожают. И поступают соответствующим образом. А наблюдатели наши не желают признаться себе, что «они там» даже не пытаются строить тайные планы насчёт нас. Что «они там» делают примерно то, что они открыто говорят прямо следует из того, что они открыто говорят, пишут и подписывают, даже если про нас там нет ни слова.

Что они публично просчитывают свои спектры вариантов и делают свои выборы, которые оправдаются или нет потом-потом-потом.

Я вот боюсь, что оправдаются, и я ещё продолжу это рассуждение. Продолжу не с «Зелёной сделки» (2019), да и, наверное, даже не с Третьего энергопакета. Посмотрим ещё.

Зато вплоть до пост-апа.

Ладно, уговорили, это будет конспирология. Спишу на отходняк от жары. Тем более, что я никому не признаюсь, «кто за всем этим стоит», – точнее, идёт вброд – потому что и сам этого не ведаю. Потом впишете туда кого посимпатичнее.

В качестве трейлера: нынешнюю «подготовку к войне» в исполнении ЕС я считаю пусть и не совершенным балаганом, а так… по моему мнению, некоторые её резоны настолько масштабнее, настолько важнее и настолько на виду, что плохо заметны.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Просьба не считать это рассуждение упражнением в экономизме. То, что та же «денацификация» одним из направлений непременно будет иметь «руки вырвать любому уе…ну, который хотя бы подумает о подрыве трубопровода», отнюдь не означает, что «денацификация» этим и ограничится.

Завтра будет война. Во всяком случае будет то, что послезавтра назовут войной. Надо готовиться.

Про то, почему будет война, я порассуждаю в другой раз (можете закрывать эту вкладку). Здесь про подготовку к ней.

В близком будущем количество и прочность связей в российском обществе («единство») будут востребованы очень сильно. За достаточную меру этого единства членам общества придётся платить, далеко не только материальными благами. Сто лет тому назад заплатили формой суверенитета.

Оно, единство, не хорошо и не плохо. Оно всего лишь нужно, и оно будет приобретено. Оно неизбежно.

Ниже я всего лишь предлагаю скостить эту цену заранее.

Вдохновляет мои предложения нынешнее благожелательное внимание – и всего общества, и администрации в частности – к непрерывности российской истории. Вдохновляет оно хотя бы тем, что оно опасно.

Нет, это внимание опасно не своим предметом (он-то необходим), а чересчур простым и громогласным отношением к этому предмету. Такое «мобилизационное» отношение привычно, оно успешно показало себя раньше, однако это отнюдь не аргумент в его пользу. Времена меняются.

Простота, громкость и навязчивость обесценились, став доступными кому угодно отсюда до орбиты Плутона. Они исчерпали себя. Сейчас непрерывность существования страны и постоянство её изменений в развитии надо доказывать сложно и взвешенно, всеобъемлюще и вместе с тем избирательно, объяснять их столь же непрерывно и столь же постоянно.

Иначе все эти объяснения можно будет перекричать и закормить печеньками.

Итого я полагаю, что в деле понимания и обеспечения непрерывности российской истории и следующего из неё единства российского общества надо работать тоньше и меньше, то есть работать, запуская такие технические и социальные механизмы, которые могли бы автоматизировать сборку российского общества.

Не в последнюю очередь затем, чтобы Россия могла избавиться от напряжённого осторожничанья в расходовании этого единства. Извините мою прямоту.

Выглядит парадоксом, но я попробую рассказать о целях в этой области, которые стали заметны благодаря появлению средств, которыми стало возможно их достичь.

Ниже я расскажу про три такие цели, совершенно не похожие на «единый учебник истории». А одна из них прямо такому учебнику противоречит.


После Революции на протяжении не одного десятка лет в самых разных областях, географических и профессиональных, возникала и исчезала коллизия, когда «старорежимный» спец завзято наставлял «революционного» новичка. Старательный фанатик тот был или хваткий карьерист, сейчас уже не разберёшь, да и не надо. Спец натаскивал новичка до адекватности (а то и до несомненного успеха) в своём деле, и такое было благом.

И это даже после Революции.

Пресловутая «непрерывность» здесь проявляет себя, во-первых, однозначно, во-вторых, в какой угодно детализации, а в-третьих и главных, постоянно, ровно, фоном, «шумом», без уникальных геройских или злодейских всплесков, без магических символов и волшебных слов.

«Добродетель человека измеряется не необыкновенными подвигами, а его ежедневным усилием»©, и «Ваша задача – не предвидеть будущее, а сделать его возможным»© Французы, а понимали.

Я считаю, что для постановки людям понятия о непрерывности истории нашей страны, неопровержимого и при этом не закрепощающего, нужно плодить такие пары «местночтимых святых» – учившего и научившегося – везде и во всём, где и в чём их описание можно будет поднять и дополнить с достаточной достоверностью.

Если недостаёт оставшихся описаний, то пусть работает профессиональный историк-консультант. Полёт его профессиональной фантазии ненаказуем постольку, поскольку эти люди действительно жили и работали, и постольку, поскольку не появляется их фотографий со смартфонами в руках.

То же самое про девяностые, когда цивилизация в наших местах кое-где не сдавала позиций только потому, что закостеневший реликт учил, а жадный сопляк учился. Тогда было полегче, чем в двадцатые, так что случаи – опять же без геройств и злодейств – надо будет подбирать пограничные, «без них здесь всё могло развалиться».

За смартфонами тоже надо будет посматривать. Они позднее появились.

Надо оформлять этот благой сонм по всей стране и по всякой заботе без надрыва, с милыми подробностями по постороннему запросу. Запросов будет немного, ведь речь идёт, повторю, о работе над фоном, над постановкой нормы. Мемориальные доски, негромкие упоминания в речах и репортажах, имена улиц и премий, пара слов на уроке истории в школе… «так и было», «так и надо». Всё по принципу, привычному как воздух. Наставник и ученик.

Сенека и Нерон, Цыфиркин и Митрофанушка, Пэй Мэй и Беатрикс Киддо, Абеляр и Элоиза, старец Зосима и Алёша Карамазов, а для особливо потерявших Россию – Робинзон Крузо и доктор Борменталь.

Я не знаю, надо ли такое делать публичной кампанией. Я бы не стал. Здесь достаточно платить интересующимся, знающим или просто пытливым людям, чтобы те упорядоченно и последовательно лопатили архивы. А потом найденное доводить до ума и доводить до умов.

Сейчас «наверху» говорят о наставничестве в профессиональной деятельности. Я думаю, что это одно из средств мягкого администрирования рынка рабочей силы, и я одобряю этот общественный институт. Однако, раз он хорош, то почему бы не показать его вечным? – тем более, что он такой и есть.

Другая, не менее важная грань того же вопроса – обратная связь. Нет более действенного стимула для наставника улучшать свою работу, нежели знание карьеры его учеников и воспитанников. Знания об этом будут небесполезны и для самих учеников одного и того же учителя (вряд ли учителя начальных классов, но всё же).

Пусть государство гарантирует получение этих знаний, как минимум в виде подписки на сезонный дайджест с публичной информацией, нарытой специализированным ИИ. Над этим минимумом можно представить себе ещё многое, причём без нарушения даже нынешней версии гражданских прав (имхо, во многом излишних).

Таким образом можно очень заметно поднять в общественной жизни важность «преемственности» как поведенческой нормы. Прямой пользой этого подъёма станет разрастание и упрочение в обществе такой разновидности связи между поколениями, которая, оставаясь типичной связью между отдельными людьми, при этом не сводима к делам персональным или семейным.

Побочным эффектом здесь будет (вряд ли случайное) возникновение в Рунете сети, сопровождающей эволюцию всё большего количества рабочих мест, занимаемых и оставляемых всё новыми рядами учеников. По-моему, для задачи администрирования рынка рабочей силы этот эффект полезен, хотя в общем оценить его последствия я затруднюсь.

В официально утверждённом списке «традиционных ценностей» есть «преемственность поколений». Люди духовные и возвышенные, допущенные к начальству ради вдохновенного подвывания... вы не хуже меня знаете, что этот список – он «за всё хорошее против всего плохого». Вы указываете пальцем на семьи как единственно возможные носители «преемственности поколений», чтобы потом, заводя глаза к небу, горестно вздыхая и простецки пожимая плечами, объяснять, что дела идут криво в домах, куда из-за приватности вам, благочпокнутым, ходу нет, а ваши умственная лень и халатность тут ни при чём.

Ну и алаверды вам от атеиста и материалиста. Можете не ссылаться на меня начальству, я на копирайт не претендую. А про дома я здесь ещё скажу.


Сопутствующей ошибкой устаревшего «мобилизационного» способа подачи населению непрерывности истории нашей страны становится то, что эта версия по умолчанию предполагается единственной и уже потому «единственно верной».

Такое закончилось. Это непросто понять и принять, но «единственно верная» история больше не может быть использована в качестве источника единства общества.

С нынешними возможностями создания и подделки описаний всего, чего угодно, в нашей стране уже скоро смогут появиться тысячи убедительнейших версий её истории на тысячи лет назад. И они – ну ладно, не тысячи, но много больше единицы – возникнут просто потому, что это хороший рынок.

Сказанное не относится к исторической науке как таковой. Долгих и плодотворных ей лет, несмотря на утерю ей коммуникативной функции. Сказанное относится к тем пьесам и комиксам, в которые уже до конца времён человек будет паковать своё отношение к общественной жизни до его рождения. Их, пьес и комиксов, станет много больше, чем сейчас. Я уверен, что в аннотациях к большинству из них будет звучать слово «истинный».

Их станет множество потому, что любая версия «истинной истории» предлагает тем, кто её знает, как минимум переживание превосходства над теми, кто её не знает: над «тупыми америкосами», «совками», «либерастами» и т. п. Ради этого история в её художественной форме и существует.

Это переживание приятно, его не хочется терять. Превосходство может быть усилено, если «истинная история» станет провозглашать сравнительную важность именно тех позиций, которые «знающие» её занимают в сферах административной, культурной, экономической.

Думаю, не стоит тратить байты на обоснование утверждения, что та или иная «истинная история» может быть заказана внешними недоброжелателями и/или зачата внутренними глупцами. В наше время здесь хватает наблюдения.

Называя вещи своими именами, неизбежная диверсификация истории страны в нынешних и будущих условиях её существования есть разжигание розни, работа на раскол. Это бессмысленный кредит, который придётся возвращать с процентами именно тогда, когда собранность общества станет необходимой для его выживания.

Значит, условия надо менять. История в её художественной форме как источник силы исчерпана с исчерпанием сколько-нибудь действенной монополии на неё. Надо думать о том, как не сделать её источником слабости.

Решения здесь следуют из уже упомянутой аналогии с рынком и, следовательно, аналогии «истинной истории» с вещным товаром. По всем и каждой марке требования к минимальному качеству и к составу ингредиентов (цензура), лицензирование под руку с сертификацией (историческая наука, проверка источников), ограничения по местам продаж, по местам употребления (официальные протоколы), и так далее. Антимонопольная политика. Конечно, импортозамещение вообще и борьба с импортом в частности, вполне конвенционными... в смысле аналогами вполне конвенционных средств.

Отношение к «нелегальным» версиям «истинной истории», должно быть примерно таким же, как к наркотикам. Те могут понадобиться в качестве обезболивающего, галлюциногена или яда, с применением уполномоченными на то лицами. А вообще – вытеснение на задворки общественной жизни и полицейское преследование «исторических мошенников», которые не слишком отличаются от «телефонных», и «исторических закладчиков».

Теперь главное – и оно, подозреваю, для читателя станет неожиданным. Хотя куда уж дальше.

Во-первых, признание «истинной истории» художественным произведением и товаром должно стать официальным – на уровне закона, желательно конституционного.

Во-вторых, в упомянутых выше «вещных» пределах рынок истории в стране должен быть свободным. Официальной версии «истинной истории», которая равнее других, не должно быть. Можно оформить тем же законом.

Это об истине спорят до презрения, до ненависти и до драки, а о вкусах так не спорят. Истории нашей страны место во вкусах её жителей. И цена того общественного единства, о котором идёт речь в этом рассуждении, может быть очень сильно снижена, если из неё выключить траты на исторический аспект «гражданского примирения», обесценив этот аспект.

И я подозреваю, что среди нынешней олигополии в делах художественно-исторических моё предложение не вызовет большого энтузиазма. Скорее всего, станут отбрёхиваться чем-нибудь «священным», у каждой фракции своим.

Повторю: на историческую науку, которая утеряла свою коммуникативную функцию (как и все остальные), я не посягаю. А в школе неплохо бы смотрелся предмет «Сравнительная история», обеспеченный этой наукой в максимальной степени. Хороший старт перед множеством развилок.


Сказанное выше вовсе не означает, что прошлое как таковое перестало быть ресурсом, правильное использование которого способно общество укрепить. Это художественная история перестала быть таким способом. С прошлым надо работать как-то по-другому.

Сперва в качестве альтернативы на ум приходят объяснения прошлого, основанные на описании взаимодействий безличных сущностей по нечеловеческим законам. Однако они суть не более, чем замечания на полях теорий экономических, политических, геополитических, психологических, конспирологических и проч. Они здесь, мягко говоря, недостаточны, потому что принижают людей, а люди этого не любят. Обещаю, Вы этого от меня ещё огребёте, если не отпишетесь.

«Преемственность», с идеи которой я начал нынешнее изложение, есть один из приемлемых способов, но он отнюдь не универсальный и не всеобъемлющий. Он говорит об эволюции рабочего места, занимаемого человеком. Однако человек не только работает, но ещё и живёт, и большинство людей живут у себя дома. Точнее, считают те места, где они живут, своим домом.

Я пытаюсь вести каждое рассуждение с позиций «северной этики», сформулированных в работе «Поведение» Константина А. Крылова. Что такое «прошлое» с позиций «северной этики»? Её

«…ориентация на будущее приводит (при философских обобщениях) к низкой оценке существующего мира (как сумме прошлого)…»,

и здесь я хотел бы уточнить изложенное в цитате.

«Северное полюдье», как неизбирательное, недостаточное понимание «северного» этического императива, слишком легко принимает прошлое, как череду ошибок и преступлений. Именно этот эффект мог бы объяснить постоянный успех самых разных кампаний по «разоблачению прошлого» в российском обществе. И обеспечить тот неиссякаемый спрос на самые разные версии «истинной истории», о котором речь шла выше.

Однако «северная этика», в отличие от «северного полюдья», требует ответа на вопросы:

- что такого в прошлом сделали мне или моим – именно моим, а не «вообще» – предкам?
- почему я или мои предки не смогли от этого защититься?
- что из сделанного тогда осталось?
- как оно, оставшееся, доконает меня или моих – именно моих – потомков, если от него не избавиться?

Это вопросы про дом, про быт: точнее, дом и быт здесь служат индикатором, указателем в поисках ответа. «Дом» и «быт» выступают вместилищем вещей, которые были когда-то приобретены или потеряны в результате того, что было сделано мне или моим предкам.

Не «любимых», «важных», «единственных», «именно таких, страдания моих предков от потери которых однозначно доказывают, что мой оппонент дурак и сволочь». Просто вещей. Объектов. Предметов. Всего, что потерявший или приобретший считает вещью. Замечу на полях, что «потерять» иногда – это «избавиться», а «приобрести» иногда же можно сократить до «огрести».

Так вот, какая-то совместная оценка прошлого, то есть оценка, порождающая и поддерживающая связь между членами общества, – она возможна только как совместная оценка потерь и приобретений во множестве непрерывных (хотя иногда и виртуальных) частных домашних хозяйств.

Справедливой и равновесной эта оценка быть не может, но она может быть совместной даже для антагонистов. И для того, чтобы такая оценка состоялась, её стороны должны одинаково понимать, потерю или приобретение чего именно они оценивают. Опять же, без эпитетов.

Помнится, у Вктора О. Пелевина в «Трансгуманизме» (так? – не заглядывал при написании) было упомянуто вполне разумное техническое решение, когда люди в «умных очках» или чём-то схожем видели только предметы, помеченные штрих-кодом – точнее, их изображения, восстановленные из сети.

Вопросы: много ли разных – не отдельных, а различных! – вещей в домашних хозяйствах было в Империи перед Революцией? Много ли разных вещей было в советских домах и в быту перед распадом Союза? Много ли разных вещей есть сейчас у нас… да, много, намного больше, чем было тогда и тогда, но насколько же проще стало предъявить их потерю или приобретение?

Так почему бы всё это не исчислить? Не расставить коды на всех разных вещах, которые приобретали и теряли всё это время? Не использовать прошлое для укрепления общества, вспоминая не о людях, а о вещах?

В советском лексиконе было хорошее слово «вещизм», пусть тогда оно и считалось плохим. Оно сейчас пропадает зря. Ещё есть другое слово, «прагмасфера», которую, если верить поисковику, уже захомутала какая-то фирма, но мне оно нужнее.

Назову «прагмасферой» решение по сбору, хранению, открытому распространению, установлению внутренних связей в информации о приобретениях и потерях во множестве отдельно взятых домашних хозяйств.

Конечно и безо всякой иронии – информации, предоставленной исключительно по желанию или добровольному согласию. Последнее, правда, может стать условием владения, пользования или распоряжения соответствующим предметом. С анонимностью дела расплывчатые, ну да нотариусам с адвокатами тоже свой хлеб надо и есть, и отрабатывать.

