| 12:42p |
Куала-Лумпур - глазами совсем постороннего. Полёт.
На вопрос о том, впервые ли я в Малайзии, я отвечала - впервые в Азии.
Лететь туда из Парижа 12 часов. Кажется, дольше без пересадок и невозможно. Я сделала открытие - автобусные кресла поудобней самолётных будут.
На маленьком экранчике, вмонтированном в спинку сиденья, светилась карта, - пятнышком самолёт, кружоки с названиями городов. Мне б догадаться, что летят по дуге - над восточной Европой, над Россией, но я страшно удивилась, увидев знакомые имена - Ставрополь, Невинномысск.
Невинка - мы там начинали все кавказские походы. Меня там как-то раз папин сослуживец по сходству с папой узнал - мы автобуса ждали, чтоб в горы ехать, он подошёл и спросил, папина ли я дочка. А ещё мы там сдавали стеклотару. Ехали из Ленинграда большой толпой в плацкартном вагоне с очень злобной проводницей, которая пыталась в Харькове не впустить нашего приятеля, - у него билет был в другой вагон. Проводница удовлетворённо сообщила нам, глядя на круглую его лысину, похожую на тонзуру, что волосы Димуля потерял, оттого что бабник, каждый волосок - ещё одна дама. И злобно выпихнула его из вагона.
Мы обиделись, собрали законную добычу проводницы - накопившиеся за сутки с лишним бутылки - и взяли их в авоськах с собой. Так и выходили - с рюкзаками и авоськами, а в Невинке по жадности не выкинули те бутылки в ближайшую урну, а отправились на поиски пункта по приёму стеклотары. И нашли его! Правда, на автобус опоздали.
В Невинке я впервые увидела ослика - бросилась к нему, родному, забыв положить на землю ледоруб. Я кричала "ослик, погоди, давай дружить", размахивая ледорубом, а он убегал, не веря в мою любовь.
Я смотрела на кружочек "Невинномысск" на карте и думала, - где сейчас грязно-красное полотнище, украшавшее плотину, на которым белыми буквами сообщалось: "Течёт вода Кубань-реки, куда велят большевики". И кстати, продолжает ли Кубань-река течь, куда ей повелели.
Потом самолёт перелетел Каспий, и все названия стали незнакомыми.
Когда нам оставалось совсем недолго, я заполнила длинные декларации - таможенную и санитарную. В санитарной следовало поклясться, что в последние семь дней у меня не болела голова, не поднималась температура, и я не кашляла, или явиться на санитарный контроль.
За полчаса до приземления к нам-пассажирам обратился из репродуктора командир корабля с сообщением о том, что за провоз наркотиков в Малайзии полагается смертная казнь. Всё-таки непонятно, почему об этом сказали так поздно - вроде бы бессмысленное предупреждение - не могли же потенциальные провозители наркотиков выкинуть их в запечатанное самолётное окно. Впрочем, чем расставаться с головой, они могли предпочесть оставить наркотики в салоне.
На выходе я приготовилась к худшему, вспоминая, как однажды во Флориде в наши рюкзаки надолго погрузил нос таможенник, нудно открывая все маленькие ёмкости. Но как ни странно, в Куала-Лумпуре никто ко мне не привязался. Встретил меня в 7 утра университетский шофёр. В гоолову мне не приходило, что в университете может быть такая должность - шофёр, - встречающий гостей, провожающий, в гостиницу каждый вечер отвозящий, из гостиницы забирающий. Когда увидев у него плакатик с моим именем, я протянула ему руку, он, кажется, несколько удивился.
Мы поехали по автостраде, к которой местами вплотную подступали явно непроходимые джунгли, иногда посёлочки из совершенно одинаковых домиков без садиков, а пару раз были видны поднимающиеся в холмы пальмовые леса, прорезанные песчаными дорогами. Потом выяснилось, что это бывшие поместья. Все дорожные надписи и реклама по-английски, изредка с переводом на малайский.
Гостиница оказалась двадцатиэтажной коробкой среди других коробок со швейцаром и мальчиками на побегушках у входа. Шофёр сказал, что заедет за мной через час, и что кроме меня ему надо ещё забрать из этой же мистера Харта. Фамилия мне ничего не говорила. Мальчик на побегушках доставил меня на 11 этаж и попытался поставить кондиционер в номере на 17 градусов, я заверещала, что комнатная температура - 22.
Потом подошла к окну и увидела - небоскрёбы, автостраду, бассейн на плоской крыше, а ещё неширокую плоскую реку - серую в грязно-жёлтых глинистых берегах. И не было неба - сероватая жижа.
Продолжение следует |