Я составил следующий очерк, собрав вместе и… расцветив… несколько шпаргалок с описанием этих систем и связей между ними. Ответил себе, что сначала, что потом и почему.

В работе «Поведение» Константина А. Крылова о причинах и механике перехода общества от одной этической системы к другой говорится мало. Однако из-за присутствующей в работе экстраполяции, где фигурируют уже даты нынешние, такое рассуждение я вижу небесполезным по крайней мере для меня самого.

Дописано перед самой отправкой: да, исторический детерминизм, «если живы, то иначе никак». Это отнюдь не означает «лежи и жди, пока само не наступит», это означает «выжить можно только так».

Что ж, эволюция этических систем проходит следующим образом.

Сперва, одновременно с появлением человека как существа разумного, стадное стайное поведение осознаётся через слова, через понятия «правильного» и «неправильного». Появляется «южное полюдье»: «делай то же, что и все», не слишком далеко отошедшее от «следуй за вожаком» у животных.

Вожак неизбежно оказывается востребованным, как агрегатор и генератор поведения, то есть как особь, которая «всее всех». «Самый человечный человек», да.

Усложнение деятельности группы усложняет и общество в ней, а это невозможно без избирательности в отношениях. Возникает собственно «южная этика»: «делай другому то, что он делает тебе». Око за око и проч.

Почему на этом история не заканчивается?

Пусть у некоторого племени получилось расселиться за горизонт, при этом без истерики. Ну да, детей много, земли мало, погода разнообразная, не дохнуть же. Они не расплевались с родственниками и пока не обзавелись собственным вождём, а признают прежнего, загоризонтного. Хороший человек, саблезубого тигра одной левой, дюжину баб на празднике плодородия в один заход и так далее.

Однако вождь чисто технически не может более служить примером, ведь вживую его не видят, а пересказывать о нём всё – надорвёшься. Что, цинично говоря, отселенцев вовсе не огорчает. Надо меньше напрягаться, потому что спросить за добросовестное подражание вождю в отсутствие вождя не так просто. Можно подумать и о себе.

О, скажет технарь, я вижу, к чему клонит автор. Получается снижение пропускной способности канала связи при сохранении требований к скорости передачи информации. Затормозили ютуб.

А во времена былинные задачку решают просто, снижая те самые требования: о вожде надо рассказывать только новые вещи, подразумевая, что всё остальное он и так делает. Так что и вы «и так делайте».

Вот только в сочетании с «можно подумать и о себе» (а это вещь фундаментальная) отселенцев больше всего интересует, что вождь перестал делать, от чего он отказался, что больше не надо повторять. Это новая информация? Да. Она не перегружает канал связи? Нет, потому что это не повседневные дела. Тогда какие проблемы?

Так зарождается и накапливается «восточное полюдье»: «я не должен делать того, чего никто не делает».

Вождь, кстати, по здравом и тоже циничном размышлении не возражает, особенно если отселенцев много и в разные стороны. Это перед местными он должен выпендриваться, чтобы своим примером всё время вести за собой, а вот чтобы его знали и любили за сотни и тысячи километров от тронного зала, теперь достаточно быть просто хорошим^TM человеком, не делать совсем уж сенсационных гадостей, да и вообще ничего нового. И такое легче с годами, когда и на саблезубого тигра уже не очень, и с женщинами… так, групповуху я вообще запрещу, пусть каждую леди охаживает свой джентльмен, чтобы и с меня подвигов не запрашивали. Катехон я нынче.

Так вождь превращается в царя. «Другее других» остаётся «другее других», но из «всее всех» превращается в «никтее никого», из деятельной точки отсчёта в бездеятельную, безгрешную. Ну, как «безгрешную»… безгрешной у нас работает надмирная непостижимая сущность, мы за неё теологам платим, а царь – миропомазанный представитель, но тоже человек, чтобы совсем уж от праведности не рехнуться.

Вариантов грешного поведения много, и анализ поведения окружающих через эти грехи делает возможным избирательное отношение человека к окружающим, то есть к разным грешникам по-разному (индульгенции как иллюстрация). И вот уже «восточное полюдье» ограничено «восточной этикой»: «я не должен делать другому того, чего он мне не делает».

Далее те же дела: «восточное общество» усложняется, группы людей, в которых оно существует, способны на многое, так что империи разгоняют «южных» варваров по захолустьям, а если те всё же справляются с приличными государствами, то стремительно перенимают «восточный» подход, потому что царю лучше живётся. Зачастую они даже не меняют вывеску. А мудрецы поблизости вздыхают о том, что убивший дракона сам дурак.

Технарь вновь начинает что-то подозревать, и он прав. Да, книги, да, проповеди, да, законы – но вы не можете вечно наслаждаться радиальной и даже радиально-узловой топологией сети.

Во-первых, на источник конечной мощности нельзя вешать бесконечное количество каналов, то есть азартно плодящийся и разбегающийся в разные стороны обыватель знает о царе всё меньше и не рассматривает его как пример. Так в обществе начинает накапливаться новое полюдье, когда «подумать о себе» не бонус к правильному поведению, но оно само. Ибо «до бога высоко, до царя далеко».

Во-вторых, с увеличением длины ветвей растёт стоимость их обслуживания и больше вероятность искажения информации. Задиры думают, что у них получится отделиться, а умники пакостят сатирой и утопиями. Общественные отношения напрягаются.

И вот так «я должен» в некоторых обществах перестаёт работать вообще. «Я» уже не имею такого представления ни о царе, ни тем более о вожде как воплощениях «другого», которое влияло бы на моё поведение.

Жизнь становится столь сложна, что уже и царское «не делает» по отношению ко всё новым людям, вещам и обстоятельствам не пролезает в канал, да и сам сигнал слишком слаб. Миропомазание и иные средства усиления тоже не панацея, в них разные люди верят по-разному.

По итогам этого процесса царь – для начала, конечно, король – опаньки. Насильно или добровольно, с вышкой или с конфискацией.

Остаётся то полюдье, которым пропиталось население за время, когда «восточная этика» уже не справлялась с задачей. Это полюдье неизбежно будет основано на принципе «другой (не) должен», а не «я (не) должен».

Здесь та сущность, бывший вождь и бывший царь, которая не просто ближний мой, а «другее других», из эталона превращается в ресурс, который я обязан использовать в своём правильном поведении.

Дело, однако, в том, что этому критерию отвечает не одно полюдье, а два, которые наследуют «восточному полюдью», но не наследуют друг другу. Они могут состояться независимо друг от друга.

Это «западное полюдье», когда «все должны делать то, что делаю я», и «северное полюдье», когда «никто не должен делать того, чего я не делаю».

Архитектура сети в обоих случаях будет, кстати, не полносвязной, а комбинированной, что бы Вам всякие прекраснодушные прожектёры ни вещали.

Почему в одном обществе после «восточного полюдья» возникнет «западное полюдье», а в другом – «северное»? Потому, что мы живём в материальном мире, где масштабные неприятности случаются везде и всегда, так что приходится изворачиваться.

В «южном» обществе неприятности отрабатывают через уход от опасности: «все следуем за вождём, он-то знает, что делать, а если окажется, что следуем не туда, то он первый и нарвётся, а мы хором последуем… эээ… за следующим».

«Восточное» общество пытается выжить на запасах: «сидим тихо и терпим, пока царь за нас молится, – может, и не перемрём».

И то, и другое не решает самой проблемы, не противодействует опасности, которая может и догнать, и повториться, когда захочет. А «пост-восточные полюдья», основанные на «подумать о себе», пытаются с опасностью разобраться.

И вот беда. В одной группе, где набрал силу этот «пост-восточный» подход, есть избыточный человеческий ресурс (а значит, и любой вещественный ресурс, который способен добыть человек в данной ситуации), а в другой этого человеческого ресурса нет. Она малочисленна.

В условиях избыточности человеческого ресурса его тратят на проблему в режиме свободного поиска решения. «Каждый сам за себя» хотя бы потому, что нас и так много, а в условиях наступившей беды, подсказывает внутренний циник, чересчур много.

В идеале каждый член группы «сам знает, как надо» (лезет в вожди) и создаёт своё предприятие, использующее доступные вещественные ресурсы и изо всех сил старающееся использовать окружающие человеческие ресурсы. Какая-то часть этих предприятий добивается успеха, и найденным способам решения следуют все остальные, кто ещё не угробился на неверных путях. Точнее, их интегрируют в эти способы, хотя бы в качестве наёмных рабочих.

Как выражался Иван Данко, «капьитальизм». А точнее, «западное полюдье», «все должны делать то же, что и я». Предельно эффективный способ использования человеческого ресурса для быстрого и гарантированного решения проблемы. Понятно, что «быстрое и гарантированное» здесь всё же зависит от масштабов и сущности проблемы, но тем не менее.

Основной недостаток: «быстрый» здесь легко превращается в «краткосрочный», а «гарантированный» в «узколобый». Впрочем, пока излишек человеческого ресурса присутствует, добровольно или насильно, этот подход процветает. С усложнением общественной деятельности он совершенствуется и становится избирательным, то есть вырастает в «западную этику», а та обеспечивает процветание, как пока принято выражаться, «цивилизованного общества». Браво, чего уж там, безо всякой иронии.

А вот та же самая неприятность настигает малочисленную группу, в которой «восточное полюдье» тоже выдыхается. В отличие от первой группы, людей на свободный поиск всех возможных решений здесь тратить невыгодно, можно погубить всех до одного и всё равно пропустить нужное. И с вещественными ресурсами тоже беда, их так же некому добывать, то есть запасов нет. Казалось бы, ложись и помирай.

Однако сошедшее на нет «восточное полюдье» уже не воспрещает новые действия, то есть поиск решения всё равно начнётся.

С другой стороны, этот поиск не будет одобрен, – ничего возвышенного, сугубо утилитарное «он на свои завихи проедает последнее, что у нас есть» – так что поиском решений проблемы займётся меньшинство в группе, а большинство (его можно назвать «коллективным царём», не путать с толпой) будет поиску препятствовать, требуя бездействия в «восточном» режиме. Такое требование будет считаться правильным, ибо выгода от него здесь и сейчас очевидна: ресурс убывает медленнее.

Парадоксально, но именно это требование обеспечит выживание малочисленной группы, когда противодействие каждому шагу в поиске решения неизбежно станет этот шаг оптимизировать, уточнять, буквально доводить до ума: «надо объяснить этим дебилам, чтобы они поняли, что я делаю… кстати, может, и они чего подскажут в пылу дискуссии, гоняясь за мной с вилами».

Я бы привёл здесь в пример оригинального, горьковского Данко, но тот с окружающими не особо советовался.

Оно, противодействие, навязывая экономию ресурсов, будет так же сводить различные направления поиска решений разными субъектами в одно, опять-таки оптимизируя его при этом. Поиск решения будет идти на разных уровнях абстрагирования, с возможностью постоянного сравнения внешней аудиторией («коллективным царём») не только отдельных решений, но и их классов, с приговорами «чего вообще не надо делать».

И вот так «пост-восточное полюдье» становится «северным полюдьем», императивом того самого вмешательства, балласта и торможения: «никто не должен делать того, чего не делаю я». Напомню, что я считаю критическим моментом в наступлении «северного полюдья» в России Великий голод и, далее, «бунташный век».

Каковы преимущества «северного полюдья»? Выживание общества и той группы, в которой они существует, в гибельных, с точки зрения всех остальных полюдий, условиях. Протяжённые и адаптивные решения – если у Вас проблема понята на следующем уровне абстрагирования, то менять подходы на низшем уровне можно очень быстро и так решать проблему в её текущей версии. Кроме того, становится возможным предотвращение опасности, и это самое выгодное во всём спектре решений для любой этической системы.

Главный недостаток: так очень неприятно жить. Напряжение коммунальных отношений в группе становится ценой не только выживания, но и повседневной жизни, потому что балласт убрать нельзя. Заостряя, «северное общество» без развитой «северной этики» ближе к кризису, чем любое другое.

В группе с «западным полюдьем» свободный поиск решения порождает конкуренцию за ресурсы, которую легко представить «честным состязанием», когда даже проигравший может испытывать известное удовлетворение и за себя, и за победителей (просто потому, что они свои, соседи по беговым дорожкам), после чего попытаться начать по новой. Это по сути своей экспериментальный подход.

В группе с «северным полюдьем» найденное решение будет продуктом изнурительных (и далеко не всегда честных) споров, и это решение станет претендовать на единственность и окончательность.

Обобщённой реакцией на такое будет повышенное стремление носителя «северного полюдья» и, далее, «северной этики», к самоизоляции, чтобы «отдохнуть ото всех». Вот только очередная проблема не даст этого сделать: для её решения опять надо сплачиваться в «коллективного царя», чтобы уследить за растратчиками, которые что-то там обещают. И так по кругу. Когда я говорю, что «русские – это община единоличников, потому что мы живём в бедной и безлюдной стране», то я имею в виду именно это.

Это проектный подход.

В «Поведении» нет пояснений по понятию истины в «северной этике». И вот если в «западном» понятии истины определяющую роль играет эксперимент, то получается, что у меня есть ещё одна тема для серьёзных размышлений (или воспоминаний). У Вас теперь, впрочем, тоже.

О делах исторически сиюминутных с опорой на вышеизложенное рассуждение тоже как-нибудь потом. Предсказывать надо не слишком часто, не то люди могут вспомнить, что я нёс в прошлые разы.

Впрочем, кое-что запишу здесь в качестве введения.

Полагаю, что вышеизложенное рассуждение, помимо всего прочего, даёт ответ на вопрос, почему в «Поведении» эволюция российского общества в XX веке представлена как серия попыток ограничения «северного полюдья» разными видами уже состоявшихся этик в конкретной последовательности.

И «южный», и «восточный» период истории СССР были неизбежны просто в силу того, что первый – самый простой, и это в условиях страны с разрушенным производством и с переоформленным суверенитетом критически важно, а второй вырастает из первого с усложнением общественной жизни, что опять-таки неизбежно. Грубо говоря, Сталин – вождь, Брежнев – царь.

С дальнейшим усложнением советской общественной жизни требование к переходу от «я (не) должен» к «другие (не) должны» тоже должно было быть выполнено, см. выше.

Отнюдь не выглядит случайностью и то, что была воспринята (навязана) «западная этика», проработанная лучшими умами планеты и выверенная столетиями общественной жизни в наиболее развитых странах, а не «северная этика», нащупываемая со сравнительно недавних пор и опытным путём.

И я согласен с мнением, что условный «Запад» мог «удушить Россию в объятиях», всего лишь не порождая проблем, стимулирующих работу «северного полюдья», то есть не подпирать его и не востребовать. Не грабить, не унижать, не вводить санкции. Получилась бы бУССР, только большая, но не надолго, окончательный распад не заставил бы себя ждать. Что значит «они там по-другому не могут», только унижать и грабить, воображая нас человеческим ресурсом для решения своих проблем? Ну, не могут, и что? Значит, и нынешние дела неизбежны.

Исторический детерминизм, как и было сказано. Либо «северное общество» с состоявшейся «северной этикой», либо конец российской истории, даже если он произойдёт без смены вывески.

Спасибо за внимание.

Коротко (по моим меркам) об «информационной войне».



Частица «информационной войны» с участием обывателя выглядит примерно так.

Вот публичное сообщение, которое нравится обывателю по шкале от «вроде правильно» до «я сам это написал».

В комментариях к сообщению (не обязательно на том же сайте) заводятся не нравящиеся обывателю комментаторы. Через некоторое время, даже если сообщение изначально не было рассчитано на эмоциональную реакцию, комментаторы завзято оскорбляют друг друга, уже не имея в виду самого сообщения.

Если аудитория сообщения достаточно велика, то в собачащейся публике неизбежно Открытие: противная сторона работает, во-первых, за материальное вознаграждение, а не от чистого (грязного, с точки зрения оппонента) сердца, а во-вторых, награду ей выдаёт эк-зис-тен-ци-аль-ный враг. Иными словами, оскорбляющий тебя поганец – наймит Тёмных Сил, а не благородный соперник с искренними матюками наперевес. Предельный случай здесь «бот», то есть даже не наймит, а бессмысленное орудие наймита Тёмных Сил. В подтверждение Открытия приводят существующие и воображаемые несоответствия в коммуникациях противной стороны: числовые параметры аппаратуры, образ, поведение и проч.

С тем сражение затухает, ибо зачем мне, такому праведному и непосредственному, тратить свой пыл на наймитов?

И всё бы хорошо, только это не война, а пьяная драка. Для войны нужна армия, а не вот это, как его ни называй, каким спецназом ни рисуйся.

Смотрите.

СМИ состоялись как биржевые сводки. Изначальный интерес к газетам был вполне материален, это был интерес собственника. И медиа, существуя как предприятия, стали поддерживать «общности», то есть сообщества людей, объединённых отношением к одному и тому же предмету (определение не моё, обсуждать не хочу). Вот биржа, вот люди, которые друг друга не знают, но внимательно следят за положением дел на бирже, – и к изменениям этого положения относятся, кстати, по-разному – и вот газета, которая с этого живёт. СМИ так и развивались, предоставляя поводы для разговора между не очень знакомыми между собой людьми – что Фунт и Валиадис знали друг о друге, а не о Чемберлене? – по не очень важным для них предметам.

Потом пришёл и остался Интернет, который добавил в «информационное пространство» коллективную/коммунальную составляющую. «Коллектив» я понимаю как сообщество, объединённое отношениями между его членами (определение опять же не моё, обсуждать не собираюсь), причём эти отношения могут быть и антагонистическими. Короче, «Воронья слободка». «Срач в комментах» – это кухонная склока в коммуналке, то бишь отношения внутри одного и того же коллектива, а не экзистенциальное противостояние. В Интернете такой коллектив, как правило, долго не держится, умирая с Открытием, то есть с подозрением, что отношения в коллективе не чисто коммунальные.

А вот армия на протяжении всего своего существования в человеческой истории – это «организация», то есть сообщество, в котором одновременно и непротиворечиво присутствуют и те, и другие отношения (не моё, не обсуждаю). Отношения между членами организации – это подчинение, то есть обоюдное согласие между начальником и подчинённым о выполнении приказов. Тем армия отличается и от рабства, и от братства. Войны – повторю, если это войны, а не пьяные драки – выигрывают армии. У «романтиков с большой дороги», которые друг с другом либо ссорятся, либо не разговаривают, шансов против армии нет. Они не более, чем заметки на полях настоящей войны.

Итого, прямое, а лучше опосредованное, то есть через политические и экономические корпорации (в том числе с противоречащими интересами) спонсирование государством неких организаций.

Организаций, официально зарегистрированных: с именем, уставом, формой, где под формой понимаются в первую очередь открытые опознавательные знаки в сообщениях, но мундир тоже неплохо бы. Стиль, сами понимаете. Организаций – и это очень важно – с присягой, а не только контрактом. Конечно же, иерархическая структура, без которой не существует «организации» по определению выше. Служебные часы в день (у комсостава на полный), наряды сил на комментируемые или создаваемые сообщения с уже заданными темами без привязки к объёму и числу. МТО. Отдельная служба по автоматизированному сбору информации для подготовки сообщения (ссылки и цитаты). Ещё одна по обратной связи, то есть по наблюдению и оценке эффекта от сообщения, которая и будет компенсировать отсутствие требований по объёму и числу.

Ещё много чего можно исчислить, но цель одна: точная и своевременная подача оригинальных и качественных сообщений и комментариев открытой принадлежности и, думаю, открытого авторства.

Иными словами, практика, прямо противоположная существующим практикам. Практика, которая успешно существовала в прошлых столетиях, и которую надо возрождать на новом уровне. А то заполошный и бессвязный крик страдающей души как жанр обесценен Интернетом в хлам.

Кстати, существующие практики и не существуют-то толком. Они состоялись в качестве побочных следствий технического развития (оказывается, палкой-копалкой и драться можно, ого), а не как оригинальная технология. Рискну предположить, что сатрапы, помыкающие ордами наймитов, всего лишь паразитируют на естественных процессах, истощая этим ресурс Тёмных Сил. Или Светлых.

Вот как-то так.

Перед тем, как формулировать возражения, которые сейчас кажутся Вам очевидными, – скорее всего, Вы думаете о способе снизить доверие к отдельно взятому, сравнительно дорогостоящему комментарию с указанием на то, что так можно бесконечно поступать со всеми – я прошу Вас добавить в это уравнение два условия.

Первое: обыватель не глупее меня. Может быть, он даже не глупее Вас. Живя в обществе, он вынужден использовать и создавать репутацию, а это несовместимо с безраздельной верой в грязь. Второе: войны идут годами и десятилетиями. Точно ли сгодится ли задуманный Вами способ против долговременных инвестиций?

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Адреналиновый довод, то есть указание на то, что нынешнее положение дел приятно, я оставлю без внимания. Пьяная драка, как и было сказано. Борьба с алкоголизмом – иная тема, хотя и достойная рассмотрения.

ПостСубСкриптум. Я подозреваю, что знаменитое булгаковское высказывание о советских газетах было отнюдь не гласом вопиющего о свободе слова, а изящной и злой самоиронией. Белые с их сомнительными организаторскими способностями пролюбили и прессу. Красные напрягались как могли, наращивали тиражи (до дореволюционных в Гражданскую всё равно не дотянули), изобретали и переизобретали специализированные издания, раздавая единую повестку дня и сколько-то непротиворечивую информацию разным группам населения. А у белых была та самая свобода слова, когда газетиры не отрабатывали, а зарабатывали, то есть пренебрегали военными делами и писали то, что в городе купят. И вот господа офицеры, случалось, фронтовые сводки читали в трофейных советских газетах; может, даже до обеда. Если Михаил Афанасьевич стал такому свидетелем, то «Вот никаких и не читайте!» играет новыми красками.

Ниже читатель найдёт очень длинное (я предупредил, 20k+) рассуждение о том, почему выборы в США не стоит принимать во внимание. Заметная часть – цитаты из Ленина (опять же, я предупредил, не оскоромьтесь).

Я изучал труды вождя с маленькой буквы по теме государства, а на заднем плане гундели новости: Его Трампейшество против блаженной Камалы, всё такое. Нарастала внутренняя, подсознательная пикейность. В конце концов, если «Фунт всегда сидел», мог же он и блог вести?

Если чуть серьёзнее, то США – очень сильный соперник («самый страшный враг» звучит несколько экзальтированно), проблему которого в ближайшие десятки лет надо решать не для триумфа, но для выживания России. Я считаю, что у США есть эти десятки лет, что до небесной оси им ещё далеко, и что они ещё усилятся в своём полёте к ней. Нам и не только нам надо будет очень стараться.

Я неправ? Вот уж не огорчусь и не лишусь самоуважения. Предсказывать трудности в наше время очень благодарное дело – настроение людям испортишь, а камнями потом вслед не докинут. Даже читать не перестанут, ведь признающие свою глупость авторы нынче редкость. Нас надо ценить.

Я окажусь прав? Ну… случается и такое. Честно, я не хотел.


I. Да, Ленин. «Империализм как высшая стадия капитализма».

«Капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству, отделение денежного капитала от промышленного, или производительного, отделение рантье, живущего только доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в распоряжении капиталом лиц. Империализм или господство финансового капитала есть та высшая ступень капитализма, когда это отделение достигает громадных размеров. Преобладание финансового капитала над всеми остальными формами капитала означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии, означает выделение немногих государств, обладающих финансовой «мощью», из всех остальных. В каких размерах идёт этот процесс, об этом можно судить по данным статистики эмиссий, т. е. выпуска всякого рода ценных бумаг».

Сами видите, до этих ваших ямайских валютных систем жизни на планете Земля тоже не было.

Он пишет летом 1917, в «Государстве и революции», начиная с цитаты из Маркса:

««Коммуна должна была быть не парламентским учреждением, а работающим, в одно и то же время законодательствующим и исполняющим законы».

«Не парламентское, а работающее» учреждение, это сказано не в бровь, а в глаз современным парламентариям и парламентским «комнатным собачкам» социал-демократии! Посмотрите на любую парламентскую страну, от Америки до Швейцарии, от Франции до Англии, Норвегии и проч.: настоящую «государственную» работу делают за кулисами и выполняют департаменты, канцелярии, штабы. В парламентах только болтают со специальной целью надувать «простонародье». Это до такой степени верно, что даже в русской республике, буржуазно-демократической республике, раньше чем она успела создать настоящий парламент, сказались уже тотчас все эти грехи парламентаризма

…сумели и Советы испоганить по типу гнуснейшего буржуазного парламентаризма, превратив их в пустые говорильни. В Советах господа «социалистические» министры надувают доверчивых мужичков фразерством и резолюциями. В правительстве идет перманентный кадриль, с одной стороны, чтобы по очереди сажать «к пирогу» доходных и почетных местечек побольше эсеров и меньшевиков, с другой стороны, чтобы «занять внимание» народа. А в канцеляриях, в штабах «работают» «государственную» работу!»

Многословен, как и я. Нет, чтобы приговорить «глубинное государство».

Ну, и ещё вам большевицкого:

«…суеверное почтение к государству и ко всему тому, что имеет отношение к государству, - суеверное почтение, которое тем легче укореняется, что люди привыкают с детства думать, будто дела и интересы, общие всему обществу, не могут быть иначе выполняемы и охраняемы, как прежним способом, т. е. через посредство государства и его награжденных доходными местечками чиновников»

Стоп, вру, это не Ленин, это Энгельс, тот и слова-то «большевизм» не знал. А Ленин вот:

«…полное устранение карьеризма требует, чтобы «почетное», хотя и бездоходное, местечко на государственной службе не могло служить мостиком для перепрыгиванья на высокодоходные должности в банках и в акционерных обществах, как это бывает постоянно во всех свободнейших капиталистических странах» (курсив автора)

II. А теперь, как и обещал, о выборах в США. У вождя ещё где-то было об американской системе как об особо продажной, но это я уже забыл где.

Видно, что распоняточкам, в которых идут нынешние дела, как минимум уже сильно побольше сотни лет: не сравнить с длительностью отдельно взятых президентских сроков и тем более предвыборных кампаний в большинстве «свободнейших капиталистических стран». Распоняточки почтенные, привычные, укоренившиеся и, рискну предположить, для многих настолько естественные, что по-другому эти многие не только не умеют, но и не могут.

Что изменилось, Галадриэль?

Планета Земля закончилась, вот что. Деньгам и их носителям некуда бежать, кроме как в США. Понимаю, звучит странно, у нас в именинниках ходят почтенные европейские семьи и заведения (ассасины по жизни эротичнее мясников), однако сама угроза такова, что ответить на неё можно только силой, а не убеждением. А сила есть только у Штатов.

Заговоры хороши, пока есть кого заговаривать. Заговоры – это средство освоения новых умов, а не способ расположиться в переполненном вагоне. Тут нужны локти.

«Старые деньги» или новые деньги, всё едино: все они рантье без каких-то волшебных сил, даже если каждое новолуние устраивают голые вечеринки перед алтарём Ктулху. В своё время и аристократы повсюду тоже были фирменным продуктом – ничего, от вил и пуль не спасало и в конце концов не спасло.

Так вот, чтобы эти деньги выжили, чтобы использовать последнюю – повторю: последнюю! – возможность защититься от вил и пуль и не потерять способности (не сейчас, так когда-нибудь) поставить на место обнаглевших соседей по планете, Штаты должны быть сильными. Промышленность, производство, государство и, вишенкой на торте, вооружённые силы.

(вооружённые силы в широком смысле слова, где «мягкая сила» тоже присутствует, пусть и не в первом ряду)

И это как минимум обязательное условие, а как максимум единственная цель любой допущенной политической деятельности в современных США, сколь угодно непривычной и радикальной на первый взгляд. Ради этого – всё.

III. Я сейчас выскажу чудовищную ересь, оскорблю символы множества вер: будущие «биржевые крахи», «лопнувшие пузыри», «волна банкротств», «обрушение доллара» и всё такое, даже если оно случится, вовсе не повлияет ни на статус «финансового капитала» как действительного суверена США, ни на существующие планы административных структур по сохранению, обеспечению, (возможным) укреплению и развитию этого статуса.

«Капитал» (за неимением лучшего использую такое название) – это не деньги в коробке из-под ксерокса или в кузове грузовика, это совокупность отношений между собственниками, когда важна их, отношений, форма, конфигурация, прочность и долговечность, а не их заметность и яркость; отношений, когда важны места собственников, а не личности, их занимающие. Заметность личности – это когда подгулявшие купчики бузят. Это их можно сразу в кутузку, а вот уважаемых людей и трудно, и сложно сделать неуважаемыми, даже если за доллар будут давать в морду. Понятия не продашь и не купишь.

Именно поэтому я весьма скептически отношусь к тезисам о «неизбежности гражданской войны в США», какие бы поводы для неё ни предлагались и какие бы стороны в ней ни объявлялись. Для Гражданской войны в России потребовались Первая мировая (мероприятие более масштабное и лучше организованное, чем наша Гражданская), захват власти умными и образованными фанатиками, которые к тому готовились четверть века, споря из-за запятых в своих тайных рассуждениях, и отказ признавать этот захват бла-ародными донами, которые не готовились ни к чему. В США ничего этого нет.

Беспорядки в городах? Вполне возможно, вот только продукты зарождаются не на полках в супермаркете.

Какие-то местные крестьянские восстания ополчения белых людей с автоматическими берданками? А как же, только при минимальной оглядке людей в штатском, ещё до всяких воинских команд с пулемётами они местными и останутся. Интернет там или нет.

Героические позы офицеров Национальной гвардии – этих честняг, этих неподкупных символов, ни в чём не замешанных и ни с кем не знакомых? Верю, за ними резервисты, мужики не такие уж молодые и вряд ли глупые, устремятся в штыки на вашингтонские танки. Смотрите кино, там всю правду скажут.

За душу берущие символы противостояния? Грандиозное, эпическое эхо от любой мелочи по всему миру, с перерывами на рекламу тампонов и кэшбэков? Петабайты кустарных рассуждений вроде этих моих? Неизбежно. Такое вообще от всего.

Только при чём здесь гражданская война?

У нас ведь до 1917 ещё и 1905 был, тоже по итогам дел крупных и нетипичных, а не из-за выборов или биржевых курсов. Из 1905 большевики, в отличие от бла-ародных донов, извлекали уроки. Не надо их забывать – ни большевиков, ни уроки. И не надо думать, что заморские доны совсем уж бла-ародные.

IV. Вне зависимости от итогов голосования 5 ноября, США будут возвращать, возрождать и развивать производство, и это главное.

Вне зависимости от этих итогов Штаты приложат все усилия, чтобы пребывать цитаделью тех самых «финансового капитала» и «финансовой олигархии»: цитаделью прекрасно защищённой, способной себя прокормить, обогреть и обеспечить многим нужным, очень хорошо умеющей убивать и соблазнять. И добиваться этого они будут через перетягивание заграничного производства к себе и развитие собственного производства.

