***

Есть у меня один мощный недостаток - пунктуальностью я часто не страдаю, особенно когда дело касается только моей задницы, вроде приходов на какую нибудь бесполезную ежедневную планерку в офис или просто “шоб был”. Вот и в этот раз я опоздал на работу на целых пол часа, т.к. проснулся от звонка шефа интересующегося где это я запропастился.
Прихожу в офис, начальник радует меня тем, что мол на НПП “Технология” опять дала дуба печь и нужно срочно туда срываться, а я тут, такой засранец, опаздываю и ваще из-за моего опоздания небо рухнет на землю. В темпе кидаем осциллографы в багажник и срываемся в Федоровку.

Приезжаем на объект… странная тишина кругом. Охранника в будке на шлагбауме нет. Даже собака и та не лает. Проезжаем на территорию. Там никого. Ваще ни души. Хотя обычно кто нибудь да шарится по местности. И тихо. Аж до звона в ушах. Станки не работают. Печи не шипят, погрузчики не шныряют из вагона в вагон. Только снег скрипит под ногами. Странно до жути.

Идем по платформе, людей нет. В проемах цехов никакого движения. Тут замечаю, что что то не так — как то странно стоят стены цеха, словно под углом, вроде бы такого раньше не было. Ничерта не понятно. Сворачиваем за угол цеха, а там все рабочие. Молча стоят кругом и смотрят куда то в центр. Я даже не сразу понял, что вот это бесформенное дымящееся месиво, лежащее на носилках это человек…

Что, собственно, было. На этом предприятии делают какие то присадки для металлургов, а в дробилке крушат и смешивают кремнезем, углерод и металлическую пыль, потом все это дело отливается в чушки и грузится в вагоны. Везде, а особенно в дробильном цехе воздух просто насыщен металлической и угольной пылью. Примерно за пол часа до нашего приезда, газосварщики варили стеллаж в дробильном цехе. Разумеется с нарушением всех норм техники безопасности с применением открытого пламени. И то ли смесь газа с горючей пылью, то ли появление излишка кислорода в атмосфере, но ебнуло так, что посдвигало бетонные стены цеха. Благо стены были не несущими и крыша устояла на мощных колоннах. Двух рабочих вышвырнуло через открытый проем цеха на железнодорожные пути как пробку из бутылки. Отделались лишь неслабыми ожогами да переломами. А вот третьему не повезло - он в этот момент шел по корридору между цехами и его изжарило как в турбине. Больше жертв не было, по счастливой случайности все произошло в обеденную пересменку и почти все сотрудники были в столовой.

– Удачно я сегодня на работу опоздал,– мрачно усмехнулся я, кивнув шефу на покореженные взрывом шкафы управления печи.
– Мда…