Приживаться в обществе «прагмасфера» и ежеминутно порождаемая ей практика «вещизма» должны начать так, как показано выше; с отрывочных и откровенно глупых воспоминаний о потерях и приобретениях во времена былинные и не очень, вплоть до прямо-таки вчерашних (вчера – это тоже прошлое, которое всё время рядом).

Да, это обесценит бесконечные страдания или радости по делам прошлым. Точнее, объяснит их настоящую цену даже самим радующимся и страдающим («северная этика», напомню) по вещам «любимым», «важным», «единственным», «незаменимым», «бесценным», «вызывающим у меня чувства, недоступные недочеловекам по другую сторону монитора».

А далее – как сказано: распространяющийся в обществе плохой-преплохой «вещизм». Практика, неизбежно конкурирующая с приватностью, то есть увеличивающая связность общества; практика, оспаривающая обезличенные деньги, как единственную меру благосостояния, что тоже имеет своим эффектом увеличение количества и прочности связей в обществе. О вещах, знаете ли, говорят много больше, чем о деньгах.

В конце концов, если страдания прадеда от уведённой в колхоз любимой Бурёнки выглядят откровенно комично в исполнении правнука, для которого «любимая корова» – это эпизодический персонаж из «Звёздных войн», то вот мои стенания по разбитому монитору (нужны ТТХ?) и моё удовлетворение от нового, почти такого же (нужны ТТХ?), читатель, даже не разделяющий моих воззрений, поймёт.

И эта мизерная по своей энергии связь между нами, капля в океане несравнимо более прочных и важных общественных связей – сделает этот океан больше на эту каплю. И «прагмасфера» может стать одним из генераторов – избирательных, адаптивных – этих связей в масштабах общества.

А они, повторю, в недалёком будущем станут очень нужны независимо от происхождения этих связей.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Запишу скорее для себя, «чтобы в спешке не забыть»©

Одним из положений цензуры художественной истории может быть отрицание потери суверенитета Россией на протяжении всей истории её существования. С Княжествами придётся поднапрячься, но там софистика вывезет, а вот Смутное время... кто-нибудь, причастите историков понятием «виртуальный».

Ещё одним и намного более важным положением должно стать чёткое отрицание контрлогических конструкций, говорящих о том, что положение дел в российском обществе, расцениваемое в данной версии истории как успех, было достигнуто вопреки осознанным усилиям российского общества, а положение дел, расцениваемое в данной версии как ущерб, было достигнуто благодаря (из-за) осознанных усилий российского общества.

«Сталин, бросив миллионы русских на немецкие пулемёты, взял Берлин» – да, можно. «Советский Союз выиграл Великую отечественную вопреки убогим военным талантам Сталина» – нет, ни в коем случае. Это очень разные вещи.

Ладно, как-нибудь потом.

Прошли защиты, а я в основном жив.

Толпа студентов ушла на осень, такова чудодейственная сила остатков совести на кафедре. Один из этих бакалавров мой, и на осень его угнал я. Парень не дурак и работа получилась не пустая, но текущая версия, несмотря на все мои старания, изложена в стиле «на деревню дедушке»: молодёжь не умеет писать даже тогда, когда хочет. Комиссия убила бы, а у меня уже сил не оставалось передиктовывать, пусть и хотел. Всё равно «академик», так что потерпит.

Очень жалко мою магистрантку. Девчонка, по праву идущая на красный диплом, плакала от того, что теперь усилиями одного престарелого въедливого (мстительного?) типа с правом подписи пропустит вручение. Мои споры с начальством – не только непосредственным – ни к чему не привели: начальство почему-то раздражается, когда ему, тыча пальцем в монитор, доказываешь полное соответствие работы официальным стандартам, требованиям и нормам. Новизна темы – не повод её отклонять. Начальству – не только непосредственному – не хочется снискать внимания сверху. Ладно, переделаем. А если упомянутый тип на крыльях позора возникнет осенью, то желания начальства значение потеряют. Не знаю, как насчёт принципов, но я очень ценю своё время, а такое у меня впервые за весь стаж.

Два других моих бакалавра защитились: одного попробую сосватать в магистратуру, это даже не специалист, это будущее начальство растёт; для другого я «отлично» на комиссии требовал в голос, давать не хотели. Парень медленный, но после его батрачества на лабораторном железе у кафедры не одна и не три своих темы будут на следующий год. А то «предприятия», говорите вы… «компетенции», говорите вы…

Да, всё это время за кадром оркестр урезал тему из «Игры престолов».

Ещё я почти ничего не записывал всё это время, новости смотрел только искоса, зато здорово растянул ступню, а ещё во вторник разбил монитор домашнего компьютера, и сейчас какая-то хрень с доставкой. Так что за всё плохое ниже вините ноутбук.

Тема в продолжение предыдущей, да и вообще, чтобы отойти от трёхмесячного перенапряжения и вернуться в фарватер, я буду повторяться и рекурсничать, честно предупреждаю.

Так. Я говорил о том, что организация общественной жизни в Союзе в её политическом аспекте ярко и настойчиво демонстрировала черты теократии. Делала она это, несмотря на атеистическое и материалистическое понимание реалий этой самой жизни, а часто и прямо противореча этому пониманию, то бишь всё время пробуя общественные связи на разрыв. В конце концов получилось.

Сейчас я попробую ещё раз пояснить, что это было. И, чтобы два раза не подзаряжать ноутбук, я напомню и дополню свой взгляд на плановую экономику. Благо это вопросы-близнецы, причём однояйцевые.

Не без футуризма.


Я уже говорил, что большевики были единственной силой, способной решить проблему потери Россией суверенитета. Доминирование иностранного капитала в отраслях, ключевых для существования в индустриальном мире, своим следствием имело фактическую колонизацию России – в основном европейскими странами. Сейчас это называют «неоколониализмом», хотя какой он к дьяволу «нео-».

Напомню, что колонизация – это утеря государственного суверенитета, а утеря государственного суверенитета – это когда законодательство страны типы с правом подписи визируют за рубежом. Российское общество не могло допустить потери суверенитета, – разные, зачастую ненавидящие друг друга люди высказывали это неприятие очень разными словами! – и, если с этим справиться могли только большевики, то именно у них всё получалось.

И уже неважно, какие завихи этой милой публики шли в нагрузку к «только». Да, потом это «всё получалось» разные ненавидящие друг друга люди тоже объясняли очень разными словами. Особенно икалось жидомасонам и германскому Генеральному штабу.

А они ни при чём. Большевики же сами признавались: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Это, мягко говоря, художественное преувеличение, но вот в России начала XX века все остальные доступные к воплощению политические представления были ещё хуже. И этого оказалось достаточно.

Пусть у Вас есть генератор описаний окружающей действительности, лучших, чем у оппонентов, где «лучших» – это не «более приятных для аудитории» (отношение основоположников к русским известно), а «более точных». Следовательно, у Вас есть возможность точнее предсказывать будущее в той или иной ситуации. Когда «та или иная» считается на миллионы случаев, тогда ревнителям приятного никакой Деникин не поможет. И выглядеть этот триумф будет именно как «всё получается».

Далее.

Переформатирование связей с «мировой экономикой» в режиме «good bye and fuck you, friends» через отказ Союза отвечать по обязательствам Империи, по сути, было переводом угрожавшей стране потери суверенитета в другую форму. Если считать «пряником» предыдущий вариант, с незначащей приставкой «нео-», то теперь к нам за долгами – за всем, чем страна могла бы их отдать – «мировая экономика» должна была прийти без этой приставки, с кнутом, вот только не сразу и в том раскладе, который за это «не сразу» успеет сложиться.

Неизбежность визита, понятная уже осенью 1917 и не растерявшая своей понятности к лету 1941, что «у них», что «у нас» оформляла себя в миллионах отдельно взятых человеческих умов. Она востребовала для этого уже существующие и создаваемые заново теории расовые, классовые, демократические, национальные, элитарные и прочие. Она оформляла себя и через самые что ни на есть шкурные соображения вроде «славянских рабов», и через не совсем альтруистическое «или нас сомнут», если понимать, что «нас» – это не обязательно «народ»… Она оформляла себя для летописцев и разработчиков компьютерных игр.

Выживание российского общества в ипостаси Союза уже в ближайшем историческом будущем стало невозможным без более или менее подготовленного многочисленного личного состава вооружённых сил российского государства и сравнительно сложного оружия в его, состава, распоряжении.

Да, из понимания этого следуют масштабные инвестиции в образование и профессиональную подготовку, которые объясняли тогда и почему-то вполне искренне объясняют до сих пор некими изначальными гуманистическими положениями в «единственно верном учении». Странно, но те же люди, как правило, плохо относятся к рекламе.

Видите ли, даже если бы «единственно верное» открытым текстом провозглашало буквы и цифры харамом, за который надо секир-башка, то тогдашние красные в полминуты, глазом не моргнув, изобрели бы новый алфавит – скажем, в раскладах квадратных шашечек – и растолковали бы оппортунистам и соглашателям, что основоположники имели в виду именно это. Чтобы ехать всем, кто не хочет секир-башка.

В форме подготовки Союза к мировой войне начался уход в город русской деревни, и я уже говорил, что это было событие, потенциал которого накапливался столетиями: климат делает сельское хозяйство в наших местах очень… неблагодарным… занятием (я не только про урожайность, я про логистику, коммунальное напряжение и проч.). До перехода к машинам из этой ямы выбраться было невозможно, а после их появления невозможно стало в ней оставаться.

Однако есть ещё одна сторона процесса, и именно ей обязана своим воплощением советская теократическая система управления. А одновременно и взаимообусловленно – плановая экономика.

Нет, это вовсе не фетиш основоположников. Это то, что чересчур удобно объяснять, как их фетиш, «добрый» он или «злой» для объясняющего.

В чём проблема?

Грамотный токарь, знающий врач или меткий артиллерист – все они прекрасны, но они уже результат. А для «самого процесса» их получения нужен бюрократ, то есть человек, по своей должности

а) воспринимающий мир через его описание (и оттранслированное, и сгенерированное), а не через ощущения от него, и
б) способный формулировать приказы, обязанный их выполнять и имеющий право их отдавать.

Так вот, в раннем Союзе с бюрократами был завал в том смысле, что их было непристойно мало. Собственно, «бюрократ» как ругательство, как сатирический образ – это бюрократ по горло в бумагах, по горло в описаниях окружающего мира, часто противоречивых. Это бюрократ, которого не хватает, и который знает об этом.

Представьте себе того же токаря, напрочь заваленного необработанными деталями. Ах, как смешно, верно? Про врача с артиллеристом я уже не говорю.

Этот завал был частично унаследован от Империи, которая отнюдь не наслаждалась им и не игнорировала его; тут, правда, надо сказать отдельное «спасибо» русским писателям за долгую и старательную карикатуризацию проблемы. На полях отмечу, что без этой карикатуризации не возникло бы и слова «управленец».

Гражданская не могла не усугубить эту нехватку бюрократов до предела, так что справляться здесь выпало Союзу. Подчеркну, справляться не с шаржем на бюрократизм, а с дефицитом бюрократизма.

Спросите Алису о централизованном подходе к хранению и управлению данными. Представьте себе, что примерно то же самое понимают в Партии.

Советская политическая теократия и советская плановая экономика оказываются всего лишь различными аспектами воплощения в жизнь одного и того же подхода к работе с описаниями окружающего мира, а именно «метода управления информацией, при котором все данные компании хранятся в единой базе данных или системе управления информацией».

Они суть неизбежное следствие тогдашнего мизерного отношения наличной процессорной мощности предприятия к сложности задачи, подлежавшей решению. Выбор здесь – фикция, его не было постольку, поскольку остальные решения были очевидным суицидом для страны как минимум в силу своей стоимости.

Они перестали быть суицидом только тогда, когда на территории страны многолетними усилиями государства состоялась хозяйственная связность, достаточная для поддержания торговли сравнительно сложными изделиями; тогда, когда возможности экспорта качественно изменились сравнительно с героическими временами (к реализации этих возможностей приступили в 1987, хм-хм); тогда, когда достаточная часть населения научилась воспринимать инфраструктурное обеспечение среды обитания, как нечто естественное, даровое и потому подлежащее самому неблагодарному использованию.

Чуть короче говоря, они перестали быть суицидом тогда, когда увеличилось упомянутое выше отношение доступных предприятию мощностей по обработке информации к стоящим перед предприятием задачам. Когда бюрократизма, наконец, стало хоть сколько-нибудь хватать.

«Ну и что? – Ну вот, собственно, и всё…»© «Командно-административная система» хорошо поработала, в результате хорошей по её же меркам работы выкопала себе могилу и отправилась туда. Без альтернатив.

Можно сказать, что с плановостью советской экономики как нормативным объектом в общественной деятельности сталось же самое, что раньше произошло с русской деревней. До определённого момента она была основой существования страны, а после него она стала грузом, от которого страна избавилась.

Дела же нынешние и будущие обязаны собой очевидному: управляемость производства, независимо от принципов организации оного, по сравнению с делами столетней давности стала почти даровой. Полностью исчез дефицит вычислительной мощности, даже на уровне «мельчайшего крестьянства», а пропускная способность каналов связи между предприятиями выросла неимоверно, посему проблема нехватки бюрократизма вновь может проявиться разве что в пост-апе.

Возвращаться к плановой экономике советского извода в таких условиях – это мазохизм, самобичевание. Казённые планы и программы, которые нынче не покидают экранов, по своим сложности и абсолютным размерам, скорее всего, превосходят советские. Да, изменилась доля их присутствия в экономической деятельности страны, но это скорее потому, что сам объём этой деятельности быстрее растёт или медленнее уменьшается.

Нужно ли такое рассогласование, «быстрее/медленнее» – «второй сложный» и весьма любопытный вопрос; скажем, он предлагает ещё один угол зрения на «трудовую миграцию». Сейчас не о нём.

Сейчас о том, почему то развитие, которое отправило на свалку истории пресловутый «план», скоро отправит туда же и «рынок».

А то, казалось бы, рухнула «командно-административная система», централизованный подход к хранению и управлению данными в масштабах страны проиграл распределённому эволюционировал в распределённый, конец истории.

Дело, однако, в том, что той самой процессорной мощности, доступной отдельно взятому предприятию, уже не достаточно много, а очень и очень много. А доступная ему же связность народного хозяйства почти бесконечна. Мгновенное соединение, открытые документы…

Любая связь между субъектами работает на увеличение предсказуемости контрагента. К хозяйственным связям это относится в полной мере. На «рынке» эта предсказуемость растёт благодаря «соблюдению законов рынка» (их нет, но они работают), а «план» создаёт её «сверху» известными параметрами общего плана.

Однако что получается тогда, когда в распоряжении любого контрагента находятся средства, достаточные для того, чтобы предсказать поведение другого без «этих утомительных телодвижений»? Просто через наблюдение? Когда такие предсказания сотнями можно получать даром, и они работают для партнёров, конкурентов, соседей по пассажу? Что станет неизбежным, когда в руках «мельчайшего крестьянина» оказываются средства, недоступные Госплану и Госбанку полувековой давности, вместе взятым?

В своё время удивлялись, как это пчёлы строят такие идеальные шестиугольные соты? Мол, коллективный разум, не меньше. А это физика, это минимум по давлению соседних трубок.

То же и здесь: «свобода предпринимательства» в светлом и не таком уж далёком будущем минимальными усилиями государства, выраженными в немногочисленных «макроэкономических ограничениях», штучными разборками на уровне правительства с зарубежными корпорациями (санкции, вот это вот всё), в будничной «борьбе с экономическими преступлениями» и в популистской «социальной политике» будет отформатирована так, как никакому Госплану и не снилось. И сделано это будет, как ни парадоксально это выглядит, через наивозможную приватизацию и всемерное развитие пресловутых «маркетплейсов» – чем больше самих сот, чем обширнее площадь их соприкосновения друг с дружкой, тем точнее и жёстче форма каждой.

Не удивлюсь, – более того, надеюсь – что само государство или уполномоченные им сущности станут проектировать предприятия для того, чтобы занять ими «пустое место» на локальном рынке, и всучивать их всякого рода штрафникам. Интересно, назовут ли это ГУЛАГом 2.0? А то бренд пропадает, жалко.

В конце концов, как нас ободряет В.В. Путин на ПМЭФ 2025,

«…малые и средние компании… особенно нуждаются в продвижении, в выходе на новые рынки. Небольшой бизнес, отдельный предприниматель, просто мастеровой человек из небольшого города или села сегодня может найти покупателя своей продукции или услуг с помощью маркетплейсов, что раньше было практически невозможно. Их аудитория, клиентская база неуклонно растёт как у нас в стране, так и во всём мире».

Безо всякой иронии, верной дорогой идём, товарищи мы или кто. А про брошюру В.И. Ленина «О кооперации» я вспомню как-нибудь потом: её сочиняли задолго до «этих наших энторнетов», и тема кажется непривычной.

Спасибо за внимание.

«А живым всё интересно»... люди, сделайте какой-нибудь артефакт с Броневым-Доктором, отвечающим на апокрифическое китайское проклятие. Вслух, конечно, а то гифку я и сам способен. Копирайт ваш.

К делу. Мне по-прежнему не известны координаты небесной оси, на которую налетит Земля. Да и хрен с ней, с Землёй, однако те же числа для России мне тоже не известны. Так, некоторые неровности ландшафта нашего Прекрасного Далёка, и те предположительно. Всё тот же исторический детерминизм, здесь обращённый в будущее, то есть с прицепом в виде императива «неизбежное должно приходить быстро, обходиться дёшево и проходить безопасно».

