Радио · "Мотыга · Джем"

Болеть – занятие всегда неприятное. Хотя «занятие» совсем не то слово, которое стоит здесь употребить. Болеть так противно именно потому, что болезнь – ревнивая дама. Она отменяет все занятия чем-либо. Ты занят только ею и это мучительно. Особенно если ты – ребенок. Особенно если вокруг – лето.

…ты лежишь, распластанный среди белоснежных подушек и простыней, которые моментально окрашиваются желтым. Потому что скоро на улице будет снова плюс сорок пять, и все вокруг намокает от пота. Сейчас еще прохладно, нет и тридцати, за окном шумит свежее утро и ты слышишь, как бабушка говорит на кухне: «хотела сбегать на базар, пока не жарко, но Сашка сказал, что вечером всего принесет». Сашка – это один из дедов. Сашка Леонов. Самый старший, если я не ошибаюсь.

…тебя будит вовсе не бабушкин голос. Каждое утро ты просыпаешься от другой, ставшей привычной, гаммы звуков: первым начинает орать поросенок Борька, потом подключаются куры, потом начинают тихонько свистеть индюшата, дед Леонов, беззлобно матерясь, выходит на крыльцо и его радостным лаем приветствует Пушок. Вот такой хор. Ты слышишь, как Леонов шаркает растрескавшимися каушами по утоптанной земле, визжат петли калитки, он выходит в сад, пускает воду в арычок и шумно бреется под холодной водой, лениво отмахиваясь от ос, налетевших, чтобы попить из быстро наполняющегося цементного заливчика. Осы пьют, красиво растопыривая длинные стройные лапы, паря на чуть прогибающейся пленке воды. Черно-желтое на серо-голубом.

…но всего этого ты сегодня не увидишь, потому что ты болен, простужен, у тебя высоченная температура, и никто не позволит тебе встать с постели. Сегодня ты обречен вслушиваться в звуки вокруг, достраивая вокруг них известный тебе мирок, точно так же, как девяностолетняя баба Варя вытягивает из кудели тоненькую ниточку, наматывая ее на веретено. Слепая, как мойра. Так и ты вытягиваешь из всей бесформенной кудели звуков те, что кажутся тебе интересными, и наматываешь их на какое-то свое, внутреннее веретено, на невидимую ось, вокруг которой вращается мир маленького человека.

…я говорила ему, чтобы он не бегал на этот чертов хаус, противный мальчишка, говорит бабушкин голос. Хаус – это бассейн.

Ха! Как это нормальный человек может туда не бегать, если там ледяная проточная вода и из осклизлых замшелых бортов бьют фонтанчики? Конечно, всякий нормальный человек только и ждет, пока Взрослые, постанывая от усталости и проклиная жару, улягутся спать. Всякий нормальный человек только и ждет сиесты, чтобы как пуля вылететь сквозь тугую звенящую жару, и бежать к хаусу в конце улицы. Бежать и чертыхаться в минуты, когда пятка сваливается из хлюпающего сланца и касается раскаленной земли. Бежать надо по центру улицы, чтобы самому раскалиться, как земля, и потом с криком перевалиться пузом через скользкий цементный бортик, прямо в ледяную воду. Уфффффф…..

…а потом они греются в луже рядом, продолжает бабушка. Сидят в чертовом хаусе, пока губы не посинеют, а потом лезут в эту чертову лужу. Тьфу!

…она ничего не понимает. Там в луже вода горячущая. И еще там прикольные червяки. «Боже мой! Там какие-то черви!». Вовсе они не какие-то. И не мерзкие. Они очень красивые, красные, как нитки Мулинэ, только живые. Бабушка из-за всего переживает. Иногда она высматривает твою голову, единственную белую голову, плавающую среди двух десятков черноволосых юных башибузуков. Высмотрев, удовлетворенно кивает и удаляется. Маленькая, метра полтора ростом. Но характер, бывает, проявляет железный.

…у твоих друзей бывает трахома, стригучий лишай, глисты, вши, экзема, и разное другое. Очень трудно запомнить. Трудные слова. Тебя называют умным мальчиком, но все равно все взрослые слова очень трудно запомнить. Трахому запомнил. Глисты тоже, потому что это просто.

…Бабушка чуть с ума не сошла, когда увидела всех вас в этой луже. «Боже мой! Что это?!». Это Ришат. А это Рифат, это Раушан, это маленький Шурик, это большой Шурик, это Ламбик, а это его брат Казанджиди, это Ноиль (но не теть-фаин Наиль, а другой, не татарин), это Сами-таджик, он живет возле Клуба, я тебе говорил, начинаешь рассудительно, как положено мужчине, объяснять ты. «Вылезай немедленно, у этого мальчика трахома!», кричит бабушка. «Здравствуйте, апа», - нестройно тянет в ответ вся разноликая толпа башибузуков, вставая из лужи в знак вежливости. Бабушка отмахивается и тащит тебя подальше от мерзкой лужи, унизительно ухватив поперек тела. «До свидания, апа», - слышится вдогонку.