***


Третий курс, общеинженерная практика. Посылают всех кого куда, а меня на краснознаменный завод по производству двоюродного брата кожи, по простому - дермантина. Уютный заводик где-то за Электросилой, задача студента - накатать отчет по технологической части, экономической части, и охране труда. В те времена охрана труда волновала мое девичье сердце, ибо почему-то именно на кафедре экологии и охраны того самого труда я изнемогала от любви к газовым хроматографам и прочим масспектрографам по линии НИРСа.
Ну, значицца, оформляюсь я на этот заводишко, в жизни не нюхнув еще химпроизводства, такая моль лабораторная, прихожу в цех и натурально охуеваю от запахов. Вот вы думаете - токсикомания это зло, клей Момент нюхать очень плохо для здоровья и мозга. И наверно это правда, потому что до той практики я была намного умнее, чем сейчас, и я не вру. Но я встретила на своем пути людей, которые работали на этом заводишке годами, и находились под вечным кайфом. Контингент там был совершенно замечательный: мужики со 101-го километра, какие-то деффки, приехавшие покорять город Ленинград, постоянно невыспатые и тихо совещающиеся друг с другом насчет венерических сложностей, и вечно пьяненький дядя Костя. Первый инструктаж, который я получила от начальницы цеха, касался непосредственно дяди Кости. "Будет трешку просить - до трех дня не давай! А дальше как хочешь." Второй инструктаж касался самой машины, которая валяла двоюродного брата кожи. "Руки под нож не суй!". На этом наша беседа закончилась и меня пустили поработать.
Вот представьте себе тощего дядю Костю, жертву алкогольной дистрофии, и мои 45 кило, вот мы с этим дядей Костей катим 150-ти килограммовые моток ткани, сажаем ее на рельсу, рельсу суем в какие-то катушки, и прилепляем эту тряпку к ленте, которая мееедленно тащит эту тряпку под нож, распределяющий краску, и дальше в сушильные камеры. Краска густо замешана на растворителе и одному Будде известно, какие этил-метил-кетоны и пропиональдегиды текут вместе с ней из тележки, подвешенной над ножом. Вентиляция самая номинальная, а сушилка всю эту херь испаряет, и она совсем, совсем не герметичная, та сушилка. К тому же тканина постоянно в сушилке то застревает, то рвется, и надо рылом залезать в ее нутро, и нюхать, нюхать, нюхать... Парадизом токсикомана была краскоразливочная. Токсикоман бежал туда с тележкой на колесиках, подставлял ее под кран с нужным колером, включал вентиль, и тащился. Бывалоча что и вырубались - приход там был самым крутым.
Дядя Костя же утром дрожал руками, ногами, и другими частями тела, и каждые 15 минут отбегал за сушилку. Я тосковала. Мне было страшно. Мне плохо пахло. Мне хотелось в родную лабу, к пробиркам, притертым пробкам, газовым шприцам и хроматрграммам.
К середине дня дядя Костя переставал трястись и начинал работать. Мы с ним выдавали норму и расходились по домам. Вернее, он расходился, а я расползалась. Менты в метро подозрительно смотрели и принюхивались, мамаши прятали от меня своих детей, а бабки хулили вслед.
Через 24 дня мне вышло освобождение. Цыфры для отчета дала мне московская практикантка, уже пятикурсница. Кроме охраны труда. Охрану труда я написала сама. Я написала правду. И эту правду начальница цеха мне не подписала. Тут мы с ней принципиально разошлись...
Токсикомания - страшная штука. Когда я вернулась в родную лабу, хроматографы больше не любили меня. И масспектрографы не любили. И руководительница НИРСа печально вздыхала, прося сосчитать сначала какие-то коеффициенты разбавления, потом просто сложить сто сорок четыре и семьдесят восемь, потом написать мое имя... С тех пор я не люблю охрану труда. А считаю на счетной машинке или просто на пальцах.


***

В наследство от советского времени предприятию, на котором работал, досталось не только масса бесхозного драгмета, постепенно выходящего из строя оборудования, которое негде починить, забитый красными плакатами подвал, но и одну уникальную личность. Бывший парторг, а ныне человек по решению всяческих бытовых заморочек. Имени отчества за давностью времени не помню, пусть будет Иваныч. Человек неописуемой энергии, постоянно занят каким-то важным делом, достать может любую вещь в любом количестве.

Решил Иваныч ко дню большого дамского праздника украсить наши серые стены разноцветными плакатами, а двери недавно отремонтированных туалетов опозновательными знаками. За помощью нескольких мобилизованных табельщиц в кратчайшие сроки наше заведение наполнилось серией красочных стенгазет и висюльками агитационного характера.

К украшательству дверей санузлов коллектив Иваныча подошел совсем творчески. Была разработана и внедрена серия аппликаций, должных означать мужское и женское начало. Так в мужскую половину вела дверь с изображением линейки и циркуля, а в женскую - бабочка, которая поддерживается двумя руками. Судя по расцветке это махаон. Однако при удаленном рассмотрении, из глубины слабоосвещенного коридора можно было увидеть не махаона, а бесстыже раздвинутые женские ноги. Ситуацию моментально просекла более продвинутая молодежь из молодых специалистов и на следующее утро бабочке слегка укоротили крылья, а вместо циркуля и линейкина на мужской двери красовался купленный по случаю в секс-шопе резиновый фаллос гигантских размеров.

Что рассказал Иванычу директор доподлинно не известно, но буквально после обеда исчезла не только глумливая бабочка, но и резиновая фигня вместе с дверью. Ребята постарались на славу, прикрутили тремя здоровенными болтами.

***

(c) Не моё