| 1:28a |
"Старухи"
Кто-нибудь вроде Петрушевской на этом материале снял бы чернуху, а Геннадий Сидоров осмелился снять добрый, тёплый и даже оптимистический фильм.
......
Никому не нужные старухи и деревенский дурачок – единственные жители всеми позабытой деревни.
Пустые, брошенные дома. Вокруг, сколько хватает глаз, перелески на невысоких холмах. Связь с миром – через воинскую часть неподалёку. Пожалуй, единственное тупое непоправимое зло в этом фильме – оттуда.
Будто б и не было цивилизации – заводов, газет, пароходов. Только мороз по коже от того, что когда-то что-то было – осталась смутная память. Вот например, одна из тёток сочиняет нескончаемые графоманские баллады и Онегина цитирует в них.
В эту вселенскую пустоту сваливается семья узбекских беженцев – и они пытаются строить жизнь заново, с нуля.
Голые люди на голой земле.
И эти отнюдь не добрые, вполне дикие, полные предрассудков старухи и потерявшие всё беженцы оказываются нужны друг другу.
В фильме есть целый ряд ситуаций, в которых с неприятным сосаньем под ложечкой ждёшь чернушного исхода – ждёшь, что, когда деревенский дурачок подпаливает дом беженцев, выяснится, что его подослали старухи, ждёшь, что старухи выдадут избитого солдата обратно в часть, – и каждый раз Сидоров выбирает человечный выход – и веришь, что так оно и было.
Даже когда фильм обрывается на деревенском празднике в честь рождения сына в беженском семействе, и глава семьи – мастер на все руки – просто новоявленный Сайрус Смит – запускает электростанцию-ветряк, и зажигаются лампочки, и играет музыка, и пляшет его отец-старый мусульманин в чалме, и бабка, затащившая этого отца к себе в избу и в постель, и на старухах венки из кленовых листьев, - этому почему-то тоже веришь, как веришь сказочным счастливым концам... |
| 11:59p |
А первого ноября началась зима.
Вдарила по лету и захрустела совершенно почти зелёными неопавшими платановыми листьями.
На моей любимой улице Муфтар вчера пахло яблоками. За столиком в кафе на площади Контрскарп щурилась от солнца и писала что-то ручкой в огромную тетрадку (редкое зрелище!) рыжая девчонка. Было по-зимнему почти тепло.
Молодой огромного роста итальянец (нонсенс - огромный итальянец) вывез в Париж маленьких стареньких родителей - папу с палочкой и сгорбленную маму. Прогуливал их по набережной, при этом мама всё норовила сойти на мостовую, и он возмущённо восклицал "mamma" и втягивал её обратно на тротуар.
Юный бассет лежал на прилавке у букиниста, разложив уши на пыльном фолианте.
Сияют корсиканские мандарины с глянцевыми тёмными листьями, хурма светит матовыми лампочками, сверкают капли на размороженной траве.
Только вот ночью в нос забивается ледяной туман, и очень тихо - наверно, потому, что окна закрыты. Только вот Катя сопит во сне и фыркает изредка, и секундная стрелка щёлкает неприязненно, и гришкина лапа свешивается с моего неплоского монитора и заслоняет несколько букв. А перед глазами почему-то идиотский кадр из фантастического фильма - шар медленно плывёт в чёрном бархатном звёздном небе - и полтора месяца до самой длинной ночи.
Эй, сколько там до весны? |