(«сияющий град на холме», открытым священным текстом)

Что это означает для внутренних дел США? То, что «глубинное государство», то бишь набор «департаментов, канцелярий, штабов», которые «работают» «государственную» работу – неприкосновенно. Просто потому, что больше некому работать (безо всякой иронии – работать), некому решать задачи по обеспечению возврата, возрождения и развития собственного производства.

(чтобы испортить читателю настроение – развития собственного производства на новом техническом уровне; скажем, массового роботизированного производства группы А)

Конечно, «глубинное государство» – «департаменты, канцелярии, штабы» штатные и нештатные – пребудет всего лишь инструментом для усилий «финансового капитала» по самосохранению. Однако это единственный инструмент по реализации единственной возможности по выживанию, то есть такая вещь у выживающего, которая для него ценнее его собственной руки или ноги.

Который тогда кандидат лучше соответствует императиву минимального вмешательства в дела «глубинного государства»?

Все неважны. Имя, место, намерения народного избранника в этом вопросе менее значимы, чем та самая неприкосновенность «глубинного государства», невмешательство в его работу, а значит, бессильны и полномочия этого избранника, какими бы могучими они ни казались со стороны.

Да, неизбежна обыденная ротация персонала, то есть «перепрыгиванье на высокодоходные должности» одних с приходом на освободившиеся места других. Это можно объявить чередой побед над «глубинным государством», а можно вообще не объявлять.

Расследование всяческих интересностей, если оно случится, то, как обычно, будет отражением соперничества внутри «финансовой олигархии» и потому не возымеет значимых (не путать с публичными) последствий.

Сама работа «департаментов, канцелярий, штабов» ущерба не потерпит, а скорее улучшится.

(один из методов серьёзной, нацеленной на результат работы с государственным аппаратом – «чистка»; а ей здесь и не пахнет)

V. Что касается возрождения и развития Штатами своих промышленности и производства, то заявлю следующее.

США делают дорогое и высокотехнологичное оружие. Слово «хорошее» расплывчато и оттого спорно, поэтому всего лишь «дорогое и высокотехнологичное». История – советская история – учит нас, что современное оружие невозможно делать без наличия и применения в стране современных технологий и в военных, и в мирных делах.

(да-да, в перестройку нам объяснили, что это – заблуждение, как и множество других вещей; ценность тогдашних прозрений растёт год от года)

Следовательно, для возрождения и развития собственного производства у США ещё/уже есть многое, если не всё. Вопрос стоит не о самой цели, а о влиянии различных факторов на время её достижения.

Очевидным решением по уменьшению этого времени станет уменьшение ограничений на добычу природных ресурсов на территории Штатов.

Менее очевидным, но столь же неизбежным решением становится перевод уже существующих сложных производств на территорию США и/или безусловная и исключительная интеграция таких производств, пока остающихся на территории стран-клиентов, в производственные цепочки США.

VI. Отсюда можно перейти ко внешней политике.

Если понимать, что внешняя политика – дело медленное, то можно догадаться, что итоги скорых президентских выборов никак не повлияют на уже идущую внешнюю политику США, то есть на цели и качество их отношений со странами-клиентами и странами-конкурентами. Может измениться только риторика, и то не факт.

Форму развития производства в Штатах в настоящий момент создаёт только конкуренция с производителями КНР, в будущем – ещё с Индией. Моральный окрас этой конкуренции вряд ли сможет претендовать на оригинальность. «Борьба против автократии», «свобода», «угнетённые народы», «государственный демпинг» или как там его. Пошлины и эмбарго у себя; не только жёсткая, но и грязная борьба за рынки «третьих стран», с сопутствующим размыванием юридических описаний отдельных инцидентов в частности и процесса вообще, то есть безусловное навязывание «прецедентного права» как единственно возможного. Ничего нового.

(в переводе на русский: посмотрите, как Штаты качают нефть в Сирии, вспомните «Северный поток», оцените дрейф европейских клиентов США в обеспечении боеспособности бУССР – скажем, Шольц и «поставка касок» – и представьте себе, что это только начало)

РФ не создаёт и не может создать «производственной», «банковской» или «военной» (неядерной) угрозы для США в частности и НАТО вообще, а сколько-нибудь непривычная «русская угроза» состоит в вооружённой защите рынков упомянутых «третьих стран» в интересах конкурентов США.

(дела разведывательные и парамилитарные, обучение местных и проч.)

Указание на это обстоятельство, изобличение таких усилий РФ будет только привлекать внимание к самой борьбе за рынки, к правилам этой борьбы (точнее, к их отсутствию) и к её приёмам, а потому в общем невыгодно для США. Поэтому рискну предположить, что никаких новых откровений и эпитетов от Штатов наша страна не удостоится.

Ради общей картины можно добавить, что скупка должностных лиц «третьих стран» с последующим принятием их на своей земле достаточно скоро утратит свою эффективность. Судоплатов и его начальство обиделись бы, узнав о нынешней информационной связности, «это ведь тогда каждый дурак сможет» (к сожалению, это доказано в том числе и на нас). Так что свои деньги местные чиновники будут отрабатывать на месте, а это влияет и на выбор патрона, и на ассортимент предлагаемых услуг.

VII. Продолжу о внешней политике США, которую те ведут сейчас и продолжат вести в обозримом будущем.

Строительство крепости требует обустройства предполья, то есть вывоза оттуда или уничтожения всего ценного для врага, постройки там дешёвых укреплений и оставления в них войск, которых не жалко. Привет Европейскому Союзу. И это не про географию, не про «восточные фланги», а про дела инвариантные.

Целями США по отношению к своим «союзникам» в обозримом будущем, по моему мнению, останутся только продажа, отладка и обслуживание упомянутого выше «дорогого и высокотехнологичного оружия». Помимо прочего, это означает развитие существующих военных организаций с участием США и создание новых – как в разных регионах планеты, так и посвящённых частным или новым вопросам подготовки к войне и её ведения. Следствием такой политики станет милитаризация европейских обществ на основе русофобии с соответствующей эволюцией их идеологической сферы (дешёвые укрепления, как и было сказано).

(именно от этой публики мы можем узнать о себе много нового, хотя я затруднюсь даже прикинуть, чего эти юродивые о нас ещё не говорили)

Пресловутый «выход из НАТО» противоречит поставленной задаче и потому вряд ли может рассматриваться иначе, чем аргумент в торговле. В свою очередь, если нужда в оружии made in USA окажется достаточно велика, то здесь грешно было бы не внести в существующие договорённости с клиентом смягчение обязательств США на случай военного конфликта. Мол, наше вундерваффе у вас есть, зачем вам наши солдаты?

Такой подход не противоречит насыщению возможного европейского (и иных) ТВД вооружением в исключительном управлении США, позволяющим повышать уровень какого-либо конфликта (не единственный пример – ядерное оружие).

VIII. Надо заметить, что я очень плохо понимаю те действия, которые предпринимали и отдельные государства ЕС, и ЕС в целом относительно событий в бУССР, связанных с СВО. Одновременно невыгодные и ангажированные, эти действия поражают настолько, что я вынужден предположить отсутствие «глубинных государств» в этих странах. Подозреваю, что сам Козырев из Майами на это безобразие смотрит свысока.

Поэтому напоследок вернусь к внутренним делам США, где оно, глубинное, всё-таки есть. И укажу вопросы, на которые не стоит тратить времени.

Медкарты и ноутбуки семейства Байденов – это даже не рябь на воде.

Стрельба по Трампу… ну, Вы же сами знаете: Россия так долго обстреливала Донецк, что обезумевший тиран Путин счёл, будто всех обманул, и решил посягнуть на невиннейшее из существ – «свободную Украину». «Приливы адреналина приходят и уходят, а эксперты диванные, а новости вечерние остаются» (копирайт мой). Может, до 5 ноября избиратели и не разуверятся, и не забудут, и не устанут от напоминаний. Такие чудеса тоже бывают.

Любой «кандидат от демократов» для обывателя не лучше и не хуже «кандидата от республиканцев». У них там нет советского наследия с апелляцией к доктринам или их опровержениям. Речь может идти только о качестве работы медиа над этим обывателем. Личные особенности и привычки того или иного политического деятеля никакого значения для внешней и внутренней политики США не имеют.

Трамп – старик. Серьёзные люди не могут не понимать, что во главе может стать Вэнс. Либо он и в самом деле берсерк, и тогда этот дуэт никуда не пустят, не заморачиваясь правилами этикета, либо с ним уже договорено, а значит, договорено и с Трампом (если Вы думаете, что его обошли, то позвоните Дональду, предупредите бедолагу): пустят, но чтоб без выпендрёжа.

Реликтовая выборная система в США позволяет выборщику проголосовать за кого угодно. Да, теоретически его можно потом зафарионить, но имя, лицо и место жительства тоже приходят и уходят, а вот фавор уважаемых людей остаётся. Особенно если этот республиканский выборщик, голоснувший за «кандидата от демократов», не один, а на ветру реет транспарант «остановить Бэза Уиндрипа фашизм».

Такое даже лучше примитивного мухлежа с мёртвыми душами: идейные вызывают меньше отторжения, чем продажные. Против идейных восстают менее охотно. Корпоративная этика, ведь сами потенциальные повстанцы тоже идейные.

Впрочем, мухлежа всех размеров и способов будет полно просто потому, что все знают, что его будет полно. Множеству заметок, роликов, рассуждений – из которых большая часть тоже будет мухлежом – поверят потому, что поверили ещё до их появления. А это значит, что «глубинное государство» и его работодатель, «финансовая олигархия», к этому готовились годами, и уровень их готовности менялся обратно пропорционально IQ Байдена. Я выше уже сказал про «гражданскую войну», повторяться не стану.

Итого, никто никуда не идёт. Я понимаю, что для зрителя нет разницы между очередной серией про расследование убийства и историческими процессами, – и там, и там хочется понятной развязки к концу экранного времени – но, увы, у исторических процессов ни сценаристов, ни даже режиссёров нет. Нет и напряжёнки с экранным временем.

Есть только кастинг, и то не всегда. Во всяком случае, не в данном случае.

Спасибо за внимание.

0. Недавно, вставая в живую очередь на сдачу крови… одна из радостей в жизни взрослого человека – увидеть, как на полуторастраничной раскладке анализа крови нет ни одного неприемлемого значения… так вот, сливаясь с этой очередью, я позволил себе пошутить.

После моего вопроса «кто последний?» состоялось некоторое разногласие среди присутствовавших: ни следа скандала, все участники честно старались разобраться. Одним из участников была темпераментная ещё молодая женщина, которая задавала дискуссии темп. Я подождал, и когда всё почти утряслось, задал вопрос «простите, так кто же всё-таки…» – Молодая женщина, несколько раздражённо: «Я, я, я» – и договорил: «…убил Нолестре?»

Безумными бывают не только профессора, доценты тоже кое на что способны. Про то, что юмор – это защитная реакция на семантическую перегрузку (в принципе неожиданные слово или оборот речи), я уже здесь рассуждал.

Ну да, настала тишина с парой запоздалых смешков. Слишком хорошо тоже нехорошо.

1. Когда я был маленьким, в школе был предмет «Основы информатики и вычислительной техники». По нему я выбрал экзамен: двое, кажется, из класса этот экзамен выбрали как дополнительный.

Пришёл утром в компьютерный класс, сел за БК, учитель где-то пропал, я от скуки на Бейсике (вильнюсском) написал программу: запрос на примитив (круг, прямоугольник), запрос на цвет, запрос на координаты, рисование, цикл на следующие запросы. Запустил, сидел, накидывал рожицу на экран. С высунутым прямоугольным языком. Учитель вернулся, три минуты посмотрел на картинку и на текст программы, поставил безбилетную пятёрку и отпустил. Себя, наверное.

2. Уже потом, студентом, я открыл для себя фотошоп. Главным для меня стало понимание того, что картинку можно делать в несколько независимых друг от друга слоёв. Чуть менее главным стало то, что границу между двумя слоями, то бишь фоном и наложенным изображением, можно замазать. Слово «блюр» я узнал сильно позже и сперва полагал его неприличным, так что «замазать». Монтаж получался убедительным. По тем временам, конечно, сейчас его даже «убогим» не назвали бы.

Нынче я регулярно имею дело с яндекс-картами, выбираю маршруты для пеших прогулок. Чтобы длина, чтобы проходимость по погоде, чтобы подальше от слишком проездных дорог, чтобы соответствие расписанию общественного транспорта для «обратно». В общем, использую геоинформационную систему, построенную на всё том же наложении слоёв. Генерирую полётное, то бишь походное задание.

3. Так я иду, думаю и додумываюсь вот до чего.

Я существо общественное. «По жизни» вокруг меня снуют люди, и у меня с ними есть связи. Впрочем, не только люди. Аудитория со студентами – это не отдельный человек, но связь у меня с ней есть (по крайней мере, я на это надеюсь). То же касается магазинов, где я покупаю всякое, и касается даже производителей этого всякого. Связи есть, и это связи разных типов и разной… принято говорить «прочности», но это не то, что недостаточно для описания, это даже не его начало. Огромное множество разных параметров, то есть численных значений у различных свойств этой связи.

Взять и разобрать эти разные типы связей по разным слоям, прикинуть, как и в какие пятна зарисовать все эти параметры (где «прочность» даже не начало), прикинуть быстрые и медленные изменения по времени, повторяемость этих изменений, практикуемые мной правила установления и разрыва связей… то есть сделать такую информационную систему обо мне. Мой, так сказать, социальный ландшафт. Рожица на экране. Конечно, его большая часть будет виртуальным в том самом древнем смысле «могущий или должный проявиться».

4. Про способы оформления такого решения и про его влияние на дела общественные можно рассуждать долго, а я стеснён во времени. Посему о неочевидном.

Сделать пару десятков таких «ландшафтов» с разных людей (с их согласия, конечно, не обязательно дарового), знакомых и незнакомых между собой. Наложить их на другую слоёнку ресурсных ландшафтов, тоже закодированную по-всякому: где вкусно, где много, где проходимость подальше от проездных дорог… и добавить временной фактор, то есть запустить. Чтобы посмотреть, как социальные ландшафты будут адаптироваться к ландшафтам ресурсным и друг к другу. Чтобы стало видно, кто тут Нолестре (это он в книге так пишется), а кто д’Артаньян. Разумеется, ГСЧ тоже должен присутствовать, да и отслеживать надо много одновременных развитий, но, думаю, для уже существующих вычислительных мощностей это детская забава.

Что получится? Получится сюжет, и он пока ни о чём. Это не текст. Если текст художественного произведения уподобить мясу, то это получился скелет.

Вот где человек… несколько человек востребованы без вариантов, так это при генерации антуража, то есть в создании зрительного и (главное) текстового описания декораций, в которых надо состояться сюжету. О сюжете им знать не обязательно, их задача придумать или собрать сам мир по заданной теме. Я бы даже предположил, что талант и эрудиция этих художников станут решающими в будущем произведении.

По их усилиям сюжет надо осенить тезаурусом (словарём). Скажем, для фэнтези-антуража это будет что-нибудь вроде «ресурс #1203 называть «древнее эльфийское знание»», «проводимость ребра 27 графа 42а194 соответствует силе влечения волшебника Арктиума к амазонке Импуденте» и прочее.

Дальше следуют разбиение сюжета на сцены (неизбежность, длина, насыщенность, присутствие антуража, желательная реакция читателя или зрителя по силе и направленности), установление последовательности и параллельности выделенных сцен. С учётом жанра будущего произведения. Дело машинное.

Почти всё. Получившееся отдать людям, которые профессионально управляются со словами или с видами. «Запишите и зарисуйте». Опять-таки, записывать должны люди, а не машины. Текст только для людей. Раскраску раньше уже сделали другие люди (талантливые), так что машины могут транслировать её на получившееся, задавая почти всё, кроме выбора слов и движений персонажей, каковыми словами и движениями занимаются уже профессиональные (тоже талантливые, никто не запрещает) люди.

Всё. Получившееся можно издавать как книги, можно заводить на скрипты, то есть делать фильмы или игры. Всё можно.

5. Ну, и дальше, как нынче любят выражаться – «экосистема».

Одни и те же антуражи в разных жанрах и наоборот.

Сюжеты, построенные на множестве параллельных развитий событий, в том числе взаимоисключающих.

Библиотеки социальных и ресурсных ландшафтов.

«Прекрасные далёки» и просто представления о хорошей жизни, которыми легко проникнуться. Можно даже заказать оформление собственных смутных представлений во что-то удобочитаемое – не в смысле священной книги, а в смысле сборника «историй из хорошей жизни» (эхм, а в чём разница?).

Применение этой технологии к уже состоявшимся произведениям искусства (обратный режим) позволит отфильтровывать неприемлемые компоненты в чужеродных произведениях искусства и таким макаром принимать эти произведения в культурную жизнь общества.

6. Все эти ссылки на себя… ну, о чём ни думаю, так всё о том же. Не только о бабах, автомат Калашникова тоже получается.

Спасибо за внимание.

Экспансия западного общества (типичного или отдельно взятого) есть в первую очередь экспансия отношений собственности, экспансия рынка в другие общества. Все остальные усилия – военные, полицейские, культурные, идеологические – суть меры по обеспечению именно расширения западного рынка на всё новые общества, меры по установлению связей, основанных на отношениях собственности, и, как следствие, меры по возможной (не обязательной, привет небратьям) интеграции новых обществ в западное общество, в западную цивилизацию.

В настоящий исторический период я не вижу причин относиться к тем, кто считает, что «рынок лучше всегда, везде и вообще», иначе, чем к иноагентам.

Однако отношения собственности и рынок, как совокупность решений по их поддержанию, потребляют порядок. Они работают на порядке, они его сжигают. Чем больше людей вокруг верит друг другу на слово, тем больший ущерб может нанести мошенник, и поэтому порядок надо поддерживать, то есть тратиться на это поддержание, чтобы люди продолжали верить друг другу на слово, а у мошенника возникал всё больший соблазн использовать это. «Я это дело точно понимаю, как обостренье классовой борьбы» – логика та же, и она вполне вменяемая.

Напрашивается переход к теме коррупции, но коррупция – это когда уже властные полномочия становятся товаром. До того товаром успевают стать многие другие вещи, и хотя они становятся разными товарами (разные слова и цифры на ценниках), они становятся одним и тем же товаром, то есть одним и тем же классом предметов (идея денег отсюда). И это означает, что рынки разных товаров не имеют между собой чётких границ и по сути являются одним рынком.

Тривиально, да. Ещё тривиальнее то, что нельзя играться в рынок всего на свете, кроме рынка чего-нибудь эдакого. Например, кроме рынка рабочей силы. А «рынок рабочей силы» – это миграция, как только она становится возможной и в любых масштабах, в которой она становится возможной. Никто не говорил, что «рабочая сила» должна путешествовать в красивой упаковке с фирменными наклейками. Сырьё – штука такая, неаккуратная и обычно неприбыльная сравнительно с готовыми изделиями, даже не особо сложными. Человеческое сырьё тоже.

Экспансия рыночными средствами работает, кто бы спорил. Сперва это перемещение рабочей силы из метрополии, потом перемещение производств оттуда, потом (или сразу, у кого как получится) перемещение производств производств («вывоз капитала»), потом перемещение производств производств производств (навязывание и поддержание сложных рыночных решений вроде «интеллектуальной собственности»)… а рынок рабочей силы никуда за это время не делся. Рынок производств, кстати, тоже, чему сейчас сильно удивляются страны ЕС.

Итого,

1) невозможно остановить миграцию;
2) возможно ограничить миграцию и изменить её качество;
3) этого можно добиться только в рамках общей задачи ограничения рынка как режима распространения конкретного экземпляра общества на новые человеческие группы (подчеркну, не самого распространения, а присутствия в нём одного из способов);
4) средства этого ограничения могут быть административными (военными и полицейскими), культурными и коммунальными;
5) пределами этого ограничения будут геноцид и два разных пути ассимиляции.

В настоящее время задача административного ограничений миграции в частности и рынка вообще лежит на государстве, которое, как правило, заинтересовано в развитии торговых и производственных связей с другими государствами и, следовательно, не готово решать задачу ограничения миграции иначе, чем на самом низшем уровне, под отчёт узких специалистов (барьеры на границе и проч.). Эти решения в принципе недостаточны, как бы хорошо они ни исполнялись. Войну нельзя выиграть в окопах, нельзя выиграть любым чудо-оружием.

Значит, даже для административного подхода к ограничению миграции нужны учреждения не прямо государственные, хотя и могущие находиться на казённом содержании. Или даже не учреждения, а дополнительные компетенции у охранных агентств.

Чтобы нормировать поведение – если вежливо, то «помочь адаптироваться в новых условиях» – культурными и коммунальными средствами, их надо применять интенсивно, то есть чаще и сильнее, чем это происходит в «обычной жизни». Нужны специализированные учреждения, решающие эту задачу.

Опять же, тривиально. Школа. То самое учреждение, которое изначально и тысячелетиями решает общую задачу распространения человеческого общества на новые группы людей (подрастающие поколения), обрушивая на них культурные и коммунальные реалии их будущего дома много сильнее и упорядоченнее, чем те скажутся на учениках впоследствии.

Школу, о которой говорю я, можно назвать «школой жизни», и преподавать здесь будут не историю с географией. Даже язык, в общем-то, преподавать не обязательно; сам научится, когда поймёт, что надо.

Право принимать, то есть гарантировать пребывание по соглашению со «школой». За художества принятого отвечает «школа», что должно помочь делу предварительной оценки того, кто просит принять.

Право исключать за нарушение соглашения, то есть высылка из страны без права вернуться (тут потребуется работа с УК).

Обязанность оценивать качество прохождения учебной программы.

Право формировать «классы», то есть численно сравнительно небольшие группы с близкими значениями параметров в одном или нескольких аспектах (возраст, национальность, место проживания и проч.). Наверное, классы могут и перекрываться, но это уже «второй сложный».

Обязанность вести, то есть узнавать о непонятках у подопечных или с подопечными, консультировать (в то числе с выездом) и, если нужно, защищать или, напротив, форсировать исключение. Надо отметить, что презумпция рационального отношения местного населения к приезжим некорректна.

Право требовать «присутствия на занятиях»: понятно, что без аудиторной связности (а её в принципе нет) биометрия здесь неизбежна.

Право требовать выполнения контрольных заданий: периодические проверки знания языка, местности обитания, профессиональных навыков. Не говоря уж о том, что в «школе жизни» проверки идут постоянно – см. выше, «непонятки».

Право формулировать и давать домашние задания, обязательные к выполнению: положим, «сходить на балет» это чересчур, но вот песни, клипы, фильмы и, для особо одарённых, книги – да. Помощь на публичных мероприятиях – даже за счёт основной работы, благо с работодателями тут договориться проще, чем кажется – тоже да.

Короче, вытеснение и предупреждение диаспор как общественного явления. Работа с человеческим сырьём, чтобы оно не протухло.

Ясно, что тут могут быть инциденты, связанные с насилием, однако на то и помянутые выше дополнительные компетенции.

Если что, то идея опять же не моя, а Константина А. Крылова, – вот не помню, где читал – а я тут сбоку припёка, расписал подробности, которых там либо не было, либо я не запомнил. У Михаила Ю. Харитонова в «Третьем человеке» об этом тоже есть.

Обязательным условием жизнеспособности предлагаемого решения станет очень серьёзное отношение к получению гражданства. Очевидно, что к тому, кто уже стал гражданином, все вышеперечисленные ограничения в правах неприменимы, и продажа гражданства…

…соответствует выводу «в люди», возможно, ненормального человека, который и слова-то «школа» не знает. За все его действия отвечает тот, кто вывел.

Отсюда следует, что всякое обвинение, предъявленное бывшему мигранту… естественно, со сроком гражданства, меньшим некоего «гарантийного срока»… есть обвинение, предъявленное его школе. И тут надо защищать этого мигранта, так защищая свою лицензию.

В свою очередь, за каждого мигранта, успешно (то есть без жалоб) интегрированного в российское общество хотя бы на «гарантийный срок», «школе» капает доля малая из казны на протяжении лет. Справились, молодцы.

Вот как-то так.

Отменит ли это решение процесс… скажем так, поглощения местного населения пришлым, если местное население идёт на убыль? Нет. Это решение всего лишь замедлит такое поглощение и сделает его менее напряжённым. Оно может стать составной частью решения проблемы, но не является им самим.

Как можно поднять новое предприятие «школы жизни» «с нуля»? В общем случае не знаю. В частном случае за Эльдорадо может сойти некий масштабный государственный проект с целевым привлечением большого количества рабочей силы извне. Все остальные возможности подразумевают, что запуск нового «предприятия по допуску» будет спонсирован множеством частных производств, которым нужно много кое-как обработанной рабочей силы и быстро. Ну, здесь работает только распространение ответственности на самих спонсоров, однако это обычная логика рыночной экономики, а эту экономику можно ограничить, но нельзя избыть. Отдельным случаем, достойным беллетристики, можно назвать науськивание мигрантов некоей школы на всякие гадости, чтобы занять её рынок другой школой. Ну... это всего лишь дополнительные требования к работе угрожаемой школы, причём сильно заблаговременные.

Надеюсь, нашлось, над чем подумать. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Насчёт «человеческого сырья» для тех читателей, которые меня не читают. Это не попытка унизить. Я тоже был человеческим сырьём и был обработан. Я до сих пор являюсь человеческим сырьём для тех областей деятельности в моём обществе и в чужих обществах, для которых я обработан не был. Говорит атеист, материалист и сторонник исторического детерминизма. Это не угроза, это пояснение.

Взял на себя труд прочесть пьесу «Финист ясный сокол» авторства некой Светланы Петрийчук. Впоследствии пьеса подверглась постановке некой Евгении Беркович. По итогам этой постановки обе попали за решётку и на какое-то время за ней останутся по части 2 статьи 205.2 УК РФ «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма». Честно говоря, не поднимись вонь корпоративной солидарности, я бы и не знал про это дело. «Мало ли в Бразилии Педров», мало ли народу в «Перечне террористов и экстремистов» вместе с этими двумя. Хотя название списка лучше поменять, или какую-нибудь классификацию обозначить, «а то так мы до мышей до...»

Пьеса плохая как минимум потому, что своих персонажей автор презирает. Постановку я не видел, но подозреваю, что и режиссёр, сорокалетний носитель публичного прозвища «Женя», вряд ли уважает окружающих, а особенно тех из них, чьё поведение от него, носителя, зависит – то есть тех же сценических персонажей.

Смысл сочинения: в России бабы издревле так замордованы любовью, что по первому свистку заграничного абрека уверуют во что угодно и побегут куда угодно тёмным лесом, не понимая зачем. Ведь настоящий мужик.

Защитники приговорённых творцов рассуждают: мол, пьеса показывает, как террористы вербуют всяких дур. На самом деле пьеса пытается показать, как всякие дуры ведутся на вербовку террористов, а это разные вещи. Сочинённая с феминистической точки зрения (это когда думают влагалищем, что думают головой) пьеса утверждает, будто зашуганные и оттого зачарованные мужчинством местные девки в принципе не могут сопротивляться такому подходу: мол, не вырастили их такими, искалечили сказками про любовь. Видно по тому, как героиня морозится на просьбы осмыслить своё поведение.

Наработали эти два творца... ах, да феминизм... две творчучки на статью 205.2, часть 2? Не знаю.

Главная героиня (повторю, презираемая автором) там невынужденно и намеренно идёт как минимум на пособничество, так что постановка зрителю сочувствия и уважения к ней именно по этому поводу (а в тексте только он) подпадает под «формирование у лица… представления о допустимости осуществления террористической деятельности» (прим. 1.1 к статье). Насколько я понял, так и порешали.

Однако пьесу, повторю, не смотрел, так что не знаю, как именно выпендрился режиссёр: может, героиня там симпатии не вызывает, а вызывает отвращение. В таком случае две шутовские бляди (на старорусском, если что) изгадили старую сказку только за неумением делать собственные вещи, но это дело не уголовное. История учит, что для их тусовки, круга и цеха такое привычно, однако это другая тема.

Вот как-то так. Спасибо за внимание.

На всякий случай: курсив в цитатах авторский, а вне цитат мой. Английские именования – мера предосторожности на случай знакомства разных читателей с разными переводами.

Один парень однажды попробовал не ответить на вопрос ведьмы по имени Ravel Puzzlewell… не вспомнили?.. ну ладно, Вы и не обязаны, я развлекаюсь.

Ведьма любопытствовала от чистого сердца, сама не зная ответа, и потрошила только тех, кто не мог толком защитить свою версию. Парень вместо ответа предложил поставить опыт на себе самом… он был хитрый, и ему был нужен сам процесс эксперимента (вечная жизнь), а не его исход.

Вышло знатно, пожалели все вокруг и в основном себя, а компьютерная игра получилась великая.

«What can change the nature of a man?» Должны помнить.

Далее я рискну защитить свою версию ответа. Хотя какое тут «рискну»? Моим кишкам ничьи когти не угрожают.


Рассуждение не прямое, а так, прогулка в парке, медленная и по извилистым дорожкам, чтобы не торопясь посмотреть вокруг со своеобычной точки зрения. Всё отдых. Лето, жара, поганцы-метеорологи обещают бури и не наводят. Штрафовать.

Ладно, если речь зашла о ведьмах, то начну с Терри Прэтчетта, книги которого Вы точно помните.

Сначала о том, кто такой сэр Терри. Он анекдотчик. В том самом, житейском смысле слова полувековой давности. Ему смешная история с маленькой буквы интереснее трагической истории с большой. А если то, что приходит тебе в голову, ты не выкладываешь в сеть сразу, как дурак (зеркало, заткнись), если ты старательно шлифуешь, собираешь повсюду и складываешь вместе, то маленькая буква вполне может подрасти. Так что в прэтчеттовских произведениях – складных, смешных, честных, в основном добрых и изложенных простыми словами – от милых намёков не протолкнуться, но, прорастая в суждения, они становятся жестокими.

«Роботы и искусственный интеллект»? «Feet of Clay». «Мягкая сила», которой клянутся и божатся нынешние обозреватели и эксперты? «Lords and Ladies», и книгу надо изучать в школе, в выпускном классе, чтобы эти эксперты пошли на стройки работать. Закон и порядок? «Night Watch». Обыватель, «маленький человек»? «Guards! Guards!» «Истинная вера»? «Small gods». И так далее.

А я вспомнил ведьм, двух с половиной беспощадных психологинь, обитающих в маленьком горном королевстве Lancre и владеющих волшебной силой. Именно владеющих, то есть редко допускающих к ней даже самих себя.