…тоже мне, большое дело, ваша трахома. Алик мне все рассказал: «Если глаз чешется, надо поссать в ладошку и помыть его, как следует. Вы, русские, зря смеетесь. У вас доктора. У вас в России холодно, болезней нет. Если стесняешься, зайди в кусты – там поссы». Так что видал я вашу трахому. Мочи у меня на десять трахом хватит. А вот от простуды не уберегся…

…и вот ты лежишь, сваленный жесточайшей простудой, и вслушиваешься в звуки Мира Вокруг. Ты ребенок и мир у тебя устроен просто, как кудель. Внутри веретено, это ты. А вокруг тебя уже наматывается все остальное. Вокруг тебя. Мир.

…если закрыть глаза, то все слышно гораздо лучше. Домик, в котором ты живешь, совсем маленький. В центре круглой черной осью проходит железная печка. Вокруг нее – комнаты. Сени, они же кухня, потом зимняя кухня, где баба Варя спит, потом гостиная, потом спальня. Все. Круг замкнулся. Дверь из спальни в сени загораживает грохочущий холодильник. Когда он включается, то громыхает и подпрыгивает, но зато морозу дает ух! «Еще наверняка квасу ледяного нахватался», - продолжает сердито говорить бабушка, блямкая ложкой по какой-то звонкой посудине.

…узорчатая тень от занавески ползет медленно, как виноградная улитка, которую ты поймал два дня назад. Или три. Еще был здоров. Сухой ветер отгибает занавеску, за ней видна старая яблоня, а чуть дальше – частокол подсолнухов и кукурузы. Это самые настоящие джунгли. Там всегда интересно и немного страшновато. Зато прохладно. Можно бросить матрас, валяться там весь день и никто тебя не найдет. В винограднике тоже можно, но там много пауков, а пауков ты не любишь. Недавно соседская собака принесла щенят и спрятала их в нашем подсолнухе. Подрыла забор и спрятала. Щенята шелковистые, теплые и у них слезящиеся глаза, покрытые пленочкой, похожей на ту, что под яичной скорлупой. Когда ты с ними играешь, соседская собака смотрит и рычит. Но не кусается и не гавкает. Потому что понимает, что ты не будешь их топить. А если начать гавкать, то придут Взрослые и утопят.

…калитка свистит и бухает о хлипкий забор полисадника. У мусульман нет полисадников. И заборов таких у них тоже нет. У них все закрыто наглухо, как в крепости. И ворота у них тоже как в крепости. А у нас брать нечего, и забор тоже так себе. Красивый правда. Голубенький. Главное от баранов защищает и от коров.

…ба-а-а, раздается за курятником. Это Аман погнал свое стадо на военведский арык. Приземистый, но широкий как танк, Аман не боится пацанов с Узбецкой улицы. Они его боятся. Он сильный, как бес, может куда хочет баранов гнать. Хоть на Военвед, хоть куда. Главное, чтобы они колхозную люцерну не пожрали. Бааа-ааа, кричит кучкар, и далеко за аманским домом другой кучкар отвечает бааа-ааа. Это Наиль выгоняет своих к школе. Сейчас был бы здоров, побежал бы с Наилем ловить гамбузей, а потом можно и на сброс сходить, на верхоплавку порыбачить. Или на сазанчика. Проклятая болезнь…

…салям-алейкум, слышно из сеней. Алейкум-салям, неправильно отвечает баба Варя. А бабушка что-то неразборчиво отвечает и уходит на огород мыть посуду. Это старая Усманиха пришла в гости. Они с бабой Варей старые подруги. Обеим уже далеко за девяносто. Одно время, когда наши завели первого Борьку, Усманиха целый год не приходила. «Бели баран у вас», говорит. Белый баран – это Борька. Мусульмане даже слово «свинья» не говорят, потому что это нечисто. Первые полгода Усманиха с бабой Варей даже не разговаривала, потом через забор говорить стали, а потом снова в гости стала приходить. Но только чаю не пьет больше. Нечисто у нас, говорит. Бели баран.

…болезненный сон ненадолго хватает тебя, как невоспитанный пес. Его хватка мучительна. Влажный, настойчивый, как слюнявая собачья пасть, сон треплет тебя по мокрой от пота подушке. Ты слышишь какие-то сонные, ненастоящие звуки, видишь какие-то красочные кусочки, но калейдоскоп так и не складывается в запоминающуюся картинку, и ты открываешь глаза, не запомнив сновидений. Болезненный сон только изматывает, не давая желанного покоя.

…рядом, на соседней кровати скрипят пружины. Это бабушка ложится спать. Значит уже совсем день. Улицы пустеют и все звуки растворяются в особенном дневном звоне. Так звенит жара. Ты приподнимаешься на локте, отхлебываешь из банки прохладный смородиновый морс, и бессильно откидываешься на подушку, возвращаясь в неласковые волны сна.

UPD:
кауши - это калоши такие. У них носы не круглые, а чуть острее, чем у обычных. А так разницы никакой.
апа - бабушка на тюркских языках
кучкар - это самец барана

Current Mood:	nostalgic
Current Music:	The Smoke Sity