К сожалению, свободное время, в течение недель набираемое в основном из десяти-пятнадцатиминутных обрывков, не располагает к размышлениям. Не говоря уж о том, что задачи очень разные, и от того в голове сплошные переходные процессы. Пока не расходящиеся. Так что далее не размышления, а скорее длинный перечень тем для них. С пояснениями, многие из которых читатель уже видел здесь раньше.

О том, как общественный порядок может стать новым. Иногда удешевление его производства - это не только необходимое условие такого, но и вполне достаточное. Независимо от того, нравится этот новый порядок хоть кому-нибудь или нет.

Начну с денег.

Вот законопроект «О внесении изменений в Бюджетный кодекс Российской Федерации (об интеграции цифрового рубля в бюджетный процесс)», внесён 22 мая.

Это то, к чему двигалась советская «безналичка». Предельная избирательность распределения и трат казённых (для начала) средств, оперативный контроль за ними в легальных и импровизированных иерархиях («окраска»).

Да, Советам это понадобилось для упорядочения процессов коллективизации и индустриализации. В стране 1900+ с производством порядка было очень плохо, и порядка долго не хватало

(«при Сталине порядок был»© – «это случай так называемого вранья»©. Условный «Сталин» понадобился стране именно потому, что порядка не было, а устанавливать его надо было десятилетиями)

для обеспечения сложной экономической деятельности в якобы дешёвом и безотказном рыночном подходе. «Плановая экономика» в нашей истории – это необходимость, а не идол, подлежащий ритуальному восхвалению или поруганию.

Приятно знать, что нынешняя «безналичка»

(тогда, когда это будет востребовано, – неважно, с каким объяснением, в рамках какого учения и под какой символикой)

станет решать те же самые задачи экономии порядка, которые она помогла решить давным-давно. Теперь она сможет это делать для любого обмена на уровне сколь угодно малого предприятия, вплоть до отдельно взятого домашнего хозяйства (в аспекте предприятия) или их группы (так же), причём под гарантии только от государства. Простота контроля государства за транзакциями неотделима от этой надёжности; даже Советской власти здесь было сложнее.

Иллюстрации ради, такое может обеспечить «вечные» «умные» контракты для разных типов и видов потребления; контракты, неотличимые от столь презираемых адептами «рынка» пайков, разве что избавленные от некогда сопутствовавших им неудобств.

С середины 2027 года

«…при совершении операций со средствами бюджетов субъектов Российской Федерации, местных бюджетов, бюджетов государственных внебюджетных фондов, бюджетных и автономных учреждений субъектов Российской Федерации (муниципальных образований), получателей средств из бюджета субъекта Российской Федерации (местного бюджета), участников казначейского сопровождения, со средствами, поступающими во временное распоряжение».

А с 1 октября 2025 года по ограниченному перечню бюджетных расходов, в порядке эксперимента. Ну, да этот эксперимент не может закончиться неудачей, в противном случае его назовут иначе.

Моё личное мнение? Да, понадобится. Не «хорошо» и не «плохо», а «понадобится». И вообще, лучше пусть пребудет под рукой ненужным, чем наоборот.

На полях. Элементарная добросовестность требует признать и прикинуть ту же ситуацию и для дел «рыночных», а не «плановых». Как создать и сохранить в обществе возможность быстро, безболезненно и обратимо развернуть «рыночную» экономику из «плановой»? Чубайс в анабиозе явно не подходит. Ладно, ещё одна тема на потом.

Дальше. Вот второе чтение «О создании многофункционального сервиса обмена информацией и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации (в части установления особенностей обработки персональных данных)». Ой, всего лишь заказанный государством доступ к электросвязи, интегрированный с интернет-порталом государственных услуг, который хранит большую часть уникальных идентификаторов населения страны. Только-то.

На полях. Помните ли Вы многолетней давности пылкую борьбу против автоматической идентификации? – мол, штрих-коды суть печати анчихристовы. И ничего. Духовность встала, отряхнулась и дальше пошла, пританцовывая. Доля у неё такая.

Здесь являет себя миру другая грань той же проблемы, что и с деньгами, то есть та же дороговизна рыночного способа организации сложного обмена.

(и понимания всякого сложного общественного действия как совокупности обменов)

Корявая стопа Гхали из Сбербанка попирает вершины нынешней публичной электросвязи именно в силу её, электросвязи, коммерческой организации. А легион иных сущностей в силу того же самого паразитирует на вполне законном затруднении, усложнении и отравлении удалённого общения между людьми, личное то или публичное.

Цифровой рубль и казённый мессенджер решают одну и ту же задачу: удешевления порядка в стране. Покамест «в случае чего». С одной стороны, внесение каких-то изменений в Бюджетный кодекс, которые в лом выискивать, с другой создание многофункционального сервиса, который продвинутым юзерам смешон... будни, серость, рутина, на карачках ползущие десятилетия. Что тут может произойти?

Впрочем, вот ещё один аспект той же проблемы, и уж он-то так велик, ярок, стремителен, – да и звучен – что его и с проблемой не соотносят. И... а чего уж там, эпос так эпос.

Речь о «дронах» или, выражаясь пышно, об уменьшении количества человеческого внимания, затраченного на доставку 1 килограмма груза в объём радиусом 1 метр из другого такого же объёма на расстояние в 1 километр. Название единицы измерения этой величины доверяю придумать читателю.

Нет.... лучше всё же о «дронах», то бишь о целевом использовании транспортных средств без пилота на борту. Да, «дрон» – это далеко не только вещь. Это случай. Это решение. Это роль. Это даже процесс.

На полях. Рысаков с Гриневицким на «дронов» в лицо, вероятно, обиделись бы именно потому, что сама концепция была известна издавна.

Сейчас много разговоров об использовании пресловутых «дронов» как оружия… по крайней мере, много разговоров о том, что об этом много разговоров (не слежу, времени нет). Обойдусь не самыми очевидными выводами из самых общих посылок.

Видно, да и вряд ли могло быть иначе, что обсуждаемые предприятия, состоялись они или нет, отличаются в первую очередь не искусством, а технологичностью.

Иными словами, «сам процесс» весьма просто воспроизводится узкоспециализированным персоналом в условиях высокой информационной связности, при отсутствии ограничений по времени и – особо важно – без изнурительных требований к точности исполнения. «Вкалывают роботы, счастлив человек»©

Счастливым человекам в большинстве своём не обязательно ни быть грамотными, ни даже владеть русским языком, ни понимать последствия своих действий.

Высокую связность не обязательно обеспечивать специально, каждый раз можно пользоваться средствами качественной связи, ныне легально существующими в любой городской агломерации (см. выше).

А отсутствие ограничений по времени и точности никогда не останавливало именно террористическую деятельность.

Негативный потенциал развития здесь очень велик, и я оставлю в стороне технические возможности и тактические решения. Потенциал создан тем, что

- во-первых, в таком развитии событий на нашей земле заинтересовано влиятельное сообщество технически развитых и небедных стран;

- во-вторых, не создают и ещё долго не будут создавать трудностей изобретение, выращивание, убедительная симуляция и материальная поддержка самых разных «вывесок», то есть сообществ и организаций, гласно или по умолчанию берущих на себя ответственность за эти преступления;

- в-третьих, современные городские агломерации очень уязвимы сами по себе, поэтому КПД таких актов, понимаемый как отношение размера понесённого ущерба к затратам на его причинение, может быть впечатляющим, а «впечатляющий» – модный критерий оценки у публики из пунктов «во-первых» и «во-вторых».

Итак, если у кого-нибудь отыщется знакомый депутат Государственной думы, то скажите ему, что народ в моём лице требует законодательного оформления режима и порядка «защиты граждан РФ от несанкционированного использования беспилотных пассажирских и грузовых аппаратов» и других малограмотных, не знающих русского языка узкоспециализированных исполнителей.

И добавьте, что защита эта – дело столь же трудное (энергоёмкое) и сложное, сколь необходимое и неизбежное. Вот её примерные черты.

Обязательная идентификация в реальном времени всего, что бесчеловечно перемещается.

Автоматизированная – увы, автоматическая пока недостижима – максимально быстрая нейтрализация того, что нужно, но невозможно так идентифицировать. Независимо от причин отсутствия возможности.

Обеспечение предыдущих пунктов с минимальными повседневными неудобствами для населения, то бишь через инфраструктуру «полицейских», а то и «милицейских» «дронов» – имхо, это оптимум по безопасности и оперативности.

Понимание проблемы доступа граждан к «дронам» как промежуточной между проблемами их доступа к огнестрельному оружию и к автомобильному транспорту. И... эхм, объединяющей все эти проблемы в одну.

Последнее звучит гротескно? А разве «дрон» не может быть назван «умной пулей»? – думаю, что фантасты и футурологи оскоромились этим титулом тысячи раз. Разве автомобиль не используют как высокотехнологичное обеспечение терактов, сколь угодно примитивных? – поспрашивайте в европах, расскажут. Разве тот же самый автомобиль не роботизируют ныне в хвост и в гриву?

Швы в среде обитания со временем рассасываются. И это тоже отдельная тема.

Теперь по большому счёту. Необходимо признать, что «боевые дроны» как конструкторское, технологическое, техническое per se, организационное, бытовое решения – это уже навсегда. Речь теперь может идти только о поиске и обосновании самых дешёвых и/или безопасных средств и способов интеграции этих решений и производных от них в повседневную жизнь.

«Нравится, не нравится – спи, моя красавица»©: изыски в обосновании такой интеграции неважны, потому что возможности отказаться от неё уже нет.

Россия однажды стояла перед этой задачей – быстрого и упорядоченного приучения населения к новым средствам вооружённой борьбы – и решила её. Постаралась ранняя Партия. В стране, не забывшей Гражданскую войну и перенасыщенной оружием вследствие оной, этой Партией были подняты ставки: всех, кого получилось, отправили в тиры, на стрельбища, на полигоны и на аэродромы.

Присутствие актуально или потенциально опасных аппаратов-беспилотников – летающих, прыгающих, ползающих, подкапывающихся, плавающих – в жизни обывателя будет только нарастать по самым разным мотивам и причинам, признавай это присутствие перенасыщением или нет. Запретить не получится. Уповать на благоволение в человецех тем более. Надо запрягать.

Как именно? Вот не единственная, но, возможно, главная составляющая решения.

Под внимательным присмотром состоявшихся на ЛБС мастеров спроектировать отечественное семейство достаточно простых, мощных, тяжёлых и тупых аппаратов («трёхлинейкой» можно не называть) с сопутствующим вооружением боевым и учебным, поставить их на поточное производство сотнями тысяч (дела модульные), попутно задать стандартный интерфейс управления (на следующие полвека де-факто), огородить стрельбища-бомбища и вперёд.

«Гражданские» грузовые модификации отсюда же и повсюду, а позднее – в каждый дом. «В каждый дом», конечно, очень долго лишь в виде беззастенчивых обещалок. Хотя… работы по созданию такой инфраструктуры

(например, для решения задач «пространственного развития» , модернизации поселений из «единого перечня опорных населённых пунктов»)

не выглядели бы странно уже сейчас.

Меньшая часть школоты,

(усилия в первую очередь для неё, как и все усилия по масштабным и долговременным делам)

дорвавшаяся до натуральных, а не экранных вспышек и грохота, дорвавшаяся до сложных логистических проводок ПвМ и до «взрослого» ПвП,

(где «П» – это «программист» или «пилот», а «М» – «Мишустин» или сразу «Медведев»?)

потянется за званием «ворошиловского дроновода» (или как там), а большая часть на всю оставшуюся жизнь привыкнет к новым бытовым реалиям и к меньшей части, фанатеющей на них.

Стандартный интерфейс даст повод навязать знакомство с техникой всем, кому в принципе можно влепить кратчайший «курс повышения квалификации» на работе независимо от основной специальности (кухарки не исключение). Здесь возможен и сбор «больших данных», якобы способных помочь вразумлению неразумного.

И на этом фундаменте повезло бы строиться… ну, полтора десятка лет, а? Сами знаете, за то же самое в прошлом веке стране воздалось сторицей. А ведь тогда речь шла всего лишь о винтовках, гранатах, рулевых колёсах и рычагах управления бортом.

Это, подчеркну, всего лишь одна из составляющих решения; возможно, главная. А если у кого-то в голове её на раз перемкнуло с хоровыми маршами и трибунными клятвами… каждый сам хозяин своим ассоциациям. Или их раб.

А теперь можно и о совсем хорошем.

Умным, пускай не самым точным железом можно и не нарушать порядок, можно его создавать, то бишь поддерживать режим оккупации решать задачу восстановления и благоустройства общественной жизни на временно занятых или недавно возвращённых территориях. А то сами знаете, что человеческая жизнь

(у кого надо жизнь)

бесценна, а ОМП тоже недёшево, пускай и зрелищно.

Вот как-то так.

Главное ограничение грядущего великолепия: проблема сохранения и наращивания общественных связей в условиях увеличения производства энергии и уточнения распределения энергии.

Опять же, в прошлом эта задача была решена той же Партией… точнее, через ту же Партию. «Коллективизация» – больно, но «огораживание» – это очевидная смерть, а другие сценарии появления тракторов в русской деревне 1880+ пусть диктует Льюис Кэрролл по спиритическому блюдечку. Дело к этому выбору (точнее, к его отсутствию) шло веками независимо от усилий «хороших» или «плохих» персонажей из учебников истории разных времён.

Я полагаю, что сейчас такого «бутылочного горлышка» ещё нет, насыщение среды обитания «дронами» ещё не ставит ультиматумы по способам своего осуществления. Есть достаточно времени,

(те самые полтора-два десятка лет, но это догадка, не достойная ни пояснения, ни защиты)

чтобы предложить, обсудить и принять в различных аспектах общественной жизни опережающие решения как минимум столь же действенные, что были приняты сто лет тому назад, но при этом менее затратные. Более… как это?.. «гуманные», да?

А уж какие доктрины окажутся их носителями – вопрос неважный, которым всегда был и навечно останется. Увлекательный, конечно, и я к нему вернусь, хотя засечённые выше темы интереснее. Ну да «живым всё интересно» (копирайт ваш).

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Строчки в скобках по смыслу сноски, но не знаю, надо ли собирать теги для списка в конце поста. Я так понимаю, что, если чтение с телефона, то ссылки туда-сюда неудобны.

Читатель, подвергшийся следующему рассуждению, может винить в нём МИД РФ. Я услышал выражение «принцип равной и неделимой безопасности» ровно на один раз больше, чем смог его игнорировать.

Считайте дальнейшее упражнением в схоластике, однако мнится мне, что этот конспект ещё станет для меня объектом ссылок либо цитирования.

Особенно потому, что, как обычно, я уклонился в определения других понятий, которые доныне бежали моего внимания, притворяясь самими собой разумеющимися. Например, понятие «понятия».

Начну с «опасности», потому что это слово короче. Итак, что такое «опасность»?

Хочется сказать, что это переживание субъектом возможной потери, где «потеря» понята в максимально широком смысле слова: такое изменение положения дел, при котором что-то моё перестаёт быть моим.

Только место переживания возможной потери в любом случае уже давно и надёжно занял «страх». А отождествление «опасности» и «страха» называется «трусость».

И я рискну утверждать, что «опасность» – это не переживание, а понятие субъектом возможности потери. А мой «страх» уже – переживание [моей умственной работы с понятием] «опасности». Не единственно возможное.

Долгое лирическое отступление о понимании и о понятии как его результате.

Я исхожу из понимания «понимания» (каламбур неизбежный), данного в работе Константина А. Крылова «Поведение»: понимание – это продукт умственной деятельности по восприятию собственных действий. Такая умственная деятельность позволяет анализировать своё и чужое поведение…

…напомню –анализ сводится к сопоставлению двух описаний одного и того же предмета, одно из которых предполагается истинным. Если я могу получить (воспринять) описание собственного поведения, то я могу использовать это описание для анализа чужого поведения (стану я считать истинным своё или чужое, зависит от ситуации), и неизбежным следствием этого использования будет расчленение поведения на части, они же акты – как минимум потому, что где-то мои и чужие поступки будут достаточно схожи, а где-то нет...

Крылов пишет:

«Понимание связано с тем, что в сознании появляется новый элемент. Понимание – это различение, разделение сознания, появление двух разных объектов мышления там, где был один или вообще ничего не было (в таком случае речь идет об отличении объекта мышления от нейтрального «фона»). С точки зрения анализа поведения, понимание является способностью различить в действии, которое раньше казалось простым, отдельные элементы. В таком случае это действие становится сложным, и, как правило, появляется возможность совершать его разными способами».

Автор не утверждает, однако уже я думаю, что «объект мышления» и «понятие» суть одно и то же. Напомню о своей солидарности с простым материалистическим пониманием объекта как чего-то, что оказывает сопротивление. Тогда из актов работы с «понятиями» и состоит вся моя (да и Ваша тоже) умственная деятельность, которая в материальном мире заметна, как игра электромагнитного поля в черепе хомо сапиенса и чуть-чуть вокруг. А иных миров не существует.

Возвращаюсь к «опасности». «Опасность» можно определить как экземпляр понятия, возникший в уме отдельного человека после получения информации о возможности потери чего-то.

Экономию речи, вроде отождествления «опасности» и «источника опасности», я оставлю в стороне. Читателю по опыту известно, что я отнюдь не адепт такой экономии.