В книгах этой серии автор настолько часто повторяет пару вещей, что можно догадаться: он считает их правильными.

Первая – это то, что человеку предельно важно знать, где он. Даже если он не знает, куда девалось всё остальное. Не теряйся. «We are here and this is now»: если что, то сэр Терри списал это у человека с потрясающим прозвищем «Балтиморский Антихрист», тоже сатирика. Ну анекдотчик же, как и было сказано. Найти, дополнить, отшлифовать и пересказать.

И вторая, многозначительно дополняющая первую – альтернативных вселенных достаточно много, чтобы от твоего выбора зависело, в которую из них ты попадёшь. «Trousers of Time», называет это положение дел автор; не знаю, насколько ехидно.

Что я здесь вижу достойного моего очередного комментария на тему аналитической этики?

Это два тезиса предельно сжато и точно передают «западное» отношение ко времени: в сумме это декларация абсолютной ценности настоящего.

Вот что говорит Константин А. Крылов в «Поведении»:

(«западный» этический императив: «другие должны вести себя по отношению ко мне так, как я веду себя по отношению к другим»)

«(«западная») этическая система ориентирует людей на настоящее, происходящее сейчас. Прошлое рассматривается как «уже прошедшее» и в силу этого уже не имеющее большого значения: «вчерашний обед – это сегодняшнее дерьмо». Разумеется, мир в целом (как сумма прошлого) перестает быть образцом гармонии и становится просто источником ресурсов. Зато огромное значение приобретает человек со всеми его желаниями и прихотями, которые становятся невероятно значимыми».

Можно добавить, что и сегодняшний обед – это завтрашнее дерьмо. Или, что утверждает Прэтчетт, «сегодня» и так включает в себя все возможные варианты будущего, при этом ими не являясь, а значит, оно ценнее их всех, вместе взятых.

Здесь с моей стороны полагается быть критике «западных» общественных и экономических решений, где неизбежна близорукость, вырождающаяся в игру на удачу, однако разоблачители «демократии» и «свободного рынка» управляются с этим много дольше и лучше меня.

При этом сама «западная» этика не более и не менее противоречива, чем остальные этические системы, она закончена, она помогает отличить добро от зла, она спонсирует целую цивилизацию. Прэтчетт, сам будучи «западным» человеком, искренне пишет о ценности настоящего как о хорошем, это его право и его талант. Его герои симпатичны, его рассуждения искренни; он осуждает насилие и паразитизм; он не занимается пропагандой как таковой.

Дело в том, что «западный» подход – не единственно возможный. Да, в искусстве он дал человечеству «кино», которое нельзя (точнее, не хочется) подвергать закладкам, как книгу, и которое намного проще лишить предсказуемости, нежели книгу.

Однако до кино человечество успело обзавестись историей, литературой и религией. Этого оно достигло благодаря «восточной» этике, которая

(«восточный» этический императив: «я не должен вести себя по отношению к другим так, как они не ведут себя по отношению ко мне»)

«…принципиально консервативна. Она может эволюционировать только в сторону сужения сферы допустимого поведения, отбора (из всего возможного спектра действий) наиболее приемлемых.
…При этом традиционность такого общества только нарастает с течением времени, поскольку сфера допустимого поведения неуклонно сужается.
…(такие общества) медленно коллапсируют, схлопываются, ставя все более жесткие рамки человеческому поведению.
…Общества, основанные на Второй этической системе, являются историческими»

Видно, что запись сюжета со свободным доступом к любой его точке (история, религия, литература) здесь востребована и появляется как средство отодвинуть коллапс поведения. Можно было бы просто «вести логи», но их могли бы комментировать только профессионалы, а надо было подпирать поведение большинства членов общества, которые и читать-то не умели. Надо было рассказывать о прошлом и складно, и понятно, и всем, и постоянно, и много, и с любого места.

И, далее,

«вторая этическая система вообще ориентирует людей на прошлое как на источник знаний и основных ценностей… высокая ценность прошлого приводит (на уровне философской рефлексии) к высокой оценке мира («космоса») и естественного порядка вещей».

Благодаря этому наследию все мы выросли с пониманием, что у всякой придуманной истории должен быть конец. Все сюжетные линии, все индивидуальные вселенные персонажей, все их переживания сходятся в одну точку, после которой «жили они долго и счастливо» либо «в общем, все умерли». Главное, что уже без подробностей, сказочке конец.

Нынешнюю «западную» «сериальность» в искусстве трудно принять как художественный приём («время на обдумать между сериями или сезонами»), ведь такой приём в общем случае может быть проведён и на благо зрителю. «Сериал» – это всегда бизнес-приём против зрителя. А вот спрос на напряжённые и пронзительные «заключительные сцены», когда прошлые частные сюжетные линии сходятся воедино в настоящем и кончаются, не пропадёт никогда.

Думаю, Вы заметили, что сам пафос этих линий заключается в потерях и в попытках их избежать или уменьшить, то есть в битве за то, чтобы прошлое не лишилось своей ценности, превращаясь в настоящее. Чтобы вчерашний обед не стал сегодняшним дерьмом.

Ответ на вопрос, как человечество обходилось без литературы до её появления, – грамотных-то не было, но байки травить не запретишь – даёт понимание «первой этической», она же «южная», которая ко времени вообще никак не относится.

(«южный» этический императив: «я должен вести себя по отношению к другим так, как они ведут себя по отношению ко мне»)

«Подражание, вообще говоря — основа всякого поведения. Человек подражает как себе (повторяя собственные действия), так и другим (научаясь). Первая этическая система является в этом отношении наиболее естественной…
Первая этическая система представляется для живущих по ней людей чем-то вечным. «Такова жизнь, так было всегда» – вот что думают те, кто живет по этим законам. В рамках этой системы безразлично, когда происходит действие – было ли оно совершено, совершается ли сейчас или только предстоит».

Обслуживают такое притчи и мифы, которые, говоря начистоту, те же анекдоты. Действуют в них условные, предельно типизированные персонажи, своим авторитетом или его отсутствием подчёркивающие те самые вечные модели поведения. Точнее, модели поведения, которые даже при их вынужденном изменении сразу начинают считаться вечными, всегда бывшими и навсегда будущими, с моментальной генерацией их описаний и/или адаптацией прежних описаний под них.

Что ж, остаётся «северная» этическая система, которая всё сильнее влияет на общественные отношения у нас здесь. Константин А. Крылов описывает её отношение ко времени так:

(«северный» этический императив: «другие не должны вести себя по отношению ко мне так, как я не веду себя по отношению к другим»)

«Данная этическая система ориентирована на будущее, на то, чего еще нет и что может случиться (и особенно на плохие варианты будущего) с целью предотвращения его. Подобного рода ориентация на будущее приводит (при философских обобщениях) к низкой оценке существующего мира (как сумме прошлого), равнодушному отношению к человеческим желаниям (как эфемерным, существующим только в настоящем) и высокой оценке сознания и ума.
…В рамках четвертой этики можно предпринимать усилия, направленные на нейтрализацию или уничтожение врагов, но только в том случае, если от них может исходить угроза в будущем».

Рассуждая так, как я рассуждал выше, нетрудно сделать вывод, что здесь и «литература», как изобретение «восточных» обществ, и «кино», как изобретение «западное», теряют свою адекватность. Возникает потребность в художественном описании разных вариантов будущего, в том числе существующих одновременно, и предложение их аудитории. Ведь в «северном» обществе каждый человек имеет право на свой вариант «хорошего» будущего, который он обязан защищать от «плохих» вариантов. Технически этот жанр можно описать, как «компьютерные игры», но с весьма специфическими требованиями к их созданию (отдельная тема, в которой не так уж много очевидных вещей).

Читатель может указать, что споры о «светлом будущем» и о том, что с ним делать, в новейшей истории обошлись стране и народу очень дорого, и повторения той же Гражданской войны здоровый человек вряд ли жаждет.

К счастью или к сожалению, речь идёт о решениях в повседневном индивидуальном поведении, а не о массовом выступлении под флагом правильной раскраски. Первое труднее. Каждый может жить в своём собственном будущем постольку, поскольку он способен противостоять усилиям других испортить ему эту жизнь.

Например, сторонник «от каждого по способностям, каждому по потребностям» должен выкладываться на работе по полной и обламывать халтурщиков рядом с собой; точно так же он должен внимательно, до полного сволочизма следить за тем, чтобы ему выплачивали всё причитающееся по соглашению, которое он заключил, то есть не вестись на обещания и оправдания. И, конечно же, внимательно читать всё, что он подписывает. Это не просто выгодно, это правильно.

По отношению к себе он обязан более или менее интенсивно, но постоянно оценивать то, что он (уже или ещё) может, а чего нет. Он должен напрягаться, чтобы понять и продолжать понимать то, что ему нужно или не нужно, и почему; понимать то, что он хочет или не хочет, и почему – а эти множества «нужно» и «хочет» отнюдь не тождественны. Следовательно, он должен отслеживать попытки манипулировать собой и соглашаться или не соглашаться подчиняться этим манипуляциям (если что, то любовь подразумевает согласие подчиняться манипуляциям со стороны любимого человека).

Конечно, у него всё это может получаться по-разному или вовсе не получаться (этичное поведение в любой этической системе требует больших усилий, чем неэтичное), но это правильное поведение условного «коммуниста» в «северном» обществе. Согласитесь, получается образ, в повседневном поведении не очень-то похожий на прекраснодушного коммунара от советских авторов.

Кому интересно, можете попытаться так же описать «либертария», «рыночника», «имперца», «сюрвивалиста», «анархиста», «трансгуманиста», «рантье» в их «северных», а не «западных» модификациях – вообще, оценить сторонника любого мировоззрения, которое поддерживает свой образ будущего. Можно сказать, что для каждого из них это образ нормального будущего, которое само по себе наступит, если все будут вести себя, как этот человек (он считает себя нормальным).

Можно и продолжить: мировоззрение, неспособное предложить образ будущего, в северном обществе вряд ли может считаться мировоззрением. И это была причина, по которой словосочетание «Союз правых сил» заставляет напрячь память, а не скроить рожу. А Чубайс с его «либеральной империей»... ну, по крайней мере что-то понимал. Попытался.

У отдельно взятого человека нормальное будущее вообще может быть комбинацией нескольких общеизвестных – и, если эта комбинация достаточно связна и непротиворечива, то она достойна таких же усилий по защите.

Отсюда следует, что поддержание и эволюция собственного образа будущего – того, которое индивидууму надо защищать – есть фундаментальная задача «северного» поведения. Даже если этот образ будущего предельно примитивен: например, «взять всё, да и поделить».

Ещё раз повторю, что речь здесь идёт о повседневном поведении согласно индивидуальному образу будущего, а не о массовой фанатичной борьбе. Та здесь вполне возможна, но она рассматривается как катастрофа, как прорыв полюдья. Даже сам «фанатизм» в северном обществе неприемлем, ибо это способ экономии человеком сил на поддержании и эволюции собственного будущего, установление этого будущего неизменным и неприкосновенным. Фанатик – это халявщик.

Вы думаете, что автор забыл вопрос Ravel Puzzlewell? Отнюдь нет, я только о нём и рассуждал. Видите ли, всякое повествование, в отличие от описания, говорит именно том, «what can change the nature of a man», как это происходит, и что человек при чувствует при изменении своей природы, ведь время и есть смена состояний системы. Художественные произведения, основанные на повествовании, тысячами лет и миллионами попыток очищают от помех именно эти ответы.

В разных обществах эти ответы разные, и я обосновал выше, почему.

Итого, на вопрос ведьмы – вообще-то она «ночная карга», то есть night hag, а не witch, и это будет пострашнее самой Nanny Ogg, однако термин witch подхвачен и захвачен масс-культурой – я мог бы дать четыре ответа, из которых я защищу (или только что защитил) лишь один.

«Южный» ответ: природа человека неизменна.

«Восточный» ответ: природа человека меняется с опытом.

«Западный» ответ: природу человека изменяет выбор.

«Северный» ответ: природу человека меняет… и тут меня клинит, потому что «мечту» или «веру» я не защищу, ведь они могут быть и абсурдны, или они могут быть развлечением, то есть тем же «желанием» и «выбором»… «воображение» идёт туда же… «знание» может быть не только о будущем… да, вот оно: предвидение. Природу человека меняет предвидение.

Как тебе такое, Рэйвел Паззлвелл?

Автор выражает глубокую и искреннюю благодарность Терри Прэтчетту, который убедительно доказал всему миру, что не всякий рыцарь тупая сволочь или просто сволочь.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. А Planescape: Torment я ещё перепройду. Всё отдых.

Это рассуждение пространно и, возможно, престранно даже для меня.

Пространно оно потому, что это очередной случай раскрытия, скрепления и шлифовки разрозненных заметок в OneNote, обвес их совсем уже сиюминутными заключениями, чтобы не забыть, и так далее. По этой теме заметок у меня накопилось много. Опять же погода, от которой надо хоть как-то отвлекаться. Работа с документами по ГЭК почему-то не помогает.

А престранно потому, что, если я не забуду здесь выложенного, то впоследствии оно (не в одиночку) может породить нечто, похожее на программный текст; не путать с прокламацией или, храни Кецалькоатль, манифестом. Побуждение к программному тексту для меня ново или хорошо мною забыто. Тем более, что речь пойдёт об экономике, в которой я даже не дилетант. Хотя так только легче.

Рассуждение, как обычно, основано на работе «Поведение». Те выкладки, от которых я отталкиваюсь, я сперва изложу своими словами и только потом потеряю берега. Абзацы в скобках – что-то вроде сносок для себя, «чтобы в спешке не забыть».

Текст длинный даже для меня (20k, полвархаммера!). Жирного шрифта и курсива нет, потому что жара, но зато есть масса кавычек. Я предупредил.


(сначала изложение)

О месте этических суждений в экономической деятельности Константин А. Крылов в «Поведении» рассуждает следующим образом.

Экономическая деятельность разрушительна для общества потому, что она основана на ценности пользы, а её соблюдение подразумевает стремление к совершению односторонних действий и уклонению от двусторонних. Итогом всякой экономической деятельности становится разделение общества на «бедных» и «богатых» по меркам, действующим в этом обществе и даже не обязательно понятным внешнему наблюдателю.

Следовательно, в интересах общества экономическая деятельность должна быть ограничена, то есть должна приобрести некую форму. Эта деятельность по оформлению экономической деятельности неизбежно будет прямо отрицать ценность пользы. Значит, это будет деятельность по соблюдению ценности справедливости, с её стремлением к двусторонним действиям и уклонением от односторонних.

Понимание справедливости в обществе прямо зависит от действующей в нём этической системы. Отсюда оптимальным подходом к созданию и поддержанию баланса между «общественным вредом экономической деятельности» и «экономическим вредом общественной деятельности» окажется не всякое, а этически правильное ограничение экономической деятельности.

Так возникает возможность этических суждений на экономические темы.

Конечно, логически возможен и взгляд на ту же самую границу с другой стороны, то есть оценка действующей в обществе этической системы с экономической точки зрения, «каким должно быть хорошее поведение, чтобы оно нас не разорило». Более того, такой подход нагляден именно для истории России как истории бедной страны.

(я считаю, что русской бедности обязана своим существованием сама «четвёртая этическая система»)

Однако на вопрос об оптимальной форме (совокупности границ) экономической деятельности ответы окажутся одинаковы с обеих точек зрения.

Какие действия в экономической деятельности подлежат этической оценке? Само стремление к односторонним действиям с одновременным уклонением от двусторонних подразумевает беспрепятственные действия человека над вещами.

(отказ контрагенту в человеческом статусе представляет собой частный случай уклонения от двусторонних действий)

Следовательно, если решать с помощью действующей в обществе этики задачу ограничения (воспрепятствования) экономической деятельности, то надо вмешиваться в операции с собственностью, предотвращая, затрудняя, воспрещая и отменяя такие операции, если они неэтичны.

Актором, который должен осуществлять это воздействие в нужных масштабах и с нужной точностью, в наше время может быть только государство, понимаемое широко, как «организация организаций» в той группе людей, где существует общество. Государство может не обладать исключительным правом на оценку этичности того или иного действия в экономической сфере, но (в идеале) оно обязано принимать к сведению всякую такую оценку и принимать по ней решение о вмешательстве или невмешательстве в возможную, идущую или состоявшуюся операцию с собственностью.

Все операции с собственностью, которые могут быть оценены с точки зрения этики, сводятся к установлению отношений собственности и прекращению отношений собственности.

(далее мои собственные рассуждения, хотя, опять же, основанные на работе «Поведение». Надо сказать, что я не считаю предложенный Константином А. Крыловым угол зрения на проблему достаточным, пусть и не оспариваю его)

К установлению отношений собственности относятся действия по созданию вещи, по объявлению ничейной вещи своей и по обмену её на другую вещь. К прекращению отношений собственности относятся действия по разрушению вещи, по отказу от неё и по обмену её на другую вещь.

Нельзя забывать, что обмен – это не одно двустороннее действие, а два односторонних. Обмен – это вырожденный случай «дерибана», когда множество субъектов одновременно завладевают множеством нужных им вещей без восприятия окружающих как людей. В обмене участвуют только две вещи и два субъекта, каждому из которых нужна только одна из этих двух вещей. Можно сказать, что большинство «рыночных процедур» решают задачу вырождения «дерибана» в обмен.

(это уже из моего «Взгляда на рынок», который я по-прежнему опасаюсь считать чистовиком)

Кто будет субъектами этических суждений об экономической деятельности? Очевидно, собственники: прошлые, нынешние, возможные.

Так как речь идёт об ограничении экономической деятельности, то императив, порождающий этические оценки, будет начинаться с «занимайся, чем хочешь, но если…»

Что будет предметом этического суждения? Сделка, в том числе сделка с виртуальным контрагентом, «природой», или с самим собой: например, решение о трате сил на выполнение какой-то работы.

Надо понимать, что сделка как событие существовала и будет существовать при любом экономическом устройстве общества, пока нужные для его экономической деятельности ресурсы остаются разнообразными и ограниченными.

Формы сделки ещё до её этической оценки могут статься очень разными: натуральный обмен, спекуляции на бирже, спор между наркоматами по пятилетке в четыре года. Этическая оценка дополняет эту форму, ограничивая проведение сделки.

Для «южной» этической системы, с её императивом «око за око», «делай другому то, что он делает тебе», формула этического ограничения экономической деятельности примет форму «занимайся, чем хочешь, но, если тебе предложат сделку, то не отказывайся от неё».

Следствием этой формулы можно считать желание и, следовательно, умение представителей «южных» обществ торговаться. Здесь это правильное поведение: не отвергать сделки, потому что так нельзя, но заключить её на максимально выгодных для себя условиях.

Если помнить, что в «южных» обществах позиция вожака, уважаемого человека, связана с заданием (или даже созданием) поведения, адекватного ситуации, то можно предположить, что представитель «южного» общества в чужой среде («южной» или другой) будет стремиться к навязыванию сделок окружающим, таким образом повышая свой статус хотя бы в собственных глазах.

«Восточная» этическая система, «не делай другому того, чего он не делает тебе», «не начинай первым», прямо воспрещает такое навязывание сделок, но при этом необходимость экономической деятельности никуда не исчезает. Поэтому торгаши, в том числе не местные, «южные», в «восточных» обществах востребованы больше, чем в «южных», однако отношение к ним поощряется опасливое, уничижительное, а то и прямо враждебное. Думаю, что самый известный пример здесь – евреи в средневековой Европе.

«Западная» этическая система, «другой должен делать мне то, что я делаю ему», неспособна сколько-нибудь значимо ограничить экономическую деятельность, так как она прямо задаёт максимальную деловую активность. «Занимайся, чем хочешь, но, если ты что-то предлагаешь другому, то ты обязан добиться его согласия».

Такой подход в «западной» экономике ведёт к грандиозным успехам в производстве и потреблении за счёт истощения общественного порядка, который со временем приходится поддерживать опять же сугубо экономическими средствами, платить за него. Так как вечный двигатель невозможен, то «западная» экономика не может работать без притока даровых внешних ресурсов.

Три замечания.

Во-первых, «обязанность добиться согласия» контрагента в общем случае не подразумевает ни желания торговаться с ним, ни даже умения торговаться. Добиваться согласия можно и силой. Обычно такое легче, особенно если расходы по применению силы потом восполнит сам согласившийся.

Во-вторых, одним из способов «добиться его согласия» остаётся убеждение контрагента в том, что предлагаемое есть единственно возможное. На следующем уровне абстрагирования это убеждение превращается в убеждение уже самих себя в том, что экономическое устройство «западного» общества, существующее (условный «капитализм», «рынок») или предлагаемое (условный «коммунизм») – единственно возможное, единственно жизнеспособное.

В-третьих, положение о «притоке даровых внешних ресурсов» здесь и сейчас выглядит тривиально. Однако его недостаточно. Очень важный вопрос, который можно и нужно задавать, прикидывая дальнейшую эволюцию существующих «западных» обществ и их государств, это «на что именно идут даровые внешние ресурсы в первую очередь?» Что – именно эти внешние! – ресурсы обеспечивают в конкретном государстве? Потребление граждан или поддержание порядка? – ведь даже в «западных» обществах это разные вещи, требующие разных организационных и политических решений. Наглядным, хотя и мелким примером служат дебаты, на что и как пустить деньги Российской Федерации, попавшие под запрет «у них там».

Наконец, «северное» этическое правило «другой не должен делать мне того, чего я не делаю ему». Производное правило, создающее этическое ограничение экономической деятельности, звучит как «занимайся, чем хочешь, но, если тебе навязывают сделку, ты должен отказаться от неё».

Речь идёт именно о навязывании сделки, то есть о предложении, сделанном Вам в такой форме и с такой страстью, на которые Вы сами не потратились бы.

(замечу, что это правило касается и общения как такового; «если ты хочешь, чтобы я с тобой говорил, то успокойся». Правильное «северное» общение слабо совместимо с правильным «южным», которое построено на экспрессии, см. выше. «Северному» человеку в нерабочей обстановке трудно даже находиться рядом с «южными» группами, где нормально разговаривать с собеседником на расстоянии двадцати метров; неважно, кстати, на каком языке)

Порядка ради запишу, что в «северном» восприятии реклама представляет собой всего лишь один из жанров порнографии, – особенно приятно видеть, как реклама прерывает самоправедное сипение о ценностях и духовности – и перейду к серьёзным вещам.

(«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы» – софт-порн)

Одним из резонов принуждения к сделке, который зачастую выводят из этических соображений, является смена формы собственности на предмет сделки.

«Северное» восприятие экономических процессов отвергает необходимость и приватизации, и национализации. Оно не признаёт их как сколько-нибудь масштабные и связные процессы со своей внутренней логикой. Ведь эта логика основана на презумпции, будто одна форма собственности принципиально в чём-то лучше другой, и потому она порождает общее, безусловное требование смены формы собственности.

Это неприятие отнюдь не означает запрета на продажу или даже на безвозмездное изъятие общественной или частной собственности ради смены её формы. Это всего лишь требование разбираться каждый раз. Это указание на границу экономической деятельности, на то, где эта деятельность начинается/заканчивается.

В «южной» этической системе правильным выглядит «обобществление», в «восточной» «национализация», в «западной» «приватизация», а в «северной» «надо смотреть». Отсюда уже возникают вопросы «кто должен смотреть», «методика просмотра», «контроль исполнения» и проч..

(легко догадаться, что указ №302 меня обрадовал. Да, пока очень грубо и по делам скорее перпендикулярным собственно российской экономике. Однако режим «разбираться поштучно и под запись» надо всё же как-то запускать)

Поэтому я вежливо считаю, что споры о том, будто какой-то политический курс может/должен быть основан на приватизации или национализации или должен/может стремиться к ним, для развития российского общества имеют очень низкую предсказательную силу и, следовательно, КПД.

Далее необходимо коснуться вопросов предприятия в «северной» экономике, а именно проблем его создания и отмены.

Здесь речь идёт не столько о параметрах отдельно взятой сделки, сколько о количестве сделок и их разнообразии, а они достигают своего пика при создании или закрытии предприятия. Следовательно, должны быть даны ответы насчёт требуемых скорости заключения сделок и нервной энергии. Её придётся тратить не столько на сами сделки в разных аспектах работы будущего/бывшего предприятия, сколько на переключения между ними. Надо обеспечить возможность субъекта противостоять сделкам, навязываемыми под лозунгами «срочно» или «важно».

В хорошем вопросе половина ответа, и сам ответ здесь вполне очевиден: это библиотеки готовых решений. Количество и разнообразие сделок могут стать проблемой при открытии/закрытии одного предприятия одним субъектом, но в масштабах экономики эти проблемы воспроизводятся постоянно, их решения накапливаются и, как следствие, подвергаются унификации и стандартизации.

В стране с «северной» экономикой возникает запрос не просто на собрание готовых решений, а на средство связного и упорядоченного оперирования этими библиотеками. То, что в конструкторской и технологической деятельности известно очень давно и называется «системы автоматизированного проектирования».

Конечно, я здесь ломлюсь в открытую дверь, так как средства сопровождения сложной предпринимательской деятельности развиваются намного дольше и очень успешно. Укажу, однако, на два отличия.

Во-первых, в «северной» стране доступ к таким САПР – это даже не право, а обязанность гражданина, на уровне обязательного умения читать. Проще говоря, эти программы должны быть бесплатны, общедоступны и организованы именно как средства создания и воплощения в жизнь отдельно взятого проекта отдельно взятым пользователем (группой пользователей). Они должны создавать/воссоздавать связность в открываемом/закрываемом предприятии.

Сейчас такой связности просто нет. Отдельно пишут законы, отдельно облегчают работу с документами на «Госуслугах», отдельно формируют организационные и методические решения по ведению дел (инспекции и проч.). Отслеживать эти изменения, сводить их воедино и планировать сколько-нибудь сложную и многообразную деятельность на их основе выглядит делами, неподъёмными для отдельного человека или для небольшой группы людей без специального образования или – о чём идёт речь – без необходимого программного обеспечения и сопутствующих ему технического и методического обеспечений.

(домашнее хозяйство – это в том числе и предприятие, так что внедрение предлагаемого решения в жизнь будет иметь значимые последствия не только в сугубо экономической деятельности общества)

Во-вторых, главной целью такой поддержки будет не всякая экономия времени и нервов, а защита пользователя от навязываемых сделок, то есть бесплатная экономия его времени и нервов.

(публичным следствием внедрения этого решения в жизнь станет гибель иллюзии «предприниматель – не обычный человек»; неважно, «необычно хороший» или «необычно плохой». Понимание предприимчивости как личного качества и как навыка останется, а вот понимание её как сверхъестественного дара (или проклятия для окружающих) будет упразднено)

Абстрагируюсь ещё немного и подниму тему «бизнес-идеи». В моём, обывательском понимании это замеченная субъектом возможность работать на себя или невозможность продолжить такую работу; это такая мысль, которая ведёт к созданию или закрытию предприятия.

С усложнением экономической деятельности общества «бизнес-идей» объективно становится больше, однако с сохранением прежних возможностей человека по обработке информации их столь же объективно становится труднее заметить, описать и сформулировать. Этическая оценка здесь может улучшить распознание, то есть помочь сразу отсеять то, что и рассматривать не стоит.

В «южной» этической системе «бизнес-идеи» элементарны и сводятся к выгодному и совместному занятию, новизна которого не имеет значения.

В «восточной» этической системе «бизнес-идея» выглядит как восстановление, перезапуск или новый (в смысле не использовавшийся именно в этой задаче) способ поддержания хорошо работавшего предприятия. По сути «восточный» бизнес – это обязанность, исполнение которой требует предприимчивости, хватки, смекалки. Новизна здесь терпима постольку, поскольку она не меняет «общего вида» предприятия.

«Западный» взгляд на предпринимательство наименее разборчив, он господствует ныне и сводится к самореализации человека, когда надо хвататься за всё безразлично шансов на успех и независимо от своих собственных качеств. Чтобы другой делал тебе то, что ты делаешь ему, сначала самому надо делать хоть что-то хоть как-то; и новизна этого «что-то» будет преимуществом.

«Северный» фильтр не сложнее остальных. Так же, как и «западный», он поощряет предпринимательскую деятельность, а не мирится с ней, как «восточный», и не игнорирует её, как «южный». Различие состоит в цели поощряемой деятельности.

Если «западный» предприниматель добивается успеха, чтобы «у него всё было», то «северный» предприниматель работает на то, чтобы «ему ничего не было». Строит на свои деньги свой дом не как выставку трофеев, а как крепость. Если «западный» предприниматель работает на то, чтобы позволить себе всё, то «северный» предприниматель работает затем, чтобы ничто не могло позволить себе его самого.

Можно считать, что в «ничто не могло позволить себе его самого» главным «ничто» будет государство.

Решение, импортированное у «западных» обществ, сводится к «смягчению ограничений» и «свободе инициативы»; то есть к самоустранению государства из экономической деятельности. Бесспорно, там оно прекрасно работает. Однако эти «смягчения» и «свободы», которые облегчают предпринимательскую деятельность сейчас, никак не мешают казённым людям прийти к предпринимателю по её результатам (или просто так) уже потом. Для субъекта, действующего в ограничениях «северной» этики (по работе «Поведение», ориентированной на будущее), это неприемлемо.

У «северного» государства должны быть не текущие льготы предпринимателю, а будущие обязательства перед ним. Государство должно договариваться с отдельно взятым предпринимателем (индивидуальным или групповым) о создании/закрытии отдельно взятого предприятия, причём не позволять («запад») и не обязывать («восток»), а предлагать ему это сделать. Речь идёт о своего рода предпринимательском контракте как подвиде пресловутого социального контракта (намного более избирательном и формальном, конечно).

Такая организация «сотрудничества власти и бизнеса» потребует огромных сил и средств, особенно если её создавать постепенно, без революций. Однако сразу можно сказать, что одним из способов экономии этих сил и средств послужит предложенное выше решение по общедоступным САПР для бизнес-проектирования.

Доводя это положение до предела, легко дополнить, что государственная администрация того или иного аспекта или уровня тоже может использовать схожие средства (САПР) уже для генерации «бизнес-идей», то есть для «определения и расчистки места» такому частному предприятию или совокупности таковых, которые действительно нужны для облегчения работы самой администрации. С кандидатами на это место (оцененное ими через уже упомянутые САПР) государству придётся договариваться о тех гарантиях, которые оно предоставит в процессе предпринимательской деятельности и после её окончания.

Это очень сложная тема, и я не готов делать какие-то заключения по ней. Отмечу, что подобные практики даже в наше время и с нашими средствами не выглядят чем-то экзотическим, хотя сейчас они, мягко говоря, выглядят недостаточно формальными и недостаточно общедоступными.

