| 10:42a |
Вечером, в полутьме из чёрных днём, ещё более страшных от солнечной подсвеченности туч, стоящих угрозой, задником за цветущими вишнями, поползло. Белые толстые лепящиеся друг к другу мокрые сгустки. Они падали кляксами на асфальт, расплывались и собирались в мокрое одеяло на крышах машин и на траве. И всю ночь упрямо и бесшумно, а оттого ещё страшней, хлопали по земле. Пришло – из Лондона, перебралось через Ламанш.
Утро сияло лужами, нахлобучками на тюльпанах, сосульками, укрепившимися на помятых нарциссах.
Страшно за черешни, – вдруг не будет этих ягодных гор, не будут сверкать красными шариками деревья, но сейчас они отряхнулись от белых нашлёпок и торчат цветами в небо под недостаточно греющим солнцем.
И ослепительно зелёные каштаны с разжимающимися кулаками листьев, со сжатыми, готовыми пружинами выскочить, как игрушка-дюймовочка из моего детства, из закрытой железной кувшинки, свечками.
Когда-то в Провиденсе под тихим апрельским снегопадом медленно ехал человек на велосипеде. И где-то в ворохе бумажного теряющегося лежит фотография – молчаливый велосипед у апрельского сугроба.
И первомайский ежегодный снег, падающий на медуницы и первоцветы под Ленинградом.
Угроза в весеннем снегопаде – живи-радуйся, но помни!
И сегодня в автобусе я забыла шапочку, пёструю, купленную на рынке вместе с длинным шарфом – и в Италию с нами съездила и вернулась, а тут, утром, упала на пол с лежащего на коленях рюкзака – и поминай, как звали... |