Городок был малонаселенный, и присутствие Матрицы чувствовалось особенно остро. Экономия электроэнергии: десяток улиц, одни и те же лица, равнозначные ситуации, полтора времени года. Знакомый мужичок, с которым каждый вечер делил очередь за спиртным перед самым закрытием торговли. Окончательно он убедился в этом, когда возвращался домой по Школьному бульвару и заметил в Матрице сбой.
Безмолвную улицу пересекала, согласно дыша, группа спецназовцев с ближней базы — для каких-то своих заданий они иногда тренировались здесь, пока жители спали. Он присел на лавочку и закурил. Чисто умозрительно, они могли сейчас сделать с ним что угодно, зарезать, отвалить голову усыпанной алмазами струною, расстрелять, затоптать, и он ничего не смел бы поделать.
Дождавшись, пока топот угомонится и даже эхо перестанет метаться вдоль домов, он пошел дальше, и навстречу ему вынырнула те же пятеро, в камуфляже и полном вооружении. Холодея, он пропустил их, а они огибали его, не замечая, как кипяток огибает валун.
Он полагал, что Матрица кончается где-то на границах бывшего СССР. Потом еще эти неразличимые «агенты» на казенном митинге, в день одного из несуразно долгих праздников, и еще в другой раз, одинаковые. Под вопросом оставалась только Прибалтика, в которой он никогда не был.
В общем, когда он загрустил тяжело и бесповоротно, и съел ту важную таблетку, то ничуть не удивился, проснувшись в ванной, полной серой какой-то нанослизи. На ультрамариновые кинообразы это походило мало: чугунная емкость с грязными и ржавыми потеками стояла в высоком, как гроб, помещении. Недозавернутый кран сплевывал в раковину бурыми сгустками.
Толстый жгут проводов, прободавший затылок, уходил в бесформенную дыру, грубо пробитую прямо в скользком кафеле и в толстом кирпиче за ним. Ухватившись позади головы, он попробовал покрутил и, замычав от усилия, отсоединился. Ничего не произошло.
Выбравшись из ванной, нашел половую тряпку, костеневшую под раковиной, царапаясь ею, вытерся и стал осматриваться. Внизу за окном на бревнах курили и плевались бритые, по пояс голые додики в сизых татуировках. Открыв дверь, он выглянул: в длинном коридоре месили грязь десятки занятых граждан. Все это неуловимым образом напоминало Смольный тревожных Октябрьских дней.
Спешили садо-старухи с клетчатыми тележками, кто-то где-то кого-то рожал. Бородач с собачьей головой в руках, сучил ею и подпихивал перед собой голого мужика, связанного по рукам нелепой старинной веревкой — лыковой? Красноармеец с ромбиками прищучил к стене невидно кого и тесно шептал тому в ухо: «Лемберг — Ревель — Перемышль — диктуйте»... Астенический тип изнурял себя религиозным кашлем, почти повиснув на подоконнике. Ребенок убегал от преследовавшей его биологической матери.
Закрыв дверь, он прислонился к ней изнутри и стал молча грызть запястья и пальцы рук. Подошел, взял толстый пучок проводов и опустился в серую слизь ванны. Осмотрел круглый разъем, заметно заплывший патиной, и, снова замычав от усилия, вогнал его обратно.