| 10:58p |
Диссертация (продолжение предыдущего постинга)
В начале 10-х годов в Москве дела мои приняли такой вид, что надеяться оставалось разве на чудо. Чудо подоспело в виде катастрофы "русской весны", открывшей выход в виде отъезда в эмиграцию. 17 марта 2014 мой самолет приземлился в Праге, 2 мая -- обратно в Москве, и уже 11 мая - в Бен-Гурионе. В промежутке между 2 и 11 мая я успел единственный раз в жизни съездить в Дубну, чтобы прочитать лекцию о мотивах и попрощаться со студентами (теми из них, кого удалось застать).
В Израиле обнаружилось, что шаткая конструкция моего статуса в академическом сообществе держится едва ли не на единственной опоре -- словосочетании "Ph.D. из Гарварда". Вернее сказать, обнаружилось это еще в Москве в конце 00-х, когда речь зашла о возможности пойти работать преподавателем на матфак ВШЭ. Но в Израиле эта картина стала особенно наглядной.
... Сам факт наличия у меня этой степени можно объяснить разве счастливой случайностью. Степень эта датирована осенью 1998 года, а обстановка в моей жизни в 97-98 годах была такова, что все могло повернуться как угодно. Защита первоначально планировалась весной 98, но к этому сроку я подготовить диссертацию не смог (хотя никаких материальных препятствий к тому не было, да то, что стало в итоге текстом диссера, было в основном написано еще год назад). В июне я был арестован в Нью-Гемпшире за сопротивление аресту; в июле освободился из психушки в Массачусетсе, выиграв судебное слушание.
По содержанию своему, диссертация эта была, конечно, так себе. Мне было бы стыдно за нее, если бы я вообще воспринимал диссертации всерьез. Впоследствии я говорил своим студентам так: любая работа делается либо к сроку, либо по существу. Моя диссертация делалась к сроку. Следовательно, претензии по существу к ней предъявлять бессмысленно. В лучшем случае, можно сказать, что в ней был ряд верных новых утверждений плюс немного идеологически-философских (в математическом смысле) обобщений, а ошибок было мало. Это еще не то, чего я ожидал от своих работ, тем более об те годы.
Настоящее понимание центральной задачи, поднимавшейся в диссертации, было достигнуто только летом 2001 года. Статья вышла из печати в 2005. Она тоже не без недостатков, но в ней хотя бы есть это настоящее новое понимание по главному интересующему вопросу.
... Современная молодежь идет в аспирантуру, чтобы получить ученую степень, Ph.D. или там кандидатскую. Собственно, и в мои времена, наверно, большинство моих однокашников по гарвардской аспирантуре считали своей целью написать диссер и получить степень. Да и в любые другие времена тоже.
Что до меня, то главным образом я хотел просто пожить в Штатах. Расширить свой жизненный опыт.
Что я буду заниматься там математикой, это само собой разумелось. Где бы я ни находился, я собирался заниматься математикой. Что условия для занятий в Гарварде неплохи -- это был важный аспект. Библиотека со свободным входом! Ксерокопировальная машина в коридоре! Приятные нравы цивилизованной страны, в конце концов.
Научное общение, да. Но ученая степень? Какая ученая степень? Я буду всерьез думать про ученую степень?
... В мои годы на гарвардском математическом департаменте обретался странный человек, формально не имевший к этому заведению никакого отношения. Он просто приходил, когда хотел, и беседовал за жизнь с местными обитателями, в том числе и со мной. Мне запомнилось, в частности, как он говорил мне, что важнейшую свою работу я сделаю в возрасте до 30 (что, по-моему, оказалось верным предсказанием, в определенном смысле).
Еще как-то раз мы обсуждали мой английский, об те времена совсем слабый. Речь шла о том, что мне предстояло преподавать в роли ассистента на курсе. Я отвечал на его вопрос, что я думаю, что недостаточность английского будет мне мешать, но это не будет главной проблемой. Он возражал: мол, I disagree. Недостаточность английского не будет проблемой вообще.
Но больше всего мне понравилось, как он говорил про руссских аспирантов в Гарварде (то ли вообще в ведущих американских университетах того времени). Я, говорил он, называю вас fake graduate students. На самом деле вы взрослые, уже сформировавшиеся математики. А приезжаете сюда числиться аспирантами, потому что стипендия американского аспиранта по вашим русским меркам хорошие деньги.
... Аспирантская стипендия была вполне приемлема, это точно. Но совершенно шикарна была та стипендия, что мне заплатили как приглашенному на три месяца Visiting Scholar'у за год до того, как я приехал в аспирантуру. Я остерегался шока эмиграции и не хотел сразу приезжать в Америку на несколько лет -- хотел, чтобы меня сначала пригласили на срок покороче.
Ждал этого пару лет в Москве после окончания МГУ, в промежуточном статусе "аспиранта Независимого университета", и дождался. Собственно, у меня не было потребности иметь даже и промежуточный статус -- но взрослые люди очень разумно уговорили меня поступить в аспирантуру НМУ.
... Как на многих кухнях в домах образованных людей, в родительском доме в Подмосковье, где я рос, на кухне за едой обсуждались сплетни. Упоминался и наш родственник Имярек, человек талантливый, но не вполне реализовавшийся. Говорилось, что он не защитил диссертацию, потому что слишком много отвлекался. Вместо, чтоб заняться диссертацией, шел в театр или на концерт.