Перехожу к понятию «безопасности» и, практически одновременно, к понятию «равной безопасности». Надо подчеркнуть, что это понятия, поэтому, как и всякое понятие, они суть следствие понимания окружающего мира.

Как и «опасность», переживать «безопасность» можно по-разному (например, как скуку). Сама множественность возможных переживаний затрудняет анализ здесь, и это тупиковый путь – пытаться оценить безопасность через присутствие или отсутствие неких переживаний у себя или у кого-нибудь ещё. Надо говорить о присутствии понятия.

Это именно присутствие – «безопасность» не есть дыра в окружающем мире на месте «опасности», но область между различными «опасностями» (и многими другими вещами), понятие среди понятий.

Границами между «безопасностью» и множеством разных «опасностей» выступают количественные и качественные факторы, которые идентифицированы и оценены субъектом через его восприятие изменений в окружающем мире. Границы эти могут быть (и чаще всего) размыты, но они обязательно присутствуют.

Форма безопасности как понятия, совокупность её границ у каждого субъекта своя. Разным субъектам угрожают разные вещи в разных масштабах (абсолютных и относительных) и разным макаром.

Безопасность у нескольких субъектов может быть схожа, но от этого она не становится одним и тем же экземпляром безопасности, потому что возможность независимой эволюции понятия у каждого субъекта не исчезает ни на минуту. Всегда можно перепугаться чего-нибудь ещё или избавиться от прежнего страха.

Пусть у нескольких субъектов есть безопасность, точнее, свой экземпляр безопасности у каждого. Как раз для определения уже не формы, но содержания понятия «безопасности» удобно задаться вопросом: когда они, экземпляры, будут «равными» или хотя бы «сравнимыми»?

Не тогда, когда «сравнимыми» будут сами экземпляры безопасности у всех, – скорее наоборот, разные субъекты в сообществе могут считать опасными для себя разные вещи – а тогда, когда «сравнимым» будет отношение любого субъекта к любому другому по поводу действий над его, другого, безопасностью. Прямому сравнению подлежат отношения, а не их субъекты, не объекты, ставшие поводом к ним, и не условия их осуществления.

И уже отсюда можно вывести предельно общее понятие безопасности: безопасность субъекта – это то, что он считает своими средствами противодействия тем потерям, которые он считает возможными. Моё оружие, моё право на использование рабочего времени сотрудников органов охраны правопорядка, моё здоровье, моя страна и так далее.

Под «своими» в «своих средствах» я уже понимаю только отношения собственности. Общественная деятельность по поводу потерь – следовательно, и безопасности – входит в утилитарный аспект общественной жизни и нормирована ценностью пользы, то есть требует уклонения от двусторонних отношений и стремления к односторонним.

«Безопасной» для себя я полагаю такую ситуацию, в которой у меня достаточно средств противодействия множеству возможных в этой ситуации потерь. Конечно, моё мнение верно в той мере, в которой я вообще представляю себе, что именно я могу потерять, насколько нежелательной я считаю такую потерю, и какие события могут к этому привести.
«Дураков и в алтаре бьют»©

«Равная безопасность» в сообществе возникает тогда, когда в нём остаётся всё меньше такого общения, в котором один субъект посягал бы на средства противодействия потере у другого субъекта.

Подчеркну, что «равенство» безопасности в сообществе вовсе не означает её «высокого уровня», хотя, по-моему, КПД этого «равенства» как способа достижения и поддержания такого «высокого уровня» сравнительно с иными способами максимально.

Повторю ещё раз: каждый сам решает, что именно он понимает как «опасность» и, следовательно, что он считает своими (наличными или подлежащими приобретению) средствами противодействия какой-то потере. Замечу на полях, что некоторое своеобразие субъективной безопасности естественно; однако уникальность каждой её составляющей – признак сумасшествия.

Вряд ли совершенное «равенство безопасности» в сообществе возможно, однако такой идеал даёт представление об «уравнивании безопасности» как о совокупности подлежащих решению проблем в отдельно взятых ситуациях. Он позволяет рассуждать о целях общения, о разных видах его обеспечения в каждом конкретном случае и проч. Становится возможной постановка технически достижимой цели обеспечения «сравнимой безопасности».

А теперь важное. «Равная безопасность» и «неделимая безопасность» тождественны.

«Неделимый» – это, конечно, не «сверхпрочный», это «такой, части которого не сохраняют свойств целого», при этом утерянные разными частями свойства могут быть разными. Соответственно, «неделимая безопасность» – такая, которая теряет свои качества для субъекта, когда становится из общей его личной.

«Неделимость безопасности» отсюда будет требованием к целости какого-то подмножества связей в сообществе. Так как любая связь между членами общества отвечает за какой-то аспект отношения «своего», то, исходя из определения безопасности, данного выше, сразу можно сузить это подмножество до подмножества отношений собственности.

«Неделимость безопасности» в сообществе тогда может быть определена как консенсус членов сообщества по поводу прав собственности на средства противодействия потерям, которые принадлежат членам сообщества.

А это то же самое определение, что и для «равной». Разве что «неделимая» удобнее для оценки общего состояния безопасности в сообществе, а «равная» выглядит критерием оптимальности для текущих действий по её изменению. Что-то вроде медленно меняющейся и быстро меняющейся компонент.

Упражнение.

Пусть в сообществе суть лишь два государства-субъекта, и они друг дружку ненавидят, но (не знаю, почему, не спрашивайте) они признают друг за другом права собственности на безопасность. Следствия этого признания выглядят так.

Во-первых, это отказ обоих от саботажа профильных научно-исследовательских заведений и производственных предприятий контрагента, то есть соблюдение чужого права владения его безопасностью.

Во-вторых, это отказ обоих от первого «обезоруживающего» удара, который, не без иронии, есть препятствование праву другого пользоваться его безопасностью.

В-третьих, это готовность закупать оружие и соответствующие технологии друг у друга, то есть отказ обоих препятствовать праву распоряжения безопасностью.

Согласитесь, что всё это, если применять его продолжительно и последовательно, сделает войну менее, а не более вероятной. Видно, что «равенство безопасности» позволит оттачивать отдельно взятые контакты, – «я не посягаю на твоё оружие сейчас» – а «неделимость безопасности» даёт возможность оценивать положение дел между этими взаимодействиями – «я не посягаю на твоё оружие по жизни».

Конец упражнения.

Итого. Исторически недавно в международных отношениях стали возможны немыслимые ранее способы сбора и обработки информации о контрагенте, основанные на столь же немыслимых средствах этих сбора и обработки.

Выросло многообразие связей в сообществах, выросло множество субъектов, способных и желающих нарушить их, изменить, создать новые в сколь угодно краткосрочных и локальных интересах. А прежние приёмы и реалии вроде «красных линий», «эскалаций», «перемирий», «посредничества», «санкций», «эмбарго», «сфер влияния» доживают своё, ибо они основаны на возможности управляемой изоляции субъекта, которой уже нет.

Я полагаю, что концепция «равной и неделимой безопасности» в изложенном выше виде способна обеспечить переход, в том числе опережающий, к международным сообществам, создающих для своих членов – и не только – безопасность, по уровню сравнимую с той, что создавала блоковая система второй половины двадцатого века. При том, что на взгляд извне эти сообщества будут выглядеть не то, что «многополярно», а откровенно хаотично.

Рассуждения по этой теме я продолжу, насколько позволят работа и здоровье. Да, а сама тема называется «Как сейчас валят неоколониализм, и что об этом напишут через сто лет в учебниках истории».

Спасибо за внимание.

-1. В нижеследующем тексте виновны черновики – и новые, и старые, то бишь ранее уже послужившие речам здешним. Я разметил примерно соответствующие им фрагменты.

Вряд ли это проповедь. Всего лишь размышление вслух, не без некоторой шершавости.

0. Думаю, не надо быть особенным саркастом, чтобы увидеть в нынешнем положительном воспоминании о Сталине умысел власть имущих, цель которого – подготовка российского общества к лишениям. К уменьшению потребления, к ухудшению качества жизни. К жертвам.

Сама эта манипуляция ставит вопрос о месте товарища Сталина в истории нашей страны. И это вопрос фундаментальный. Правда, не в смысле «хорошо-плохо». Совсем нет.

Это вопрос тестовый. Проверка, насколько отвечающий погряз в разложении нашей истории на священные символы и решающие персоны, насколько он увяз в представлении истории игрой: театральной, компьютерной, спортивной… да хотя бы и политической.

И это самый трудный тестовый вопрос. Ведь Сталина труднее всего изо всех «исторических персонажей» не считать личностью.

Хотя не надо считать. И его, и вообще никого не надо.

1. Прошлое, которое может быть полезным в настоящем для улучшения будущего – а иначе зачем оно? – есть дело в принципе безличное. Имена и фамилии здесь вполне могут быть заменены на названия соответствующих должностей (общественных позиций), нумерованные по времени. Ибо когда речь идёт о судьбах миллионов, то не человек красит место, а место человека.

Всё, что люди на этих местах делают, это принимают решения. Не в смысле

«делают правильный или неправильный выбор из неограниченных множеств вариантов и способов, на что и как потратить свою бесконечную силу»,

а в смысле

«видят то, что уже состоялось и прилюдно называют его».

Принимают решения, как принимают визитёров сколь угодно нежелательных и опасных.

А потом уже не человек, а место, которому он принадлежит, оформляет усилия тех самых миллионов людей по адаптации к состоявшемуся и названному, к нежелательному и опасному.

Что здесь можно сказать о Генеральном секретаре Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) и Коммунистической партии Советского союза?

(прошу прощения у читателей, но вне художественных текстов я считаю правильной экономию на заглавных буквах)

2. Разрешите Вас потешить. Представьте себе, что неуклонно отстающую в развитии Империю потихоньку подгребает под себя вовсе не кубло воротил из аутентичных цивилизованных стран… монокли, цилиндры, министры на побегушках, запонки с бриллиантами, вот это вот всё… а какая-нибудь прогрессорская комиссия от вполне полуденных заведений XXII века. Комиссия уже успешно установила на развитых территориях европ и америк «от каждого по способностям, каждому по потребностям»; применительно к техническому уровню, конечно.

Способы работы у прогрессоров те же, что и у воротил, то есть всецело определённые местной… а она уже осталась только местной, российской… спецификой: установка иностранного контроля над предприятиями и целыми отраслями, долговая яма, поощрение коррупции и так далее.

А вот конечные цели другие: не развал и де-факто колониальная зависимость России, а «счастье для всех, и никто не уйдёт обиженный».

Приобретённые заводы по действующим (своевременно и легально подтасованным) законам прогрессоры передают «рабочим комитетам» с тщательно подобранным составом, выкупленная земля идёт «крестьянским общинам», военные бюджеты лоббисты рубят на корню. И так до полного слияния с ранее облагодетельствованными европами и америками.

Есть сомнения, что большевики, оставаясь в Империи полузапрещённой и не слишком известной партией, поддерживали бы эти прогрессорские усилия со всем возможным пылом? Нет таких сомнений. Поддерживали бы.

А мы бы нынче спорили, надо ли было сто лет тому назад секте наглухо отмороженных анархо-рыночников (винджевиков, ага) брать власть, побеждать в Гражданской, отменять государственную и общественную собственность (скажем, под лозунгом «за каждую вещь кто-то должен отвечать»), а потом большую часть XX века весьма успешно отравлять жизнь прогрессорам в масштабах планеты.

Да, ситуация невероятная, но более чем показательная.

А имена, как и сказано, неважны. Заговоры тоже. Магия вообще не наш метод.

3. Борьбе за выживание вовсе не обязательно быть национально-освободительной, особенно если на сообразное эпохе национальное развитие в Империи банально (и очень долго) не было денег, а о свободе добрые иностранцы, а с их голоса и местные умные баре говорили странные вещи.

Главное – выжить, а там разберёмся. Общество, в котором возникает осознание будущей катастрофы, востребует… не порождает по свистку, а востребует из доступного хоть чёрта с рогами, лишь бы у того в планах значилось «нахер все долги России и нахер из России всю клиентуру иностранных субъектов».

Даже если это «нахер» – сноска на полях небесспорной доктрины, непонятно с чего претендующей на универсальность.

Ибо у других нет и того, какими бы ангелами они себя потом ни малевали в эмиграции.

Конечно, только что сказанное (повторённое, я говорил об этом раньше) звучит издевательством над обыденным восприятием истории. Ну надо же, не «солнце взошло», а «планета повернулась». Кощунство. Однако она вертится.

4. Я почти не забыл, что говорю о генсеке.

В Союзе расцвела «диктатура пролетариата». Это словосочетание люди, мнящие себя интеллигентными, любят понимать, как «грязные бомжи затыкают мне рот». В действительности дело обстоит совсем по-другому.

«Диктатура» в устройстве власти в обществе – то самое «неограниченное законом и опирающееся на насилие господство» – она не более, чем «суверенитет», она же «самодержавие».

Нужно быть дураком или мошенником, чтобы отрицать тождество суверенитета с господством, придумывать ему любые действительные основания, кроме насилия, или убеждать окружающих, будто суверенитет может существовать, будучи ограничен законами, а не волей суверена.

Остальное суть вопросы технические, они возникают – и их решают – в местных условиям и текущих обстоятельствах.

С «пролетариатом» в понятии «диктатуры пролетариата»… не то, чтобы сложно, скорее непривычно, хотя и следующая идея высказана многажды.

«Пролетарий» у марксистов – это носитель своеобразного комплекса норм поведения в общественной деятельности. Этот комплекс (среди прочих «классовых») определён марксовой доктриной.

Неважно то, что определение было основано на отношении к средствам производства и продуктам труда, так что де-факто оно не является ни полным, ни общим. Важно то, что оно было сформулировано, с ним стало можно работать, то есть отлаживать, и, главное, под него стало возможно подгонять, то бишь перевоспитывать людей.

(опущу цитаты «тех самых» авторов о «перевоспитании пролетариата»; скажу лишь, что так оно у них называлось, признавалось и требовалось)

Так вот, тот «пролетариат», именем которого существует «диктатура», есть сообщество уже перевоспитанных под этот марксов комплекс в его текущей версии.

5. Надеюсь, читатель уже понял, что я говорю о прозелитизме и истинно верующих.

«Диктатура пролетариата» есть обычная, не раз и не два виданная теократия, когда Партия, во-первых, суверен, а во-вторых – организация духовенства.

Генсек – «всего лишь» первосвященник церкви, которой в будущем идеале должна стать вся страна. А уж Романов он, Кацман или Джугашвили – разница чисто эстетическая, ведь кадра не с теми данными место либо к себе не допустит, либо быстро уничтожит.

И знаменитый образ «ордена меченосцев» не то, что правилен, а тривиален. Он здесь напрашивается. «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность».

1921 год, если что. Там дальше ещё цитата из Лассаля, хм-хм. Тот ещё круг чтения.

6. Каковы обязанности первосвященника,

(не путать с патриархом, у христиан свои завихи)

то есть каковы функции того места, которое его украшает? Я честно глянул разъяснения рукоположенной публики и понял вот что.

Функции первосвященника – обеспечение канала связи (религия, да) между сообществом верующих (как целым) и божеством. Видов обеспечения у этого канала, как и у любого инженерного решения, много. Их можно перечислить через привычный мне список аспектов: обеспечение теоретическое, конструкторское, технологическое, методическое, организационное, экономическое.

Критериями оценки решения служат такие характеристики канала связи, как полоса пропускания и пропускная способность, помехоустойчивость, достоверность передачи данных, затухание сигнала и проч. Понятно, что в разные времена и в разных местах эти вещи назывались очень по-разному и, думаю, намного благозвучнее.

Важно, что эти характеристики противоречивы, и чем меньше ресурсов на их согласование, тем выше риск, что система вылетит в экстремум вроде жёсткого завершения внутрипартийной дискуссии в бедной стране с не очень образованным населением.

7. Читатель опять-таки понимает, что в атеистической и материалистической марксовой доктрине сверхъестественная надмирная сущность, с которой якобы надо поддерживать связь, не приживается и прижиться не может.

Этот парадокс фатален.

Когда задача по повышению образованности и культуры населения будет выполнена, тогда никакие ораторские, писательские и режиссёрские ухищрения и иносказания такую дыру не закроют. Атеистическая теократия как государственный режим переживает себя благодаря своим же успехам.

Общество в целом и сообщество верующих в частности усложняются. Вопросов становится больше и разных. При этом материализм не даёт возможности фильтровать их ссылками на «неисповедимы пути», а позиция Партии как суверена исключает признание собственной слабости «ну, сейчас не знаем, чего как, вы малость подождите». И вот канал связи перегружен.

Не единственно возможное, но единственно доступное решение – раздать работу на весь синедрион, то есть превратить позицию первосвященника из личной в групповую. Без устранения причин перегрузки канала устроить «испорченный телефон» в обеспечении его работы.

С дальнейшим ухудшением связи накапливаются и оформляются вопросы к её качеству вообще. Вопросы по передаче сообщений «снизу вверх» издревле суть вопросы о принесённых жертвах. Вопросы по передаче сообщений «сверху вниз» (толкования божьей воли) с тех же времён суть вопросы о точности предсказаний.

Я полагаю, что с окончательным прекращением работы канала эти вопросы очень важны в процессе эволюции или смены суверена.

Наблюдения скорее поощряют мою точку зрения. Казалось бы, дела давно минувших десятилетий, однако о размере жертв тех десятилетий, об их качестве, а также о корректности и, следовательно, о предсказательной силе теории более чем столетней давности спорят до сих пор, завзято и увлекательно.

