свет Вчера в лесу Рамбуйе по северным понятиям был - апрель - остатки снега под деревьями, мокрая глина хлюпала на дорожке, и небо всё время менялось - то сосновые верхушки вытягивались к белому пухлявому облаку, то синие неправильной формы дырки в сером расхлопывались-схлопывались, то опускалась тихая низкая пелена.
И запахи - дыма в деревне, хвои в лесу, чёрной живой воды в ручье.
А сначала с нами познакомилась кобылка, и опять обычный наш позор - ни яблока, ни морковки в кармане. Кобылке было скучно, и она, завидев нас, подбежала к забору, за которым паслась, и бескорыстно протянула в ладонь мягчайший нежнейший нос. Шёлковый и при этом тёплый. За такой нос - и не отблагодарить яблоком - с горя я сорвала охапку травы, которая у кобылки под ногами ничуть была не хуже, но добрая лошадка всё-таки взяла её с руки мягкими губами - дорого ведь внимание.
Мы пошли дальше, мимо рыжих светящихся в сумрачный день длинношёрстных шотладских коровок, выставивших в небо длиннющие рога. На стога сена наброшены были рогожки, чтоб не замёрзли и не промокли. И пахло тёплым коровьим уютом, - "дыханьем вола".
На озерце лежал тонкий ледок, Катю пришлось проволочь мимо на поводке, -
памятуя прошлогоднее.
И началась охота за светом. Острым пронизывающим светом, тем, от которого загорается трава, и уж тем более рыжие папоротники. Прошли мы очень мало, то и дело хватались за фотоаппараты, и я завидовала-завидовала-завидовала художникам, в который раз, и в который раз проговаривая про себя, что никогда б не писала портретов, хоть вряд ли я мизантроп, - но писала б только пейзажи. Впрочем, хоть я твёрдо знаю, что венцы творения - это щенки, ну а ещё ослята, может, конечно, и слонята, но их я знаю хуже - писала б я всё равно только пейзажи - где ж ещё смысл, счастье, бессмертие, мировая гармония, вечность, если не в них - и, может быть, иногда, изредка натюрморты - какой-нибудь старый алюминиевый бидон с вмятиной, чтоб свет в него ударил, и какие-нибудь срезанные цветы рядом - впрочем, где взять запах молока и стеблей.
Свет вспыхивал на несколько минут, потом, будто выключатель повернули, - нет его, потом опять, и выхватывал из серебристо-льдистого фона то папоротник, то кусок ёлки, то уцепившийся за ветку лист.
А на ферме, куда мы заехали на обратном пути, он залил глинистую разъезженную дорогу так, что она засияв, осветила окрестности, а ещё на ёлке у входа в магазинчик рассверкались разноцветные шарики - на фоне синего и облачно-белого - заняли своё место среди источников света.
Мы возвращались в этом свете - шпиль деревенской церкви, дом на холме, кусты, трава. Когда мы с Катей входили в подъезд, день потух. Пять часов. Самый тёмный месяц в году.
А фотки будут, но где им - свет поймать.