(например, этой недостаточности обязаны своим экономическим процветанием диаспоры)

Ладно, на этом пока всё. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Бахвальства ради. Я ни разу не употребил слова «капитал».

Это ещё один файл, который отправился в ту директорию, куда я собираю длинные (да, даже по моим меркам длинные, я предупредил) тексты для чистовиков по аналитической этике. Хотя пока непонятно, частью чего его конечная, изрядно высушенная версия может стать; мне ещё про государство отшлифовывать, потом надо про быт, культуру… ладно, «чтобы в спешке не забыть». Парадоксально, но сезонная перегрузка (сессия, защиты, практика) помогает серьёзным размышлениям, которые не стыдно увековечить. Наверное, мозг не может переходить в режим экономии энергии сразу же по окончании рабочего дня; серой массе нужно время, чтобы расслабиться. Вот и расслабляюсь.



В первой части работы Константина А. Крылова «Поведение» названы четыре смысла слова «своё», которые задают восприятие человеком общественных отношений («своё/чужое»).

Во-первых, «своё» – это то, что принадлежит мне («моя вещь»).

Во-вторых, «своё» – это то, к чему принадлежу я («моя семья»).

В-третьих, «своё» – это то, что подчинено мне или то, чему подчинён я («мой подчинённый/мой начальник»).

В-четвёртых, «своё» – это то, что я исключаю из общественных отношений («моё право»).

Далее, в дополнении к части четвёртой работы, «северная» этика, с развитием и установлением которой автор связывает эволюцию российского общества, определена как «этика ненависти»: следование ей препятствует появлению ситуаций, когда переживание ненависти неизбежно.

Автор понимает ненависть, как эмоцию, которая вызвана моим желанием вернуть своё. Не моим желанием отобрать чужое (это зависть, и ей препятствует «западная» этика), а моим желанием устранить помеху к обладанию тем, что и не переставало быть моим.

«Ненависть является наиболее сложной из всех базовых эмоций», говорит Константин А. Крылов, «поскольку предполагает понимание разницы между отношениями и их реализацией, а также зависимость отношений от действий их участников».

Понимания ради напомню старую шутку. «Сара, а ты знаешь, что наш Изя таки пидарас?» – «Шо, занял и не отдаёт?» – «Да нет, в хорошем смысле слова».

Именно так, «в хорошем смысле слова», потому что Изю не ненавидят.

А сама метафора «невозвращения долга», пусть и не всеобъемлюща, но может быть использована для объяснений по теме.

Теперь остаётся сложить два и два, что читатель, несомненно, уже сделал, и постулировать наличие четырёх видов ненависти, соответствующих четырём смыслам слова «своё». То самое «своё», которое хочется вернуть.

0.

Вводные замечания.

Во-первых, сама эмоция, само желание вернуть своё ощущается одинаково в разных ситуациях. Это химия организма, она неразборчива. Однако причины возникновения ненависти, её объекты могут кардинально разниться в зависимости от вида «своего». Следовательно, будут различаться и действия по предотвращению и устранению ненависти, то есть этически правильные действия в «северной» этике.

Во-вторых, трудно ожидать того, что переживание ненависти будет вызвано лишь одним из видов ненависти. В подавляющем большинстве случаев это будет смесь, комбинация разных видов ненависти, и нынешнее их перечисление призвано помочь в анализе такой комбинации. Если представлять себе меру присутствия той или иной ненависти, то можно расставить этически правильные действия по их важности и/или по их срочности.

В-третьих, я хочу сказать, что предлагаемое рассуждение может помочь в оформлении самых разных решений, в том числе взаимоисключающих. Примеры, приведённые ниже – не более, чем примеры; я вообще не ограничиваю дальнейшие выкладки «политикой». Хотя было бы интересно применить обрисованную методику к различным политическим доктринам, «левым» или «правым». Наверное, ещё займусь.

Наконец, в-четвёртых. Я искренне надеюсь, что читатель не будет отождествлять переживание ненависти с состоянием аффекта, с криками, с размахиванием руками. Ненависть всего лишь самая неприятная из «базовых эмоций» для человека, следующего «северной» этике. С ненавистью ему, действительно, труднее всего справиться, но это не означает, что она должна успешно мешать его размышлениям, особенно касающимся её самой.

К делу.

1.

Начну с «пидарасов в плохом смысле слова», то есть с тех, ненависть к кому вызывают материальные, имущественные причины. Назову её вещной ненавистью. Эта ненависть возникает у меня по отношению к тем, кто пользуется моими вещами без моего разрешения, так что я хочу вернуть себе эти вещи.

Наиболее действенной и самой яркой, хотя никак не единственной версией такой ненависти стала «классовая ненависть», когда рабочих и крестьян убедили, что «средства производства» на самом деле принадлежат им, а чтобы неприятное переживание «классовой ненависти» исчезло, должны исчезнуть «помещики и капиталисты».

Запишу. В «северной» этике и политических доктринах, учитывающих её, основополагающим оказываются вопросы вроде «кому что принадлежит на самом деле?», где «на самом деле» есть помянутое выше «понимание разницы между отношениями и их реализацией».

Для вещной ненависти этот основной вопрос так и звучит: «что мне принадлежит на самом деле?»

Кроме того, правильное «понимание зависимости отношений от действий их участников» гуманизирует всякую ненависть, нацеливает и ограничивает её. В идеале ненавидимого человека перестают ненавидеть, как только тот перестаёт мешать («прекращение огня в ту же минуту»). Понятно, что в реальной жизни дело идёт помедленнее.

Из-за простоты и привычности вещной ненависти к ней по умолчанию пытаются сводить все остальные её виды, ошибочно понимая её как источник всякой ненависти.

2.

Я продолжу о ненависти из-за принадлежности, а не из-за собственности. Она возникает тогда, когда мне мешают не обладать чем-то, а мешают быть кем-то, мешают принадлежать к сообществу этих «кого-то».

Думаю, читатель согласится, что самой заметной (опять же, не единственной!) версией этой ненависти будет то, что должно называться «ненавистью по национальному признаку».

Начну со случая, который выглядит столь гротескно, что я до сих пор пребываю в сомнении, не вброс ли это. Тем не менее, для примерного объяснения сгодится.

Приезжий с юга напал на девушку. Впоследствии он мотивировал свои действия тем, что девушка была одета в противоречии с требованиями шариата.

Истинные мотивы его действий (например, спермотоксикоз) не важны; важно то, как он сам их оправдывает. Приезжий – переформулирую высказывание – говорит, что, оденься девушка по шариату, он мог и не напасть на неё. Так как требования шариата в русской культуре представлены незначительно, то слова и дела приезжего можно понять, как угрозу здоровью и жизни девушки, если та не перестанет быть русской (или кто она там), как попытку помешать ей быть русской.

И вот тогда у меня возникает именно та ненависть, которая и должна называться «ненавистью по национальному признаку». «У меня» потому, что народ – это, помимо всего прочего, ещё и очень большая семья, в которой нападение на одного всегда можно понимать, как нападение на каждого.

Я его так и понимаю, поэтому напавшего ненавижу. Он и подобные ему априори должны быть приведены в такое состояние, в котором они не смогут мешать русским быть русскими.

Другой пример. Ту же самую «национальную ненависть» у меня возбуждают попытки урезать или запретить употребление русского языка в приграничных с РФ странах. Самый громкий и актуальный пример, конечно же, это усилия бывшей УССР в построении национальной государственности.

«Ненависть», по Константину А. Крылову, «является личным чувством: ненавидят не что-то, а кого-то. Ненависть – это ненависть к участникам отношений».

Применительно к событиям на территории бывшей УССР это положение диктует необходимость составления перечня физических лиц, участвовавших в принятии и исполнении официальных решений по тем самым урезаниям и запретам, с последующим преданием этих лиц суду, для начала заочному, по пресловутой 282 статье (возможно, в её модификации специально для нынешних событий).

Понятно, что у немалой части списка это обвинение окажется далеко не на первом плане, и тратить силы на него с технической точки зрения – расточительство, соглашусь. Однако это решение этически правильно, его надо принимать не из-за них, а из-за нас.

Запишу ещё. Применять силу надо не к тому, кто испытывает ненависть, и не за то, что он рассказывает о ней, а к тому, кто создаёт у других ненависть своими действиями по отношению к ним. Я должен применить силу надо к тому, кто напрашивается (или уже напросился) на мою ненависть, так что применение силы тут вовсе не месть, а лечение и/или профилактика.

«Национальная ненависть», как я заметил выше, вовсе не единственный случай ненависти по признаку принадлежности. Принадлежность, которую чаще называют «идентичностью», может быть не только национальной, но и профессиональной, половой, возрастной и проч., и ненависть может быть возбуждена отъёмом/препятствованием любой из них. Здесь вопрос «кому что принадлежит на самом деле?» принимает форму «а кто я на самом деле?»

3.

Далее я затрону ненависть в иерархии.

Она столь же привычна, сколь и вещная ненависть, хотя и не столь проста. Типичная ситуация, известная каждому, это когда подчинённый уверен, что начальник занимает место, которое на самом деле должно быть его, подчинённого. И подчинённый, естественно, начальника ненавидит ненавистью претендента.

Однако возникает вопрос: а когда начальник ненавидит подчинённого? Ведь обязательно должны быть распространены ситуации, когда он его ненавидит, однако прямое отражение – начальник мечтает занять место подчинённого, а тот не согласен – выглядит комично и вряд ли возникает часто.

Случай с ненавистью подчинённого к начальству, приведённый выше, вполне можно обобщить: не «занимает моё место», а «мешает мне расти». И уже под эту формулировку подходит и такая ситуация, когда подчинённый мешает начальнику подняться ещё выше, будучи для него балластом, ненужной нагрузкой (дурак, растяпа, лодырь и проч.).

Не «занимает моё место», а «мешает мне занять моё место». Так можно описать все виды соперничества в иерархии, в том числе на одной и той же её ступени.

И тогда можно ответить на вопрос, что именно ненавидимый мною начальник/подчинённый/сослуживец занял у меня и не отдаёт. Это достоинство; точнее, какая-то его часть.

Достоинство измеримо, его индикатором работает уважение. Насколько глубоко мне кланяются, как внимательно меня слушают, с какими выражениями лиц меня пропускают вне очереди. Ненависть в иерархии возникает очень легко: я представляю себе, какого уважения я заслуживаю, и я вижу своими глазами, сколько уважения я получаю на своём нынешнем месте.

Вопрос ненависти в иерархии звучит как «а чего я стою на самом деле?» Насколько глубоко мне должны кланяться, и насколько глубоко я не должен кланяться?

Под «иерархией» я здесь понимаю отнюдь не только официальную организацию или их совокупность. Сказанное выше верно для всякой группы людей, в которой существуют отношения господства и подчинения. Более того, один и тот же человек может состоять в разных иерархиях и считать, что в одной иерархии он занимает своё место, а в другой ему мешают.

Отдельно надо заметить, что государство, существующее в «северном» обществе, при прочих равных будет самым хрупким именно потому, что «северная» этика борется с ненавистью, а ненависть, как замечено выше, в иерархии возникает очень легко. Самым важным вопросом «северного» государственного строительства оказывается вопрос избирательности в применении этически правильных решений; отговорка «щепки летят» тут в принципе неприемлема. Даже если щепки оказываются неизбежны, то их надо останавливать, как только это станет технически возможно.

4.

Наконец, я перейду к ненависти антиобщественной, – лучше уж частной ненависти – то есть к ненависти, связанной с моей свободой от общественных отношений.

Эта ненависть к тому, для кого мой дом не крепость. К тому, кто туда врывается. К тому, кто меня отвлекает.

Напомню ещё одну старую шутку.

«Жена достала уже, терпеть её не могу» – «А чё так?» – «Да ну… выходишь на балкон: май, праздники, солнце, музыка где-то там, голубое небо, ветерок… А она стоит за спиной в комнате и нудит: вынеси ёлку, вынеси ёлку…»

Частную ненависть вызывает тот, кто мешает мне отдыхать от людей: смотреть в голубое небо, ощущать ветерок и слушать музыку.

То, чем я занимался в условной дали от людей, вполне могло требовать больших усилий, чем та общественная деятельность, на которую меня отвлекли, однако здесь важно само «вмешательство в мою частную жизнь».

Творческие и научные работники могут очень резко реагировать на потерю вдохновения в результате такого вмешательства: «с мысли сбили». Обывателя часто раздражает, когда ему навязывают срочные медицинские процедуры, хотя бы и нужные: мишенью этого раздражения становятся врачи. Преподавателю ненавистны студенты, которые вспоминают о предмете только в сессию (угадайте, откуда я это знаю). И так далее.

Основной вопрос частной ненависти звучит как «а что мне можно на самом деле?», хотя он более известен в виде «какие права у меня на самом деле есть?» Именно моё право будет тем, что у меня отняли и не отдают, возбуждая во мне частную ненависть.

Частная ненависть – наименее чёткая составляющая ненависти из всех перечисленных. Граница моего права в принципе расплывчата, потому что у читателя тоже есть права.

5.

Суммирую.

Для того, чтобы более или менее успешно избавляться от ненависти, возникающей в общественных отношениях, надо понимать, в какой мере в ней присутствуют вещная ненависть, ненависть по принадлежности, ненависть в иерархии и частная ненависть.

С точки зрения того, кто ненависть переживает или опасается её появления (то есть с точки зрения меня), этот анализ должен быть основан на четырёх вопросах: «кто я на самом деле», «чего я стою на самом деле», «что мне принадлежит на самом деле» и «что мне можно на самом деле»? Дополнения «на самом деле» нужны для того, чтобы я осознал разницу между желаемым отношениями («на самом деле») и их нынешней реализацией.

Мера присутствия различных видов ненависти в моём переживании может быть оценена по тому, насколько сильна боль, с которой я отвечаю себе на каждый из перечисленных вопросов. Эту меру над оценить для того, чтобы с наибольшей выгодой использовать доступные ресурсы в работе по исправлению положения.

Задачи такой работы сводятся к воздействию на конкретных людей, которые на мою ненависть напросились или напрашиваются. Перефразируя знаменитое высказывание, «у всякой ненависти есть имя, отчество и фамилия», а то и длинный список таковых. Понятно, что для организации и осуществления нужного воздействия они нужны всего лишь постольку, поскольку обеспечивают избирательность и точность моих усилий.

Самый важный вопрос избирательности моих усилий – это вопрос их скорейшего прекращения после достижения успеха, он же восстановление правильного положения дел, оно же возврат мне моего. Я обязан соблюдать «зависимость отношений от действий их участников».

Перечисленные соображения могут быть использованы любым субъектом. Необходимо понимать, что форма усилий по избавлению от ненависти и их промежуточные цели будут всецело зависеть от ответов на перечисленные основные вопросы ненависти для каждого её случая. Или, что то же самое, от понимания субъектом «правильного положения дел», которое у разных субъектов может сильнейшим образом различаться.

Смысл моего рассуждения именно в том, чтобы помочь читателю так формулировать планы для достижения самых разных целей (собственных и общих), чтобы эти планы в наибольшей степени соответствовали «северной» этике.

Спасибо за внимание.

«Помедленнее, пожалуйста. Я записываю». Это говорит мой внутренний голос, скотинка наглая и лживая. За отсутствием альтернативы я его слушаюсь, потому свои вердикты по всяческим эпохальным делам выношу тогда, когда по ним уже сказано много и задолго, сказано не раз и сказано в источниках, которым я доверяю. Не в смысле «они не будут врать», а в смысле «они не будут врать по-глупому, сиюминутно».

Времена сейчас настолько интересные, что общеизвестным восточным проклятием можно здороваться и прощаться. Оно заставляет слушать тех, кто за этот интерес отвечает; слушать тех, кто живёт с него.

Потому я прокомментирую несколько выступлений В.В.Путина, а именно послание Президента Федеральному Собранию, выступление на пленарном заседании Петербургского международного экономического форума и нынешнюю встречу с руководством МИД России.

Временно освободясь от верноподданического морока, из последних сил предупреждаю читателя, что и сам я проплачен, и мозги мои промыты. Не поддавайтесь. А то ведь знаете, как оно…

«Пожалуйста, сынок, я отвечу тебе попросту, от души. Я так, понимаешь, малыш, искренне привязан к нашему дракоше! Вот честное слово даю. Сроднился я с ним, что ли? Мне, понимаешь, даже, ну как тебе сказать, хочется отдать за него жизнь. Ей-богу правда, вот провалиться мне на этом месте! Нет, нет, нет! Он, голубчик, победит! Он победит, чудушко-юдушко! Душечка-цыпочка! Летун-хлопотун! Ох, люблю я его как! Ой, люблю! Люблю – и крышка. Вот тебе и весь ответ».

Ирония, если что, рекурсивная.


Первое. Приятно констатировать: наблюдения доказывают, что пресловутый «культ личности» в первую очередь был и остаётся медийным феноменом, а его административная составляющая есть следствие, а не причина. Журналистам, писателям, режиссёрам, поэтам, как и всем нормальным людям, хочется меньше напрягаться за те же деньги. И лучший способ здесь – это нести приемлемую по умолчанию пургу без работы неокортекса. Администраторы заимствуют такой подход постольку, поскольку сами вынуждены работать с публикой.

Бороться с «культом личности» одно удовольствие по тем же причинам; доказывать, что всякий король под одеждой голый, можно без особенных «кастов по инту». Предвидимым эффектом становится перенос вины с медиа-холуёв на кого угодно – просто потому, что холуи могут оправдываться и обвинять круглосуточно, а у кровавых сатрапов и покорного быдла… извините, народа… в сутках есть рабочее время, когда надо заниматься другими делами.

Так что не тратьте нервы, господа-товарищи. Так оно сейчас, и сяк оно попробует быть потом, когда Путин всё. Предотвратить такое в масштабах страны невозможно, но можно от такого закрываться: что читаешь, кого слушаешь… благо информация по «культу» с любым окрасом в быту не более, чем «белый шум» – опять же, несмотря на пылкие уверения медиа-холуёв в обратном (им рынок нужен). Да и закрываться сейчас несопоставимо легче, чем было весь ХХ век. Не заскучаешь даже в глухой провинции у моря.

Второе. Любимая всеми геополитика. Я вообще рекомендую начинать размышление о политике, независимо от приставки, со слов «Россия – бедная и безлюдная страна». Одним из следствием этого утверждения, повторенного наивозможное количество раз, станет понимание того, что Россия старается заполучить готовое, когда делать своё невыгодно и/или опасно. Опасно не потому, что не сможем сделать, а потому, что не успеем сделать или научиться делать.

Помимо прочего, такое выражается в пресловутой «приверженности международному праву»: у нас нет сил и денег на то, чтобы изобретать и поддерживать своё право, как это делают «недружественные страны». То, чему мы следуем, написано до нас. Не модно, да, однако такой тулупчик ещё века прослужит, это не трико на «голой вечеринке».

Отсюда, кстати, следует, что самое угрожающее в крайнем путинском «предложении мира» – отнюдь не список российских земель, претензии на которые администрация бывшей УССР повинна оставить. Самое неприятное для Киева тут – путинские скучности на тему «украинской конституции».

Это просто праздник какой-то: главнокомандующий вражеской армии начинает пальцем показывать на халтуру в «основном законе», за действие которого ты кладёшь жизнь. Почему? Во-первых, он профессионал, а во-вторых, он уделил время и внимание вопросу. В отличие от.

Тираны, они такие.

Просто интересно, взбредёт ли в голову анетумам (от anethum graveolens) расторговаться на тему «яка така Конституція, ми і слова такого не знаємо, хіба мало що чаклун московський всякі незрозумілі речі говорить». Я бы предположил, что да, смогут; дно – оно такое, там всё можно.

Самое масштабное из сказанного на встрече с руководством МИД РФ – это, конечно, про евразийскую систему безопасности. Вот что здесь надо заметить.

«Безопасность» – это не фундаментальная и не общемировая, а наша, местная шиза ценность. И она обусловлена всё теми же нашими бедностью и безлюдностью, причём на протяжении сотен и сотен лет. Бедного и одинокого человека обидеть, может, и не очень доходно, зато очень легко. «Двадцать старушек – рубль». Поэтому бедный и одинокий человек будет из кожи вон лезть, чтобы обзавестись ружьём и Системой раннего предупреждения о ракетном нападении, попутно и постоянно себе напоминая, на кой ему это всё надо.

«Русская паранойя», чего ж вы хотите. Как следствие, «в безопасность» мы умеем, причём в настоящий исторический период лучше всех. А то, что мы умеем лучше всех, можно продать с наибольшей выгодой. И это очень ёмкий рынок, потому что продавать «отсутствие неприятностей вообще» можно дольше и выгоднее, чем продавать «отсутствие неприятностей от продавца».

Ну да, вон кто-то с горочки спустился в юбке и с двуручником, да и нанялся в телохранители не к мандарину, не к радже и не к падишаху, а сразу ко всем. Это и есть идея «равной и неделимой безопасности, взаимовыгодного, равноправного сотрудничества и развития».

Можно ещё добавить, что в силу оформляющегося у нас этического императива только мы и можем «в лоб» противостоять чужим мессианским позывам; точнее, не можем им не противостоять – так что это отнюдь не повод для гордости; скорее, возможность для клиентов брать дешевле, так как этот параноик всё равно будет драться с мегаломаньяками.

Так что. «Евразийская система безопасности» идея вовсе не дерзкая или непредсказуемая по своей сути; дерзость и непредсказуемость тут разве что в масштабе и в длительности перспективы. Понятно, что из-за этой длительности «бабушка надвое» и «шах или ишак», но примеры есть.

Например, 17 декабря 2021 наши предложили «Соглашение о мерах обеспечения безопасности Российской Федерации и государств-членов Организации Североатлантического договора» с упором на положения Основополагающего акта, в начале февраля 2022 Лавров поинтересовался, будет ли ответ… дальше вы знаете. А теперь ещё и знаете, почему они орут, что потом Путин пойдёт на Польшу – и орут так, будто сами в это верят. Они и верят.

Поэтому считать нынешнее объявление какой-то пылью в глаза я не стал бы. По-моему, это доктрина и это надолго. Подожду документов; оформленных «в рамках международного права», конечно, уж за этим наши будут следить тщательно.

Третье. Не любимая никем экономика. Тут утверждение о бедной и безлюдной стране даже не повторяется, а подразумевается.

Чтобы не забыть: Караганов – железный мужик, играть такую роль. Я бы так даже по любви не смог, а за деньги бы не согласился.

Главное в выступлении на ПМЭФ-2024, по моему недодилетантскому мнению, это «экономика предложения». Быстрый поиск по словарям показывает, что и это озвучка, в которой нет ничего сенсационного. Оно у нас уже.

«Экономика предложения» в аспекте обеспечения производства опирается на уже помянутую выше продажу государством производителю «отсутствия неприятностей» и от самого государства, и вообще. Все эти «облегчить», «разрешить», «убрать проверки», «снять барьеры», «отменить пошлины» – оттуда. И они «давно здесь сидим», задолго до ковида, когда их стали проговаривать публично.

В «экономике предложения» – «предложение рождает спрос» – раскрепощённый бизнес сам со всем справится, лишь бы покупателю (конечному потребителю или, что намного важнее, соседу в производственной цепочке) не мешали платить за товар.

Отсюда слова о высоких зарплатах, следующих из высокой производительности труда, об экспорте продукции высокого передела, о той самой «роботизации» (хотелось бы) и даже о мигрантах, которые в парадигме «экономики предложения» получаются чемоданом без ручки.

«Экономика предложения», читатель догадывается, понятна и как антипод «экономики спроса», завязанной на субсидирование потребителя; и конечного потребителя, и промежуточных звеньев в производственных цепочках. «Экономика спроса» – это «разбрасывать деньги с вертолёта», не не мешать, а помогать покупателю платить за товар.

Казалось бы, какая разница, жаба гадюку или гадюка жабу. Однако разница есть. Товар, то есть продукт, который становится легче добавить на рынок – это уже состоявшаяся вещь, актуализированная возможность, преобразованное сырье. А деньги, которые становится легче добавить на рынок – это, наоборот, виртуализация; деньги можно потратить на что угодно, в том числе на товары нелегальные или де-факто ненужные, помоечные.

Проще говоря, «экономика предложения» изначально более предсказуема, ей управлять проще и легче.

Впаду в своеобычный цинизм и проговорю: господа, которые больше товарищи, а вам «плановая экономика» издавна нравилась и по-прежнему желательна из-за формы собственности или из-за той самой предсказуемости? Только честно.

Более того. Увеличение информационной связности этими вашими энторнетами в «экономике предложения» эту предсказуемость тоже увеличивает (клиентов и конкурентов видно издалека и детально). А вот развитая «экономика спроса» всё равно остаётся пресловутым «рыночным хаосом», более того – там эффекты субсидирования что покупателя, что производителя становится всё труднее отслеживать в море возможностей, когда каждый может потратить свои даровые деньги где и как угодно.

На понятном мне языке, от развитой плановой экономики развитая рыночная «экономика предложения» отличается так же, как восходящее проектирование от нисходящего. Различия есть, и фундаментальные (рынок есть рынок, а план – это план, и с места им не сойти), однако достоинства этих решений для бедной и безлюдной страны я бы счёл сопоставимыми, хотя по сути своей эти достоинства различны.

Ещё одна вещь. Ранее – думаю, только в комментариях – я попытался сформулировать идею управления производством, отличного от прямого управления трудом (приказ), управления рабочим местом (ограничение перехода на другую работу) и управления доходами (бюджет). Да, всё те же рассуждения об этике.

В решении у меня получились гарантии, то есть опять-таки избавление от «неприятностей вообще». И мнится мне, что этого в путинской программе, изложенной на ПМЭФ, очень много, причём именно как альтернативы тому, что эпично называют «огосударствлением экономики».

Все эти долевые участия в инвестициях, страховки вкладов, окраска списанных кредитов, социальный контракт, идея разъезда главконтор по регионам, – это всё о гарантиях. Даже континентальные транспортные решения – они ведь не более, чем средство гарантировать, что груз доедет быстро и сохранно.

И, конечно, филиппика по поводу того, что недружественным странам икнётся именно потому, что доллар свои гарантии исчерпал. Не вижу, правда это или нет, но вижу то, что именно этот аргумент Путин считает основным.

Может быть, будущее – оно и впрямь несколько ближе, чем кажется. Не знаю уж, насколько светлое.

Четвёртое. И напоследок о национальном примирении, хотя и вновь об экономике. Путин о приватизации:

«Вы сказали о неправильной, ошибочной либо преступной приватизации 90-х годов. Вы знаете, как бы это ни было больно для очень многих в стране, но всё-таки я бы даже не употреблял этих эпитетов. Почему? Потому что не думаю, что это целенаправленно делалось с какими-то криминальными целями.
…когда речь идёт пусть о неправильных с экономической точки зрения, но всё-таки легальных решениях, связанных с приватизацией, я бы это вообще не трогал».

И эти два абзаца, и всё, что между ними (цитата на самом деле очень длинная) предельно просто транслировать под слово «коллективизация». И обратно.

Вам нужна была формула национального примирения, которое никому не понравится, но которое никто не сломает? Вот она.

В политической истории России нет, не было и (бойтесь) не будет преступлений. В политической истории России есть вовремя исправленные ошибки в отправлении правильных решений. Эти ошибки однообразны, а отличаются, в зависимости от эпохи, только меры по их исправлению. Эти ошибки в своей типичности подлежат изучению в целях их недопущения в будущем. Всё.

Кому не нравится, оставайтесь в пространстве «это друг гоя» и «давайте помиримся и скажем, что я всегда прав». Я не настаиваю.

Ладно, хватит уже. А то вдруг Путин ещё где-нибудь выступит, наш летун-хлопотун, отмазывай его потом. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Напомню, что здесь я комментирую, а не сужу. Разбор текстов на ссылках – отнюдь не единовременный – дал мне множество тем для размышлений, так что суждения будут, но потом и без очевидной связи с нынешним комментарием.

Если что, то это не вызов на дискуссию. Это размышление. Указание на проблему, утверждение, что нынешнее решение утеряло соответствие действительности, предложение своего решения. Ничего личного. Прошу прощения за множество курсива. Впрочем, у вас, верующих, курсивом вообще всё.


Трупы отвратительны. Это аксиома. Они отвратительны по той же причине, по которой отвратительны калеки. Задолго до человека, до обезьяны, до млекопитающих падальщики (да и реально пацанские хищники) не упускали случая закусить тем, кто оставался возле трупа сородича. Ибо проще. Десятки, а то и сотни миллионов лет отрицательного отбора сделали своё дело. Не рассуждая, нормальный человек не хочет быть рядом с мертвецом («отвращение»). Рядом с калекой человек (хотя бы и такой же калека) находиться тоже не хочет... калека медлен и вял, не убежит, а значит, хищник окажется здесь... но тут прошивка послабее, ибо и воспроизводимая угроза тоже была слабее.

Дорогие писатели-фантасты, как выглядела бы цивилизация на планете, где умирающий просто растворялся бы в воздухе, без видео-, аудио- и одороэффектов? Дарю идею. Неощущаемые эффекты можете оставить, а изобретение устройства, которое их фиксирует, дарю в сюжет.

Осмыслять – точнее, взвешивать – своё отвращение к мертвецам (и особенно к калекам), при этом не поддаваясь такому отвращению, не только можно, но и нужно; это один из признаков человека как существа общественного, а не стайного – прошивка там или не прошивка. Однако глупо отрицать наличие у себя такой безусловной реакции, глупо не понимать того, что окружающие знают о наличии у Вас этой реакции, и совсем уж наивно верить, что окружающие не станут использовать её Вам в ущерб.

Это раз.

Я бессмертен. Это тоже аксиома, хотя и несколько менее очевидная, чем предыдущая. Жить – труднее, чем не жить; надо напрягаться, преобразовывать энергию, тратить её, восстанавливать, накапливать… Если я живу, значит, что-то меня постоянно подталкивает на все эти траты. Это «что-то» – та же жизнь, но уже не в субстанциональном аспекте (живое тело), а в функциональном аспекте (живу). И переживать, ощущать это подталкивание можно только как уверенность в собственном бессмертии – в том, что я не могу умереть, что я продолжу существовать в каждый следующий момент, то есть существовать вечно и в любом случае. Даже когда я умру.

Я слышал, что настоящих самоубийц, которые не угрожают самоубийством, а не хотят жить, то есть теряют эту уверенность – их остановить и спасти очень трудно.

Такое положение дел – это даже не сотни миллионов лет, это с того времени, когда одно сложное химическое соединение пошло воспроизводить себя, а другое нет. Это пиксел пиксела.

И это два.

Умирают все и вся. Это уже не аксиома, а так, наблюдение, в том числе и моё. Всё гниёт, изнашивается, разрушается и стареет – а то, что пока растёт и цветёт, будет гнить и разрушаться, как показывает наблюдение. Ничто не вечно, кроме меня (см. выше).

