Добавление комментария

Настроение:

Россия, возродись!

История Руси, через историю литературного языка.
Продолжаю цитировать книгу Успенского "История русского литературного языка (XI-XVII вв.)"*. В этом параграфе автор указывает на различие путей национального самосознания при инородном литературном языке (латынь у христиан западного обряда) и близкородственном (церковнославянский у русских). На это накладывается тот факт, что латынь была прежде всего литературным языком, а потом религиозным, отчего способствовало возрождению элементов языческих представлений при Возрождении и Просвещении. А церковнославянский изначально был языком религии (предположительно первая славянская азбука - глаголица даже начиналась с креста) и лишь затем был литературным, отчего национальное и религиозное не противопоставлялось.

§ 3.3. Западное влияние.

Ориентация на Византию, о которой говорилось выше, имеет самое непосредственное отношение к судьбам русского литературного языка. Если бы Владимир при принятии христианства обратился не к Константинополю, а к Риму и принял западный обряд — а это, как мы увидим, было вполне возможно, — Русь несомненно получила бы (рано или поздно) богослужение на латинском языке. Именно такая судьба и постигла западнославянские страны (Польшу и Чехию), где первоначально было богослужение на церковнославянском языке, который достаточно скоро был вытеснен латынью. Между тем, греки не настаивали на богослужении по-гречески: напротив, существовала уже более чем столетняя традиция пользования церковнославянским языком как языком литургическим и литературным. В то время как на Западе латынь стала официальным языком церкви, претендуя вместе с тем на обслуживание всех сфер культурной жизни и препятствуя, тем самым, развитию национальных литературных языков, на Востоке не было гегемонии какого-либо одного литургического и литературного языка. Напротив, христианизация предполагала здесь создание литературных языков, обслуживавших разные национальные традиции. В отличие от Запада св. Писание переводилось здесь на национальные языки: сирийский, грузинский, готский, армянский, коптский, церковнославянский.

Отсюда коренное и существенное различие в судьбах литературного языка и просвещения в России и на католическом Западе, включая Польшу и Чехию. Там возникновение и становление национального литературного языка было связано с национальным самосознанием (в частности, в период реформации). В России, напротив, становление литературного языка, ориентированного на живую речь, было скорее обусловлено перенесением (в XVIII в.) западноевропейской языковой ситуации на русскую почву. Национальное самосознание, как правило, тяготело к церковнославянской языковой стихии. Это совершенно естественно, поскольку церковнославянский язык выступает как язык всей национальной культуры, в то время как на Западе латынь осознается как вненациональный язык, противоположный национальной культуре. В силу такого положения в допетровской России вообще нет противопоставления религиозного и национального самосознания. Когда говорят о возникновении национального языка в России в новое время, имеется в виду нечто существенно отличное от того, что наблюдается в западных странах. Как это ни парадоксально, формирование национального литературного языка оказывается здесь результатом западноевропейского влияния.

Это весьма характерным образом отразилось в начале XIX в. в споре «архаистов» (последователей А. С. Шишкова) и «новаторов» (последователей Н. М. Карамзина). Церковнославянский язык связывается в этой полемике с национальным началом (поскольку это развитие изолировано от западноевропейского влияния). Напротив, ориентация литературного языка на разговорную речь (на русский язык образованной части общества) связана с европеизацией русской культуры. Шишковисты тяготеют к церковнославянской языковой стихии, поскольку она, по их мнению, выражает русскую национальную самобытность, а карамзинисты провозглашают необходимость «писать, как говорят», по образцу западной литературно-языковой ситуации (Успенский, 1985). Показательно, что декабристская идеология продолжает, в общем, линию Шишкова, а не Карамзина (Лотман и Успенский, 1975/1996, с. 417, 423, 484-485, 495).

Точно так же на Западе гуманизм (XIV-XV вв.) и его продолжение в виде Просвещения (XVIII в.), отделенного от эпохи гуманизма эпохой Реформации и Контрреформации, — это чисто светское культурное направление, характеризующееся при этом индивидуализмом и критическим отношением к традиции; и гуманизм, и затем Просвещение получали в разных странах местный национальный характер. Ничего подобного в России не было и не могло быть, а появилось относительно поздно — как результат западного культурного влияния и, следовательно, как феномен совершенно иного рода (заимствованный и тем самым принципиально отличающийся от соответствующего западноевропейского явления, которое имело гораздо более естественные, органические корни). Это необходимо иметь в виду, если прилагать к истории русской культуры такие понятия, как «возрождение», «предвозрождение» и т.п. формальные диагностические признаки этих культурных течений могут быть обнаружены и в России, но они имеют здесь явно вторичный, опосредствованный характер.

§ 3.3.1. Западное влияние до крещения Руси.

Между тем, обращение к Риму было вполне возможно. В рассказе об испытании вер Владимир отвечает предлагающим ему свою веру «немцам», посланным «от папежа», т.е. христианам западного обряда: «ИдЪте опять, яко отци наши сего не прияли суть» (ПВЛ, I, с. 60). Неизвестно, что в точности имел в виду Владимир, но он мог, в частности, подразумевать сношения Ольги с Западом. По сообщению западных анналистов, Ольга, крестившись, просила епископа у греков; ей было отказано, и тогда в 959 г. она отправила посольство к немецкому королю Оттону I; Отгон в ответ послал в 961 г. на Русь Адальберта, посвященного в епископы «ругам» (genti rugorum; сама Ольга именуется при этом «Helena, regina Rugorum»), однако миссия Адальберта окончилась неудачей, и в 962 г. он вернулся в Германию. Послы из Рима приходили к Ярополку (брату Владимира) в 979 г., а затем и к Владимиру после его крещения в 988, 991, 994, 1000 гг. В Киеве были католические храмы; особая роль в католической миссионерской деятельности на Руси принадлежала бенедиктинцам (Дворник, 1954); бенедиктинцем, кстати, был и Адальберт.

Разделение церквей (православной и католической) совпадает по времени со смертью Ярослава Мудрого (оба события произошли в 1054 г.), так что и при Владимире, и при Ярославе контакты с Римом были вполне возможны и реальны. Тем более возможны были они и до Владимира.