Есенина убили ящерицы,
или нет покоя долбанутым.

Ну а ежли пастаринке, то
28 декабря 1925 года в 10 часов 30 минут в пятом номере гостиницы "Англетер" ("Интернационал") "был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина. По предъявленным документам повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель" (из "Акта осмотра места происшествия").
Для всех, кто общался с поэтом в последние годы его жизни, было очевидно, что Есенина убил алкоголь. Сам Есенин, заполняя 5 декабря 1925 года больничную анкету, в графе "алкоголь" ответил: "Много, с 24 лет". Там же рукой лечащего врача записано: "Delirium tremens. Белая горячка, halluc (галлюцинации)".
В 1921 году Есенин пишет Анатолию Мариенгофу: "Так пить я уже не буду, а сегодня, например, даже совсем отказался, чтобы посмотреть на пьяного Гришку. Боже мой, какая это гадость, а я, вероятно, еще хуже бывал". В последний год своей жизни Есенин, по выражению того же Мариенгофа, выглядел "человеком не больше одного часа в сутки. От первой, утренней, рюмки уже темнело сознание". В 1922 году Есенин сообщает в письме Клюеву: "Очень я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным".

Во время своих американских гастролей (по времени совпавших с действием на территории США "сухого закона") Есенин допивался до припадков. А. Дункан в газете "Геральд Трибьюн" писала, стремясь оправдать его пьяные дебоши в отелях: "Приступы душевного расстройства, которыми страдает Есенин, происходят не только от алкоголя... а также вследствие отравления крови "запрещенным" американским виски, в чем я имею удостоверение знаменитого нью-йоркского врача, который лечил Есенина при подобных припадках в Нью-Йорке".
И на родине главным врагом поэта оставался алкоголь. Не менее десяти раз его доставляли в отделение милиции, однако, по свидетельству В. Ходасевича, относительно Есенина "был отдан в 1924 году приказ по милиции – доставлять в участок для вытрезвления и отпускать, не давая делу дальнейшего хода".

Он любил таскать за собой по вечеринкам известного чекиста-мокрушника Якова Блюмкина, убившего летом 1918 года германского посла. Есенин, по словам Ходасевича, для куража мог предложить честной компании съездить посмотреть на расстрел "контры": "Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою".
Незадолго до самоубийства на фоне прогрессирующего алкоголизма обострились некоторые черты его характера. Есенин становился патологически обидчивым, им все чаще овладевали приступы черной меланхолии. В мае 1925 года, увидев поэта, прозаик А. Вронский сказал: "Впервые я остро почувствовал, что жить ему недолго и что он догорает".

Исследователи отмечают около 400 случаев упоминания смерти в его произведениях, отмечая, что более трети из них приходятся на последние два года жизни поэта, причем в половине этих случаев речь идет о самоубийстве. За два месяца до смерти в своей последней поэме "Черный человек" он напишет о себе: "Друг мой, друг мой, я очень и очень болен". Немногим ранее Есенин выводил нетвердой рукой в своих стихах: "Одержимый тяжелой падучей, я душой стал, как желтый скелет". Поэт неоднократно пытался покончить с собой. Он ложился под колеса дачного поезда, в Баку бросался в нефтехранилище, резал стеклом вены. Но тогда с ним рядом находились друзья, и трагедии удавалось избежать.
За три недели до трагической развязки друзьям поэта удалость положить его в московскую клинику под присмотр знаменитого доктора Ганнушкина. Цели было две – спасти поэта от судебного преследования (в связи с одним из его пьяных дебошей) и заодно подлечить. О своем последнем лечении Есенин рассказывал Мариенгофу: "Мне очень здесь хорошо… только немного раздражает, что день и ночь горит синенькая лампочка… и еще – не позволяют закрывать дверь… Все боятся, что покончу самоубийством".

Одно из главных свидетельств факта самоубийства - стихотворение "До свиданья, друг мой, до свиданья...", написанное поэтом кровью на блокнотном листе за сутки до своей трагической смерти.

Апологетов версии убийства Есенина вдохновляет ряд моментов в описании места трагедии и тела висельника. В частности уверждается, что Есенин, имея рост 1,68 м, не мог подвесить себя под потолком высотой более 4,5 метра, да еще на вертикальной трубе отопления. Далее любят указывать на вдавленную борозду на лобной части (она заметна даже на посмертных масках поэта), наличие темного пятна на верхнем веке правого глаза, согнутой руке, якобы обхватившей трубу, неповрежденные хрящи гортани, отсутствие странгуляционной борозды и многое другое. В 1989 и 1992 годах были проведены две независимые судебно-медицинские экспертизы Минздрава РФ. Вердикт обеих абсолютно неутешителен для сторонников версии убийства. На все вопросы были получены ответы.
Следственный эксперимент показал, что можно закрепить ремень так, как он был закреплен (Есенин повесился на ремне от чемодана), приложив к свободному концу нагрузку до 100 кг так, чтобы ремень не соскальзывал. Следствием было установлено, что "вдавливание в мягких покровах лобной области образовалось в результате длительного контакта с цилиндрическим предметом (т. е. с трубой парового отопления)". Потому борозда сохранилась вплоть до похорон. Темное пятно на верхнем веке не след от пули, а пятно от "высыхания вершины кожной складки, сформировавшейся... при контакте лица с цилиндрическим предметом". Странгуляционная борозда хорошо просматривается даже на ретушированных снимках. Сообщалось также, что хрящи гортани не обязательно должны повреждаться при повешении, тем более когда петля не затянута, что имело место в случае с Есениным. Закрытие дыхательных путей при повешении не играет главной роли, основное в таких случаях – пережатие сосудов шеи, при котором резко повышается внутричерепное давление, и человек почти мгновенно теряет способность координировать свои действия и не может освободиться от петли. Именно поэтому решившие попугать близких самоповешением "понарошку" зачастую отправлялись в мир иной по-настоящему. Есенин, очевидно, инстинктивно пытался удержать себя в момент короткой агонии, ухватившись правой рукой за трубу - так она у него и закоченела в согнутом положении.

"Самоубийство может совершаться и по мотивам эстетическим, из желания умереть красиво, умереть молодым, вызвать к себе особую симпатию. Самоубийство Есенина, самого замечательного русского поэта после Блока, вызвало культ его личности" (Николай Бердяев).