Это три.

Сложу слагаемые. Итого, я буду существовать всегда, всё кругом меня умрёт и так станет мне отвратительно.

Если человек об этом не задумывается, то лишь потому, что оно и так ясно каждому с начала времён. Это настолько хорошо видно, что смотреть на такое пристально – всё равно, что смотреть на солнце или ещё на какое-нибудь абсолютно чёрное тело: бесполезно, а то и больно. Повторю, это даже не рассуждения, это прошивка.

Однако из того, что о некоторых вещах мне не хочется думать, не следует, что от этих вещей мне не хочется избавиться. Наоборот. Я не хочу просуществовать вечность в переставшем мире, в котором мне не хочется жить, и который я не могу покинуть. Я готов пойти на какие-то усилия, – в пределе какие угодно, ибо цена вопроса именно что предельна – чтобы такого избежать.

Я готов за это заплатить.

А если я готов за что-то заплатить, то сразу же найдётся тот, кто готов принять эту плату. Тот, кто будет работать, чтобы вытеснить любое из этих трёх утверждений из полученной выше суммы.

Технически такое вполне возможно, у меня есть вторая сигнальная, и обмануть меня несложно, уж в этом-то вопросе я сам обманываться рад. А если я обманусь быстрее Вас (читай: обрету веру), то уже сам прибегу Вас окучивать.

Как видите, никаких нематериальных сущностей, тем более разумных, в объяснении нет. Прошивка, работу которой можно не замечать; работу которой можно (и нужно, по моему мнению) осознавать и взвешивать; прошивка, работу которой можно обратить против Вас в моих интересах.

«Подайте убогому копеечку»; и подадут, откупаясь, отвращаясь от убожества. На самом деле они делают то же, что делала некрупная, но аппетитная ящерица, отползая от попавшего под раздачу сородича в глубинах юрского периода.

Это очень прибыльно: убеждать людей, что, в общем-то, после смерти будет всё более или менее путём. Отношение человека к своему посмертному существованию и есть суть всякой веры. Так что вера – очень ходовой товар; и неважно, в каком ларьке Вы её покупаете.

Дальнейшее тривиально. Эти ваши религии суть информационное, программное и методическое обеспечение ипотечного кредитования на бессмертие.

Пока всякие вкусности могут отстегнуть только реальные пацаны, то Вы толкаете им Вальхаллу с похоронами в шестисотом мерседесе, а остальным по остаточному принципу Хельхейм. Или Аид, который похож.

А уже потом, когда товарность сельского хозяйства и связность территории увеличиваются (божьим произволением, а как же), то можно уже и в микрокредиты. Это и есть смысл «благой вести», когда выясняется, что избежать посмертной гнили может каждый. Хотя равновесия ради сравнительно спокойный Аид заменили на жуткий трэш христианской преисподней.

Там же, где с урожайностью благодаря климату издавна сталось получше, там и дела шли гуманнее. Там не ад, там по сансаре круги наворачивать; всё едино, для запугивания сойдёт.

Теперь о хорошем. Даже если я понимаю известные заведения лишь как заматеревшие «пирамиды», веками живущие с естественного и глубинного человеческого страха, то это не причина отрицать, что на собранное в эти «пирамиды» было сделано очень много хорошего и правильного. Прожрано было далеко не всё. Даже пресловутая «благотворительность», которая, в сущности, сводится к рекламе тех самых микрокредитов, – мол, мы от калек не отворачиваемся – спасла огромное количество жизней. То же можно сказать о спонсировании науки, искусства, архитектуры, медицины, политики и прочего.

И о совсем уж прекрасном (не для атеистического меня). Отказаться от такого подхода к удовлетворению естественной потребности человека – очень непростая и нелёгкая задача.

Убеждать человека, что он не бессмертен – значит, подталкивать его к самоубийству (см. выше), и такое неприемлемо; по крайней мере, для своих.

Ломать в человеке отвращение к трупам и калекам… не учить его взвешивать и преодолевать это отвращение, то есть осознавать его в каждом конкретном случае и, возможно, отказываться следовать естественному позыву, а отучать человека даже испытывать это отвращение… это, извините, влечение к трупам, некрофилия. Это антисанитарно что в прямом, что во многих переносных смыслах. Это попросту опасно. Хотя и не удивлюсь, если с нынешним буйством извращений идентичностей в «западных» обществах дойдёт и до такого. Они же забыли, что мощи сперва надо высушивать, а только потом объявлять персонажа нетленным, собирая за поцелуи.

Остаётся одно. Показывать и доказывать бессмертие вещей материальных или сущностей, основанных на вещах материальных. Когда «думать о вечном» означает думать не о том, во что веришь, а о том, что понимаешь, а в пределе – и о вещах, которые ты можешь потрогать сейчас, и которые можно будет потрогать через миллион лет.

Если верующий выскажет мне, что его вера вечна, а миллион лет тут тьфу… помните, что бес Карамазову баял?.. то я приму упрёк. Освободить общество от жрецов означает дать ему понимание того, что мир меняется, однако при этом изменившаяся за миллион лет до неузнаваемости вещь остаётся прежней потому, что миллион лет назад она была такой. Иллюстрация: подданный Московского царства по умолчанию является гражданином Российской Федерации, если он действием или бездействием не отказался от этого статуса. Даже если Российская Федерация, мягко говоря, не похожа на Московское царство, как не были похожи на него что Империя в разные времена, что Союз.

Вопрос о мере изменений и об их скорости… он же вопрос о том, что считать смертью… это сложный вопрос. Может быть, главный вопрос.

И я к нему вернусь.

Спасибо за внимание. Да, а Раймонт – это главный герой «Тау Ноль».

ПостСкриптум. Потупив глаза, милым и вежливым тоном скажу: я не стану просить Вас прочесть символ веры, не заглядывая в Яндекс; я не стану просить Вас назвать нынешний год от сотворения мира… но можете ли Вы мне ответить, что, по-Вашему, случится раньше – исчезновение России или исчезновение истинной веры? И что хуже для Вас? Не стесняйтесь, я никому не скажу. Только «главное, что бог должен быть в сердце» не надо, такое отвратительно что верующим, что атеистам вроде меня.

ПостСубСкриптум, добавлено сегодня. «Тогда вопрос, зачем с иконами летали над Москвой», говорит Владимир Владимирович Путин. Тогда встречный вопрос: они на самолётах летали или так, чудом? У Вас есть доступ к разновсяким секретам, Ваше Превосходительство, просветите. Чтобы уж смерды понимали, тот прорвавшийся Pz.Kpfw. III неизвестный Ванька со связкой гранат угомонил или архангел Михаил^ТМ с огненным дрыном? Вопрос, хоть и встречный, но очень важный в нынешние времена: врут нам паразиты ради бабоса на храмы, а мы можем что-нибудь – или Джизус Крайст на самом деле всё решает?

Сессия близко, студент беспокоится, мечтает, хочет чего-то. У меня времени нет реагировать на дела грандиозные и судьбоносные (а они такие сейчас, без шуток). Так что я собрал свои заметки по искусственному интеллекту, сшил, слегка раскрасил, перечитал, убедился в достаточном их безумии и выкладываю сюда. Заметок со временем накопилось много, времени сейчас мало, так что слов предостаточно, а швы всё равно видны. Ну да ладно, изделиям безумных учёных шрамы только к лицу. И неучёных тоже.




Вот источник вдохновения, «Кодекс этики в сфере ИИ».

«При развитии технологий ИИ человек, его права и свободы должны рассматриваться как наивысшая ценность. Разрабатываемые Акторами технологии ИИ должны способствовать или не препятствовать реализации всех потенциальных возможностей человека для достижения гармонии в социальной, экономической, духовной сфере и наивысшего расцвета личности, учитывать ключевые ценности, такие как: сохранение и развитие когнитивных способностей человека и его творческого потенциала; сохранение нравственных, духовных и культурных ценностей; содействие культурному и языковому многообразию, самобытности; сохранение традиций и устоев наций, народов, этносов и социальных групп».

«И прослезился». Впрочем, здесь хотя бы «акторы» через «о», а не как в ГОСТе с перевода ВШЭ.

Товарищи, я считаю этот подход неправильным. Это всего лишь оправдание существующего в обществе паразитического идеализма и приглашение к новому. Это призыв к решению бессмысленной задачи спасения несуществующей души при общении человека с ИИ.

Альтернатива? Я попробую сформулировать альтернативный подход… впрочем, даже не альтернативный, а неизбежный, Такой, который, по моему мнению, всё равно возобладает, если продавцы святого (вариант: инновационного) воздуха не сумеют раньше уморить свою клиентуру и всех, кто окажется поблизости от неё.

Говоря в общем, если некое устройство или животное, по мнению человека, делает нужную человеку работу лучше человека, то оно и будет её делать. Неважно, уже сейчас или через тысячу лет. Человек, кстати, мастер сокращать такие сроки; усилия по этому сокращению он часто считает чем-то хорошим и называет «прогресс».

И человек – уже не в общем смысле, а отдельно взятый – способен повлиять только на своё отношение к этому животному или устройству по поводу этой работы.

Мне не особенно интересно, как «искусственный интеллект» решает поставленные перед ним задачи. Я верю программистам (вообще-то нет, но звучит красиво). Применительно к ИИ главный вопрос у любого обывателя, у любого человека, живущего в обществе, должен быть «что делает ИИ?» Что он делает такого лучше меня, с чем он возле меня приживётся?

Вот что делает ИИ. Он разделяет по-новому то, что уже было разделено по-старому, и продолжает разделять по-новому то, что ещё не было разделено.

У меня есть «обучающие данные», и они разделены, размечены, расписаны. Программа ищет закономерности среди этих данных, не заданные предыдущей разметкой (не А1 и L2, а «синеватый» и «голубой»). Нахождение закономерности здесь равнозначно определению предмета, которое программа далее применяет к неразмеченным заранее данным (уже без индексов Nm), выделяя те же предметы и в них («излучение длиной волны примерно 500 нм»).

Говоря коротко, программа именует. Программа называет. Программа понимает.

Напомню смысл «понимания» из работы «Поведение» Константина А. Крылова:

«Понимание связано с тем, что в сознании появляется новый элемент. Понимание – это различение, разделение сознания, появление двух разных объектов мышления там, где был один или вообще ничего не было (в таком случае речь идёт об отличении объекта мышления от нейтрального «фона»)…
…Акт понимания переживается примерно так: «Я-то думал, что это всё одно и то же, а, гляди-ка, есть разница!»»

(выделено автором. И вроде бы мем «это другое» тогда ещё не родился)

Согласитесь, что это всё одно и то же, и единственная претензия к понимающему ИИ здесь в том, что он не обладает сознанием.

Или, называя вещи (не для меня) своими именами, претензия в том, что ИИ – не человек. Что у него нет души.

Что же такое человек, по мнению такого заскорузлого материалиста, как я? То, что достаточно на меня похоже. Кто определяет «достаточно»? Я и определяю. Понятно, что так можно уехать в расизм или зоофилию, а уж про чёткую границу «человечности» надо забыть раз и навсегда.

Читатель уже ждёт очередной отсылки к лемовскому «Путешествию седьмому, или Как Трурля собственное совершенство к беде привело»? Благоволите. А новизны ради я читателя и к «Fallout 4» отошлю, к маленькому рассказику на полях основного сюжета.

Некую местность («высоко в горах, не в нашем районе») терроризируют очень человекоподобные роботы, которых трудно отличить от людей (изнутри тоже). Группа учёных и инженеров решает положить этому конец. Они разрабатывают опросник, который с точностью уже в 70% отличает человека от не совсем человека. 70% всё же маловато, поэтому надо совершенствовать, накапливать и индексировать данные. Так и опрашивают всякого при въезде на приятную локацию, отмечают ответы галочками на бланке.

Дело, очевидно, надо держать в секрете, и тот процент, с кем не совсем ясно, из приятной локации доставляют в неприятный схрон, где проверяют уже подробно, модифицируя вопросы теста, преодолевая нежелание подопытного на эти вопросы отвечать («Catcher!») и проч.. А уж тщательная аутопсия человека от робота отличит с гарантией, поэтому попавшие в ощип не покидают схрона живьём ни в каком случае. Сами понимаете, ради высокой цели… задача различения, именования и понимания, кстати.

Главный герой …я в таких играх обычно иду за самоправедного всепомогнома; пускай под девизом «ибо нех…» («северная этика», да), но таких тонкостей игры уже не различают… так вот, ГГ заодно с каким-то клоном Конана-варвара идёт искать и освобождать барышню, попавшую под такую раздачу. Освободили из клетки. Учёная главбаба, которую ГГ моей милостью не пристрелил, скрежещет: мол, девка может статься нелюдью, и потому отпустить её – раскрыть и завалить всё дело, и так лишить местность защиты от чертей.

В ответ на этот аргумент квазиКонан выдаёт прекрасную фразу, звучащую примерно так: «если после всего, что они с ней здесь делали, они ещё не знают, человек она или нет, то для меня она точно человек».

Аминь, товарищи. Подпишусь и поставлю отпечаток пальца. Заодно укажу, что здесь остаётся уважение к усилиям по пониманию («[даже] они» и «[уж] для меня»), но нет преклонения перед этими усилиями, заявлен отказ признавать примат понимания над поведением. Над «поведением» в том самом смысле, из одноименной работы:

«Поведение как последовательность действий сводится к тому, что заведомо понятные вещи соединяются в определённую последовательность и реализуются в виде действий».

У решительной учёной гоп-компании понимание превалировало над поведением, диктовало и навязывало его людям.

Так вот. Если ИИ, по моему мнению, лучше меня понимает, то ИИ и будет понимать. Понимание станет его работой, хочу я того или нет, сейчас так случится или через полвека. Без гротеска, конечно. Изобретение автомобиля не отменило ходьбы.

А если ИИ, по моему мнению, лучше ведёт меня, чем я сам веду себя, то он и будет вести меня, а я перестану быть человеком. И этого не будет никогда, потому что я веду себя лучше всех, кто мог бы вести меня, и поэтому я единственный, кому можно вести меня. «Ибо человек!..»

Пусть в некотором царстве, в некотором государстве, которого ещё не существует, я отправляюсь на день рождения к приятелю на «умном» такси. Такси прилежно пользует телекамеры, микрофоны и радиоприёмники, так что без задержек и препятствий… ну, почти без, какой-то недоумок на перекрёстке дрифтовал, себя показывал… в общем, такси доставляет меня по адресу.

Так вот, я себя веду, принимая решение отправиться к приятелю. И тем же самым решением я веду ИИ такси, который себя не ведёт (он не может мне отказать), но понимает всё то, что понимал бы я, сидя за рулём, отличает пиксел от пиксела.

Как учит нас госпожа Простакова,

«Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, – свезут, куда изволишь».

Я веду нас обоих. ИИ понимает для/за нас обоих. Это и есть неизбежный, а не «человеко-ориентированный подход»; тот, который будет.

В том же «Недоросле», когда Star of Doom оттоптался на незадачливом семействе, буквально так и выходит: «Прикашишь мне дофести сепя?» – «Поди садись на козлы». И нажал ресет.

А теперь к формулировкам подхода. «Принуждением» кого-то я назову навязывание ему нужного мне выбора, ослабление воли: «ты будешь делать то, что я тебе скажу». «Манипуляцией» кем-то я назову сужение его выбора, ограничение его воли: «ты не будешь делать того, чего я тебе не скажу/не покажу». Слово «очарование» тут более точно, но уже раздёргано в употреблении.

Грубо говоря, в тандеме «человек-ИИ» человек действует через принуждение, а ИИ – через манипуляцию. Если принять, что развитие ИИ неизбежно (а я так считаю, см. выше), то фундаментальным условием сосуществования человека и ИИ станет следующее:


Каждый занимается своим делом.

Защита человека от принуждения со стороны ИИ – всего лишь требование всемерного и постоянного ограничения «свободы воли» ИИ, его способности к поведению, то есть способности к намеренному действию – к действию, выбранному среди прочих. Вопрос вытерт до белизны поколениями писателей-фантастов.

Всё, о чём можно тут напомнить, я уже сказал: если нечто обладает и способностью к пониманию, и свободой воли, то его нельзя отличить от человека, и эта сущность подлежит защите общества (и от общества) так же, как и человек. Кто не согласен, сэкономьте время и сразу переходите на апологию эвтаназии, в Канаде поаплодируют. Я не к тому, что Вы обязательно не правы, я к тому, о чём на самом деле спор.

Надо, однако, признать, что радости в таких свежесостоявшихся соседях немного, и предупреждать их появление надо всеми средствами (главное из которых – закон), однако если «что выросло, то и выросло».

Отнюдь не столь привычен вопрос защиты ИИ от манипуляции со стороны человека. В общем он сводится к вопросу формирования обучающих данных. Звучит невинно, но востребует тектонические перемены в человеческом общежитии с насыщением его ИИ.

Во-главных, свой экземпляр ИИ должен будет сопровождать каждого желающего. Человека, организацию или часть организации, всякое стабильное общежитие, начиная с семьи. Свой собственный экземпляр. ИИ может учиться только со «своего» человека или со «своей» группы людей, организованной в ту или иную структуру, и работать только для них. Слова, мимика, жесты, химия организма, воспроизводимые поступки и последовательности поступков, инициативы и реакции, и так далее. Видно, что и технически, и программно, и юридически такая инфраструктура (с «каждым желающим», а не для всех по свистку) намного сложнее и дороже всевидящих глаз и всеохватывающих рейтингов.

«Ах да, чуть не забыл. Одно маленькое условие». Хотя тоже фундаментальное.

Видите ли, здесь речь идёт о решении, извините за непристойность, контринтуитивном. Речь идёт о том, чтобы исключить речь из обучающих данных ИИ. И речь как деятельность, и речь как произведения. Иначе условие защиты ИИ от манипуляции со стороны человека невозможно соблюсти. Вот о чём идёт речь, хм-хм.

Насколько я могу судить, и в аппаратном, и в программном, и в юридическом аспектах этого решения (неизбежного, напомню) ещё и конь не валялся. Более того, развитие ИИ в настоящее время прямо опирается на речь (дешевле обходится, предоставляет заказчику быстрые и зрелищные результаты), то есть идёт в противоположном, тупиковом и опасном направлении. И «Кодекс этики в сфере ИИ» с ему подобными суть попытки лечить симптомы заговорами.

С отсевом речевой деятельности и речевых произведений при обучении «своего» ИИ проблемы ещё как-то понятны. Однако вопрос быстрого и сколько-нибудь информативного интерфейса по «всему остальному» пока выглядит неразрешимым.

У Питера Уоттса в «Эхопраксии» (в лом искать рабочую ссылку) есть интересная идея саккадного интерфейса (быстрые движения глаз), однако в быту это подразумевает неосуществимую на нынешнем уровне технического развития глазную хирургию с линзами дополненной реальности. С появлением и отладкой технологии – дешёвой она на первых порах не будет – её первыми пользователями станут богатые и сильные люди, и именно это обстоятельство обусловит развитие юридического обеспечения решения. Дарю сюжет; без счастливого конца в нынешнем понимании.

Если читатель не совсем чётко представляет, зачем нужен ИИ, если он не умеет читать и писать вместо пользователя, то я напомню старое выражение «видеть насквозь». Обобщу его в термин «коммунальная прозрачность».

Представьте себе, что Вы можете видеть, как человек относится к Вам, и как Вы к нему относитесь. Как меняется обстановка вокруг Вас, от условий жизни вокруг до приятия в любом сообществе, где Вы пробыли достаточно долго, чтобы ИИ успел обучиться. Как изменилось само это сообщество и условия его жизни за время Вашего отсутствия. Представьте себе, что Вы можете видеть, как меняетесь Вы сами со временем, а не воображать это.

«Видеть» в буквальном смысле, как подкраску и иную разметку объектов в компьютерной игре. Что, кстати, создаёт известные требования к этим играм.

Это не чтение чужих мыслей (хотя и близко), это не покушение на тайны личности; это всего лишь понимание других и, в первую очередь, себя. Это не какое-то слияние в едином сознании (тьфу-тьфу-тьфу), однако это, например, мгновенные по сравнению с нынешними временами создание и отладка новых сообществ (рабочих, досужих, военных) и связей между ними. Прогнозирование собственного и чужого поведения (не сам выбор из поступков, а понимание его последствий) станет легче, а спрос на посторонние консультации по нему (искусство, религия, досуг) сильно снизится.

Вам этого не требуется? «Каждый гасконец с детства академик»? Это Ваше право. Однако пешеходы, принципиальные они или сиюминутные, с изобретением автомобилей ходят по тротуарам.

И это даже не начало. То же самое положение дел, напомню, будет иметь место и в отношениях между учреждениями. Если «коммунальная прозрачность» мало отразится на деловой конкуренции (качество продукции и проч.) между рыночными субъектами, то их коммунальную конкуренцию за счёт клиента (реклама и проч.) эта прозрачность убьёт. Самые интересные эффекты, по моему мнению, проявят себя при согласовании действий между учреждениями различных отраслей. Например, «сотрудничество различных ветвей власти» в таких условиях может кардинально изменить само понятие «политики». Дарю и этот сюжет; окончание на усмотрение автора. Впрочем, у того же Уоттса в «Ложной слепоте» была такая Аманда Бейтс…

Тут что заметки, что воображение, отведённое на этот вопрос, временно заканчиваются. Надеюсь, читателя они развлекли.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. «Людены»? «Третья сигнальная» как постоянный анализ первой через вторую? Я и слов-то таких не знаю, баловство это всё.

В августе прошлого года Ваш покорный слуга в кои-то веки написал что-то похожее на чистовик своих публичных рассуждений. Чистовик, более или менее достаточный даже для моего перфекционизма, то есть для болезненного страха ответственности за те свои слова и дела, которые не значатся в моей зарплатной ведомости.

Рассуждение называлось «Взгляд на рынок». Я грозился продолжить его «Взглядом на достаток» и «Взглядом на предприятие», однако темы оказались мне не по зубам. Частные и подробные. Недостаточно входных данных. Надо было замостить дорогу-к своими взглядами на понятия столь же общие и фундаментальные, сколь и рынок.

Ниже читатель найдёт черновик взгляда на государство, который сейчас лежит в той же директории, что и «Взгляд на рынок» (word'овский файл я, кстати, со сменой машины пролюбил, но в .pdf текст остался, и при сборке вытащу), и рассуждение о принципе неделимой безопасности, тоже в черновом ещё виде, и ещё пара заметок-наметок. Ради экономии умственных усилий, да и, наверное, ради аккуратности изложения я привязал нынешнее рассуждение к прежнему рассуждению о рынке, от которого я никак не отрекаюсь. В планах до августа черновики взглядов на культуру, и… наверное, всё же на свойство с ударением на последнем слоге.

А в августе посмотрим. Черновики станутся, и время, наверное, тоже. А покуда мне надобно восхищаться чудесами своего прилежания на рабочем месте.


Что такое подчинение? Это, пожалуй, самый сложный вид совместных действий, образующих общество. Он состоит из разных действий подчиняющего и подчиняемого.

Действие подчинения для подчиняемого состоит из признанного обществом почти полного отказа члена общества от собственной воли, когда эта полнота ограничена намеренным решением выполнять приказы не абы кого, а другого члена общества.

Действие подчинения для подчиняющего состоит из признанного обществом решения члена общества применять собственную волю для ограничения и направления действий другого члена общества в той мере, в которой тот согласен исполнять распоряжения, порождённые этим решением.

Так подчинение одного человека другому отличается от приобретения одного человека другим. Раба не спрашивают, а «приказы надо отдавать только те, в исполнении которых ты уверен».

Как эти действия могут быть классифицированы с точки зрения работы «Поведение» Константина А. Крылова, разделяющей все намеренные действия человека (намеренное бездействие включительно) на одно- и двусторонние? Напомню, что

«Все действия, совершаемые людьми, можно разделить на односторонние (асимметричные) и двусторонние (симметричные).
Односторонними (асимметричными) можно назвать действия, которые человек совершает (по отношению к другим людям или вещам) один, не нуждаясь в постороннем содействии.
Двусторонние (симметричные) действия, напротив, таковы, что они не могут быть совершены без помощи и участия других людей».

Со стороны видно, что подчинение как состояние несёт в себе черты и двусторонней (не рабство), и односторонней (хоть и не вещь, но всё же инструмент) зависимостей их участников друг от друга. Следовательно, при взгляде изнутри подчинение как сложное действие распадается на два действия каждого участника: одно двустороннее, а другое одностороннее.

Чем будет двусторонняя составляющая подчинения, то самое «почти»? Очевидно, действием, отвечающим за объединение того, кто отдаёт приказы, с тем, кто их выполняет; причём действием, работающим в подавляющем большинстве ситуаций, где эти приказы требуются. Подчеркну, что разнообразие этих ситуаций с усложнением общества, с повышением уровня его цивилизованности лишь увеличивается.

На такую универсальность может претендовать только действие по самоотождествлению соучастников подчинения, постоянная констатация ими свойства (с ударением на «а»). Ни командовать совершенным чужаком, ни подчиняться ему нельзя: в этом случае наступает рабство, которое точно так же может отступить с течением времени, когда хозяин и раб признают свою принадлежность к одному и тому же сообществу. В искусстве этот сюжет запечатлён многажды. В психиатрии тоже отыщется («стокгольмский синдром»).

Таким образом, условием подчинения является постоянная работа ума с обеих сторон по распознанию «свой-чужой». Она настолько постоянна, что человек её, как правило, не замечает, считая естественной. Однако у себя Вы эту работу сразу заметите, если у Вас появится начальник или подчинённый с ваххабитской бородой.

Наивозможная экономия на распознании по очевидным причинам приветствуется в вооружённых силах.

Разумеется, в жизни это распознание «свой-чужой» вовсе не обязательно проявляет себя как что-то дискретное и однозначное независимо от субъектов и ситуаций. Более того, обычно оно всего лишь ведёт к пересмотру границ множества приказов, которые Вы согласитесь принимать или отдавать.

Одностороннее действие по сути ничем не отличается от использования раба хозяином, однако по форме своей отличается радикально, и ранее применённое слово «почти» не должно вводить в заблуждение.

Будучи ограничено свойством между начальником и подчинённым, одностороннее действие в подчинении выглядит рисунком, высеченным в камне (см. картинку выше). У линий могут быть разными длина, форма, число пересечений, но у них всех есть границы, определённые и формой самого камня, и его структурой, и материалами, из которых тот состоит.

Иными словами, самоотождествление, то есть идентичность, то есть воспроизводимое понимание разницы между «своими» и «чужими» (на любых основаниях) критически важны для подчинения как одного из видов совместных действий, образующих отдельно взятое общество.

Далее я проследую порядку рассуждения о рынке.

Совместное действие обмена, постоянно практикуемое среди членов общества, порождает в обществе отношения, известные как «отношения собственности». Логично будет предположить, что и совместное действие подчинения, постоянно практикуемое членами общества, породит в нём свой тип общественных отношений.

Как читатель уже давно догадался, речь идёт о властных отношениях или об «отношениях власти». В «Поведении» они пояснены как

«Тот, кто управляет неким коллективом, или имеет власть в этом коллективе, сам является частью этого коллектива. Управляющая система всегда является частью управляемой системы. Власть можно определить как ситуацию, когда человек обладает тем, частью (или участником) чего является он сам».

Так же, как постоянно практикуемый обмен создаёт структуру собственности в обществе, так и постоянно практикуемое подчинение создаёт структуру власти в обществе. И собственность, и власть (забегая вперёд, не только они) составляют моды общества, то есть некие режимы его распределения в человеческих умах и, отсюда, его распространения во времени и пространстве.

Так же, как структура собственности в человеческом обществе есть связи в моде собственности, необходимые для её сохранения в целости и неизменности, так и структура власти может быть определена как связи во власти, необходимые для её сохранения в целости и неизменности.

Если собственность порождена обменом, и её структура может быть понята через связи, ограничивающие этот обмен, то и власть, которую порождает подчинение, может быть понята через связи, ограничивающие это подчинение.

И пространственные, и временные ограничения на подчинение суть следствия ограничений на прохождение неискажённой формулировки приказа. Ограничения на власть в самом обществе обусловлены согласием члена общества отдавать приказы и/или выполнять их.

Основываясь на схожем подходе к отношениям собственности, ранее я дал следующее определение рынка:

«Рынок в некотором обществе – это совокупность решений по обеспечению структуры собственности в нём, то есть создания и поддержания связей в собственности, необходимых для её сохранения в целости и неизменности.
Или, то же самое, рынок в некотором обществе есть совокупность решений задач по облегчению и упрощению доставки предметов обмена, по облегчению и упрощению документирования обмена, а также по сохранению обмена как обмена, а не какого-либо другого действия».

По аналогии, отношениям власти должно соответствовать такое же понятие масштабов общества. И я считаю, что это понятие «государства». Позволю себе сформулировать его с минимальными отличиями от определения рынка:

«Государство в некотором обществе – это совокупность решений по обеспечению структуры власти в нём, то есть создания и поддержания связей во власти, необходимых для её сохранения в целости и неизменности.
Или, что то же самое, государство в некотором обществе есть совокупность решений задач по облегчению и упрощению составления, документирования и передачи приказов, а также по сохранению подчинения как подчинения, а не какого-либо другого действия».

Важно помнить, что речь идёт о любых приказах в обществе, где существует государство: всякий крёстный (или просто) отец на государство по крайней мере оглядывается, или он сам становится драконом… извините, государством.

На полях укажу, что задача «по сохранению подчинения как подчинения, а не какого-либо другого действия» включает в себя как борьбу с коррупцией (обменом власти), так и поддержания самоотождествления, оно же идентичность, она же отличие своих от чужих. Это, во-первых, родственные задачи, а во-вторых, задачи государственные (привет диаспорам и их клиентуре).

Как было сказано выше, без работающего самоотождествления, без действующей идентичности, без возможно шире применимых правил отличия своего от чужого сколько-нибудь развитые отношения власти в обществе существовать не могут. Такое общество не может развивать, а то и поддерживать государство, которое станет вырождаться в рабовладельческий бизнес со всеми вытекающими.

Полагаю, что для черновика и первого приближения достаточно.

Спасибо за внимание.

Дата обязывает. Время не обязывает.

Я, честно говоря, затруднюсь назвать дни в году, которые лучше подходят для размышлений о будущей войне, нежели нынешние. Последнюю декаду июня прошу не предлагать, там не о войне, там о её начале. Согласитесь, что прикидывать содержание следующего сезона нашумевшего сериала по первой серии прошлого – неосмотрительно.

А если размышлять о войне не из-за конкретной даты, а круглый год, да ещё не по работе, то можно рехнуться.