К сожалению, упомянутая в самом начале театрализация истории обесценивает усилия, затраченные на эти споры.

8. Если от изложенного предлагать какие-то действия, – не обречённые на провал революции и не реформы, выгодные лишь реформаторам, а всего лишь действия по ускорению и подправлению того, что и так будет – то я предложил бы вот что.

Во-первых, отказ от запрета общественных объединений, – неважно, сколь радикальных – если те де-факто признают суверенитет российского государства на его территории. Любые философские, государственные, социальные, экономические, культурные идеи у нас и для нас должны пребывать в открытом обращении.

Смысл: если обществу понадобится та или иная разработка, то её не придётся брать у запрещённых и гонимых за любую цену; например, отдавая тем власть на десятилетия.

Во-вторых, переориентация пресловутой «духовности» на возможно более широкое ознакомление обывателя с различными подходами к трансцендентному. Что-то вроде списка заходов «телефонных мошенников», который желательно знать каждому и постоянно обновлять.

Это не «антирелигиозная пропаганда» столетней давности, та отрицала трансцендентное в принципе. Напротив, это «религиозное просвещение». Однако это такое же посягательство на саму идею «единственной истинной веры», традиционная та или ещё какая.

Смысл: предотвращение теократии – и как сознательного умысла, и как побочного эффекта необходимого решения.

В-третьих… ну да. Земля вертится вокруг своей оси, а вдобавок и вокруг Солнца. Анонимизация исторических деятелей, в первую очередь иностранных: государственных, философских, культурных. Задание весьма краткого перечня ситуаций в культурной сфере, когда публичные сообщения на историческую тему делать можно не о чём-то, а о ком-то. В качестве компенсации, безо всякой иронии, спонсирование жанра фэнтези в российском искусстве.

Смысл: поощрение национального сознания, увеличение КПД исторической рефлексии и политического планирования в российском обществе.

Ладно, хватит. Я не жду согласия и не опасаюсь возражений, – работа не оставляет времени на ожидания, ни на опаску – а всего лишь надеюсь, что внимание, потраченное читателем, окупилось.

Спасибо за внимание.

Когда-то где-то на вывесках писали, что работа даёт каждому своё.

Сегодня в преподавательскую заходит студент с соседней кафедры и просит, чтобы я добыл для него у охраны ключ от лаборатории. Ему там надо измерения провести, ибо практика идёт, а руководителя нет. Отказал, а то пришлось бы либо стоять у него над душой час, – а у меня в лаборатории мои дипломники корпят, и они по определению важнее – либо рисковать спросом за возможные его косяки.

В следующий разговор с руководителем парня я обязательно вверну слово «шаббат». Нет, он-то «-ов», как и я, но духовность обязывает.

Воистину, кто хочет, тот может посмотреть производственный календарь на шестидневку в праздники. И в будни тоже. Не то, чтобы во мне проснулся трудовой энтузиазм, скорее тщеславие, но эффект один и тот же – хочется успеть побольше. Поэтому неделю я теперь считаю на часы, и смею Вас заверить, что в этакий фрунт подстроить «работу над постом» очень непросто.

Дальнейшее, полагаю, можно назвать сухожилиями на костях абзацев из OneNote. Буде тщеславие почиет на лаврах, вернусь к прежнему режиму.

Тема: колониализм не для нас, но что без него делать с бУССР и мигрантскими диаспорами?

Колониализм – практика эксплуатации одного общества другим. Эксплуатации не человека человеком, но общества обществом. Эксплуатируемое общество здесь, как и в случае «человека человеком», выступает вещью. Однако общество – вещь сложная, составная, с разнообразными связями, количество и качество которых могут изменяться, со внутренними процессами, поддающимися не только преднамеренному, но и упорядоченному, предсказуемому ограничению, ослаблению, усилению извне. Проще говоря, для эксплуатации общество не просто орудие, оно машина.

Эксплуатация машины – один из аспектов явления, именуемого технологией, а всякая технология (мысль, увиденная мною у Константина А. Крылова) есть использование одних законов природы против других. Можно продолжить – и это тоже не моя мысль – тем, что пресловутые «политические технологии» есть технологии древнейшие; изначальный вид того явления, которое спустя десятки тысяч лет дало нам смартфоны.

Картина, в которой человек использует машину, может выглядеть по-разному, но обязательным условием здесь будет то, что… скажем так… в связке «человек-машина» связи внутри человека относительно крепче, чем связи внутри машины. Да, в «абсолютном исчислении» голову человеку оторвать легче, чем, допустим, разорвать гусеницу бульдозеру, но «относительно» будет наоборот. И в реальном мире, а не в лаборатории сумасшедшего профессора гусеница у бульдозера порвётся намного раньше, чем шейные позвонки у его водителя. Для того машину и пользуют.

Колониальный подход к взаимодействию с другими обществами можно понимать как их машинизацию, то есть изоляцию (в идеале) от всех, кроме общества-хозяина, и такую их трансформацию, которая всемерно усиливает технологичность работы с ними («модульность» a.k.a. упрощение и разделение и проч.). Да, я ломлюсь в открытую дверь… «западное общество», «неоколониализм», «цветные революции». Всё это имеет своим основанием и подлежащим поддержанию условием лучшую «относительную» прочность связей в обществе-колонизаторе.

Ну так вот. Российское общество «в колониализм» не умеет. Тогда, когда такое нашли для себя «нормальные страны», Россия была бедной окраиной «цивилизованного мира», у которой хватало людей (это главное), производства, грамотности на решение задач собственного выживания, и только.

Когда с тем или иным выражением лица поминают «русскую Империю», «великодержавный менталитет», «государство-цивилизацию», «всечеловечность», то на самом деле говорят о неспособности русского/российского общества использовать другое общество как целое, о неспособности огородить такое общество-объект от остального мира, о неспособности превратить его в птицеферму или котельную.

У нас менталитет имперский, мы верны божьему слову, зелен виноград и проч. Всё это не более чем следствие вековой бедности и безлюдности страны, а отнюдь не исконная «всечеловечность» или мудрое наставление какого-нибудь персонажа ближневосточных побасенок.

Русское, впоследствии российское общество практиковало интеграцию, поглощение тех обществ, с которыми приходилось соседствовать и которых нельзя было терпеть, а не изоляцию и технизацию их. Отсюда и множество народов, живущих сравнительно мирно в одной и той же стране, и всё остальное. Этим принято гордиться? Почему бы и нет.

И вот адекватность этого подхода сейчас… ну, как «сейчас»? – где-то с полвека тому, однако история – она длинная… поставлена под сомнение.

Как происходит интеграция обществ? Если коротко, то через единое – и в смысле «схожее», и в смысле «прочное» – отношение членов этих обществ к чему-то внешнему, не обязательно врагу или даже субъекту.

Такое единство может быть сколь угодно вынужденным или неприятным («этот урод сражается вместе со мной»), но именно оно порождает сожительство и соседство как таковое, коммунальные связи, общую идентичность. Не путать с дружбой, «дружба народов» – это термин скорее удачный и экономный, нежели корректный.

Русские и – условно – «местные» решали одни и те же проблемы под воздействием одних и тех же обстоятельств непреодолимой силы. А собственных сил что у тех, что у других было одинаково мало, и переформатируемые связи были одинаково слабы.

А у колониальных поселений «белых людей» и окружавших их «местных» проблемы были разные, и обстоятельства, ограничивавшие их решение, тоже отличались. Даже на одни и те же, но сложные проблемы у «белых людей» и «местных» были настолько разные взгляды, что и их можно было считать проблемами для этих сообществ различными (наверное, такое особо радовало шерифов).

По-моему, это главное. Не будь разницы в заметных, признанных и решаемых проблемах, и никакое техническое превосходство «белых людей» не привело бы к той версии колониализма, от которой Россия избавила планету в ХХ веке.

Для того, чтобы в одном обществе считалась нормальной эксплуатация другого, чтобы людей соблазняла бы идея сесть на шею «всем на всех», там вообще не должны понимать это другое общество как общество. Так, устройство житухи аборигенов, которые о настоящей жизни ничего и не знают.

Остальное – дело техники в обоих буквальных смыслах этого слова. У нас есть «максим», а у вас нашими стараниями нет честного начальства. Прочность связей в обществе «белых людей» «относительно» оказывается несопоставимо большей, чем у «местных». Даже если «белые люди» с умилением описывают какие-нибудь нерушимые родовые узы у благородных дикарей… а что, действительно хорошая вещь, особенно когда устраиваешь резню между дикарскими кланами.

Пресловутый расизм отсюда получается насущной рефлексией такого положения дел, объяснением отказа другому обществу в статусе общества через отказ его членам в звании человека.

Что же случилось, точнее, начало проявлять себя примерно полвека тому назад? Повторю, что классический колониализм Россия в ипостаси Союза успешно обвалила, создав ситуацию, в новой истории невиданную – ни основоположниками, ни вождями.

Ей, ситуации, всемерно способствовали технический прогресс и социальное развитие, которыми в первую очередь бахвалился сам Союз.

Во-первых, закончились проблемы и обстоятельства непреодолимой силы. Всё, что может случиться, уже нами или ещё кем-то побеждено, то есть «проблемы» как незнания, что делать, уже нет. Да, пока не хватает денег или мешают враги, но уже не надо искать решений, а этот поиск был одной из основ «единого отношения», то есть интеграции.

Во-вторых, то же самое, но на изворот. Единственным «чем-то внешним» для интеграции обществ остался пресловутый «Запад», действующая версия «цивилизации», она же эволюционирующая колониальная организация человечества. Даже с природой см. выше, «как-то разобрались» сравнительно с положением дел, например, середины XIX века.

Отсюда интеграционные усилия даже не для расширения российского общества в его советской ипостаси, а хотя бы поддержания его целостности требовали всё большего обострения отношений с «Западом».

Ну, и «не вынесла душа поэта». Советский федерализм, основанный на «праве на самоопределение», к семидесятым пережил свою полезность и стал вредной привычкой, а дезинтеграцию российского общества, которую тот двигал, в «застойном» обществе без серьёзных (по меркам XX века) проблем останавливать стало нечем в силу «во-первых» и «во-вторых». Альтернативой здесь была постановка в общественном сознании проблем новых, столь же опасных и масштабных. Не то, чтобы их не было, – постсоветская история тому порукой – но кто такого хотел после пережитого ранее?

Можно и подробнее, – особенно насчёт пользы «исторической России» от раннесоветских изысков в делах союзных – но это святотатство потом, если/когда работа попустит.

А пока к бУССР и к мигрантам; точнее, к их диаспорам. Это одна и та же задача определения поведения российского общества по отношению к другим обществам, рядом с которыми жить приходится, а нельзя. Разница здесь только в том, что бУССР есть внешняя сущность, – пускай даже общество в ней есть гниющий обрывок российского общества – а мигрантские диаспоры есть сущность внутренняя.

Перед российским обществом впервые за сотни и сотни, полагаю, лет стоит задача выбора между физическим уничтожением, колонизацией или интеграцией обществ, рядом с которыми жить приходится, а нельзя. Речь идёт не только о списке мер по нынешним объектам, но и о выборе нормы на будущее – и ближнее, и отдалённое.

«Физическое уничтожение общества», если что, здесь не про геноцид, а про различные формы массовой принудительной экскоммуникации: высылки, переселения, отъём мобильников и прочие преступления против гоминидности. Тем не менее, всё это остаётся множеством громоздких, дорогостоящих и неблагодарных предприятий. На исторической перспективе такое не потянуть, так что бегство от нас должно быть добровольным, скучным и конвейерным.

«Колонизация» выглядит решением простым и лёгким. Мол, мы согласны с тем, что и общество бУССР, и диаспоры остаются. Мы всего лишь обустраиваем дело вокруг них и внутри них так, чтобы оно приносило доход: условные «редкоземельные металлы», территория для магистралей транспортных и экспортных, рабсила и тому подобное.

Первое возражение: «так» российское общество не умеет, потому что не случилось научиться. Хотя обратное некоторым выгодно утверждать, и всем в него прибыльно – на первых порах – верить.

Второе возражение: изоляция обществ-объектов ото всех обществ, кроме российского, проходит по разряду ненаучной фантастики. Даже «Запад» сейчас добивается своего не принудительным ограничением множества контактов эксплуатируемого общества с внешним миром, а монополизацией всех возможных таких контактов. К установке и поддержанию такой монополии сводится технология пресловутой «мягкой силы». Ресурсов для чего-то подобного у России нет и, скорее всего, не будет никогда.

Наконец, третье возражение: своего собственного, уникального набора проблем у потенциальных объектов колонизации сейчас не то, что нет, а они и появиться не могут. И «религиозная идентичность» диаспор, и «национальная идентичность» в бУССР суть не более, чем способы паразитирования на соседях, и принимать эти «идентичности» всерьёз – только соглашаться быть жертвой паразита в обмен на чувство превосходства над ним. Если совсем уж просто: не обольщайтесь – они не дикари, они притворяются.

Итого, как и тысячу лет назад, остаётся «интеграция». Повторю, совсем не похожая ни на «всечеловечность», ни на «дружбу народов»; интеграция, пракикуемая на техническом уровне и в условиях, непредставимых ни тысячу, ни сто лет тому назад.

Единое множество масштабных проблем, вызовов, выгод и угроз, навязываемое всем. А кто не хочет слушать и понимать, пусть пеняет на себя.

Столь же тотальное навязывание описаний непреодолимых ограничений в решениях этих проблем. Законничество, сциентизм и тому подобное.

Единый набор «внешних» предметов, отношение к которым должно быть… нет, уже не одинаковым, но всего лишь обязательным, когда игнор, пренебрежение – ещё один повод для пени.

Доступные шаблоны коммунальных связей для облегчения их завязывания на разных уровнях (дело культуртрегеров).

И так далее. Буду жив или хотя бы счастлив, вернусь к темам. Их, как видите, тут было много, спасибо шестидневке.

Спасибо и за внимание.

Думаю, читатель осведомлён о моём нелицеприятном отношении к религии. Мой вольный выбор слов в этом тексте легко объяснить желанием испортить верующему* читателю наступающий религиозный праздник.

Это не так. Моё стремление к дешёвым эффектам ограничено оффлайн, и шестидневная рабочая неделя тому порукой. Я пишу это вступление на рабочем месте в обеденный перерыв. Суббота, на по-лу-то-ра-ста-мет-ро-вом этаже почти никого, однако ни наличия дел, ни необходимости их выполнить локальный постап не отменяет.

Дописано в последний момент: позвонила уже после девяти однокурсница. Ведёт своих чад на завтрашний день открытых дверей, спрашивает, буду ли я, потому что хотела увидеться. Запомните, самое страшное в участи атеиста – это бездейственность богохульств безразлично их этажности. Хотя, право, приехал бы, не будь напрочь умотан шестидневкой и жарой, девчонка дама хорошая.

Проблема, увы, нелинейна. У меня есть черновики на другие темы, однако рассуждения тем и отличаются от проповедей, что, если в процессе изложения в голову забирается мысль, то уже состоявшееся рассуждение надо править. И вот с правлеными черновиками у меня дефицит, который с опубликованием нынешнего рассуждения лишь заострится (минус три черновика).

Отсюда разумным решением верующего человека станет либо отказ знакомиться с нижеследующим, либо заминка с этим знакомством.

* верующий – человек, считающий себя последователем какого-либо религиозного учения и способный правильно изложить кредо этого учения (прочитать наизусть символ веры, шахаду и проч.).

1. Итак.

Если Вам интересно официально утверждённое понимание традиционных ценностей, то Вам сюда. Вроде я уже говорил, что «чуждая российскому народу и разрушительная для российского общества система идей и ценностей» в тексте на ссылке зовётся «деструктивной идеологией».

Так что у нас тут вполне официально либо «конструктивная идеология», либо бессистемность, либо безыдейность, либо «столь же чуждое что-то ещё, но не идеология», либо «деструктивное то самое что-то», либо «чуждая российскому народу, но созидательная для российского общества» и так далее. И там ещё немало такой же бессвязности.

(догадываюсь, что Вы никогда не видели лиц студентов, когда те понимают, что преподаватель проверяет их рефераты. Я эти лица вижу постоянно)

2. Напоминаю.

Согласно работе Константина А. Крылова «Поведение», ценность – то, потеря чего вызывает неприятные эмоции, которые не хочется переживать. В обществе, напомню, это

«единство норм поведения, принятых в некоторой сфере деятельности. Или, по-другому: ценность есть то, чему не может противоречить ни одна из норм данной сферы».

Исчислю.

Административная сфера деятельности. Ценность: превосходство; если вежливо, то достоинство (и оно есть в президентском списке!). Неприятное переживание: унижение.

Утилитарная сфера деятельности. Ценность: польза. Неприятное переживание: бесполезность усилий, тщета, зряшность. Сюда входит и переживание потери. Можно посмотреть на «жертв телефонных мошенников», они не только по деньгам горюют, а и «делали что-то низачем».

Это была подсказка для апологетов «рынка», сторонников приоритета утилитарной сферы над коммунальной. Нападать на оппонентов-социалистов нужно не с позиции «у нас побрякушки звонче», а с позиции «вы вкалываете впустую».

Коммунальная сфера деятельности. Ценность: справедливость. Неприятное переживание: «Поведение» говорит о ситуации «неравенства», но мои рассуждения показывают, что, если продуктом деятельности коммунальной сферы будет «свойство», то неприятным переживанием здесь становится «чуждость», «отчуждение», инаковость, ненормальность.