В моих глазах как ребенка, выбор был очевиден. Диссертация -- скукотища. Бессмысленный бюрократический маразм, бумажка с печатью. Конечно, театр гораздо интереснее! Что может быть естественнее, чем сбежать от диссертации в театр? Вот человек со вкусом к жизни -- даже прокрастинировать перед неприятной задачей умеет так, чтобы получать удовольствие (не то, что я).
Самого меня было ни в театр, ни на концерт силком не вытащить, сколько мама ни старалась -- бросила это дело. А повозиться с задачкой или почитать математическую книжку -- это лучшее из занятий. Но я не писал и не собирался писать по доброй воле, Боже упаси, никаких "диссертаций". Я писал записки ручкой по бумажке.
Много лет спустя до меня вдруг дошло, что имели в виду мои родители, обсуждавшие Имярека. Он не сделал ничего важного в своей науке, потому что ленился. Вместо того, чтобы работать, ходил по театрам и концертам.
"Писать диссертацию" означало для моих родителей заниматься наукой. Человек, занимающийся наукой, он сначала пишет кандидатскую диссертацию, а потом он пишет докторскую.
Для меня заниматься наукой означало лежать на диване с ручкой и бумажкой. Только не так, чтобы тупить в чистый лист или спать над безнадежной формулой, а так, чтобы увлеченно размышлять, пробовать и писать чего-то новое и неожиданное.
А слово "диссертация" для меня означало казенную бумагу с печатью. В одном ряду со свидетельством о рождении, паспортом, школьным аттестатом, университетским дипломом, свидетельством о браке и штампом о прописке. |
| 10:59p |
Будущее в тумане
В начале 90-х годов я был студентом-старшекурсником мехмата МГУ. Отношения мои с этим небогоугодным заведением состояли в том, что оно предоставляло мне защиту от призыва в армию в настоящем и отчасти будущем времени, требуя взамен, чтобы я просыпался каждый понедельник в шесть утра и ехал отбывать номер на занятии по физкультуре. Отбытие номера имело такой вид, что я медленным шагом расхаживал взад-вперед по площадке, стремясь по возможности уклоняться от попадания в меня мячом, которым другие студенты на этой площадке играли в футбол.
В семь часов вечера в понедельник я с больной после "физкультуры" -- т.е., в смысле, бессонной или почти бессонной ночи -- головой приходил на семинар "имени Гельфанда", которым (за отсутствием уехавшего в Ратгерс И.М. Гельфанда) руководил А.Н.Р. На семинар этот я начал ходить школьником выпускного класса; тогда Гельфанд еще жил в Москве и проводил свой семинар сам.
По другим дням недели, я иногда занимался научной работой. Заметку про доказательство гипотезы Гивенталя о формулах Плюккера я отнес в редакцию "Функционального анализа" в мае 1990 года, статью про неоднородную квадратичную двойственность и кривизну -- в ноябре 92, заметку с контрпримером, показывающим, что формула Фрёберга не влечет кошулевость -- в феврале 94. В марте 94 мне исполнился 21 год.
Голубой мечтой моей об те годы было доказать рациональность рядов Гильберта кошулевых алгебр. Вопрос этот открыт до сих пор. Постепенно нарисовалась и вторая мечта -- построить производную неоднородную кошулеву двойственность. Ее удалось осуществить весной 1999, в год моего первого постдока в Штатах. Еще десять лет ушло на то, чтобы записать это решение -- препринт появился только весной 2009, мемуар вышел из печати в 2011.
Кроме того, занимался я в начале 90-х и неформальным преподаванием. В Главном Здании (где располагался мехмат) было трудно найти свободную аудиторию, поэтому мы обычно собирались в корпусе, где были ВМК и экономфак, и шли искать свободную комнату с доской и мелом там. Не все мои тогдашние преподавательские проекты были удачны, но некоторые были. В 1990-91 учебном году мы разбирали теорему Атьи-Зингера об индексе для операторов Дирака по книжке Гетцлера-Берлин-Вернь, в 1991-92 годах -- локальную и глобальную теорию полей классов по сборнику Касселса-Фрёлиха.
Как можно догадаться из вышеописанного, я бывал об те времена частенько в грустном настроении, и со мной из сочувствия беседовал добрый А.Н.Р. В частности, он предлагал мне представить себе, как я буду жить через пять лет. Я отвечал, что это совершенно невозможно, даже и на год вперед почти полный туман. А.Н. возражал, что на самом деле это не так уж трудно, и в особенности с годами будет становиться легче. У человека чуть постарше обычно уже есть перед глазами картина вероятного будущего.
Наверно, лучше бы я оказался неправ по существу этого спора. Но применительно лично ко мне ошибался А.Н.Р. В каком-нибудь 1992 году действительно невозможно было себе представить, что меня ждет в 1997. Но и в 2002 было столь же невозможно вообразить, как будет устроена моя жизнь в 2007. Да и в 2012 году никакой силой нельзя было догадаться, как я буду жить в 2017.
На дворе лето 2020, мне уже 47. У меня в ящике лежит свеженькая бумажка hosting agreement, по которой мой институт как бы договорился со мной о моем трудоустройстве на пять лет вперед. Вид на жительство в Чехии истекает в конце августа, но это (допустим) мелкая деталь -- можно ожидать, что мне его продлят. Впервые в жизни у меня есть некая разновидность трудового соглашения на пять лет вперед вне России, в стране условного Запада.
Делает ли это мою жизнь в какой-то мере предсказуемой на пять лет вперед? Впервые в жизни, я не отвечу на этот вопрос твердым "нет". Я скажу "не знаю". |