В отличие от даты, время – не время суток, конечно же, а эпоха – вовсе не обязывает. Оно настаивает. Оно, можно сказать, алчет и жаждет. Ну и ладно, пусть подавится.

Объёмное нижеследующее есть всего лишь игра воображения. У меня нет чисел. Те, в которые я могу верить, недостаточно подробны. Те, которые подробны, не вызывают доверия. Всё, что я могу, это доверять собственной памяти и смотреть на «однакотенденции». Увы, экстраполяция без анализа быстро превращается в сказку или в страшную историю. Воображение – штука своенравная.

Ну и ладно. Я тут не скрижали высекаю и не начальству советую (надеюсь).

Заимствую. Война – это такое поведение субъекта, при котором выживание контрагента не является для него ограничивающим условием. У войны множество имён, а ситуаций, в которых поведение одного человека или миллионов людей подходит под это определение – этих ситуаций ещё больше.

Воюют всегда за материальные блага, а точнее – за их сохранение или приумножение. Когда дерутся из-за последнего куска хлеба, то дерущиеся хотят сохранить его, каждый для себя, а когда дерутся ради участка на золотом прииске, то оппоненты хотят приумножить своё благосостояние.

Конечно же, существует расклад, при котором одна сторона сражается за сохранение, а другая – за приумножение материальных благ, однако и здесь всё не так просто. Дело в том, что такая война не обязательно должна быть войной за одни и те же материальные блага, которые одна сторона норовит отобрать у другой.

Принято считать, что в Великой отечественной войне советская сторона сражалась за сохранение материальных благ и, в первую очередь, самого своего существования, а европейская сторона предприняла очередную мародёрскую экспедицию с целью колонизации (их понимание войны), разве что очень больших масштабов.

Это не так.

Германское вторжение было, действительно, колониальным проектом по форме (повторю, они по-другому не умеют), но по сути своей это была попытка уничтожения политической сущности, объявившей отмену колонизации как таковой.

Это была попытка сохранения тех благ, которые «западная цивилизация» как целое получала через эксплуатацию колоний метрополиями. Соответственно, советская сторона сражалась за то, чтобы поддержать своё решение, в результате которого доступ к новым материальным благам получили бы прежние страны-колонии, хотя сами эти блага должны были стать совершенно иными.

Выживание русского и иных российских народов, сохранение государственности здесь выступали неизбежным условием достижения цели, но не были ею самой. Целью было долговременное приумножение материальных благ большей части человечества через обеспечение её доступа к их новым видам и формам, и любой политрук Вам бы это объяснил, хотя и в других, высокопарных выражениях. Впрочем, его никто не спрашивал, настолько въедливых солдат в окопах Сталинграда не было.

На полях можно заметить, что поведение добольшевистской России в мировой политике вряд ли можно счесть соответствующим «нормальным» колониальным практикам, поэтому остаётся открытым вопрос о том, когда именно началось наше де-факто отрицание практик «центра мира» в отношениях с остальной планетой. Моё предположение, напомню в очередной раз: Великий голод, Смутное время, «бунташный век».

Это не вопрос того, на что якобы оглядывались большевики (они вообще не оглядывались), это вопрос того, почему изо всех прожектёров остались именно они. Ладно, обратно с полей.

Я полагаю, что будущая война станет решать тот же самый вопрос сохранения «цивилизованными странами» уровня потребления, нынешнего или объяснимо производного от нынешнего.

В свою очередь усилия «окраин» будут направлены на увеличение потребления материальных благ через реорганизацию этого потребления.

Сейчас трудно сомневаться в том, что военную сторону войны за «окраины», извините за тавтологию, придётся взять на себя РФ, от которой «центр мира» будет этот мир «спасать», причём всё в той же форме крестового похода с поправками на эпоху (автократы вместо еретиков и проч.). Метафора «самого слабого звена в цепи» в отношении нас не потеряла своей силы, а набрала.

С нами можно справиться. Это будет выгодно. Это будет поучительно, а значит, выгодно и в перспективе. Ущербом, понесённым от нас, можно удачно объяснить самые неприятные для населения повороты во внутренней политике стран «центра мира». Не последними по важности станут те последствия победы над нами, которые скажутся в культурной сфере обществ стран-победителей – и любых политических сущностей, которые разделят эту победу.

Кто будет нашим противником, или, точнее, как и почему этот противник будет организован?

Я полагаю, что понимание войны как способа защиты своего потребления навяжет соответствующим обществам консенсус так же, как оно навязало его европейским обществам второй половины тридцатых годов прошлого века («пролетарская солидарность» «сделала ручкой»). В такой ситуации возвращение сколько-нибудь действительных сторонников мирного сосуществования с РФ возможно только после нанесения противнику заметного поражения.

Самым лёгким, а потому наиболее вероятным способом добиться такого общественного консенсуса будет объяснение любых экономических неурядиц «цивилизованных стран» российским вредительством. Всерьёз за это ещё не брались, убедительные «какие ваши доказательства» не конструировали. «Путинское повышение цен на бензин» и «русские взорвали свои газопроводы» здесь выглядят смешно именно как любительское забегание вперёд. Упорядоченная работа на этом фронте быстро заставит обывателя согласиться с тем, что русских надо поставить на место самыми жёсткими средствами.

Можно предположить, что мигранты, которые и появляются-то в обществах «центра мира» как изменники «окраинам», окажутся в первых рядах защитников благополучия этих обществ от русских поползновений. Более того, будут в них востребованы, ибо дёшевы по своей остаточной неприхотливости.

Тут уже просматривается форма, которую примет цель войны с нами: репарации (дань). Подход к снаряду сейчас можно наблюдать в работе с «замороженными миллиардами».

Эту цель легко сформулировать и запомнить, её можно очень красиво подать, её легко обернуть всевозможной юридической шелухой. За эту цель имеет смысл воевать. В наше время репарации легко сделать инструментом всеобъемлющего управления развитием побеждённых территорий (то бишь брать натурой по сложному и условному списку) или, точнее, инструментом недопущения их развития или хотя бы выживания.

Далее я предполагаю, что противостояние РФ с оппонентами будет обязано основными своими чертами нынешней «информационной сверхпроводимости» (думаю, удачный термин из того доклада СПЧ по цифровой трансформации) и обеспеченной ею избирательности вредоносных воздействий. Для конвенционных военных действий эти утверждения тривиальны, а интерес они представляют в других аспектах.

Исходя из вышесказанного, несколько... галлюцинаций? Фигур высшего или низшего пилотажа воображения? «Ятаквижусей»?.. короче, несколько. Я сюда не скрижали высекаю. Хотите, верьте, хотите, нет.

Первое. Вовсе не праздным выглядит вопрос: кто выступит субъектом жёсткого противостояния с РФ? Я думаю, что это будут отнюдь не государства.

Государства медленны, а их политические деятели публичны, и они несут ответственность за свои приказы. Это делает политические решения предсказуемыми и даёт однозначные преимущества централизованной администрации (РФ) над союзом каких-нибудь «прогрессивных стран» на самом высоком уровне, на уровне принятия стратегических решений. Даже пресловутый НАТО здесь выглядит громоздким и обросшим юридическими ракушками за десятилетия своей истории.

Сейчас можно видеть, как государства передают свои войска в подчинение надгосударственным структурам (тому же НАТО), а надгосударственные структуры озвучивают идею обзавестись собственными вооружёнными силами («Головорезы Расчака» переименованы в «Берсерки фон дер Ляйнен», ага).

Я считаю, что эта практика, применённая к объединениям сиюминутным и эфемерным, создаст нужные «центру мира» условия для эффективного применения военной силы.

Воевать будут не НАТО и тем более не США, Германия и Франция. Воевать будет, уж извините за ностальгию, NOD под псевдонимом SDI; точнее, под множеством таких псевдонимов. Каждый из них будет жить пару месяцев (утрирую, но идея понятна), передавая свои боевые возможности по запутанным протоколам очередному соглашению «Контактная группа по выплате долгов России настоящему человечеству», и та через пару месяцев распущена, а вместо неё «Народное движение «Россия от Лиссабона до Урала»». Ходорковского вон можно главным поставить, через раз менять с Шендеровичем и Чхартишвили, пусть агенты иностранные деньги отрабатывают.

Да, и конечно же: я не сказал, что такое заведение должно быть одно. Нужно много. Чтобы не утихала свободная дискуссия о будущем новой России.

А НАТО ни при чём. За профессионалов, которые в своих бункерах и занимаются собственно делом, в ведомостях со всё новыми логотипами расписываются секретари. Профессионалам, которые командуют всерьёз, то есть быстро, и при этом не несут публичной ответственности, время дорого.

Понятно, что сама совокупность боестолкновений зваться «войной» будет только в просторечии, как и сейчас.

Второе. Я уже писал в своём блоге про то, чего боюсь: я боюсь наступления времени конструктивистских, самосборных, конвейерных террористических атак. Для простоты я буду использовать термин «террористический», хотя он, конечно, с нынешней информационной сверхпроводимостью пережил себя, ведь сейчас любая неприятность, самого что ни на есть природного происхождения, может быть подана с целью запугать обывателя.

Слово «порадовало» тут чересчур, но мне понравилось известие о том, что массовое убийство в «Крокусе» всё же готовилось сколько-нибудь тщательно, то есть представляет собой дело сложное, повторению которого можно помешать на разных этапах. Тем не менее, мой страх никуда не исчез, потому что для индивидуального террора такая сложность точно не требуется. И примером здесь служит уже не «Крокус», а убийство М. Ю.Фомина, известного под псевдонимом Владлена Татарского.

В «святые девяностые» пресловутые «заказные убийства» представляли собой подвид такого индивидуального террора, поэтому говорить «у нас это невозможно» может только завзятый оптимист, вовсе не страдающий амнезией, а наслаждающийся оной.

С тех пор технические возможности проведения такого рода атак сильно возросли, причём в разных аспектах и на разных уровнях абстрагирования.

Потенциальных исполнителей в российском обществе много; потенциал этот у них самого разного происхождения. Особенно если их доводить до нужной кондиции (помогают сообщества низкого уровня – тусовки, диаспоры), а тем более планировать атаки так, чтобы «самому на курок не нажимать» (мины, дроны).

Сколько-нибудь серьёзную защиту администраторов среднего и низшего звена обеспечить невозможно; при этом запугивание (в силу той же сверхпроводимости) будет сравнимо с тем, которое было бы достигнуто атакой на публичную фигуру. Не говоря уж о последующих разъяснениях «на самом-то деле Башмачкин был сатрап из сатрапов, только тайный».

Ответственность за всё это будут брать на себя «радикальные крылья» вышеупомянутых «контактных групп» и «народных движений», за которые Шендерович не отвечает.

Из-за недостатка времени я оставляю читателю право распространить это рассуждение на такие виды преступлений, как «вредительство» и «саботаж», благо поджоги трансформаторных будок на виду, а «чёрные ходы» в программном обеспечении ещё нет. Можно подумать и о некорректной реакции государства на такую кампанию («1937 год»).

Третье. Ранее в этом рассуждении я уже упомянул «мины и дроны», однако я никогда не верил в сверхоружие. Сами по себе эти технические решения станут критической угрозой для налаженного российского быта в случае наличия у противника… я не знаю, как эти вещи называются у военных, у гражданских они называются ГИС, «геоинформационные системы»: ближайший пример – яндекс-карта. Многослойное, привязанное по масштабу и координатам отображение «нашей с вами современности» на экран чего-нибудь. В мирных или, в данном случае, не очень мирных целях.

Что же до методик применения убойного железа… у военных есть выражение «разведывательно-ударные комплексы»; вот что-то такое, только намного медленней и расплывчатей, благо цели никуда не бегут (ни Акакии Акакиевичи, ни трансформаторные будки, ни посиделки ветеранов), и даже запугивание достигается самим актом, а не его результатами.

И вот тут моё воображение отказывает, ибо я ещё могу представить себе способы получить такую систему, но мне уже не по уму вообразить себе способы дезавуировать её или постоянно противодействовать её использованию. Или по уму, но настолько не по нраву, что сейчас они мне кажутся безумными.

Четвёртое. Ах да, война, которая никогда не меняется. Стрелки и стрелки на картах, куда же без них. Честное слово, я бы начал с карты, полагай я её чем-то важным.

Читатель, вероятно, уже догадался, что я вижу «собственно войну» долговременным противостоянием между Балтийским и Чёрным морями. Начало дела я считаю (по нынешним временам) нескорым. Это годы, странам НАТО собраться не только подпоясаться, тем более, что население надо взъерепенить до нужной кондиции «защитников человечества от русской варварской тирании». Я думаю, что прикрытием станут попытки сохранить западные области бУССР как независимое от РФ государство, а настоящим делом будут медленное увеличение давления на Калининград (юридические претензии прилагаются), вплоть до того, что в медиа назовут «блокадой», и резкий поджиг Молдавии: зачистка Приднестровья румынской армией или её производными.

Собственно боевые действия я могу себе представить только как стрельбу дальнобойного оружия по всему, что заметили на каком-то расстоянии от линии фронта (расстояние может быть и договорным), при постоянно убывающем в пользу роботов количестве людей на этой линии.

Извините, красивых прорывов не будет. Нам просто нечего захватывать такого, что оно окупилось бы (или оно слишком далеко), а всё лишнее у нас идёт на восстановление (лучше бы, конечно, всего лишь поддержание) общежития на освобождённых территориях бУССР. В свою очередь, после безрезультатной утилизации человеческих излишков нашим противником… а хотя кто его знает? Может, мигранты окажутся умнее и откажутся лезть в the kontrnastup for freedom… в общем, ставка, сделанная на обескровливание российского общества, возымеет своё действие и на линии фронта.

Это только звучит весело. Надо помнить, что и Европа «воевать ещё не начинала». И научно-технические, и производственные, и мобилизационные возможности одних только европейских «стран НАТО», без «экспедиционных корпусов», огромны. Альтернативой воображённым выше вялым потягушечкам выступает только тотальная война как минимум на континенте, и воображение тут опять же отказывает. Тогда и хорошее, и плохое в нынешней действительности мы будем вспоминать как пребывание на другой планете или жизнь в СССР.

Чтобы было понятно, о чём я веду речь, говоря о «роботах на линии фронта»: я говорю о «миллионе дронов» из зеленского бреда, которые могут стать и скорее всего станут реальностью (не усилиями Киева, конечно). Может, это у меня импринт от «Second Variety» или «Фиаско», но именно такое развитие событий с насыщением «линии боевого соприкосновения» автономными вооружениями представляется мне наиболее вероятным.

И, конечно, самый главный вопрос: кто победит, с каким счётом, и что вообще будет считаться победой?

Я полагаю, что победу надо будет считать по нашей способности выстоять против массированной террористической кампании из п. 2, обеспеченной решениями из п. 3 и стремящейся использовать любую внутреннюю возможность для нанесения вреда обществу и государству. Остальное приложится.

Другое дело, что масштабы изменений в процессе этого противостояния… ну и ладно. Будущее должно когда-нибудь наступить. То есть наступить так, чтобы это можно было пережить под запись.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. И да, я буду немыслимо счастлив, оказавшись неправ, когда дело решится обычными способами. Будущее-под-запись может и подождать.

Рассуждение о цивилизации я начну с её кухни.

Трудно отрицать, что «русская кухня» есть часть «русской цивилизации», «китайская», соответственно, «китайской», а «английская» – «англосаксонской». Что же такое «кухня»?

Во-первых, это список своеобразных блюд со своеобразными названиями. Во-вторых, это некоторая уникальная совокупность действий, которые можно разложить на кулинарные приёмы. Наконец, в-третьих, это собственно кухня: помещение и поварской инструмент. Как общим словом назвать и кухню, и, допустим, музыку, которую можно описать схожим образом?

Да. Это «дело». Именно оно указывает одновременно и на результат занятия, и на его инструменты, и на действия в нём. В буквальный пример можно поставить судебное дело: это и юридическая запись, и разбирательство, и входящие в него следственные действия, которые в принципе не могут быть проведены без инструментов (последними могут служить и люди).

Таким образом, я могу утверждать, что цивилизация – это дело. Утверждение позволяет мне сформулировать следующие вопросы.

Кто занимается этим делом, кто его субъект? Из каких действий, из каких приёмов состоит это дело? Над какими объектами его производят? С какой целью дело делается?

Чтобы подойти к ответам на эти вопросы, надо обратиться к однокоренному слову «цивилизованность». Им обозначают меру присутствия цивилизации в том или ином человеческом сообществе. Подразумевается, что эта мера может изменяться, то есть сообщество может стать более или менее цивилизованным.

Предположим, что я наблюдаю за неким сообществом, цели и смысл действий членов которого мне непонятны. Я могу только различать эти цели между собой и эти действия между собой по их повторению. Могу ли я увидеть изменение цивилизованности этого сообщества?

Да, могу. Объясню по аналогии.

Вот две фотографии; для простоты пусть они будут чёрно-белыми. Их содержание идентично; они были сделаны из одной и той же точки, в одном и том же направлении и в один и тот же момент времени. И это их идентичное содержание мне совершенно непонятно. Однако я могу предположить, насколько совершенна была аппаратура, с помощью которой эти фотографии были сделаны и/или представлены мне.

Скажется «разрешение». Фотография 320х200 будет отличаться от фотографии 3840х2400. Всякий сопоставимый по содержанию фрагмент разных фотографий можно будет разбить на разное количество меньших фрагментов. Более того, в фотографии 3840х2400 можно будет выделить фрагменты, которые вообще нельзя будет выделить на фотографии 320х200.

В работе «Поведение» Константин А. Крылов определяет

«Понимание – это различение, разделение сознания, появление двух разных объектов мышления там, где был один или вообще ничего не было (в таком случае речь идет об отличении объекта мышления от нейтрального «фона»). С точки зрения анализа поведения, понимание является способностью различить в действии, которое раньше казалось простым, отдельные элементы. В таком случае это действие становится сложным, и, как правило, появляется возможность совершать его разными способами».

И так я могу оценить изменение цивилизованности некоторого сообщества по тому, как меняется количество способов достижения членом сообщества своих целей. Если это количество растёт, то общество становится более цивилизованным; если уменьшается, то менее цивилизованным.

Чем больше этих способов, тем более подробно члены этого общества понимают своё и чужое поведение; тем больше то количество приёмов, на которое они могут разложить схожие действия. Точность моей оценки, конечно же, будет ограничена этой «схожестью» и тем, с какой охотой члены наблюдаемого сообщества пользуются своими возможностями (Шарикову дали книгу, но читать он не захотел).

Отсюда я могу утверждать, что цивилизация как процесс создаёт способы достижения членом общества его целей, то есть цивилизацию как объект, как меню.

Однако всякая кухня нужна для того, чтобы кормить людей – подавляющее большинство блюд делают не для музея. По аналогии можно предположить, что и цивилизованность нужна не для всё большей цивилизованности (расширения списка «достижений цивилизации»), и что её поддержание и наращивание решают некую постоянно существующую проблему так же, как производство пищи решает постоянно существующую проблему голода.

Что это за проблема? Для чего нужно поддержание и увеличение количества «путей в жизни»? Точнее, к чему ведёт уменьшение самого количества этих «путей» и уменьшение количества приёмов в них, вплоть до ситуации, когда всякая цель может быть достигнута единственным способом и «в один приём»?

К уменьшению числа актуальных, востребованных общественных отношений. Чем проще мне чего-то достичь, и чем меньше выбор способов этого достижения, тем меньше людей мне нужно. И тем меньшему количеству людей нужен я.

А в этом плохого уже то, что упрощение общества означает потерю способности защищаться от сложных угроз. И отдельно взятому человеку это видно, как надвигающиеся фатальные неприятности хотя бы для него самого. Задача защиты от них создаёт дополнительные цели, для которых надо искать и задавать способы их достижения.

Именно здесь цивилизация становится востребованной как средство поддержания цивилизованности, количества актуальных общественных отношений (не их видов, а их экземпляров), средства противодействия их износу или, что то же, их напряжению («чтобы мне на помощь всё же пришли в случае чего»).

Запрос на увеличение цивилизованности можно сформулировать тем же ходом. Наращивание количества общественных отношений ради получения выгоды (в идеале «все со всеми всегда и по-всякому»), актуализации новых возможностей взаимодействия с внешним миром.

Теперь я соберу сказанное в ответы на вопросы, заданные в начале рассуждения.

Цивилизация востребована отдельно взятыми, то есть конкретными людьми, членами общества, как совокупность средств избежания неприятностей из-за уменьшения количества общественных отношений, в которые они, конкретные, вовлечены, и/или получения выгод от увеличения этого количества.

Именно их можно назвать субъектами цивилизации. Они ищут и предлагают решения, которые потом, доведённые до ума и распространённые на всё общество, становятся цивилизацией как результатом. Они создают пункты в меню.

На полях. Казус «русской/советской/российской интеллигенции», столь дорого (и не раз) обошедшийся нашему обществу, можно рассмотреть с этой точки зрения, как попытку узурпации этой функции отдельной общественной группой. А ведь решение, которое позднее войдёт в местную цивилизацию, может придумать/принять и батрак. Можно приветствовать усилия интеллигенции по обеспечению этого права для батрака, но нельзя согласиться с её потугами по противодействию тому же «быдлу».

Действия, из которых состоит цивилизация, и приёмы, из которых состоят эти действия, воплощают собой усилия по укреплению, созданию и расщеплению существующих общественных отношений для отдельно взятого члена общества. Эти усилия могут быть техническими (работа с материальным окружением), гуманитарными (работа с человеческой психикой), организационными (работа с обществом); вероятно, перечень неполный.

На полях. Как иллюстрацию к «расщеплению» можно привести программу «Время героев», когда в существующих иерархических отношениях появляются новые возможности.

Сырьём цивилизации, то есть тем, из чего её готовят, являются знания об окружающем мире. Правильные или неправильные, полученные научным методом или выдуманные на месте, неважно. Понимание своего или чужого поведения через выделение в нём отдельных элементов использует эти знания. Использование подразумевает износ, и это так: во-первых, знания постоянно проверяются на соответствие действительности и могут быть отвергнуты, не пройдя проверку; во-вторых, они могут стать чем-то очевидным, не нуждающимся во внимании, и так они тоже перестанут быть знаниями («горячая вода появляется в кране»).

Выше я уже сказал, что субъекты цивилизации пытаются придумать входящие в неё моменты ради личного блага; «слиться с народом во всеобщем счастьи» в личное благо входит. Однако де-факто цели цивилизационных усилий будут сформулированы в соображениях, по которым обыватель («простой человек») примет эти выдумки отдельно взятых параноиков, аутистов и просто проходимцев. Проще говоря, в том, почему общество согласится прилагать соответствующие усилия.

Ответ здесь: «доступность», которая и выступает конечным, бытовым синонимом «цивилизованности». Образование для худородных, прилавки без очередей, обычный разговор с другим человеком (здравствуй, «информационная цивилизация»), бiзвiз и так далее.

Надо заметить, однако, что обыватель не нуждается в том, чтобы различать восстановление доступности от её расширения, он одинаково приветствует и то, и другое. А в качестве ложки дёгтя можно указать, что уязвимое место всякой цивилизации в том, что обыватель по умолчанию не замечает чужих усилий по поддержанию цивилизованности общества, и потому он не готов за эти усилия платить («свинья под дубом»).

Ах да, чуть не забыл, хотя это и очевидно. Отдельной «цивилизацией» принято называть ресторан с достаточно обширным меню, достаточным количеством инвентаря в кухне и поварами, которые достаточно редко отвлекаются на заранее записанные рецепты. А о том, сколько здесь «достаточно», пусть спорят геополитики.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Замечу, что я нигде не сказал, будто «цивилизованность» – это везде и всегда хорошо. И увеличение способов вывода грузов на орбиту, и увеличение способов гендерной самоидентификации суть повышение цивилизованности, однако для меня первое желательно, а второе нет.

Забавно, но диспуты о делах российских, – патриотизм, нация, государство, история – практически никогда не ставят вопроса «а чем Россия окончится».

О начале всего перечисленного выше, патриотизма etc. – сколько угодно; более того, это один из любимых видов спорта. Simple minds, simple pleasures, как отмечала Fall-From-Grace, когда игрок многажды её кликал.

Предсказаний на тему «в каких судорогах Россия умрёт» тоже выше головы, потому что а) за это платят, и б) это приятно. «Бляди, сэр», процитирую я известный анекдот.

А вот то, как Россия в её теперешнем виде перестанет быть, а в новом останется, разговоров нет: хотя, если вдуматься, то тема не менее важная, чем то, кому какой князь тысячу лет назад скрутил кукиш, а потом шею.

Ладно, уговорили. Я развлеку читателя и расскажу, как всё закончится хорошо, если закончится хорошо. И уймитесь с вашей сингулярностью. Проще надо быть.

«Западники» совершенно правы, когда говорят, что российское общество есть окраина европейских обществ. Более того, они правы и тогда, когда говорят, что без европейской цивилизации российское общество не могло бы ни создать, ни поддерживать свою собственную, как то могло общество китайское.

Вывод отсюда делается неприятный, но ожидаемый. Мол, надо Западу наследовать и далее, продолжая использовать его решения технические, социальные, моральные, какими бы экзотическими на первый взгляд те ни казались. Подход, повторю, ожидаемый, так как объяснимый и привлекательный, как и всякий подход с экономией энергии.

Тут возникают возражения, что у нынешней «западной цивилизации» семь пятниц на неделе, и количество неуклонно растёт, так что и не угонишься, поди выбери приятное изо всей этой мерзоты. Однако это возражения технические. Не нравится тебе очередное поветрие – твоё право; но они, поветрия, должны нравиться тебе все сразу, должны нравиться сами их наличие и калейдоскопичность. Выбор из всего этого многообразия приятного лично тебе всё равно обойдётся дешевле, чем выращивать свои собственные наклонности, вкусы, фобии и мании.

Настоящее, фундаментальное возражение здесь будет таким: а ведь мы всё это купили. Нам не с барского плеча кидали, не сиянием риз небесных облучали (просвещение, да-с); мы гнали за границу «продукцию сельского хозяйства», и к нам шли ненужные Европе военспецы, поселенцы, гувернёры, учёные… мы вашу цивилизацию как способность к сложным, целенаправленным и продолжительным действиям – купили, развили из проданного вами, и говорить о том, что это святая непреходящая и непостижимая для грязных русских варваров вещь, за которую можно только дать подержаться, а дальше брысь обратно в угол, вздыхай и тяни руки в надежде на повторный сеанс… это, мягко говоря, самонадеянно. Самонадеянно что «там» подразумевать, что «здесь» озвучивать. «В сад, все в сад», к Боррелю.

Вспомню как смогу мысль Константина А. Крылова из его ЖЖ: мы ведь и все знаменитые «-измы» ХХ века купили, заплатив за них очень много. Они теперь наши. Владение, пользование, распоряжение. Разовью.

«Национал-социализм»? Конечно, теперь только у нас есть право определять «денацификацию». «Социализм» и «коммунизм»? Я сильно подозреваю, что на западные попрёки в том, который социализм/коммунизм правильный, а который неправильный, в России что левый, что правый попросят заткнуться. По разным причинам попросят, но со схожей интонацией. «Капитализм» a.k.a. «свободный рынок»? Наш, а как же. Сами видите, президентским указом опять собственностью ещё одной зарубежной компании распоряжено. Священной и частной собственностью, которая священной и частной и остаётся. Распоряжено именно что в рыночной логике, без шуток.

Мы начались, как околоевропейское захолустье, и мы перестали им быть, став своеобразной, но Европой (мнение соседей по этому поводу интересно только им самим) лишь потому, что мы были непристойно бедны. Я повторяю и буду повторять до умопомрачения: Россия была и есть страна настолько бедная и безлюдная, настолько угнетённая климатом и пространствами, что российское общество не могло позволить себе неправильных решений. Смерть всегда была рядом, она от нас не пряталась.

Великолепная история Европы, ставшая на какое-то время историей всего мира, была историей ошибок, а эти ошибки всегда были выбором в тратах излишков. Не то выбрали, не на то потратились, однако выглядело-то как хорошо! – и в истории оставило великолепный след, без иронии. У русских такого просто не было, как не было богатств. «У нас всё просто, по-солдатски»: здесь точно смерть, а там… ну может, ещё поживём. Так и жили-ещё-поживали. Покупая на последнее то, что было нужно для работы единственно правильных решений.

Я иногда думаю, что у М.И.Кутузова были то ли друзья, то ли сослуживцы, хорошо знавшие математику. Если отрешиться от патриотического пыла, то наполеоновская катастрофа в России всего лишь воплотила в жизнь довольно простую математическую модель, которая была доступна тогда, и которую ныне сочтут достойной не всякой RTS; чья армия убывает быстрее. Понятно, почему М.И.Кутузов не рвался устраивать Бородино. Погода и природа справились бы сами, и сколько-то русских солдатиков остались бы живы; или, если Вам человеколюбие жмёт, то меньше были бы военные расходы.

А давайте я совсем уж берега потеряю, да и скажу, что Пётр III и Екатерина, ещё не будучи II, посмотрели донесения послов и шпионов из той же Франции. Нет, всякие там придворные телодвижения – это одно, это запоминают историки. А вот представьте себе, что пишут скучные люди, допустим, об урожайности пшеницы да овса! – да ещё секретно, хотя казалось бы. Другие же, как полагаются, пишут о модах для дам и кавалеров, о фаворитах и фаворитках, о том, что при королевском дворе «читают политических авторов»… и вот тут на императорскую чету падает ньютоново яблоко: « у них там хлеба достаточно, чтобы ЛОМов поднять, а у нас хлеба нет, и всё дворянство поголовно служит». «Отсюда совсем не является странным» состоявшийся далее подход: пустить дворян на волю, да и раздать им казённых крестьян, чтобы было на что учиться сперва читать сложные вещи, а потом их писать. Согласитесь, «это многое объясняет», даже катенькину переписку с Вольтером: дама не дурковала, дама работала, приглашая в страну всех, кого можно.

Со временем и очень не напрямую, но у Екатерины получилось. Подозреваю, что, скажи императрице, будто через полтораста лет после её усилий Россия будет задавать тон в политической мысли Европы и всего мира, Екатерина Великая сильно обрадовалась бы. Если рассказать без подробностей.

Хотите верьте, хотите нет. Это гипотезы развлечения ради, я же угрожал читателя развлечь. Обратно к теме.

Так вот, принимая и выполняя единственно правильные решения (напомню, не от хорошей жизни), российское общество перестало быть захолустьем европейского «западного цивилизационного блока» (термин из «Поведения»). Бедная, безлюдная, а теперь ещё и напрочь упёртая и очень плохо уязвимая для военной силы европейская страна, практикующая собственные подходы к реальности на уровне морали («северная этическая система» по «Поведению»).

