| 3:03p |
И опять – шмель зарывается в колокольчик цвета земляничного мороженого, бесхвостая ящерица пересекает каменную дорожку, помахивает ветками мимоза, и ссорятся сойки.
Танец лета складывается в танец лет.
Под опрокинутой над соснами медведицей гришин силуэт на ночной крыше.
В доме напротив у края рощи жили старики. Круглый год. Не очень-то приветливые поначалу. Потом привыкли к нам, улыбались при встречах – старик еле шёл, опираясь на руку жены, но ежедневно выходил к морю.
Он умер года полтора назад. Старуха уехала, говорили, к племяннице. Прошлым летом в ухоженном любимом доме жили дачники. Заходили из рощи в сад через просвет в изгороди из рододендронов.
А в этом году пусто, заперто. Памятник прошедшей жизни. Интересно, что там внутри. Не комната ли синей бороды?
Через дом от нас всё лето живёт собака САма– катина полуврагиня – пятнистая охотничья не вполне чистой породы. Вечно носилась самостоятельно по роще, и Катя её всегда задирала при встречах. Однажды даже забежала к Саме в сад, – мы с Бегемотом её оттуда выуживали с руганью. Бегемот Катю ухватил, приподнял, как мешок с картошкой, потряс – она повисела, – не шевелясь, развесив уши.
И вот сегодня утром Катя стояла на улице у входа в наш сад, а Сама у входа в свой, – они поглядели друг на друга и, пожалуй, даже приветливо взмахнули хвостами. Катя вздохнула и пошла к себе. Старые не очень добрые знакомые. Немолодые собаки.
И ничего, живём, – в отличие от Кости Левина не боимся ходить с ружьём, чтоб не застрелиться, – впрочем, и ружей у нас нет.
«Это время тихой сапой...» – парят в серо-синем сосенные растрёпанные верхушки. |