Жизнь. Цвет и форма.
Поскольку рисовать хочется, а нечем, позвонила я в Мишкину прежнюю школу и спросила, не продадут ли мне восковых мелков из местных закромов.
Вчера туда сходила.
Школа закрылась в июне 2007, когда, со скрипом и скрежетом доработав до конца учебного года, ушли последние учителя - Алексей Николаевич и Диана Сергеевна. Не выдержали обстановки - мелочной опеки, указаний по всякому поводу, придирок, "оскорблений чести и достоинства".
И остались основатели - чета Штёклинов - совсем одни.
Штёклины - Елизавета Рудольфовна и Феликс Вернерович - много лет назад приехали из Швейцарии. Приехали, организовали "Лечебно-педагогический центр им. Р.Штайнера". Проводили семинары для учителей - антропософия, вальдорфская педагогика, лечебная педагогика. Создали вальдорфскую школу и детский сад.
Пять лет назад, когда Мишку "выдуло" из слепышового интерната и я искала для него школу - выяснилось, что здесь самое для него подходящее место.
Мишка проучился у Штёклинов три года. Это таки было весело! С разными приключениями, приятными и прочими неожиданностями, курьезными случаями. Можно долго вспоминать
А после третьего класса школа прекратилась, и дороги наши разошлись.
Захожу в школу после двухлетнего отсутствия. Дверь открывает Лена - помощница по хозяйству. Непривычная тишина и пустота, полумрак. Пустая раздевалка, поблёкшие детские рисунки на стенах.
На втором этаже меня встечает Феликс Вернерович - почти не изменился за два года. Живо интересуется Мишкиными делами: в какой школе Миша учится? Не болеет ли? занимается ли музыкой? Говорит, что готов заниматься с Мишей, учить его играть на фортепьяно (Ф.В. - музыкант, а еще он замечательно рисует).
Проводит меня в кладовку, и, пока мы с Леной пересматриваем коробки с мелками и подбираем, что мне нужно, уходит за Елизаветой Рудольфовной.
А вот и она.
Ей - 86.
Входит, опираясь на ходунки-каталку... Такой гибрид, с натянутым между боковушками сиденьицем - можно ходить, держась за эти боковушки, а можно присесть. Совсем согнулась, стала еще ниже. Распухшие суставы. Руки в коричневых пятнышках. А глаза такие же - ясные, живые. Присутствующие. И прежняя эмоциональная, увлечённая речь, и юмор тот же, ни с чем не спутаешь.
И детская, пусть даже немного наигранная, радость при виде букета ярко-оранжевых цветов: "Ооо! Это мне? Это изумительно!" - с непередаваемым акцентом, так и не выветрившимся за два десятилетия жизни в Москве.
Я набрала кучу мелков, мы заходим в класс, Е.Р. подробно расспрашивает про Мишу, я рассказываю... Ну, как есть, так и рассказываю. Что он болел много, и что с музыкой - никак, зато ходит заниматься с собаками, и что мы на днях уезжаем... Ей это всё и вправду интересно, и за Мишкину жизнь она переживает. Показывает кое-что, чем необходимо заниматься с Мишей. Рисует формы - для хождения и рисования. Я вникаю, держа при себе понимание, что не буду этого делать, даже веря Е.Р., что оно на пользу. Не буду, потому что не могу "делать, что сказано". Потому что я должна знать, что и зачем я делаю.
Приглашает на семинар, который они с Ф.В. начнут с 15, что ли, июня - для вальдорфских учителей, средняя школа.
И дарит для Миши еще один мелок. Цвета принесённого мной букета. Цвета солнца.
И тут я замечаю в коробочке крошечный обломок, того самого цвета, который мы с Леной так и не нашли, перерыв несколько ящиков в кладовке.
Gelbgruen.
Жёлто-зелёный.
Цвет молодой, пробивающейся, весенней жизни.
Крошечный кусочек воскового мелка.
Прощаюсь.
Спускаясь по довольно крутой лестнице, понимаю, что для Е.Р. целое дело - попасть на первый этаж. А мне-то на второй подняться - пара пустяков.