Ради всё того же развлечения. Конечным, правильным решением глобального масштаба по-русски было создание РВСН и вывод ядерного конфликта в разряд «смерть или поживём». Не окажись на планете России, просвещённые страны десятилетиями обменивались бы ударами ТЯО по приграничным городам (сперва в колониях, потом у себя) «в знак серьёзности наших намерений». Тут же – раз, и всё; а в мирное время пусть Хиросима побудет фетишем.

Дальше биология. Или экология. Или что у них там. У вас на окраине ареала обитания вида завелась популяция, способная выжить что в нормальных условиях, что в тех, окраинных. К чему это идёт? Уточню на всякий случай, что речь идёт не о генах, а о социальных реалиях и решениях. Аналогия с биологией и экологией, не более того. По крайней мере, пока.

Сценариев здесь только два.

Первый сценарий. Популяция возвращается домой, но не в качестве блудного сына, отдающего себя на волю некогда оставленной им семьи. На добрую волю «западной цивилизации» рассчитывать не приходится, это для мазохистов. Значит, Европу надо будет брать.

Я понимаю, что по нынешнему стремительному времени – от утреннего к вечернему выпуску новостей – такая перспектива выглядит несколько самонадеянно, ибо в сколько-нибудь обозримые (нынче) отрезки времени не укладывается. Срок тут сложно назвать даже приблизительно, с точностью до ста лет. Стада ишаков, династии падишахов… Екатерина вон тоже, если верить моей гипотезе, промахнулась лет на сто.

Однако смысл именно таков: военное и политическое доминирование России на европейском континенте с переучреждением европейских государств или преобразованием их в какие-то другие политические конструкции, выполняющие те же задачи.

Перенос российского подхода с его предельными, «единственно возможными» решениями на «европейскую цивилизацию», упрощение подавляющей доли задач управления (по Александру А. Зиновьеву) с перераспределением управленческого ресурса на «большие проекты» и/или «социальную поддержку», отправка всех «лишних» ресурсов на эти цели; неважно, в рамках какой экономической и/или политической доктрины (может, к тому времени и «либерализм» выздоровеет). Итого, поглощение значительной части «западного цивилизационного блока» «северным» с размытием рамок последнего.

Собственно, всё. Здесь Россия в её нынешнем, наработанном историей виде перестаёт быть: дальнейшая экстраполяция невозможна, аналогии тоже. Тут Рим нервно курит в стороне.

Второй сценарий. Окраинная популяция становится подвидом и, далее, видом. У нас любят провозглашать именно такое развитие событий, причём как предопределённое изначально и обретшее свою форму в далёком прошлом. Мол, российское общество давно отделилось от европейских, осознало себя как иную, самостоятельную сущность… обычно здесь кивают на филиокву, потому что шаманам тоже надо что-то есть.

Однако это чушь. В ХХ веке собственная гуманитарная сфера российского общества дважды с позором обрушилась под европейским гуманитарным действием («мягкой силой»©). Чужие такого бы не добились.

Любят у нас сейчас рассуждать о русской философии. Как оно всё там было упоительно и духовно, восхитительно и высоко… ребята, философия нужна не для групповой мастурбации, а для предупреждения чужого влияния на местную мысль. А у вас там Маркс бежал, хвостиком махнул, так вы еле на пароходе уместились. И через три четверти века тот же номер исполнили партийные идеологи и большая часть «творческой интеллигенции»; правда, вместо парохода достались многим жирные куски, так что да, у вас была трагедия, а у них фарс.

Я повторю, что, отвались мы от Европы сколько-нибудь заметно, стань такими из себя самостоятельными на сколько-нибудь рабочий срок, то был бы нам Маркс, как слону дробина. А вот не сталось.

Так что всё сами, ибо предки не успели, даже если и хотели. Всё сейчас – точнее, в те же самые сотни будущих лет. А то провозгласить себя самостоятельным мало, надо ещё и стать таковым. Доказательство от противного под рукой, в каждой сводке от Министерства обороны.

Как «уйти в подвид»? Изменить биоценоз. Не новый найти (пока это невозможно), а изменить свой. Изменить условия, в которых существует российское общество, как всё ещё (самая своеобразная) часть Европы, и тогда Россия перестанет быть Европой, при этом изменившись до неузнаваемости с нынешней (моей) точки зрения.

Ну да, раз и навсегда разобраться с климатом и логистикой. Аркология, сверхбыстрый транспорт, гарантированные уровни и стандарты потребления, начало очень больших проектов, которые в НФ давным-давно именуют «терраформированием». Опять же, под любыми политическими и экономическими доктринами.

Запрос на местную по происхождению и оригинальную по содержанию гуманитарную мысль здесь появится сразу же, особенно по вопросам, почему и до какой степени мы можем класть болт на последствия нашей деятельности для соседей. И пребудет этот запрос навсегда, и работы будет требовать настоящей, а не этой вашей духовности, ибо это вопрос оправдания силовых, военных действий в масштабе всего общества, а не вопрос усладительного ковыряния в собственном носу на ренту от поместья.

После достаточно долгих усилий в таком направлении Россия в её нынешнем понимании перестанет быть так же, как и в случае европейского доминирования. Станет совсем другой, которую не могли бы представить себе ни мы, ни Екатерина II, ни тот князь с кукишем. Можно утверждать только то, что таким манером «северный цивилизационный блок» будет оформлен максимально жёстко и различимо, и его хватит исторически очень надолго.

Выбирайте.

И три замечания напоследок.

Первое. Никто не отменяет предположения, что мы погибнем одним из тех способов, которые нам не устают предлагать с разными выражениями лиц. Или ещё каким-нибудь.

Например, я уверен в том, что мир ещё увидит применение биологического оружия высокой избирательности, и я думаю, что в именинниках тут будем ходить мы. Сделать безлюдную страну ещё безлюднее выгоднее, чем уполовинить население достаточно населённых политических образований. У тех останутся силы и желание отомстить. Так что нам надо готовиться к такой атаке. И ко многому другому.

Повторю, ни сладкая жизнь, ни даже красивая смерть России не гарантированы. Никакие сверхъестественные сущности за нами не приглядывают, никакой предопределённости нет, а все сюжеты и все морали будут записаны потом и не нами. Однако здесь и сейчас (впрочем, как обычно) я предпочту слова одной попадьи «ин ещё побредём».

Второе. У нацдемов, помнится, была констатация того, что «Россия попала в историческую ловушку», и я с этим тезисом не согласен. Россия в историческую ловушку не попадала, Россия в ней состоялась. Однако отсюда никак не следует, будто оставаться в этой ловушке приятно, превосходно или хотя бы обязательно, ибо «нельзя вечно жить в колыбели».

Именно с этой точки зрения я оцениваю те размышления о будущем России, которые иногда всё-таки вижу, и которые, увы, большей частью представляют собой сдачу на милость ностальгии по эпохам пережитым лично или пережитым в собственном или чужом воображении. Будущее здесь выходит воспроизводствои того или иного парадного варианта прошлого или настоящего. Господа-товарищи, всё это уже было взвешено и найдено лёгким. На самом деле будущее – «это другое», из чего и надо исходить.

Наконец, третье. Тот, кто при чтении не подумал «Нью-Васюки», пусть бросит в меня камень. Что-то мне подсказывает, что битых мониторов окажется немного.

Разница между скромным блоггером и нескромным сыном турецко-подданного – во времени. Тот обещал, что мечты состоятся в несколько лет. А я честно говорю, что ни я, ни даже Вы – не доживём хотя бы до сколько-нибудь явного оформления любого из двух описанных выше процессов.

Кроме того, он говорил о предприятии, то есть об активных усилиях, направленных на преуспевание именно в этом направлении и с этой целью. Я же говорю о двух путях развития, один из которых в случае выживания завлечёт нас обязательно, выраженный в миллионах мелких целей, усилий и предприятий. Не умрём, так ин ещё побредём в одном из этих направлений.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Что дальше, кроме тишины? Господа-товарищи, я материалист. Для меня жизнь – это химическая реакция сложных молекул, а мышление – те же дела, но с добавлением в нервы квантовых эффектов со всей их непредсказуемостью. Доберёмся до краёв Галактики, причём противоположных, тогда и поговорим. А пока довольствуйтесь тем, что я цитирую здесь любимые вами ближневосточные сказки.

«Здравствуйте, дорогие товарищи! Начинаем концерт по заявкам. Пишет нам тракторист колхоза «Путь Ильича» Иван Иванович Иванов, и он просит нас передать вторую часть дивертисмента для скрипки и фортепиано Игоря Фёдоровича Стравинского «Швейцарские танцы» по мотивам балета «Поцелуй феи». Иван Иванович, не вы(бип)вайтесь и слушайте песню «Валенки».»

Теперь представим себе фильм о любви. Проникновенные диалоги, говорящие взгляды, борьба чувств, глубокие размышления о мире и своём месте в нём, безукоризненная игра актёров, выверенные виды, душевная и пронзительная музыка, и, наконец, пройдя по краешку неизбывной трагедии, фильм завершается спокойной сценой на балконе дорогого отеля с видом на вечные горы, потянутые туманной дымкой, и вот мужская рука, отставив бокал с чем-нибудь разэдаким, тянется через подлокотник кресла, а потом через ещё один подлокотник и ложится на мужскую руку…

И что в этом плохого? Нет, так-то понятно, что. Там пидарасы. Вот только от них не станет хуже ни работа оператора, ни работа композитора, ни усилия режиссёра, да и у актёров это может быть работой, а не призванием, и работой хорошо выполненной. Да ё-маё, там даже сцен, где влюблённых преследуют с вилами всяческие ретрограды и рудименты, может не оказаться. Останется просто хорошая работа сценариста. Да всё это творческое кодло, может быть, с удовольствием сняло бы и сыграло современный и при этом высококачественный извод «Ромео и Джульетты», но за него премий не дадут и ославят как рудиментов.

Содержание: талантливый фильм про любовь. Форма: байка про геев. Это как отменно вкусный торт выполнить в виде кучи дерьма и подать на праздничный стол – какой нормальный человек станет это есть?

Вернёмся к нашим «Валенкам». Песня в исполнении профессиональной, обученной певицы и таких же профессиональных музыкантов бесконечно лучше такой же песни в исполнении любимых, добрых и весёлых, но уже поддавших односельчан. Слух, голос, ноты, слова – «вот это вот всё». Если Вас уверяют в обратном, говоря о том, что важна искренность и близость, и что всякая народная глотка стоит хора им. Пятницкого, только потому как она народная, то Вам льстят и врут.

Получается, что Иван Иванович даже без «Швейцарских танцев» упражняет свой доступ к высокой культуре; во всяком случае выше той, к которой он мог бы пробиться собственными силами. Аналогия: Вы, открывая кран, упражняете свой доступ к высокой технологии, даже если из-под крана течёт не шампанское. Если не согласны, то коромысло на плечи и вперёд. Можно с народными песнями.

К чему я это? К тому, что я полагаю бесспорным тезис о том, что Советы обеспечили населению СССР такой доступ к высокой культуре.

Только антисоветчик из разряда совершенных кретинов будет это отрицать. Умный спросит, а кто эту высокую культуру, особенно русскую, создавал, и не торговали ли большевики награбленным. Можно цинично заметить, что «доступ к культуре» (читай: к информации) обеспечить много проще и дешевле, чем доступ к материальным благам. Кроме того, что «Валенок», что «Швейцарских танцев» можно наслушаться вусмерть и перестать их хотеть, а вот без еды обойтись гораздо труднее, извините моё мещанство. Если опять хватит приступ кретинизма, то можно провозгласить, будто, останься царь-батюшка на престоле, то уже в 1918 распоследний батрак слушал бы «Motif de chant national» через стереосистему собственного «Руссо-Балта».

Короче, спорьте сколько хотите, сейчас речь не об этом. Другая тема. Речь о том, что советское население получило доступ к высокой культуре, и это в значительной степени обеспечило его лояльность правительству страны, причём лояльность многолетнюю.

Аналогия: если за Интернет надо платить деньги, то согласитесь ли Вы, чтобы работодатель автоматом отчислял из Вашей зарплаты Ваши расходы на сеть и отдавал их операторам? Я подозреваю, что основным вопросом у Вас стали бы достаточные гарантии того, что не возьмут лишнего, и, получи Вы их, Вы согласились бы, что де-факто часть зарплаты Вам станут выдавать Интернетом (одной заботой меньше). Так же и здесь. Часть благ советского гражданства выдавали культурой.

А теперь я отступлю на один уровень абстрагирования выше и скажу, что благосостояние населения страны – причём именно то благосостояние, следствием которого будет лояльность – можно повысить через изменение отношения населения страны к высокой культуре, своей страны в частности и мировой вообще. Пример я привёл ранее: большевики изменили отношение советского населения к культуре, обеспечив ему доступ к ней.

Если пытаться возражать сходу, то можно указать: уж чего-чего, а задачи доступа к культуре сейчас не стоит. Сейчас культура в виде заранее и осознанно спроектированных, оформленных, причёсанных и отлаженных информационных артефактов (произведений искусства) лезет изо всех щелей. Скорее уж её надо запрещ… здесь полагается испытать озарение и догадаться, что автор ратует за цензуру. Мол, если мужская рука на мужской руке, то низвергать в геенну огненную.

Выглядит неплохо, но работать не будет даже против топорной пропаганды («айда, товарищ, к нам в гей-клуб»), не говоря уж о высокохудожественных произведениях искусства. Это будет из пушки по воробьям, антибиотиками по вирусам. Конечно, так-то «сторонники традиционных ценностей» будут довольны, они живут с работы, за срыв которой им не предъявят. Мол, если пидарасы разбушевались, то это не мы зря жрём, это вы плохо молитесь.

Поэтому сходу возражать не надо.

Так зачем же нужно менять отношение населения к культуре ему, населению, на радость и во благо?

«Сэр Тоби. Превосходно! Я уже чую, в чём тут затея. Сэр Эндрю. И у меня она в носу». Читатель, думаю, тоже стал догадываться. Тем более, что я проговорился воробьями и вирусами.

Да, культурная сфера до омерзения загрязнена. Да, её надо чистить на благо потребителю. Однако фильтры должны быть радикально улучшены, потому что нынешние – которым надо уйти в прошлое – чересчур грубы и многое через себя пропускают.

Здесь речь не идёт о ситуации «увидим плохую вещь, обвиним и запретим». Здесь речь о ситуации «увидим хорошую, но подпорченную вещь и вылечим». Запрет вообще не обязателен. Влекут содомиты – любуйтесь.

Очистка должна опуститься внутрь произведения искусства. Надо, чтобы мужская рука ложилась на женскую. Нужна совокупность средств трансляции «неправильных» артефактов культуры. Ну да, фильмы надо не запрещать и не переснимать, а перерисовывать и переписывать. Произведение искусства должно перестать быть догмой. К халатику надо пришить перламутровые пуговицы.

Как бы я такого добивался.

Во-первых, объявил бы «перманентный» фонд произведений искусства, изменению не подлежащих, а равно протокол изменения состава этого фонда. Неприкосновенных вещей там быть не должно, но с течением времени количество необходимых усилий по приёму или выводу произведения должно изменяться (чем старше, тем легче принять и сложнее вывести). Неизменность (не путать с неприкосновенностью) произведений, состоящих в фонде, гарантирована государством: может быть, с детализацией ст. ст. 44 и 68 Конституции РФ). Ну да, обобщение и проекция на реальный мир понятия «классика». Принадлежность произведения к этому фонду сама по себе не накладывает никаких обязанностей по ознакомлению с ним, но делает бесплатным его предоставление.

Всё остальное должно подвергнуться трансляции.

Во-вторых, одновременно с «во-первых», я бы предал варварскому поруганию имущественное авторское право («копирайт»), обеспечивая юридическую возможность трансляции культурных артефактов в соответствующий действующим общественным нормам вид (согласно правилам поведения, обычаям, условностям и проч.). Чтобы мужская рука на женской руке.

Думаю, здесь надо выдумывать какой-то отдельный класс для таких трансляций и их отношений с исходниками (которые, повторю, запрещать не обязательно), но «это второй сложный вопрос».

В-третьих, уже ставил бы регламент зачисления произведений искусства, местных и зарубежных, в список на трансляцию. Основания, очерёдность, уровни и аспекты трансляции, предполагаемый объём работ, стоимость.

В-четвёртых, в отдельный класс я бы выделил и «сериалы» с тем, чтобы облегчить их развитие в автоматически генерируемые произведения с почти случайным содержанием каждого нового отрывка в одном и том же сеттинге. До этого и так дойдёт, так почему бы и не на поводке?

В-пятых, пока читатель совсем уж не задохнулся от хохота. Техническая сторона на то и техническая, что подавляющую часть трансляции можно со временем передоверить пресловутым «нейросетям в режиме дипфейка». Пластика, мимика, ритмика речи, собственно текст (я ведь и про книги на продажу тоже) и его семантика, и вся семиотика до кучи, и всё остальное. Объём культурного артефакта конечен, его сложность ограничена, следовательно, технически неразрешимых вопросов здесь нет.

Разумеется, чисел, касающихся мощности, времени, количества и стоимости работ надо «всем остальным» я себе не представляю даже приблизительно. Ну, а кассир столетней давности, подняв томный взор над счётами и услышав слово «гигабайт», подумал бы, что это псевдоним какого-нибудь конферансье, и что с того? Начинать надо не тогда, когда можно уже заканчивать, а тогда, когда надо начинать.

В-шестых, не экономить на консультантах, обеспечивая правдоподобие трансляции. Если уж совсем нагло, то почему бы и не связываться с самими авторскими коллективами исходников? «Если бы вы делали не так, а этак, то что бы вы поменяли?», с соответствующими гонораром и местом в титрах.

И так вокруг «перманентного» фонда я получил бы постоянно расширяющуюся оболочку из оттранслированных произведений, примерно таких же привлекательных, как их исходники («примерно» тут значит и «чуть похуже», и «чуть получше»), но гарантированно соответствующих действующим общественным нормам.

Как только множество произведений в этой оболочке достигнет некоторой мощности, задача изменения отношения населения к культуре будет решена. У людей появится убежище от культуры в её нынешнем состоянии, люди получат «чистое место», где императив «всё жри, картошку не выбирай» потеряет силу.

Далее тем же самым «нейросетям в режиме дипфейка» отходит работа по поддержанию обратной связи потребителей культурных артефактов с трансляторами (читай: отслеживанию и модификации тех самых действующих общественных норм).

На вопрос «вы хотите передоверить формирование и развитие национальной культуры компьютерным программам» можно ответить вопросом же «да, ну и что». Разбор альтернатив окажется непригляден, ибо сведётся к признанию беспардонного и публичного самоублажения работников творческого цеха на протяжении веков.

А я потом ещё и спрошу «вы хотите передоверить обнаружение вражеского ракетного удара бездушным радиолокаторам». Я уже знаю ответ, что только сами, только с биноклем (и то некошерно), но спрошу всё равно.

Кстати, у них, работников творческого цеха, при любом раскладе остаётся сцена, как место, где производство культурного артефакта тождественно его потреблению, и как «место силы» для производства местных культурных артефактов в любом жанре. Откуда всё растёт.

Мнится мне, что возражения на мою лёгкость в мыслях необыкновенную зиждятся на убеждении, что создание произведения искусства есть тонкое движение души, священный и непознаваемый акт, соприкосновение с высшим, ре-я-ни-е в эфире и всё такое прочее.

Ну извините. На атеиста нарвались, который знает, что достаточно прокачанного бота-рифмача от Пушкина или Зильбертруда не отличит. Вы-то отличите в любом случае, если уж Вам доступно непознаваемое.

Тогда прошу прощения за даром потраченное время. А остальным спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Да, всё время забываю, надо скачать дзеффирельевских «Ромео и Джульетту». Майкл Йорк там рулит.

ПостСубСкриптум. Иван Иванович, не вы(бип)вайтесь и слушайте песню «Арлекино».

Рассуждать об «элите» дело неблагодарное. Одних определений этого понятия столько, что сразу видно, что людям это понятие почему-то нужно, а то сходство, которое присутствует в этих определениях, говорит, что людям это понятие нужно в общественной жизни. Неоригинально: скажем, понятие «бога» может быть востребовано всяким обычным человеком, а определения – всякие символы веры – появляются как обоснование содержания корпораций жрецов с конкретными опознавательными знаками.

То же можно предположить о понятии «элиты»: как и понятие «бога», оно не более, чем средство экономии мышления в общественной жизни. Стремление к экономии энергии (не только нервной) естественно для живого существа, а в самой этой экономии нет ничего страшного постольку, поскольку практикующий её (самостоятельно или от имени некоей корпорации) не старается навязать такую экономию окружающим.

К сожалению, это условие зачастую не выполняется при описании нынешней российской общественной жизни. «Элита» у многих авторов ходит в именинниках зачастую даже без пояснений, а по кому автор её понимает. Наделение элиты статусом субъекта в рассуждениях подчас инфантильно до непристойности: вот у нас были плохие элиты, сейчас хорошие, а будут ещё лучше, и ужо мы врагов по попе палкой. Человек даже не понимает, что это не «мы всех», а «нами всех»; подписываясь под идеей «элиты», в которую ты сам не входишь, ты отказываешься от своей свободы.

Такое, кстати, нормально; без этого сама общественная жизнь была бы невозможна. Ненормально то, что ты отказываешься от своей свободы бессрочно и независимо от того, что именно хорошие элиты тобою будут затыкать.

Ну, что ж.

Напомню, что я придерживаюсь понимания общества, приведённого в работе «Поведение». С внешней точки зрения общество – это сила, соединяющая людей в какой-то группе вместе. То, благодаря чему люди ходят строем и поддерживают сложное разделение труда. С внутренней точки зрения общество – это возможность совместной деятельности людей, то есть возможность координации их поведения через установление и разрыв неких «общественных» отношений между ними.

В любом обществе элитарий, кем бы он ни был, – чем бы ни считалась элита в этом обществе – остаётся членом общества, равно как и человек, в элите не состоящий (назовём это низшее существо вульгарием). При этом всякое определение элиты утверждает, что возможности элитария влиять на общественную жизнь больше, чем возможности обыкновенного человека. Следовательно, элитой всегда называют некое положение в обществе.

Из такого понимания следует вывод, что возможности элитария, превосходящие возможности вульгария, состоят именно в том, что элитарий может установить или разорвать общественные отношения со своим участием быстрее, или с большим количеством людей, или более прочные из-за самих участников, или менее зависимые от внешних факторов (природа, погода и проч.).

Да, элитарий в таком понимании – это всего лишь «человек со связями» в широком смысле слова. Однако отсюда никак не следует, что все эти связи или сколько-нибудь заметная их доля должны быть с другими «людьми со связями». Иными словами, отсюда не следует, что элита есть какая-то сложная сущность с воспроизводимой или воспроизводящейся внутренней структурой. Так проще думать, см. выше, можно экономить нервную энергию, но и только.

Однако ещё один вывод выглядит уже не таким безобидным. Элитарий, если он влияет не только на себя, но и на общество, может влиять уже и на общественные отношения вульгария. Намеренные действия элитария станут поводом или причиной для установления или разрыва отношений с участием вульгария.

Опять-таки, слова уже есть: это вполне очевидный «интриган» или, вежливо, «политик». Скажем, Яго эффективно прекратил отношения Дездемоны и Отелло. Самохвалов установил отношения Калугиной и Новосельцева, а потом попробовал их прекратить. Замечу, что ни Яго, ни Самохвалов не упражняли власть, то есть элитарий именно во власти – это не обязательно.

Есть и ещё один случай, когда элитарий помыкает вульгарием; это привлекательность первого и свободное время второго. Спортивные состязания, культурные артефакты, политические сочинения – всё это может вызвать изменение отношений между болельщиками, зрителями или избирателями. Отсюда соответствующую публику тоже часто кличут в элиту и ставят депутатами.

А вот теперь главное. На что из перечисленного – пускай в сколь угодно микроскопическом масштабе – читатель не способен? Я почему-то думаю, что с поправкой на масштаб читатель способен на всё вышеперечисленное. И интригу учинить, и стишок написать, и связь с нужным человеком обеспечить.

Если я в приведённом рассмотрении вульгарий (так и есть), и Вы тоже вульгарий (представим себе на минуту), то где тогда качественное различие между нами и элитарием?

А если качественного различия нет, то все претензии на понимание элиты как какой-то необходимости, как некоего отдельного субъекта, как сложной структуры, как какого-то «общества в обществе» (все эти префиксные элиты – «контр-», «анти-», «суб-» и прочая хрень) фальшивы. «Элита» – понятие бессубъектное, фиктивное и пустое, отделённое на ровном месте безо всякого смысла.

Стоп, поторопился. Смысл всё же есть, и он паскудный. Это охрана выгодополучателями от нынешней общественной жизни своего общественного положения через его, положения, надуманный и таким образом непристойно преувеличенный статус. «Мы не просто «интриганы со связями», мы совсем другие, мы незаменимы в этом мироздании; если тронете нас, то вся страна рухнет, и будут бедствия с последствиями». Ваши дети у нас в заложниках, ага, а вы, практикуя экономию мышления, вынуждены с этим соглашаться. А с признанием такого положения дел Вы соглашаетесь ещё и с тем, что кто-то незнакомый от лица выдуманной сущности говорит Вам, с кем водиться, а с кем нет. Элита ведь зря не скажет, верно?

Да и социальным расизмом здесь пованивает отчётливо, особенно когда общественное положение элитария начинают объяснять его врождёнными качествами или труднодоступными социальными особенностями («рукопожатность», «хорошая семья» и проч.).

Отсюда опора на пустое понятие «элиты» при рефлексии (создании описаний) общественной жизни может оказаться не только бесполезной, но ещё и опасной. Для общества в целом, конечно. А сам элитарий может и убежать вовремя. «Извините, мсье Керенский, чем стареть...»

Альтернатива?

Вот Вы читаете этот текст. С чем-то согласны, с чем-то нет. Бросили коммент. Другой читатель Вам возразил. Между вами начинается разговор; неважно, на каких тонах и с каким итогом. Я поспособствовал установлению отношений между вами. При этом «элитой» я не был, не стал и не собираюсь.

Всё сами. В самых разных делах, в самых разных обстоятельствах, по самым разным поводам. И применительно к другим людям, и с оглядкой на этих других, когда они то же применяют к Вам. Не экономьте на мышлении в отношениях с другими и другим того не позволяйте, если их экономия задевает Вас.

Собственно, вся концепция «сознательности» сводится к обдуманному отказу гражданина от экономии мышления в вопросах общественных отношений. Упражняйте сознательность. Элитой не станете, но и её не станет.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Да, Йог-Соттота ради, не относите прочитанное к либерализму. Я вообще за права, а не за свободы.

Это рассуждение сугубо пикейного жанра. Я подумал, как бы я играл за бывшую УССР против РФ, начиная с 2013 года. Видите ли, инженерным образованием в голову мне вбит «блочно-иерархический подход к проектированию», и одним из следствий этого стало моё пренебрежение информацией низшего уровня абстрагирования: всей этой «окопной правдой», «текущими положениями дел», «примерами, в которых, как в зеркале, отражается», удачными мемами, громкими политическими заявлениями, о которых никто не вспомнит спустя неделю… ну Вы поняли. Я норовлю начать с Бриана, который не де Буагильбер, а голова; я стараюсь запоминать вещи большие и долгосрочные, хотя бы до изумления обвешанные «текущими положениями дел» и поросшие «правдой».

Соответственно, у меня вызывают известный скептицизм все эти «анти-России», с невыносимой тщательностью и запредельной подлостью вскормленные Западом на нашу гибель. «Ну, кошмар, ну, ужас, но не ужас-ужас-ужас». Зачем вся эта эпичность, кроме как на комиссию автору? Она, конечно, поднимает и ведёт, вот только быстро выгорает.

Давайте я расскажу, как бы я политиковал за б. УССР, тем более что сам-то тезис об опасности самого её существования для эволюции РФ я вполне разделяю.

Сразу предупрежу, что это скорбный и продолжительный (текст ещё длиннее обычного) полёт фантазии в верхних слоях атмосферы по ломаной траектории с гиперзвуковой скоростью. Исходной информации у меня мало, а от «вопиющих примеров», сразу рассказывающих всем всё обо всём, я отказался, см. выше.


Сперва главное, качество человеческого материала.

После гибели СССР в новых лимитрофах набрал силу процесс децивилизации в форме реваншизма. Проще говоря, решение задачи «возвращения на столбовую дорогу цивилизации» (sic) в политическом плане выглядело как торжество деревни над городом. Я бы даже сказал, как торжество ярмарки над заводским цехом. Знание того, «как оно работает», обесценилось; вслед за ним отправилась и мудрость «работает – не трогай».

На территории б. УССР, как наиболее индустриально развитой территории СССР, этот процесс шёл сравнительно медленно, так как изнашивать, ломать и продавать можно было очень многое. Однако по той же причине у людей было время понять, что «стихия рынка» здесь, мягко говоря, поэтический образ, а на самом деле «люди решают». В РФ такое понимание пришло поздно.

На это, напомню, накладывался паразитизм деклассированных элементов, которые, приехав с родного хутора, лезли в «люди». Замечу, впрочем, что преимуществ хорошего образования и правильного происхождения никто не отменял, так что в высшую лигу «людей» хуторские попадали редко. Однако хотели и лезли докуда могли. «Ненаказуемо».

Дополнительным и очень неприятным обстоятельством стало то, что деревенский реваншизм в б. УССР был обеспечен идеологически.

Это не была религия, как в Средней Азии, это не были «ценности свободного мира», как в европейских лимитрофах и самой РФ, это была идеология карго-национализма, в которой желательным состоянием национального украинского общества был объявлен pacem rusticus. В разных изложениях для разных общественных групп эта идеология стала идеальным оправданием деградации б.УССР и, как и всякое подходящее учение, обеспечила формирование и деятельность политических движений.

И вот на дворе 2013. Возможность изменений в государстве на конституционном уровне через уличное насилие уже доказана (спасибо Ющенко). Страна как рынок сбыта товаров и услуг из ЕС, как источник дешёвой и расово приемлемой рабочей силы и, в сладких мечтах, как дыра между ЕС и ТС (кто помнит выражение «Таможенный союз»?) – взвешена и найдена лёгкой, в смысле доступной. «Люди», которые «решают», ангажированы en masse. Против них колеблется та часть олигархата, которая прикупила себе государство. Причин противостояния две: это конкуренция как таковая (см. «семибанкирщина») и очевидное падение ценности государства б. УССР как актива при неравноправной интеграции с ЕС. Форма такой скотской интеграции в виде «евроассоциации» уже объявлена, частично принята украинским государством (Янукович сдаёт позиции, но пытается кобениться) и непристойно раздута в медиа, вплоть до отождествления с принятием б. УССР в ЕС.

