8:20p |
глупый поток июльского сознания Рынок летний. Всего много, всё дешёвое. И помидоры пахнут даже до того, как совсем зароешься в них носом, когда нос ещё только на подходе-поднюхе.
А потом мы повезли папу в аэропорт - вдоль Сены - у противоположного берега жилые баржи, катер тащит человека на водных лыжах. На нашем берегу сначала парк Сен-Клу, в котором похитили госпожу Бонасье, а потом вполне пристойные новые кварталы, неизвестный мне фонтан, небось, только что построенный - железный ощетинившийся шар, потом автострада, мальва, выгоревшие метёлки и чертополох.
Сколько же раз я ездила в аэропорт - двадцать, сто?
Как-то раз, когда мы везли родителей, у нас по дороге порвалась шина, мы не сразу поняли, в чём дело - проскрежетали несколько сот метров на ободе. Оказались на автострадной обочине в недавно купленной машине, в которой мы не смогли найти запаску, - она хитро запрятана под багажник. Остановились добрые проезжие полицейские и поменяли нам колесо. Родители даже не опоздали на самолёт.
Я уже так давно живу в Париже. Вся жизнь собаки Нюши уместилась. Сколько собачьих веков - человечий? Наверно, шесть, или даже семь.
Когда Нюша была щенком-подростком, мы поехали с ней встречать кого-то, и она в аэропортовском зале накакала. Очень было неудобно.
Всё-таки люди-человеки устроены так, что от клише не уберечься - можно только очень стараться, хватать себя за руку, чтоб ленивомыслие не поползло по тысячу раз проторенному пути - самолёт в Афины - я в Афинах не была никогда - а если полететь в Афины - там жарко - выйдешь из самолёта - в жару, в горячий воздух. А можно полететь в Дублин - а в Дублине, может быть дождик, и от Дублина ныряю в предшествующий парижскому жизненный слой, в другую жизнь, Дублин там.
Люди одеты в мятые штаны, или в джинсы, или в шорты. Иногда проходит какая-нибудь работница аэрорпорта в юбке и на каблуках.
Вот что изменилось в мире в лучшую сторону со времён моего детства - так, чтоб без но? - А появились - интернет и право ходить куда угодно в мятых штанах.
Расслабленный летний день сегодня, когда лениво кажется, что будем жить вечно. |