Лёня Посицельский's Journal

Памятная цитата из Бродского о Цветаевой
"Бродский: Роль поэта в человеческом общежитии — одушевлять оное: человеков не менее, чем мебель. Цветаева же обладала этой способностью — склонностью! — в чрезвычайно высокой степени: я имею в виду склонность к мифологизации индивидуума. Чем человек мельче, жальче, тем более благодарный материал он собой для мифологизации этой представляет. Не знаю, что было ей известно о сотрудничестве Эфрона с ГПУ, но думаю, будь ей известно даже все, она бы от него не отшатнулась. Способность видеть смысл там, где его, по всей видимости, нет — профессиональная черта поэта. И Эфрона Цветаева могла уже хотя бы потому одушевлять, что налицо была полная катастрофа личности. Помимо всего прочего, для Цветаевой это был колоссальный предметный урок зла, а поэт такими уроками не бросается. Марина повела себя в этой ситуации куда более достойным образом — и куда более естественным! — нежели мы вести себя приучены. Мы же — что? Какая первая и главная реакция, если что-то против шерсти? Если стул не нравится — вынести его вон из комнаты! Человек не нравится — выгнать его к чертовой матери! Выйти замуж, развестись, выйти замуж опять — во второй, третий, пятый раз! Голливуд, в общем. Марина же поняла, что катастрофа есть катастрофа и что у катастрофы можно многому научиться. Помимо всего прочего — и это для нее куда важней было в ту пору — все-таки трое детей от него; и дети получались другими, не особенно в папу. Так ей во всяком случае казалось. Кроме того — дочка, которую она не уберегла, за что, видимо, сильно казнилась — настолько во всяком случае, что в судьи себя Эфрону не очень-то назначать стремилась... Сьюзан Зонтаг как-то, помню, в разговоре сказала, что первая реакция человека перед лицом катастрофы примерно следующая: где тут произошла ошибка? Что следует предпринять, чтоб ситуацию эту под контроль взять? Чтоб она не повторилась? Но есть, говорит она, и другой вариант поведения: дать трагедии полный ход на себя, дать ей себя раздавить. Как говорят поляки, «подложиться». И ежели ты сможешь после этого встать на ноги — то встанешь уже другим человеком. То есть принцип Феникса, если угодно. Я часто эти слова Зонтаг вспоминаю.
Волков. Мне кажется, Цветаева после катастрофы, связанной с Эфроном, уже не оправилась.
Бродский. Я в этом не уверен. Не уверен."

***

Я, со своей стороны, часто вспоминаю этот фрагмент из интервью Бродского, где он говорит o Цветаевой. Вспоминаю я его, думая о том, что я выбрал другой путь, противоположный. Я предпочел НЕ дать себя раздавить. Может быть, потому, что я не поэт, а математик, и математические концепции мне ближе, чем люди. Но я думаю, что причинно-следственная связь тут, скорее, в противоположном направлении. Люди пытались меня раздавить, и я ушел от них в математику.

У этого выбора есть свои издержки. Каждый может по своему усмотрению считать меня безнравственным человеком и т.д. Но я не считаю, что истинная этика состоит в том, чтобы позволить себя раздавить. Не считаю, что нравственному человеку надлежит капитулировать перед окружающими, движимыми страхом и жаждой власти. В стремлении доказывать теоремы гораздо больше правоты, чем в стремлении подчинить своей воле стремящегося доказывать теоремы. Жажда власти -- зло, а зло не должно торжествовать, не должно побеждать, по-моему. Я считаю, что властолюбцам может и должен быть дан отпор. Я дал отпор властолюбцам, и когда-если понадобится, я постараюсь дать его снова.