Очевидное решение проблемы: обессиливание, оно же обесценивание государства б. УССР. Чтобы не постепенно, а сразу в ноль. Чтобы не помогло.

Форму этого решения Вы помните: само требование иностранцев и согласие «президента» отвести силы охраны правопорядка от места гидного буйства – это уже прямым текстом о предмете. «Сдавайте валюту».

И вот здесь первая вещь, которую я бы сделал в отличие от.

Глупцы любят указывать на своё превосходство. Украинский карго-национализм эту черту упражняет вовсю. Поэтому децивилизация, основанная на движении «против городских», на утверждении своего превосходства над городскими и на жизни за их счёт, не могла не стать русофобской; индустриализация вообще не воспринималась как украинское дело.

На бумаге в именинниках могли ходить и поляки, и любые другие соседи, но тут вопрос технический: русские, в отличие от тех же поляков, всегда под рукой, а РФ не в ЕС.

Самой острой формой этой русофобии стал «вопрос о языке». Следовательно, требования резких изменений в «законе о языке» (имя собирательное), неприемлемых для значительной части общества, были предсказуемы задолго до начала киевских беспорядков.

Так вот, ещё где-то за полгода до них я бы попросил «европейских кураторов» (имя собирательное) помочь мне, такому оппозиционеру, собрать комиссию из европейских отставных политических деятелей; из известных, хотя бы в узких кругах (широкие круги – дело наживное), законников; и, куда же без них, из видных европейских философов, всяких там жижеков-пыжиков.

И это была бы Комиссия (с большой буквы) по формированию идеального, офигительного, наисправедливейшего «закона о языке» в нашей Метагалактике в порядке помощи «евроассоциации» юной демократии, освобождающейся из-под гнёта, угадайте чьего.

Такое не погасило бы бандерложьего пыла (они не знают слова «юстиция»), но вот сопротивляемость «городских» – читай: русских – заметно снизило бы. «Переждём, пока настоящий закон-то придумают и примут, опять же евроассоциация заодно, чего сейчас-то на улицы». Закон где-то через полгода можно было бы и принять, а потом править или просто игнорировать.

Зачем это нужно? Чтобы бандерлоги из «поездов дружбы» при достаточно малом сопротивлении не особо заморачивались демонстративным политическим насилием, а просто грабили, причём не бюджетников (что с них возьмёшь). Выражаясь цинично, это нужно, чтобы твари не зверели. Сытый и небитый бандерлог близок к своему pacem rusticus, и такое положение дел для б. УССР, за которую я играл бы против РФ, было критически важно.

Видите ли, «поезда дружбы» были неизбежны и, следовательно, тоже предсказуемы.

Это не политика, это физика. Вы удаляете тепло (читай: хаос, беспорядочное движение) из системы кондукцией, конвекцией или излучением. Излучение (медиа) справляется плохо и незаменимо лишь в вакууме. Обычно работает конвекция. Вы отправляете прытких и жадных толстолобиков из Киева… извините, нагретый воздух от чувствительных к нему элементов схемы: электрической схемы или бизнес-схемы, неважно.

Для выживания б. УССР, сохранения и развития её статуса как угрозы для РФ голодные драчуны должны были быть накормлены или уничтожены.

А теперь логистика. Крым успешно взбунтовался, потому что его связи с РФ были прочнее, чем с остальной территорией б. УССР. Донбасс успешно взбунтовался потому, что он был дальше всех от Киева.

Отсюда вторая вещь, которую бы я сделал. Она, правда, очень сложна и опасна; самая опасная из всего списка. Я бы – да, на месте киевской клики – заранее, за те же полгода, предупредил бы российское руководство, втайне, но с очень честными глазами: мы эту буйную вольницу не контролируем, их Нуланд печеньками взъерепенила, они после Киева возьмут оружие и отправятся резать всех, кто в провинции поднимет голову более или менее всерьёз.

После торжества гидности: да, мы не сумели помешать грабежу военных складов, но армии в поддержку ополоумевших нацистов не даём, а поддержка МВД – так, по минимуму, чтобы они чего не заподозрили и на Киев не пошли. Более того, мы готовы подставить эту публику так, чтобы вы их того помногу и по-быстрому, а то убегут обратно к нам, а мы этого не хотим.

Короче, я бы стремился обустроить те же боевые действия на Донбассе (они, повторю, были неизбежны) с минимумом письменных и вообще публичных обязательств с моей стороны перед кем бы то ни было. Это, кстати, подразумевает усилия по избежанию демонстративного насилия именно со стороны государства б. УССР: неизбежные потери – да, «взрыв кондиционера» – ни в коем случае.

Зачем? Чтобы убить донецкими и российскими руками как можно больше действительно опасных бандерлогов, кого не прикормишь. И это уже теплоотвод кондукцией.

Он-то зачем? Чтобы кровожадных тварей стало мало, и чтобы остальные бандерлоги, latrones ordinarii, уже «панували», дрались между собой из-за лакомств и бузить за идею не хотели. А уже это мне было бы нужно по поводу Крыма, чтобы меня не убили за то, что я хотел бы сделать здесь. Третью вещь: даже пару этих третьих вещей.

Надо понимать, что возвращение Крыма – точнее, Севастополя – было неизбежно на протяжении всего времени после 1991. Либо со всей Украиной, либо как её части после какой-то зарубы. Такое не отдают никогда. Отказ РФ от контроля над этой базой… здесь говорит всё то же наследие блочно-иерархического подхода с моей стороны: я не верю в «чудо-оружие», а верю в логистику… и тем не менее, та же ПРО «Aegis» с морской компонентой здесь – и в нынешнем виде, и в развитии – «всё, уже никто никуда не идёт». Этот отказ был невозможен.

Идеология, история, политика, Русский мир и даже экономика – «это всё очень бла-ародно», но для этого надо, чтобы тебя по голове дубиной не осенили во время размышлений о вечном. Извините, новых планет поблизости нынче не делают. Расстояние по-прежнему решает.

И вот на месте нового руководства б. УССР я бы помолился Иегове, или чей я там пастор, да и обратил бы внимание на то, что город Севастополь УССР и в самом деле никто не передавал (привет англосаксонской правовой системе от романо-германской). После чего чинно и благостно согласился бы на то, что город сам определяет свою принадлежность: на референдуме, только не на том, что обеспечили «вежливые люди», а на «настоящем», под присмотром ООН – да что там, по документам ООН, специально для этого случая, максимально беспристрастным, без этого косовского хулиганства! Ну, а остальной Крым, уж извините, волею Никиты Сергеевича Немихалкова, таки украинский.

Понятно, куда бы руководство РФ меня, такого умного и верующего, послало с моими фантазиями. И понятно, насколько моя позиция в «мировом сообществе» в этом конфликте усилилась бы и не ослабевала десятилетиями вне зависимости от сиюминутных извивов этой вашей геополитики. Законність, тільки законність. А уж если бы удалось вынудить администрацию РФ к официальному признанию ирреденты, то это вообще был бы праздник, белые люди несколько миллиардов отстегнули бы на радостях.

Это была вещь три-точка-один. Теперь три-точка-два.

Я бы позволил запрещённому в РФ «Меджлису» и завалить ЛЭП, и завалить канал, а потом завёл бы по этому поводу уголовное дело в режиме дела по убийству Олеся Бузины. Правда, здесь фигурантов через полгода убили бы российские спецслужбы (кто ж ещё-то): лучше как-нибудь зрелищно. Официальных обвинений с моей стороны в адрес москальской сатрапии не было бы, такое фарс, но «все всё знают», особенно эти ваши дейли блумберги. Тогда и уголовное дело можно было бы довести до конца («не доказано»), и Крым разблокировать. Желательно тогда, когда РФ уже по полной вложилась в альтернативные меры.

Смысл: то же, что и с бандерлогами, но изящнее.

Ах, да, «у меня ведь жена не ёбана» стабилизированная по закулисным договорённостям «линия фронта» на Донбассе, внутренние войска стоят напротив ополченцев. Внутренние войска, конечно, депутатскими усилиями спешно перекрашенные из армии (законнiсть). Остатки идейных бандерлогов едут домой с победой (остановили российское вторжение, как же) за даровыми протезами с гравировками «Слава Украине».

А я, в отличие от киевского персонала образца 2014 года, понимаю (не послезнаю, а понимаю) две вещи о Российской Федерации.

Во-первых, администрация РФ не допустит «этнической чистки» на взбунтовавшихся территориях. Опять же, не в силу каких-то идеологем (это форма), а в силу того, что сотни тысяч беженцев, ничем не отличающихся от российских обывателей, только ограбленных, перепуганных, потерявших своих близких и, главное, оставленных на произвол судьбы – это смертельный удар для любой государственной бюрократии, и никаким переубеждением он не лечится. Оправданий здесь нет, и государство через некоторое время рухнет от любого тычка, «мы здесь власть» или ещё чего.

Да, будь я идиотом, я бы всё равно стремился «навести порядок» в ДНР и ЛНР, показать своё превосходство над москалями. Вы видели, как это было.

Во-вторых, администрация РФ не поддержит военных усилий ДНР и ЛНР по осуществлению каких-то политических проектов масштаба всей б. УССР, «возвращение законной власти» или ещё что. Это война, прямая или прокси, причём на заведомо слабейшей стороне: оцените мобилизационный потенциал народных республик и остальной б. УССР. Так что, скорее всего, не прокси, а прямая война в 2014 году, когда РФ к ней была не готова. В смысле, не готова не так, как в 2022, а принципиально, то есть бардак у нас был примерно тот же, что в НАТО сейчас.

Мораль: «линия разделения», какая получится.

Вы, конечно, читали «минские соглашения» (извините за ссылку) с «формулой Штайнмайера». Выражение «формула мира» клоуну, должно быть, подсказали именно по этой ассоциации: мол, профессионалы в МИДах должны помнить. И Вы знаете, что всё, чего хотела администрация РФ на протяжении как минимум трёх-четырёх лет после 2015, это возвращения народных республик в б. УССР, со временным правом на местную юстицию и временным же правом на «народную милицию» по решению местных советов.

Цитируя Аркадия Гайдара: «живи да работай, - хорошая жизнь!» То есть четвёртая вещь с моей стороны стала бы именно такой. Я бы принял эти соглашения с видом жертвы асексуального насилия, оставил бы на линии разделения только инспекторов ДПС (они сами себя прокормят), а потом махнул бы рукой буржуинам: работайте. Хорошая жизнь.

Вы видели, что такое санкции. Вы видели, как их обходят, как их обегают, как через них перепрыгивают и кувыркаются даже тогда, когда этому очень серьёзно мешают. Внимание, вопрос: сколько потребовалось бы времени, чтобы наладить через народные республики экономические связи между предприятиями «решающих людей» РФ и б. УССР? Ну, если на линии разделения инспектора ДПС, а не установки РСЗО?

Сколько времени нужно на то, чтобы сравнительно нормальная экономическая жизнь, да ещё на транзите («сером», «теневом», каком угодно) создала бы в народных республиках положение дел, несовместимое с политической независимостью?

Марксисты были страшными людьми, они иногда правду говорили, даже в те времена, когда выражения «роттердам-плюс» ещё не было. Так что это опять-таки не послезнание с моей стороны.

Повторю и праведно укажу пальцем выше: для всего этого потребовалось бы ублажение большей части вооружённых бандерлогов и уничтожение меньшей. Невооружённых бандерлогов, то есть проповедников бандерложества в медиа и их жертв ни то, ни другое не касается, там всё идёт своим чередом: великая украинская история уже достигла пермского периода (территориальные притязания на Пермский край прилагаются), языковой вопрос можно продолжать нагнетать, а авторы того гениального закона, европейские философы (сомелье по пелевинскому «S.N.U.F.F.»у) и думать о делах прошлых забыли. Это уже даже не хорошая жизнь, это жизнь всё лучше и лучше.

И отсюда к пятой вещи, тоже опасной, хотя и не такой опасной, как вторая. Пострадавшая от неспровоцированной и беззаконной аннексии, от жестоких внутренних беспорядков, от экономического кризиса (это перманентно) молодая, но уже такая европейская демократия, стремящаяся к наиболее полному воплощению прав и свобод цивилизованного мира, доступному в соседстве с одержимой имперскими комплексами… извините, увлёкся. Короче, я бы провозгласил нейтралитет. Угу, мы Швейцария, только с варениками.

НАТОвские военные базы? Какие ещё базы, это формат сотрудничества, схожий со шведским или финским. На дворе 2016, например, год, вы только гляньте на этих благодушных скандинавов.

Пропажи или жестокие убийства оппозиционных деятелей? Помним, скорбим, ждём следующих по списку «Миротворца», это наша национальная трагедия, тяжкое наследие советского рабства, никакого спонсирования террористических групп, что вы.

Памятники валим, улицы переименовываем? Вот, всё до последней печати, в каждом случае решено согласно закону, а ваши сентименты – ваши личные трудности, сталиняки. Вы только посмотрите, сколько известных людей в вашем обществе нас поддерживает.

Транзит всего, чего хотят Москва или Брюссель, через нашу территорию? ДА! Вы там договоритесь по списку, а мы даже этикетки читать не будем, только комиссию в кассу, можно натурой.

Рабочая сила в ЕС и, в меньшем количестве, в РФ? Это проблема, как на социалку с такого брать. Хотя деды с бабками не шибко прожорливые. Наверное, хватило бы какой-то мелочи, «инвестиций» от ЕС и РФ за хорошее поведение и заливистые обещания. Да и то, «нацарював б сто рублів та втік», а там пускай преемник думает.

Короче, жизнеспособное общество и, следовательно, жизнеспособное государство, в результате демократической революции (или чего-то вроде) вставшее на путь национального возрождения (уж какое есть), ведущее самостоятельную внешнюю политику (в США подтверждают) и страдающее от российского насилия. Санкции копятся, причём в хорошо проработанном, нацеленном, согласованном (в том числе и с недовольными внутри РФ) виде, ибо даже у избранных западных деятелей есть время подумать.

И вот такая радость на границах на протяжении дюжины и более лет. Не забываем, что у нас-то в этой наихудшей Вселенной с иноагентами и экстремистами полный порядок, их мало. Не по убеждениям, а по списку. Свободомыслящие интеллектуалы ездят в Киев пить каву и слушать, как какой-то полубритый клоун на стендапе перепевает венскую оперу с забавным выговором. После чего свободомыслящие надрывом рассказывают всем, как надо жить по-настоящему, в том числе простым людям (и это уже опасно, Союз ужалили именно сюда). Милые мелочи вроде миграции айти не в эти ваши грузии, или тех же мошеннических колл-центров, да и много чего ещё – прилагаются.

Вот такой пятый пункт.

Напоследок упомяну ещё и шестой, но это уже загоризонтный бонус. После достижения этой паразитической стабильности я бы вновь обратился к тем самым европейским философам, только теперь уже к молодым, пылким, нищим и небрезгливым сомелье в процессе становления.

Я сказал бы им, что Бандера не только паскуден, но и скуден. Колл-центры колл-центрами, а вот некое учение рядом с РФ и специально для неё? Я всё же думаю, что у социалистов в России в своё время получилось случайно, они со своими скрижалями попались под руку рушащейся империи. А вот всерьёз, «со злым умыслом» попытаться… но, как я уже сказал, это совсем уж «прекрасное далёко».

Итого.

Во-первых, ещё в преддверии т. наз. «майдана» растворение «языкового вопроса» через официальное и упорядоченное использование наивозможно доступных авторитетов. Чтобы «белые люди», которых евроассоциируемый обыватель слушал, раскрыв рот, наобещали не просто хорошего, а хорошо сделанного там, где это умеют делать веками и на века (по крайней мере, умеют хвастаться этим).

Смысл: предотвратить сопротивление там, где оно точно не перешагнуло бы порога вооружённого восстания. Это нужно для того, чтобы подавление сопротивления в этих регионах экспедицией из Киева не сопровождалось бы демонстративным зверством, оставаясь лишь мародёрством, в идеале вообще в рамках текущего передела собственности. И уже главная цель всего этого: не укреплять и не закалять соответствующий контингент, способствовать его разложению и уходу из общественной жизни.

Во-вторых, координация усилий с РФ и народными республиками по уничтожению радикальной части бандерлогов. Недостаточное обеспечение, провоцирование тактических и оперативных ошибок и т. п..

В-третьих, преследование законности по Крыму. С одной стороны, обеспечение сильной (пускай технически безнадёжной) позиции в разбирательствах на самом высоком международном уровне; с другой стороны, публичное отстранение государства от усилий по саботажу и вредительству, «исполнение своих обязанностей».

В-четвёртых, «вынужденное исполнение» Минских соглашений как работа по реинтеграции народных республик экономическими средствами в сотрудничестве с РФ, которая тоже была в этом заинтересована.

В-пятых, провозглашение нейтралитета и публичное отправление конвенционных, привычных, обыденных форм сотрудничества с ЕС, США и НАТО до наивозможных пределов именно что уровня нейтралитета, не выше. Для начала и до случая чего.

В-шестых, «улыбаться и махать», всерьёз, с удобствами, без импровизаций и задолго готовя смуту в России, если уж та столь отвратна.

Собственно, всё. Сравните с нынешним положением дел. Согласитесь, отличия присутствуют. То ли они там на своих хуторах не Наполеоны, то ли я чего не знаю. История рассудит; и в по-разному отдалённом будущем она может судить по-разному.

Если какой-нибудь автор решит оскоромиться и использовать это рассуждение в тексте о всяческих виртуальностях и альтернативностях, то возражений нет.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. И ещё раз. Отличия приведённого рассуждения от реального положения дел практически полностью обусловлены несостоявшимся разложением и истреблением радикальных групп. Хилеров бейте первыми Фанатиков расстреливайте в первую очередь.

Уважаемый читатель, наверное, подметил негативную окраску моего внимания к публично навязываемому понятию «традиционных ценностей».

Я попробую объяснить это отношение ниже. Для особо близких к природе читателей уточню: то, что я отвергаю даже не «традиционные ценности», а саму их идею, не означает, что меня привлекают лица моего пола или совсем не моего возраста. Более того, я готов объединиться с любым истинно верующим, чтобы набить обывателю морду за слова «бог должен быть в сердце, а не в церкви». Я атеист и материалист, да. Так что все оппоненты бегом в церковь.


К теме.

Официальное определение вот:

«нравственные ориентиры, формирующие мировоззрение граждан России, передаваемые от поколения к поколению, лежащие в основе общероссийской гражданской идентичности и единого культурного пространства страны, укрепляющие гражданское единство, нашедшие свое уникальное, самобытное проявление в духовном, историческом и культурном развитии многонационального народа России».

А вот и «весь список, пожалуйста» ©:

«жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».

«И прослезился» © Сколько же хорошего есть в жизни. Понятно, что настоящее имя перечня «О чём думать доброму подданному», но и традиционные ценности тут тоже есть, благо подданных в тысячах мест и тысячи лет жизнь заставляла думать об одном и том же.

Как я учу студентов, анализ есть сопоставление двух описаний одного и того же объекта, сделанных в разных аспектах и/или на разных уровнях абстрагирования, причём одно из этих описаний заранее считается истинным.

Видно, не только я и не только их этому учу:

«осмысление социальных, культурных, технологических процессов и явлений с опорой на традиционные ценности и накопленный культурно-исторический опыт позволяет народу России своевременно и эффективно реагировать на новые вызовы и угрозы, сохраняя общероссийскую гражданскую идентичность».

Сами видите, «традиционные ценности» выступают средствами описания поведения, «накопленный культурно-исторический опыт» есть совокупность истинных описаний, сделанных посредством «традиционных ценностей», а «социальные, культурные, технологические процессы и явления», выраженные в «новых вызовах и угрозах» суть описания, подлежащие анализу через «культурно-исторический опыт».

И это путь в никуда. Если принимать изложенное в цитатах всерьёз, то их можно считать предсмертной запиской самоубийцы. Ознакомьтесь с нашими ценностями, распишите через них наш исторический опыт и предложите нам вызов, которого в нём нет, и который трудно описать в ценностях из списка. И мы сгинем.

«Традиционные ценности» во всём мире в крайние сто лет, в лоб столкнувшись с новым явлением, – насыщенной информационной сферой общества (всеобщее образование, масс-медиа и проч.) – пролетели как фанера над Парижем, не сумев защитить общество от тех следствий этого нового явления, которые сами же защитники традиционных ценностей провозгласили негативными. Нужно ли нам продолжение этого банкета за наш счёт? Конспироложеских оговорок не предлагать.

На полях можно предположить, что принятие коммунистической доктрины было реакцией какого-то общества на то, что пресловутые «традиционные ценности» там показали свою несостоятельность раньше, чем в других обществах, поэтому «гражданская идентичность» из цитаты выше была принесена в жертву ради выживания. Однако сейчас речь не об этом.

Сейчас речь о поставленной администрацией РФ задаче по культивированию «традиционных ценностей» в общественных отношениях согласно списку. Повторю: в списке есть и нужные вещи. Проблема не в пунктах списка, а в самом культивировании.

Всякое умышленное действие, влияющее на общественные отношения, может быть оценено с точки зрения этики и, следовательно, оценено с применением к нему того или иного этического императива (далее я, как обычно, опираюсь на работу «Поведение» Константина А. Крылова). Соответственно, если этический императив, которому следует тот, кто влияет на общественные отношения, не соответствует этической системе, которой следует общество (хотя бы в примитивной форме полюдья), то эти усилия обречены на провал.

Вот как должны выглядеть усилия власти по работе с ценностями в обществе, где этическая система едина.

«Юг» (не по Лаврову, а по Крылову). «Я должен делать другому то, что он делает мне». Здесь власть должна создавать и распространять образцы для подражания: или, что проще, провозглашать таким образцом себя. «Наш вождь – самый жизненный, самый достойный, самый правый и свободный человек, самый патриотичный, самый гражданственный…» и далее по списку из цитаты. Так обычный член общества, в котором господствует «южная этика», подражая вождю (хорошее поведение), следует нужным власти ценностям.

«Восток». «Я не должен делать другому того, чего он не делает мне». Соответственно, хорошее «восточное» поведение, следующее ценностям, нужным власти, будет основано не на их упражнении, а на их сохранении, сбережении, на минимизации усилий по их применению к тем самым «новым вызовам и угрозам». Интеллектуальную сторону этой минимизации традиционно обеспечивает религия. Ну, жрецы у нас сейчас в фаворе, и я полагаю, что именно под эти дела.

И вот теперь действительно важное. «Традиционные ценности» на самом деле суть любые ценности, которые власть культивирует через «южный» или «восточный» подход. В самом списке может быть всё, что угодно, хоть Бандера, хоть рыночная экономика, хоть людоедство. В «южном» подходе такое станет для всех обыденным, а в «восточном» ритуальном, но и там, и там оно, попав в список, его не покинет.

Я против именно этой традиционности. Сами ценности – «это второй сложный вопрос», но вот такое обращение с любыми ценностями будет фатальным для российского общества, потому что российское общество ни «южное», ни «восточное».

Что нам предлагают «западные» общества, с их императивом «другой должен делать мне то, что я делаю ему»? Их предложения надо рассматривать внимательно; своими историческими успехами планетарного масштаба «Запад» это заслужил.

Здесь власть отдаёт роль генератора ценностей всему обществу – оставляет и себе, но только как части общества – и модерирует получившееся. Каждый дудит в свою дуду и пытается соблазнить остальных своими выкрутасами. Это нормально, власть не вмешивается. Ценности как нормы поведения, как «нравственные ориентиры, формирующие мировоззрение», общество в лице всякого затейника постоянно формулирует заново и «пробует на вкус». Удачные пробы, породившие удачные соблазны, живут и эволюционируют. Это и есть либерализм, господа.

«Западная» власть просыпается тогда, когда набирает силу какой-нибудь соблазн «застроить всех под нас», то есть примитивная форма «западного» этического императива, «все должны делать то же, что и я». Здесь власть модерирует и купирует; конечной целью тут будет не обязательно уничтожение некоего «-изма» с его агрессивными носителями, а обезвреживание этого «-изма», возвращение его на уровень «каждого со своей дудой и своими выкрутасами». Эталонный случай: эволюция «левого» движения в «западных» обществах.

А теперь, милостивые государи, представьте себе столкновение общества, в котором ценности преподают традиционно («я должен»), и общества, в котором ценности генерируют на месте, усилиями каждого («другой должен»). Кто кого?

Правильный ответ: зависит от внешних условий. Если есть условия для экстенсивного развития за счёт природы или соседей, то «западное» общество поставит «традиционных» соперников на карачки. Оно в принципе более «своевременно и эффективно реагирует на новые вызовы и угрозы, сохраняя гражданскую идентичность». А если условий для экстенсивного развития нет, и люди либо проедают накопленные ранее ресурсы, либо живут на нулевую прибыль, то здесь время работает на «южные» и «восточные» общества, потому что «западное» общество просто съест себя раньше, изойдёт на свои затеи.

Если хотите, то это и есть та рамка исторического детерминизма, в которой я смотрю на большую часть нынешних геополитических дел. И именно поэтому я против спонсирования администрацией РФ «традиционного» подхода к ценностям в российском обществе. Людям ещё есть куда и зачем развиваться. Отступать в «традицию» сейчас – это сдача на произвол судьбы. Точнее, на произвол тех самых сил, которым государство РФ, по крайней мере официально, противостоит.

С другой стороны, российское общество и не «западное», доказано опытом. «Западный», либеральный подход вполне может оказаться для него столь же фатальным, сколь и любая «традиционная» комбинация «южного» с «восточным».

Напомню, что, согласно работе «Поведение» (и по моему мнению), российское общество в настоящий исторический период уточняет собственную, «северную» этическую систему, основанную на императиве «другой не должен делать мне того, чего я не делаю ему».

Что можно сказать о культивировании ценностей в «северном» обществе?

Во-первых, как и в «западном» случае, позиция государства здесь реактивна. Работа с ценностями идёт в обществе в целом, это дело всех и каждого (по желанию, конечно). Именно непонимание этого обстоятельства администрацией РФ и делает «традиционные ценности» угрозой общественной жизни и государственному строительству.

Во-вторых, однако, приемлемым итогом работы какого-нибудь субъекта (меня, Вас, философа, писателя, телеведущего, сценариста, партии) над ценностями… читай: итогом осмысления норм поведения и нравственных ориентиров… должно быть неприятие.

Не в смысле «возьми что-нибудь хорошее и облей грязью», а «думай над тем, чего и почему не должно быть». Это не «западный» соблазн, это обратное ему отвращение.

Если с политической точки зрения, то политические убеждения члена «северного» общества наилучшим образом могут быть осмыслены и выражены через набор «анти-». Собственно, это доказывают все сколько-нибудь успешные политические проекты с заметной общественной составляющей последних лет сорока в здешних местах: антисоветчики, антирыночники, антизападники и проч.. Поднимали голову антифашисты, но они-то как раз были «за» преференции себе, а не «против» их у других. Потому и сгинули, оставив антифашизм администрации в общем перечне экстремизмов. Антинационализм зашевелился под маской «империи», и вот это опасно.

Дарю идею, успейте раньше меня, напишите две политических программы по одинаковым вопросам: одну из будущих инициатив («либеральный», «западный» подход), другую из будущих запретов («северный»). Подозреваю, что позитивная реакция на вторую будет заметно выше.

Этот «северный» подход, не будучи ни «традиционным», ни «либеральным», и должен быть применён в работе администрации РФ с «нравственными ориентирами» в российском обществе.

Пример. В списке…

…всё же там дикий ералаш. По «Поведению» Константина А. Крылова, существуют базовые, независимые друг от друга ценности и их производные, комбинации. Все они имеют смысл только в контексте, а не в какой-то универсальной вечности и бесконечности. И вот «справедливость» – это базовая ценность, а то же «милосердие» в моём понимании – это одна из комбинаций «превосходства» и «справедливости». Ладно…

Итак, в списке есть такая вещь, как «созидательный труд», который подлежит культивированию в российском обществе. В «северной» рамке я задаю себе вопрос: что мешает «созидательному труду»?

Я знаю, что до идеи о том, что «созидательный труд» – это хорошо, додумаются многие. Что их разочарует? Как обломать тех, кто по каким-то причинам хочет их разочаровать? Против чего надо быть?

Во-первых, очевидно, против лентяйничанья как такового. «Найди, чем заняться для себя», «не упускай возможности что-то сделать». ABC – «always be casting», ностальгируя по World of Warcraft времён былинных.

Во-вторых, против бессмысленного труда. И вот тут, я подозреваю, правым и левым можно собраться вместе и выслушать друг друга на тему «когда человек трудится зря?» и «как доказать человеку, что его труд не напрасен?». Подозреваю, что разговор, особенно применительно к реалиям нынешним, то есть к соседям по лестничной клетке, стался бы интереснее обычных доктринальных битв.

В-третьих, против разрушительного труда. Это требования к условиям труда, это, неочевидно, поощрение усилий оборонно-промышленного комплекса («ваш труд не разрушителен, бомбы и ракеты или там что»), это вопрос о труде, наносящем ущерб отдельным людям и обществу уже не и-за бессмысленной траты трудовых ресурсов, а намеренно – и здесь левым и правым тоже есть, о чём поговорить.

И вот так по списку, кроме собирательных и расплывчатых «прав и свобод», «высоких нравственных идеалов» (а низкими-то чего брезговать?) и, главное, «жизни» со «справедливостью», потому что «жизнь» и «справедливость» присутствуют в любой общественной деятельности по умолчанию, как ты с ними ни воюй. Если не будет любой из них (или «пользы», или «свободы», или «превосходства»), то не будет и общества.

Это и есть «северный» подход. Когда здесь вмешивается государство? Когда оно противостоит какому-то осмыслению ценностей? Тогда, когда это осмысление не ведёт к отвращению или неприятию – ни самих этих ценностей, ни того, что им мешает.

«Северное» государство должно воевать с соглашательством, с потаканием, со всепрощенчеством. Предположу, что мечты о «сильной руке» в российском обществе в немалой степени обязаны собой интуитивному пониманию этого.

Замечу, что это отнюдь не «вечный бой» при постоянных бдительности и напряжении сил. Скорее наоборот, государство здесь экономит усилия, снимая свой присмотр с очередной стругацкой Флоры, для которой почему-то «всё хорошо». Остальное сделают соседи по лестничной клетке. В рамках поддерживаемого государством общественного порядка, конечно.

Вот как-то так.

Не будь обозначение «Баба-Яга» реквизировано классом летательных аппаратов над территорией бывшей УССР, я бы предложил называть предложенный подход «бабоягизмом», потому что «Баба-Яга – против». «Антизм» или «контрианство» не звучат.

Спасибо за внимание.