mbla's Journal

Задувает то мёдом, то клейким тополем, бумажки вздрагивают на столе. И какая-то птица не умолкает – удивительно, как я не могу научиться различать голоса – совсем близко, на какой-нибудь ветке под самым ухом, невидимая в окне под потолком - дзззинь.

Можно попытаться сосредоточиться, или наоборот расслабиться, и выхватить очередную картинку – память – такой сундук, где свалено в беспорядке, – но иногда вытаскиваешь, пыль сдуваешь, начищаешь до блеска.

Вглядываюсь в лес из автобусного окна, пытаясь разглядеть, что ещё из земли вылезло.

В этом сундуке валяется картинка, почему-то важная, часто выхватывается – апрельским вечером на закате в нашем лесу – кукушка, заросли крапивы, бревно поперёк дорожки. Кстати, слишком часто лапать – истреплется, запачкается.

Первый год в Париже мы прожили в самом центре в крошечной квартирке – мне тогда казалось немыслимым не в городе, не в гуще – ведь неизвестно было, удастся ли в Париже поселиться, не придётся ли возвращаться в Америку.

Совсем другая жизнь – вечерняя улица, столики, люди.

В первый вечер в Медоне на автобусной остановке – глухая тоска грызущая – маленькие домики с садиками, не-город, не-гуща,не-мелочь событий.

А сейчас, когда поднимаюсь летом по эскалатору, и острый запах свежести и леса, – вот ведь – какая неоригинальная эволюция – впервые я поняла, что в жизни вне большого города может быть прелесть, когда год прожила в Альпах, в Анси.

Если вдруг в пятницу вечером в сентябре хотелось пожарить грибов, достаточно было пойти, хоть пешком, на горку в получасе от дома. И в озере купались до ноября.

Когда-то ульевость квартирного дома была почему-то залогом безопасности.

А сейчас очень хочется собственной грядки и дерева, - ну, хоть балкона, чтоб чай пить.

В юности пространством повседневности был город, а лес – пространством каникулярным.

А сейчас городское пространство – праздничность прогулки, древесное – её повседневность.

И ведь не огорчает. Самодостаточность что ли увеличивается с возрастом? Не думаю – общения у меня, пожалуй, не меньше, чем в юности. Что правда – всё острей невынесение чужой, даже совершенно благожелательной, толпы. Потребность в личном простанстве.

Наверно, уменьшается нужда в потреблении культуры, и увеличивается – в негородском пейзаже. Только выставка Моне за долгое последнее время по силе и способу воздействия не слабей какого-нибудь выхода к морю в Бретани.

В принципе, основной невроз – время, уходящее сквозь пальцы, – бывает эскапизм – чтение любимого, а уж если никуда не удрал, так, вроде, – твоя ответственность за целостность собственного мироздания – того, на которое падает взгляд – и булочную не забыть, и полуголого человека с граблями в парке, и дрозда в гиацинтовой клумбе.

Ели на завтрак блины за уличным столиком – под жужжанье шмеля в огромном магнолиевом цветке над головой.