«Обойтись несправедливо» тождественно «поступить, как с чужаком» или вообще «использовать как вещь» (граница с утилитарной сферой). Стремление избавить общество от переживания чуждости есть движущая сила создания и воплощения в жизнь разных социалистических доктрин.

Культурная сфера деятельности. Ценность: свобода. Неприятное переживание: долг, обязанность что-то сделать для другого. Для меня, например, нежелание быть/оставаться в долгу – один из главных ориентиров поведения.

Жизнь. Ценность: здоровье. Неприятное переживание здесь буквально неприятное, то есть боль.

3. Эти пять ценностей не традиционны, они появились вместе с человеком и потому фундаментальны. Это базис. Всё остальное, что хотят записать в «традиционные ценности» и «нравственные ориентиры», суть их комбинации и производные.

Непонимание этого позволяет объявить самостоятельными, независимыми друг от друга ценностями всё, что угодно, и отменяет необходимость объяснять, как, например, «коллективизм» относится к «превосходству».

А ведь такое объяснение может быть и не единственным, их может статься несколько, и так можно вызвать общественную дискуссию. Получается, что циничный человек волен рассматривать «ценностный бардак» как способ защиты статус-кво через усложнение формирования альтернативных точек зрения. Постановка помех, да.

Я опять же говорил, что этот хаос своим пределом имеет торжество мракобесия, потому что при нём постоянно действующее преимущество в общественной деятельности получают религиозные и творческие корпорации – паразитические, в принципе безответственные перед обществом сущности, предлагающие свои услуги по производству и хранению ценностей, однако на деле пытающиеся стать их единственными полноценными потребителями.

Собственно, «традиционные ценности» суть не более, чем продукты жизнедеятельности таких корпораций, то есть так или иначе употреблённые ими, переваренные базисные ценности, размеченные выше.

4. Изложенное объясняет, почему в список ценностей в указе президента попала, например, «многодетность». Во многих ли семьях Федерации испытывают неприятные чувства от того, что там меньше дюжины детей? Как эти семьи переживают отсутствие «ценности многодетности», что именно там чувствуют?

«Многодетность» суть всего лишь полузабытые ужимки и прыжки жрецов времён аграрных, когда хозяевам был нужен человеческий скот («паства»). Да, эти ужимки совпали с текущими нуждами администрации. Будь у нас избыток населения, так вычеркнули бы из списка «традиционных ценностей» «многодетность» и нарыли бы в «священных книгах» что-нибудь ещё.

(впрочем, почему «бы»? Всё под рукой. Вот «ценность крепкой семьи». При прочих равных семья тем/тогда крепче, чем/когда в ней меньше детей – меньше степеней свободы в системе. Например, о детях Петра и Февронии комикс ничего не говорит)

Обозначу: я считаю саму концепцию «традиционных ценностей» унизительной, воровской, разделяющей и стесняющей; ну да, все четыре неприятных переживания.

Отдельной опасностью здесь становится объявление этой концепции единственной альтернативой «деструктивной идеологии».

«Деструктивную идеологию», если что, изложенное мною никак не оправдывает. А вот «традиционные ценности», когда они стараниями выгодополучателей «навязнут в зубах» у большинства, вполне способны «деструктивную идеологию» оправдать от противного – опять же, как единственную альтернативу им. Уроки, которые преподала история что Империи, что Союзу, полезно помнить.

5. Что же можно сделать с помощью ценностей (настоящих, а не каталога благовоний из президентского указа) для решения проблемы низкой рождаемости? Безо всяких философских камней, которыми якобы можно забить проблему сразу, полностью и навсегда. Сделать хоть что-то, но обязательно получить результат, пускай [поначалу] малый.

Например, совершенно правильно понимают здоровье как ценность, повышают уровень медицинских услуг, добавляют услуги по поднятию и охране здоровья тем, кто хочет обзавестись детьми. Это сейчас делают или стараются делать. Безо всяких молений и песнопений это добавляет доли, сотые к пресловутой единице коэффициента воспроизводства.

Можно ли придумать что-то ещё, не столь очевидное?

6. Вот мысль. Всего лишь одна из.

Warrax пишет, что одним из направлений работы «по демографии» может стать использование инерции мышления обывателя, то есть стереотипа «ребёнок – это хорошо». Мол, даже один ребёнок в семье лучше, чем никого. Далее, полагает автор, можно использовать этот стереотип как для торможения убыли населения, так и для последующего разгона его роста.

Я отвечаю автору, что инерция – это непрерывный процесс [сохранения телом скорости], семья же – процесс дискретный: свадьба, рождение, развод, смерть. Да, можно рассматривать количество детей как составной коэффициент для расчёта повременной траты ресурсов, но опять же, только в непрерывном представлении, хотя даже покупка ребёнку вещи, о которой тот просил – уже отдельное событие.

Представлю себе автомобиль, движущийся по шоссе. У него есть двигатель, тормоза, вес, телепортироваться он ещё не способен, так что его скорость обречена увеличиваться или уменьшаться непрерывно. А вот когда автомобиль сворачивает туда и не сворачивает сюда по решению водителя, такое уже можно понимать, как дискретный процесс. Различные состояния системы здесь можно различить по тому, что улица, на которую водитель свернул, не Абрикосовая, а Виноградная.

И, если говорить о социальной технологии с использованием ценностного подхода, то надо спрашивать: какие новые переживания даёт изменение состояния семьи, а какие прежние переживания норовят исчезнуть? Как заранее создать или погасить эти переживания с тем, чтобы привести семью в желательное состояние, привести автомобиль на нужную улицу?

7. В своём начальном виде этот подход вырождается в тот самый стереотип «ребёнок – это хорошо»,

(на самом деле это переживание «без детёныша плохо», которое есть и пропустовавшей суки, ухаживающей за тапками)

практически полностью обязанный собой дообщественным, дочеловеческим механизмам.

Следовательно, усилия по распространению и поддержанию этого стереотипа не нужны, как и всякая затратная имитация дел естественных. Это грубое, показное и неправильное решение. В обществе оно поддерживает… стоп, неточно… оно оправдывает в глазах людей именно что однодетность, и делает это в ущерб не только бездетности, но и многодетности.

8. Настоящее дело начинается с вопроса «что нового появляется в человеческой семье, когда в ней рождается и растёт второй ребёнок?» Что надо выделить и объявить хорошим и нужным?

Родители – они… эээ… визируют появление на свет второго ребёнка – с ним получают возможность смотреть на то, как их дети взаимодействуют друг с другом и – вместе, а не каждый – взаимодействуют с родителями, а также с окружающим миром. В однодетной семье этих переживаний нет по определению.

Здесь напрашивается возражение, что у суки с двумя щенками такое переживание тоже есть, так что и тут не появляется ничего нового, отдельно человеческого. А вот и нет. Стереотип «два ребёнка лучше одного» радикально отличается от стереотипа «ребёнок – это хорошо» тем, что сама идея «лучше» доступна только существам со второй сигнальной системой.

(вряд ли здесь кто-то отождествляет «лучше» с «более приятными ощущениями». А если и отождествляет, то не напишет об этом, ибо руки заняты)

Это – новое, это – человеческое, причём не зависящее от утилитарных, административных или культурных соображений (разные понятия о «лучшем»), а значит, защищённое от них лучше, чем принятая ныне версия нормальных представлений о воспроизводстве, когда нерождённого ребёнка можно обменять на что угодно.

Аналитически, ценность не «ребёнка» и даже не «детей», а «ещё одного ребёнка» – это одна из производных ценности справедливости, один из аспектов свойства. И это уже нечто, что можно по-настоящему предлагать людям. В отличие, например, от «ценности приоритета духовного над материальным».

9. Такое предложение – сложная задача. В основе своей, повторю, это вопрос справедливости, «свойства», вопрос нежелания переживать чуждость.

Как оформить в «нравственный ориентир», в заметную часть смысла жизни, в радость, в переживание супругами своей принадлежности к огромным общностям людей не халявный окситоциновый шок или «материнский инстинкт», – этого в любом зоопарке полно – а именно что вид старшенького с младшеньким, сидящих в песочнице и норовящих треснуть друг друга лопаткой по голове?

Ответы вроде не требуют изобретения каких-то новых способов и даже средств работы с людьми,

(здесь уже придумано, наверное, всё, что можно было придумать)

однако сложность лежит в точности и избирательности применения этих способов и средств. В цивилизованности их применения.

И я подозреваю, что мастера культуры и ревнители веры к работе такого уровня не готовы. Ни местные, ни вообще.

10. Ещё раз: по моему мнению, промышленные и социальные технологии, которые могут составить основу или быть составными частями запрошенного решения, уже существуют и известны. Вопрос в их рациональном и взвешенном применении, на которое упомянутые выше персоны и корпорации не способны ни самостоятельно, ни [по крайней мере пока] в сотрудничестве с иными общественными институциями.

Внедрение этого решения в жизнь, разумеется, будет подвержено обстоятельствам хозяйственным, начальственным и творческим, и не факт, что эти дела будут помогать. Однако решение, см. выше, защищено от них, может работать и независимо, создавая тот самый хоть какой-то, но однозначно положительный результат, упорядоченно изменяя числа после запятой в коэффициенте рождаемости.

11. Так как речь идёт об управляемом изменении некоторой общественной нормы, то необходимо работать и над решением по воздействию на эту норму, обратному тому, что предложено выше.

Иными словами, нужно предложение по ограничению количества детей в семье, так же опирающееся на ценность справедливости и на переживание свойства и так же не зависимое от иных сфер общественной деятельности. Это по меньшей мере столь же сложная задача, сколь и предложение, изложенное выше.

(«ценность крепкой семьи» может помочь, пусть и не так, как традиционалисты думают)

При одновременно работающих решениях общество станет воспринимать и одного ребёнка в семье, и, например, пятерых детей в семье как отклонения от действующей нормы. «Два ребёнка лучше, чем один; три – самое оно, ибо лучше что двух, что четырёх; а четыре лучше пяти». Способ управления демографической ситуацией будет создан. Хоть какой-то. В отличие от теургии религии, которая обещает всё, не делает ничего и не отвечает ни за что.

12. Бонусом проговорю пару следствий того, что вопрос будет решён – во времена настоящее и обозримое будущее – в сторону увеличения рождаемости.

Во-первых, пусть и медленно, но полезный эффект [при прочих равных] здесь будет лишь нарастать в силу того, что выросшие так дети станут воспринимать соответствующее положение дел как норму.

Во-вторых, заработает гистерезис: отработанные практики сглаживания перехода между состояниями семьи могут положительно влиять уже на само решение обзавестись детьми, – одним ребёнком для начала – то есть с их помощью можно будет организовать настоящие усиление и модуляцию тех самых дочеловеческих стимулов, а не их бесполезную имитацию.

В-третьих, попы и припопки, муллы и примулки, прочие паразиты – они из кожи вон полезут, записывая эти результаты в заслугу всяким вымышленным сущностям и персонажам и одновременно проклиная саму идею ограничения приплода пасомых.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Это не безумие. Это сложная, продолжительная и целенаправленная общественная деятельность. Это цивилизация.

Политические программы пишут для того, чтобы повлиять на такую сущность, как «страна». Это не «государство», не «общество» и не «народ». Если я говорил о том, что могу написать и политическую программу (последний из пользователей Рунета моего поколения), то для этого, по крайней мере, я должен представлять себе, что такое «страна», которой придётся терпеть воплощение моих художеств в жизнь.

Я знаю, что Вы не сказали и даже не подумали «и так понятно, что такое страна», ибо Вы не лох. Излишняя, несомненная понятность вещи, по моему мнению, скорее предостережение; кто-то ведь приложил усилия, чтобы я отказался от её анализа, разложения, разработки.

В следующем анализе я вновь обопрусь на работу «Поведение» Константина А. Крылова, благо она предлагает вполне достаточные средства для этого.

Чтобы не заставлять читателя перебирать ссылки, напомню определение общества, данное в этой работе.

В функциональном аспекте («как работает»), общество – это возможность совместной деятельности людей, или координации их поведения. В субстанциональном аспекте («что это»), общество – это сила, которая соединяет людей вместе.

Что же такое «страна»?

Ближайшим синонимом «страны» будет «земля». «Жаркие страны» и «дальние страны» практически неотличимы от «жарких земель» и «дальних земель». Различие начинается там, где подразумевается наличие человека, причём человека деятельного, меняющего окружающий мир. Если «обитаемые земли» и «обитаемые страны» все ещё близки друг другу, то выражение «индустриальные земли» скорее художественное, а «демократические земли» проходят по разряду не самой качественной демагогии. «Свободная земля» может отыскаться и на кадастровой карте, а «свободная страна» обычно существует лишь в воображении оратора.

Я предлагаю следующее определение: страна – это место, которое отдельно взятое общество обустраивает для себя.

Очень яркий пример: предлоги «в» и «на» в разговорах на тему бУССР. Говорящие «на Украине» имеют в виду «на украинской земле» и, как правило, скептически относятся к общественной деятельности на обозначенной территории вплоть до непризнания существования там сколько-нибудь самостоятельного общества. Те, кто по должности или убеждению выражаются «в Украине», имеют в виду «в украинской стране» и пытаются вести себя так, словно там такое общество есть.

Обратно к теме. Обустройство – это такая деятельность, которая направлена на упрощение и удешевление обычной деятельности. Страна – это место, в котором повседневная общественная деятельность проще и дешевле, чем она могла бы быть. В стране совершенной, полностью обустроенной обществом, всякое действие общественной деятельности исполняемо единым приёмом, проведение которого не требует осознанных затрат. Совсем без страны присутствие общества в человеческой группе минимально и обусловлено только биологическими потребностями отдельных особей.

Обе крайности не радуют.

Между обществом и его страной существуют отношения, производные от общественных отношений, и в анализе понятия «страна» удобно отталкиваться от них.

«Поведение» говорит о разных классах общественных отношений, сопоставляя им разные сферы общественной деятельности. Можно предположить, что и в самом понятии «страны» существуют различные аспекты. Возникает подозрение, с которым я согласен, что один из приёмов политической демагогии – подмена одного аспекта «страны» другим.

Я считаю, что это постоянный и действенный приём, так что оглядка на него должна быть обязательным условием анализа высказываний политических деятелей, и особенно их программных высказываний.

Продолжу тем, что «Поведение» вводит понятие «ценности»

«Ценностью мы будем называть единство норм поведения, принятых в некой сфере деятельности. Или, по-другому, ценность есть то, чему не может противоречить ни одна из норм данной сферы».

и предполагает пять ценностей.

Самая простая из ценностей – жизнь, само существование участников общественных отношений. Отсюда одним из аспектов «страны» будет среда обитания членов общества. Или, округляя, та самая «земля», «обитаемая земля».

Жизнь привычна и постоянна (простите, уважаемые реаниматологи), так что остальные четыре ценности кажутся ярче и важнее.

Вот ценность превосходства и соответствующий ей административный аспект общественных отношений. Конечно, в этом аспекте отношение общества к своему месту легче всего назвать «государством».

Однако ценность превосходства существовала в обществах и до государств, страны были и до государств, у разных обществ были одни и те же государства, одно и то же общество может иметь разные государства, так что лёгкость здесь не оправдана. Надо указывать на нечто высшее по отношению к государству, хотя и принадлежащее тому же административному аспекту общественной жизни.

Это суверенитет: способность (части) общества, как суверена, вводить новые условия превосходства и отменять старые.

Проще говоря, в «стране» пишут свои законы, а это верно не для всякого «государства», хотя в обычном разговоре суверенитет государства подразумевается.

Как близкий пример можно привести СССР. Его суверенитет де-факто обязан собой наличию (ещё в имперские времена) и развитию местного прочтения марксистской доктрины, иначе советская законотворческая деятельность свелась бы к оформлению положений, заданных извне. Для КНР это ещё виднее. Обратным случаем выглядят «страны, вступившие на путь демократизации»: здесь не стремятся к суверенитету, но отказываются от него.

Следующей ценностью станет польза. Диктуемое ею отношение общества к стране называется «рынок» как совокупность решений по работе с собственностью. Опять же пропуская и упрощая, можно сказать, что в «стране» рассчитываются своими деньгами, где под «своими» подразумевается не оригинальный дизайн от местного монетного двора, а «собственные, не взятые в долг» для наивозможного большинства рассчитывающихся.

Далее надо остановиться на справедливости, то есть на коммунальном аспекте общественных отношений. Ранее я говорил, что эффектом коммунальных отношений, то есть стремления к общим действиям и отказа от частных, становится свойство (если неточно, то идентичность). Отсюда следует, что отношение общества к стране, которое задано справедливостью – это «народ». Тот самый, который столь часто поминают в публичных выступлениях.

Так как пик коммунальных отношений у хомо сапиенс – это отношения между родителями и детьми, то нет ничего странного, что «народ», начавшийся в смысле, обозначенном выше, может со временем стать и этнической общностью. Однако можно лишь указать на то, что в «стране» воспитывают своих детей, и на этом упрощении успокоиться.

Остаётся ценность свободы, создающая возможность жить в обществе и не зависеть от общественных отношений. Она порождает сферу культуры через поощрение вымысла, то бишь искусства. Понятно, что речь идёт не только об артефактах, но и, например, о вежливости.

Культура предлагает обществу вещи невиданные и неслыханные, в идеале ни на что не похожие, но обозначающие вещи известные и становящиеся вещами известными. Иными словами, культура формирует – создаёт, сохраняет, развивает – язык.

