чисто дневниковое Только что город состоял из одних сакур, потом казалось, что нет ничего, кроме сирени и глициний, и я пыталась различить их по цвету.
А вчера, подняв голову от романа Аксёнова про шестидесятников - со смешанным чувством сильнейшего раздражения и где-то едва шевелящегося тепла, увидела в автобусное окно, что нынче город - из одних каштанов.
Когда-то нас на физкультуре заставляли бегать, время от времени перепрыгивая через барьеры - ненавистный урок, чего стоит один только запах раздевалки, где натягивали тренировочные штаны и тапки дети, мывшиеся раз в неделю. Однажды я забыла спортивную форму в трамвае и целую остановку бежала за ним по Среднему, и успела, и пришла домой с ненавистным мешком на тесёмке.
А сейчас довольно бодро бегу, перепрыгивая ежедневные маленькие барьерчики и удовлетворённо проставляя галочку - сделано, - в субботу мы в Дордонь на две недели, а потом - сразу я в Сан-Франциско, - в субботу вернёмся, в воскресенье на самолёт - если вулкан не плюнет.
И ложное чувство неуюта - на три недели исчезнуть из обращения - две - туда-сюда, но три - а у нас абитуриенты, и математика выбрать надо, и две новых специализации открываются, и программы, и задачи, решения которых мы сунули в книжку, нельзя в будущем году давать на семинарах, и иностранные студенты, и подготовительные курсы в Китае, и тра-ля-ля, и тра-та-та - как бы я жила без стресса и направляющих верёвок повседневности - небось, как Иван Иваныч на Диван Диваныче - пролежала бы дырку в боку, и злющий Диван Диваныч с картинки в бумажной книжке толкнул бы свирепой пружиной прямо в этот бок.
После обволакивающего позднеапрельского тепла юного лета - ветер хлещет по тополям, холодно, распускаются пионы, а рядом с кампусом открылся новый бассейн - имени Юрия Гагарина - а как же иначе в красном кольце бывших коммунистических пригородов.
Не бассейн - водный стадион - уличный бассейн и внутренний, входящий окнами в сад, в деревья, на уличный. Я терпеть не могу бассейнов, но я так люблю воду, и в середине дня вместо обеда поплавать в славной компании - минут 40, не останавливаясь, - встряхнуться, позавидовать выдрам, пробежать мимо цветущих катальп, - в крону одной из них закинули надувного деда Мороза, а я всё забываю захватить аппарат - для красномешочного деда в лиловых цветах и для пышных осыпающихся пионов.
В Дордони - гулять, высыпаться, смотреть наконец фильмы, ездить на рынок за черешней и клубникой, рвать салат на огороде и, вылезая из душа, глядеть в окошко на сварливо сплетничающих кур. И байдарка - васькино щастье - если будет тепло.
Вечером, на бегу у калитки подпрыгнула и сорвала ветку белой сирени, сунула в рюкзак, прищемив молнией, чтоб белая махровая сиреневая башка торчала наружу. А потом пыталась всё сфотографировать её - в стакане - тривиально, что поделаешь, но всё равно хочется - стакан, ствол в воде толстый и узловатый, и белое-белое-белое - как тот конь, про которого в юности писала Сильвия Плат - и даже стих назывался White - белая мохнатая кисть почти лежит на шее безголового дракона, которого когда-то папа привёз из Средней Азии, Васька разрисовал цветочками, а Григория отбила ему голову, уронив на пол.
И темнеет нынче в девять!
( Read more... )