Напомню, что слово потому и слово, что оно обозначает предмет, будучи совершенно непохожим на него. И «что здесь хотел сказать автор» – это тоже вопрос языка, хоть и не вопрос правописания или произношения.

Так что в «стране» говорят на своём языке. Такое можно понимать буквально, но неправильно – «не говорят непонятных слов» – и на том понимание прекращать, однако я имею в виду не только владение своим языком, но понимание того, что «второй автор в своём произведении возражает первому».

Итого.

Общество, обустраивая своё место, то есть создавая и поддерживая страну, в своей деятельности стремится к тому, чтобы в этой стране писали свои законы, рассчитывались своими деньгами, воспитывали своих детей и общались на своём языке. По умолчанию, конечно, там живут свои люди, которые всем этим занимаются.

Замечу, что в перечисленном нет особого ударения ни на одном из слов. Например, одинаково важно и то, чтобы воспитывали именно своих, а не чужих, и то, чтобы это были дети, а не взрослые, и чтобы их воспитывали, а не что-нибудь ещё делали с ними.

Общественная деятельность требует усилий тем меньших, чем лучше выполняются перечисленные условия. В ситуации, когда сил для общественной деятельности вообще мало, – недостаток населения и проч., то есть современное положение дел – выполнение перечисленных условий становится приоритетом, прямой целью для всех сфер деятельности общества.

Если вспомнить, что «Поведение» говорит об иерархии ценностей в обществе с их различной конфигурацией в разные исторические периоды, то приобретают значение и вопрос актуального распределения усилий на выполнение различных перечисленных условий, и вопрос обоснования этой раздачи: наблюдение, опыт или прогноз.

Необходимость проверки программных заявлений для защиты от демагогов, обоснованная выше, требует постоянного различения критериев успеха политической программы и их взвешивания относительно друг друга.

Так получаются правила написания программных текстов, которые я надеюсь счесть обязательными для себя (если вспомню).

1. Всё обещанное должно прямо вести либо к тому, чтобы в моей стране писали свои законы, либо к тому, чтобы в моей стране рассчитывались своими деньгами, либо к тому, чтобы в моей стране воспитывали своих детей, либо к тому, чтобы в моей стране общались на своём языке, либо к любому сочетанию этих пунктов.
2. Распределение усилий, требуемых на выполнение сделанных обещаний, должно соответствовать важности соответствующих условий для общества.
3. Эта важность должна быть обоснована опытом, наблюдением или прогнозом.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. В изложенном представлении пороком решения, известного как «русский мир», оказывается подмена защиты русского народа защитой русского языка, то есть понимание успеха в культурной сфере как успеха в коммунальной сфере. «Русские школы» и «русский язык за прилавком» – это разные, параллельные задачи и процессы, не состоящие в причинно-следственной связи между собой.

У людей, желающих указать пример того, сколь нехорошо отсутствие патриотизма, одно время в именинниках ходил лакей Смердяков из «Братьев Карамазовых». Это такое время было… когда Достоевского уже почти никто не читал, но про него ещё почти все слышали. Смердяков у Фёдора Михайловича вполне себе отрицательный персонаж, варнак, и что он ни скажет, всё к плохому. Ему вменяли в вину следующее словесное упражнение:

«…Я всю Россию ненавижу…
Я не только не желаю быть военным гусариком… но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с.
– А когда неприятель придет, кто же нас защищать будет?
– Да и не надо вовсе-с. В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».

Эта цитата считалась доведением позиции оппонента до абсурда, указанием на скрытый смысл его утверждений. Абсурд. Скрытый. Подлежащий утайке. Редкий. Были же времена...

Так вот, я Достоевского читаю (он да Чехов – двое моих любимых «школьных»). Как великий писатель, он не просто умело, а на пике амплитуды доносит до читателя разные образы и мысли; вовсе не обязательно выдуманные, а услышанные в разговорах или рассказах. Правда, ценой этого обязательно оказывается известное небрежение к долговременной обстановке, к действиям прошлым и будущим, составленным из таких же пиковых слов. А так как автор не перестаёт быть великим писателем, то и такая обстановка оказывается связной, разве что предлагает несколько иной угол зрения на тех, кто разговаривает.

Я не хочу реабилитировать Павла Фёдоровича Смердякова, ибо он создан отрицательным персонажем, им и помер. Я всего лишь хочу напомнить, «каким он парнем был». Предупреждаю: дальше много длинных цитат.

Начну с анекдота то ли про ирландца, то ли про шотландца (не помню), которого милая тащит к алтарю, а он ей перечисляет, какой он пьяница, драчун и лодырь. Та отмахивается, мол, наша любовь всё пересилит, и он в конце концов заключает: ну ладно, в случае чего ты сама виновата, а я честно предупредил.

По содержанию книги вперёд, когда Алексея Карамазова заманили к стерве Грушеньке, то он так её раскаял своей братской христианской любовью, что она рыдала и кричала, какая она подлая и злая, и нет ей спасения.

Да и не только Грушенька… есть у милых дам такой обычай: приговаривать себя «какая же я страшная», обычно перед зеркалом. Если услышали, то молчать опасно.

Ну да, риторический если не приём, то подход – развеивать иллюзии собеседника. Вполне по-русски, кстати; у кавказцев наоборот – всякий князь.

Смердяков занимается именно таким развеиванием. Нет никаких оснований отрицать, что он действительно хотел бы Наполеона французского первого, вот только говорит он это всё барышне, которая к нему даже не клеится, а ластится. Говорит он это, будучи «разодетый, напомаженный и чуть ли не завитой, в лакированных ботинках». С гитарой. То есть выбрался на свидание, причём не на первое (она ему там про «прошлый раз»). И выговаривает знакомой, какая он, Смердяков, сволочь, на каждый её комплимент разоблачая себя. Повторю: я не считаю, что он приписывает себе этот антипатриотизм, но, вполне вероятно, он его тут усиливает до предела; этим умственным приёмом он владеет вполне, что видно, например, в «Контроверзе».

Шаг назад. Смердяков барышне ведь объясняет, откуда у него всё это взялось. Я далее тоже поясню.

«– Как вы во всем столь умны, как это вы во всем произошли? – ласкался все более и более женский голос.

– Я бы не то еще мог-с, я бы и не то еще знал-с, если бы не жребий мой с самого моего сыздетства. Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали, отсюда благодаря Григорию Васильевичу переползло-с. Григорий Васильевич попрекает, что я против рождества бунтую: «Ты, дескать, ей ложесна разверз». Оно пусть ложесна, но я бы дозволил убить себя еще во чреве с тем, чтобы лишь на свет не происходить вовсе-с. На базаре говорили, а ваша маменька тоже рассказывать мне пустилась по великой своей неделикатности, что ходила она с колтуном на голове, а росту была всего двух аршин с малыим. Для чего же с малыим, когда можно просто «с малым» сказать, как все люди произносят? Слезно выговорить захотелось, так ведь это мужицкая, так сказать, слеза-с, мужицкие самые чувства. Может ли русский мужик против образованного человека чувство иметь? По необразованности своей он никакого чувства не может иметь. Я с самого сыздетства, как услышу, бывало, «с малыим», так точно на стену бы бросился. Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна».

(«против» здесь «по сравнению», а не «во вред»)

Ещё несколько шагов назад. В своё время в городе жила такая Лизавета Смердящая, полоумная немая баба, которая спала на свежем воздухе, а ходила полуголой, «с колтуном на голове». Её вроде бы Карамазов-старший вроде бы изнасиловал, – и, честное слово, лучше бы изнасиловал, а то альтернативе я не могу найти названия – и она умерла от родов. Ребёнка подобрал Карамазов-старший, отдал супружеской паре своих слуг на воспитание вместо их ребёнка, который родился ранее (шестипалый, от чего отца перекосило), но скоро умер.

Григорий Васильевич, приёмный отец Смердякова, был верующий человек:

«с самой той могилки, стал по преимуществу заниматься «божественным», читал Четьи-Минеи, больше молча и один, каждый раз надевая большие свои серебряные круглые очки. Редко читывал вслух, разве Великим постом. Любил книгу Иова, добыл откуда-то список слов и проповедей «Богоносного отца нашего Исаака Сирина», читал его упорно и многолетно, почти ровно ничего не понимал в нем, но за это-то, может быть, наиболее ценил и любил эту книгу. В самое последнее время стал прислушиваться и вникать в хлыстовщину, на что по соседству оказался случай, видимо был потрясен, но переходить в новую веру не заблагорассудил».

Дальше.

«…мальчик рос «безо всякой благодарности», как выражался о нем Григорий, мальчиком диким и смотря на свет из угла. В детстве он очень любил вешать кошек и потом хоронить их с церемонией. Он надевал для этого простыню, что составляло вроде как бы ризы, и пел и махал чем-нибудь над мертвою кошкой, как будто кадил. Все это потихоньку, в величайшей тайне. Григорий поймал его однажды на этом упражнении и больно наказал розгой. Тот ушел в угол и косился оттуда с неделю. «Не любит он нас с тобой, этот изверг, – говорил Григорий Марфе Игнатьевне, – да и никого не любит. Ты разве человек, – обращался он вдруг прямо к Смердякову, – ты не человек, ты из банной мокроты завелся, вот ты кто…»»

Кошек, конечно, жалко. Похороны с кадилом – это достаточно привыкнуть к читающему важные «волшебные книги» (а ребёнку по-другому не понять) отцу, а потом один раз, случайно услышать от матери про свою предыдущую, настоящую версию, которую с кадилом и хоронили. Спасайтесь, кошки, от детской теургии.

«Ты не человек» от того, кого надо считать за отца, тоже неплохо. Потом, когда подрос, приёмный отец ему про «ложесна», а московским людям он же про происхождение от Смердящей. И вишенкой на торте «с малыим».

«Это да, это от души». Традиционные ценности в полтора роста.

Смердяков же не лакей, это стараниями автора неколебимое какое-то самообладание. Рискну предположить: если Смердяков про «с малыим» и про убиться об стену выдаёт барышне, которую пригласил на свидание (не она ведь его), то это что-то вроде предложения руки и сердца. В шотландском или ирландском стиле, так как дальше начинается про то, какой он на самом деле плохой и не хочет быть гусариком.

Вряд ли автор имел в виду изложенное мной, ибо он великий, а я так. Однако оно упорно складывается из стремления великого писателя сказать то, что он хотел сказать.

Диалог с потенциальной дамой сердца там продолжается, и Смердяков показывает себя совсем с неожиданной стороны. Если Фёдор Михайлович желал его и далее позорить, то лучше бы он этого не желал.

«– А вы и сами точно иностранец, точно благородный самый иностранец, уж это я вам чрез стыд говорю.

– Если вы желаете знать, то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Федор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с».

Узнаваемо, причём высказано даже не до того предела, который нынче стал обыденным: Смердяков иностранцев лучшими не считает. Он только хочет, чтобы и у нас в лакированных сапогах ходили. Он

«прибыл к нам из Москвы в хорошем платье, в чистом сюртуке и белье, очень тщательно вычищал сам щеткой свое платье неизменно по два раза в день, а сапоги свои опойковые, щегольские, ужасно любил чистить особенною английскою ваксой так, чтоб они сверкали как зеркало»

Помнит про Смердящую свою мать, и начинает хождение в лакированных сапогах с себя. Говорит, что нищета дурна (не согласны?). И как же Достоевский тут влетел с «вычищал сам», на автомате считая, что своя чистая одежда по умолчанию – дело других...

А уж неприятности масштабов общества («русский народ надо пороть-с») для его, общества, улучшения… как бы это помягче… такое и тогда новым не было в самых разных воззрениях. Смердяков не «сам» до этого дошёл, в отличие от его усилий ходить не по чину в чистом.

Он называет аутентичных Карамазовых психами и аргументирует свой ответ с такой точки, какую сам Достоевский, думаю, считал маловажной и смешной. И как же тут великий писатель получился неправ... Привет ему из прекрасного далёка, когда мы кое-какие ответы знаем.

«– Вы Ивана Федоровича, говорили сами, так уважаете.

– А они про меня отнеслись, что я вонючий лакей. Они меня считают, что бунтовать могу; это они ошибаются-с».

Тут отсылка к диалогу, состоявшемуся между отцом и сыном Карамазовыми после того, как Смердяков обнаружил стремление к системному мышлению («Контроверза»). Именно системному, он рассматривал дискретные изменения состояния, а не только решал логические уравнения. И получил за свои старания:

«– Смердяков за обедом теперь каждый раз сюда лезет, это ты ему столь любопытен, чем ты его так заласкал? – прибавил он [Фёдор Павлович] Ивану Федоровичу.
– Ровно ничем, – ответил тот, – уважать меня вздумал; это лакей и хам. Передовое мясо, впрочем, когда срок наступит.
– Передовое?
– Будут другие и получше, но будут и такие. Сперва будут такие, а за ними получше.
– А когда срок наступит?
– Загорится ракета, да и не догорит, может быть. Народ этих бульонщиков пока не очень-то любит слушать».

Догорела ракета. Полюбил народ. Хныкал потом Иван Фёдорович в эмиграции про обесчещенную святую Русь. Почему? А потому, что, во-первых, у Смердякова хватило ума его рассуждения понять («считают, что бунтовать могу»), а во-вторых, Смердяков изменил своё мнение о нём за «лакея и хама», и это называется «чувство собственного достоинства».

Далее Фёдор Михайлович выдал уже сам себе по полной через Смердякова. Хотя вряд ли той выдачи чаял. Ну, услышал складное, занёс в блокнотик, в черновик, в книгу, в уста отрицательного персонажа. Кто его знает, что там через полтора века в блогах писать станут.

«…Была бы в кармане моем такая сумма, и меня бы здесь давно не было. Дмитрий Федорович хуже всякого лакея и поведением, и умом, и нищетой своею-с, и ничего-то он не умеет делать, а, напротив, от всех почтен. Я, положим, только бульонщик, но я при счастье могу в Москве кафе-ресторан открыть на Петровке. Потому что я готовлю специально, а ни один из них в Москве, кроме иностранцев, не может подать специально».

Вы не поверите, но ключевое слово здесь «специально». Это не какие-то особые подпрыгиванья при сервировке, которые не умеет делать никто, кроме иностранцев. Это умение готовить «со специями». А чтобы готовить со специями, надо знать и уметь, сколько, чего и когда.

Это технология, и Смердяков – единственный изо всех персонажей «Братьев Карамазовых», кто имеет понятие о технологии, то есть единственный носитель того типа мышления, которому обязан своим существованием нынешний мир. «Я бы не то еще мог-с, я бы и не то еще знал-с», то есть он вполне осознаёт свои навыки как ценность, хотя бы только для того, чтобы порисоваться перед соседкой. Это крыса рядом с динозаврами. Крыса никак не поражает воображения, а великолепия динозавров она даже не оттеняет толком, но за ней будущее.

Автор, вряд ли ведая, что творит, пишет, как Смердяков объясняет Ивану Карамазову свой план убийства Карамазова-старшего, – вполне «технологичный», хотя такого слова тогда и не знали – а Иван только глазами лупает. Реликт.

Почему я считаю, что Достоевский тут выдаёт плюху самому себе? А раньше – в части, посвящённой биографии Смердякова – есть слова «поваром он оказался превосходным».

Превосходным техником нельзя оказаться. На него можно только намеренно выучиться за несколько лет в чужом городе. Несмотря на то, что окружающие стараниями твоего приёмного отца поминают тебе твою мать Смердящую (а шутки про «смердящего бульонщика» очевидны и неисчислимы, плохой лейбл). А когда сам автор такого не понимает и отмахивается «оказался», то и автор тоже… реликт.

Чуть в сторону. Поэма о великом инквизиторе из тех же «Братьев Карамазовых» выглядит скверным анекдотом. Человек, не понимающий феномена «технологии»… Достоевский окончил Инженерное училище, но в следующем вроде году подал в отставку, чтобы заняться литературой. Ах да, он ещё вспоминал, что «мечтали мы только о поэзии и о поэтах»… так вот, человек, активно отказавшийся от понимания «технологии», через великого инквизитора пытается рассуждать о политических технологиях, неправильно полагая, что достаточно для такого рассуждения будет только политики и прочей поэзии.

У Смердякова есть планы, «кафе-ресторан на Петровке». Он примерно представляет себе, что и как, и с полным правом оценивает Дмитрия Карамазова «хуже всякого лакея». И продолжает

«Дмитрий Федорович голоштанник-с, а вызови он на дуэль самого первейшего графского сына, и тот с ним пойдет-с, а чем он лучше меня-с? Потому что он не в пример меня глупее. Сколько денег просвистал без всякого употребления-с»

Жадина и завистник, верно? Или?..

Барышня, впрочем, не успокаивается. И вот последний аккорд, после которого Алексей Карамазов чихнул, и подслушанный случайно услышанный им разговор прекратился.

«– На дуэли очень, я думаю, хорошо, – заметила вдруг Марья Кондратьевна.
– Чем же это-с?
– Страшно так и храбро, особенно коли молодые офицерики с пистолетами в руках один против другого палят за которую-нибудь. Просто картинка. Ах, кабы девиц пускали смотреть, я ужасно как хотела бы посмотреть.
– Хорошо коли сам наводит, а коли ему самому в самое рыло наводят, так оно тогда самое глупое чувство-с. Убежите с места, Марья Кондратьевна.
– Неужто вы побежали бы?
Но Смердяков не удостоил ответить».

А знаете, почему не удостоил? Не потому, что он дешёвый рационалист (это похвала), а потому, что у Марьи Кондратьевны память 16 килобайт. Да и Фёдор Михайлович, повторю своё подозрение, больше на ударные реплики смотрел, чем на сложенный из них разговор. Разговор ведь начался с

«Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошел»

Вот так. Не побежал бы. Даже сам вызвал бы «первейшего графского сына», «если бы не жребий мой с самого моего сыздетства». Не пойдёт графский сын стреляться со Смердяковым после того, как помянет ему Смердящую и так назовёт подлецом. Ну, со временем Смердяков сам к нему заглянет. С ордером.

Повторю: Смердяков задуман отрицательным персонажем, таким и состоялся. Автор не хочет, чтобы читатели Смердякову подражали. Хочет, чтобы читатель не культивировал в себе черты, видимые у Смердякова, а избавлялся от них. Автор помогает этому: Смердяков плохо выглядит, у него эпилепсия, обижается ни за что (по мысли автора). Смердяков предаёт доверие – правда, ему не доверяют, на него полагаются, как на собаку, даже не думая, что это низшее существо может предать. Благодетеля, а то и отца своего убивает, наверное, только для того, чтобы ресторан-кафе открыть (или не только? – но это уже дела шекспировы, не для скота). Желает уничтожения всех солдат и следующего французского ига. Вряд ли пальцем о палец для этого ударит, но – шок! шок! Читатель в ужасе, твиттера тогда не было…

Ах, да. Чтобы уничтожить солдата, вовсе не обязательно в него стрелять. Достаточно лишить его присяги, и останется от солдата мужик с винтовкой. Так что Николай второй российский, он же помазанник божий, своим отречением пожелание лакея и хама Смердякова исполнил в точности. Да и французы тогда заглянули… на огонёк.

Впрочем, ладно. Ну его, отрицательного. Вот терпеливому читателю последняя в этом рассуждении цитата, очень длинная. Это не отрицательный, а положительный даже не персонаж, а герой, Алексей Карамазов.

«Он не остановился и на крылечке, но быстро сошел вниз. Полная восторгом душа его жаждала свободы, места, широты. Над ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд. С зенита до горизонта двоился еще неясный Млечный Путь. Свежая и тихая до неподвижности ночь облегла землю. Белые башни и золотые главы собора сверкали на яхонтовом небе. Осенние роскошные цветы в клумбах около дома заснули до утра. Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною... Алеша стоял, смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю.
Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои...» – прозвенело в душе его. О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и «не стыдился исступления сего». Как будто нити ото всех этих бесчисленных миров божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, «соприкасаясь мирам иным». Простить хотелось ему всех и за всё и просить прощения, о! не себе, а за всех, за всё и за вся, а «за меня и другие просят», – прозвенело опять в душе его. Но с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его — и уже на всю жизнь и на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга. И никогда, никогда не мог забыть Алеша во всю жизнь свою потом этой минуты. «Кто-то посетил мою душу в тот час», – говорил он потом с твердою верой в слова свои...
Через три дня он вышел из монастыря, что согласовалось и со словом покойного старца его, повелевшего ему «пребывать в миру».»

Спасибо за внимание.

Вполне привычная уже критика идеи «мобилизационной экономики» опирается на неустройства жизни первых двух третей советской эпохи. «Это» действительно было, причём было зрелищно и неприятно, так что за душу берёт и будет брать до скончания века. Блага, теми кровью и потом полученные, пребывают с нами давно, они стали привычны, естественны, незаметны, поэтому – будем честны перед собой – стоят малого сравнительно с недоставшимся.

И оппонента обвиняют в желании повторить те же неприятности за то же ничто. Отмывайся.

От противного, после такого восьмибитного триумфа можно проповедовать блядство, и немалая часть апологии дел капиталистических сводится к объяснению лохам того, какое это счастье – продавать себя. Хоть что-то можно получить, а не мучиться за пустоту.

Я всё же полагаю, что такая проповедь обязана собой произведению низости самих проповедующих на леность их умов; произведению, по умолчанию распространённому на окружающих. Это делается очень легко. А понятная дилетанту апология капитализма как стойкой, развитой и потому сложной системы экономических решений – дело очень непростое, хотя безусловно интересное.

Однако я о другом. Приведённое выше возражение против «мобилизационной экономики» или «мобилизации общества», как правило, пренебрегает огромной разницей в стартовых условиях тогдашних и нынешних.

Сторонники «мобилизации» часто указывают на это, однако они очарованы вопросами техническими.

Эти вопросы очевидны, но, по моему мнению, они не очень-то и важны. Это низкий уровень абстрагирования: никакое «чудо-оружие» не выигрывает войн, так что расчёт производственных планов на сколь угодно мощном компьютере не изменит особенностей «плановой экономики под управлением Партии» – признавать те особенности плохими или хорошими.

Есть, однако, вопрос, который я рискну признать фундаментальным, а именно разница в доступности рабочей силы.

Советские решения, которые обе стороны берут за точку отсчёта в спорах о «мобилизации», были решениями задачи администрирования рабочей силы в условиях её избытка. Замечу на полях, что основным институтом «второго крепостного права» в Союзе была так называемая «прописка», применение которой касалось всех, а не отдельных групп населения; даже тех, у кого до 1974 года её не было, она касалась тем, что у них не было именно её.

Избытка рабочей силы у Федерации сейчас нет, и это означает, что советские решения, составившие известную в нынешнем обществе модель «мобилизации», в дело не годятся.

Такой избыток в обозримом будущем может состояться только через безоглядное поощрение замещающей миграции под псевдонимом «трудовой». Оправдание этого решения может прийти с самых разных точек зрения. Дешёвая рабочая сила нужна и для капиталистической наживы, и для социалистического строительства. Однако в каждом случае речь идёт о том, чтобы потерять всё и навсегда, сначала получив – или какое-то время сохранив – упомянутое выше «хоть что-то».

Я считаю, что для продолжения существования страны и народа необходимо в настоящее время решать проблему распределения рабочей силы в условиях её недостатка как задачу администрирования.

Точка отсчёта есть и здесь, и это «первое крепостное право», которое даже официально заняло 212 лет, не говоря уж о долгой прелюдии и громких отголосках, и состоялось оно как решение задачи управления рабочей силой при её недостатке.

Я уверен, что читатель не идиот и потому не станет приписывать мне желание старательно и доподлинно заимствовать самые известные административные решения всего периода – заодно со средствами их соблюдения и примерами их применения, зачастую крайне малоаппетитными. «Первое крепостное право» снискало себе циклопическую массу обвинений, и особенной фантазии они не требовали.

Впрочем, надо признать, что соблазн лёгкой риторической победы над оппонентом, который вместо духа комиссара Абрама Пружинера влечёт на нынешние тучные пажити тень помещицы Салтычихи, настолько велик, что удержаться от неё (от победы, а не от Салтычихи) нелегко.

Ну их, разговоры. Дела важнее, и они есть, причём не мои.

Масс-медиа с немалым умилением комментируют попытки снизить возраст мобилизации профессиональной ориентации, то бишь упиваются событиями вроде рекламных заездов команд от того или иного производственного предприятия в школы. Для меня это одно из решений по «закрепощению» именно в стиле «первого крепостного права», и это решение с его производными, по моему мнению, неизбежно обретёт официальную форму. Всё-таки ЕГЭ здесь не справляется, хотя затевался… конечно же, ради доступности высшего образования, разве можно думать иначе.

И, подозреваю, так далее. Тот вульгарный исторический детерминизм, которого я придерживаюсь, даёт мне прежний совет: прикинуть, чего здесь нельзя избежать, и потому что именно надо упреждать, обустраивать, использовать и постепенно отжимать с исторического пути.

Не обещаю ни серии текстов, ни хотя бы последовательности таковых. Так, буду держать в уме при рассмотрении тем. Скажем, выскажусь об управляемом сопряжении отдельно взятых рабочего места и домашнего хозяйства… а, уже. Ладно, поглядим.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Чтобы не забыть. «Рынок труда» в условиях недостатка рабочей силы опасен для общества не только притоком дешёвой рабочей силы извне, но и своей всегдашней способностью терять ценную рабочую силу через соблазнительную плату за бесполезную работу – хотя бы и в пределах родины. Главное, чтобы мастеровитый умник тратил время и силы на ерунду за деньги, которые взялись… ну, взялись и взялись откуда-то. Для не слишком населённой страны, старающейся поддерживать сложные и разнообразные производства, потеря таким макаром хотя бы ста тысяч человек – уже тяжёлая рана.

Вчера вечером включил звук в ящике и услышал, как баба допустила, чтобы её малец в ванне помер от смартфоновой зарядки. И там вообще неслось по кочкам о «цифровой наркомании»… люди, «цифроголизм» поэтичнее… вообще неслось о том, что народишко в смартфоны уткнулся, а о боге забыл. Беда.

Я здесь стану рассуждать очень в общем, благо черновик позволил.

С убылью количества человеческого материала и при сохранении индустриального подхода к его обработке качество человеческого материала падает. Происходит это потому, что человеческий материал понимает свою возрастающую ценность и ведёт себя соответственно, успешно сопротивляясь обработке. Сотня Анакинов Скайуокеров одновременно, ни одного из которых мастер Йода не может выпнуть, не то уволят.

Однако «соответственно» и «успешно» не только убивают образование (поручусь) и внесемейное воспитание (предполагаю).

У взрослых в подавляющем большинстве случаев «соответственно» и «успешно» относятся к сопротивлению рабочей силы требованиям работодателя: частного, государственного, коллективного или общественного.

Целью этого сопротивления пребывает экономия сил рабочей… ээээ… силы на неинтересных, скучных и утомительных занятиях.

Сэкономленные рабочей силой силы уходят на занятия интересные, захватывающие и оттого менее утомительные. Самое лёгкое и простое из таких занятий – это сидение в Интернете (по сути) и использование гаджета-девайса-смартфона (по форме).

Это первое приближение, хотя здесь у ситуации уже заметны те несущие конструкции, которые можно обрушить, чтобы избавиться от неё.

Но. Во-первых, эти конструкции относятся не только к данному аспекту общественной жизни, поэтому их обрушение возымеет отнюдь не ограниченные последствия, и они в целом вовсе не обязательно хороши; во-вторых, планы по такому обрушению обречены вызвать традиционный обывательский скулёж «а можно как-нибудь так».

Уж если самоходная подставка под смартфон нынче не менее чем одна из норм публичного поведения, то такой скулёж, громкий и агрессивный, станет препятствием.

Теперь второе приближение. Я выше написал, что утаенный от работодателя/учителя ресурс – в первую очередь внимание – работник/ученик тратит на самое доступное развлечение; как правило, с выгодой для поставщика этого развлечения, который не отвечает перед клиентом. Однако я не написал, как возникает сама нужда в этих тратах едва ли не в каждом конкретном случае.

Правильным ответом здесь будет «чересчур быстрая смена окружающей обстановки».

«Работа», «транспорт», «дом» в сколь угодно сложной последовательности, лишь бы отдельные стадии были достаточно короткими, а переходы между ними были бы вообще мгновенны. Цифроголизм есть побочный эффект от некоторой технологии сглаживания этих переходов (Интернет).

И здесь становится доступен весьма интересный угол зрения, если понять, что исторически это вовсе не оригинальная ситуация, а «цифро-» – не первый эпитет «-голизма».

Смотрите. В период оформления в какой-нибудь стране индустриального пролетариата как режима существования рабочей силы в городе, эта рабочая сила – вчера из деревни – бухала от души, причём безразлично государственных границ и общественного строя. Сглаживали переходы, перенаправляли внимание. А уж сколько там детей пострадало даже от алкоголя впрямую, не говоря уж про перенаправленное внимание родственников...

Почему? То же самое: ежедневная и неоднократная резкая смена обстановки. К такому очень трудно привыкнуть; более того, разделение труда с его упрощением на отдельно взятом рабочем месте прямо противодействует такому привыканию. Можно отметить, что сейчас такому упрощению труда способствует тот самый спрос на рабочую силу в период уменьшения её количества («чтобы хоть что-то делал»).

Почему дела алкогольные со временем пошли на спад – и по охвату, и по градусам?

Главное: перепад между работой и домом (ради простоты уберу транспорт) стал мельче, и новые городские поколения к нему привыкли. Городское домашнее хозяйство приобрело черты индустриального предприятия, а помянутое предприятие – стараниями и профсоюзов, и радикальных общественных движений – обзавелось заметной коммунальной составляющей, «там жить можно» (без восторженной интонации).

Однако различие, став меньше, никуда не делось, и навязываемая извне «цифра» его заполнила, ибо она гораздо гибче, а в пределе вообще не имеет формы, как жидкость или газ. Заполнила и свербит.

Что отсюда можно понять? То, что по-прежнему востребован – и стихийно продолжается! – процесс сглаживания различий между работой и домом.

Почему бы его не ускорить и, главное, не отладить, ибо «цифра», повторю, чересчур пластична и, кроме того, замусорена неизвестно чьими испражнениями? Убьёмся выправлять последствия.

Да, радикальное отождествление дома с работой («удалёнка») для индустриальной организации труда есть решение реликтовое и ублюдочное (читайте раннего Ленина). Однако можно и по-другому.

Я недавно попытался сформулировать концепцию «дома» как сложного, многоуровневого и многоаспектного решения (технического, программного, юридического и т. д.), помимо прочего заведующего по доверенности члена общества (в данном случае человека или семьи) его социальными связями.

Представлю себе, что некоторое «предприятие» представляет собой такое же решение с возможностью адаптации своих «рабочих мест» в нём.

В этом случае задачу уменьшения нервных затрат человека на переход между «работой» и «домом» можно решить через сопряжение таких систем – «домашнего хозяйства» с «рабочим местом». Сопряжение именно с этой целью: минимальная трата нервов на переход из «домашнего» состояния в «рабочее» и обратно.

Читатель здесь уже, наверное, вообразил антиутопию, в которой эта задача решена через а) отождествление этих состояний б) в пользу работодателя; та самая «удалёнка», но на новом техническом уровне, чтобы ещё и в душу залезть.

Нет. Речь идёт о сопряжении множества возможностей каких-либо действий, в том числе социальных, по установке или разрыву связей с другими людьми. Наилучшей аналогией здесь выступит ковалентная связь, где парой электронов (в смысле квантовой теории, «облака вероятностей») будут «рабочее» и «домашнее» состояния человека, а атомами, соответственно, «работа» и «дом».

Речь о том, чтобы освободить человека от самостоятельного и всеобъемлющего учёта дел рабочих в делах домашних и наоборот: чтобы и дома, и на работе он «просто жил», пусть и по-разному, но не напрягаясь от перехода.

Замечу, что неизбежной чертой этих решений будет увеличение времени на смену состояний (биология), и это та ещё пандорова шкатулка (экономика). И, конечно, противоречие интересов работника и работодателя – и следующее отсюда несоответствие между «домом» и «работой» – никуда не денутся, потягушечки будут, однако и текущую меру этого противоречия, и изменение этой меры будет возможно оценить, отобразить и, чем чёрт не шутит, спрогнозировать даже для единицы, и тем более для многих.

Вопрос «залипания» (выражение мне сосватали студенты) в гаджеты здесь решается так же побочно, как он и возник, а все решения сводятся к осознанному управлению собственным вкусом, то есть переходу на не-очень-случайное управление доступом к новостям и развлечениям в этом гаджете, по времени в том числе.

Переходу добровольному, и это право вообще надо гарантировать, чтобы без скулежа; переходу заданному по определённому протоколу – срок, порядок изменения; переходу свободному в плане выбора исходного множества источников и правил уточнения этого множества или отказа от него; переходу долговременному – так, чтобы можно было привыкнуть до уровня «всегда так было». Ведь де-факто это решение по выбору обстановки, вроде покупки мебельного гарнитура.

Можно отметить, что такое уже делалось, разве что технически несовершенно и потому очень и очень неизбирательно, вплоть до комизма. Вспомните «задачи, стоявшие перед советским искусством», когда вся страна была одним «предприятием». Здесь дело схожее, но уже для отдельного человека или отдельной семьи, для отдельного работника или отдельного предприятия – и всё с их спроса.

А по большому счёту – только ради освобождения самоходных подставок от смартфонов этим делом заниматься не стоит – такой подход к сопряжению (и отторжению) «домашнего хозяйства» и «рабочего места», доступный каждому члену общества, принципиально облегчит управление рабочей силой в масштабах общества, то есть её производством, восстановлением и распределением.

И это одна из важнейших составляющих задачи выживания Федерации или наследующего ей государства в ближайшую сотню лет, покуда с демографией не справимся.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Недавно в комментариях напомнили перестроечный гнилой помидор «второе крепостное право», брошенный в коллективизацию. Думаю, что, прикидывая неизбежное, масштабное и отнюдь не снисходительное администрирование распределения рабочей силы в нашем обществе в обозримом будущем, я стану говорить о нём, как о «третьем крепостном праве» из уважения к памяти предков. И тех, кого, и тех, кто. Начиная с 1649.

А если кто-то считает, что распределение рабочей силы администрированию не подлежит, то не душанбинский ли у него айпи?

ПостСубСкриптум. «Антифрод-платформа» как способ отслеживания и контроля любой траты обывателя, единая очередь на жильё в масштабах страны покамест для увечных и нуждающихся… будущее не наступает, будущее складывается.