Светские аббаты.
Увидев эту картину, я подумала, что неплохо бы рассказать об обворожительных аббатах 18 века



L'Abbe Complaisant
Joseph Caraud

В моде тогда было непостоянство. Страх перед скукой заставлял изобретать все новые и новые развлечения . В числе персон, которых можно было встретить в светской круговерти, были любезные французские аббаты, выступавшие в самых неожиданных ролях. И биографии чересчур пылких аббатов, украшавших собой великосветские круги семнадцатого—восемнадцатого веков, принадлежат непристойному (если можно так выразиться) разделу истории общества. Эти священнослужители, похоже, мало интересовались вопросами веры, имея с ней мало общего, несмотря на свои рясы и тонзуры. Они получали доходы с аббатств, доставшихся им по наследству, но редко появлялись в обителях. Они порхали по салонам, сочиняли стихи неприличного содержания, влюблялись, вновь и вновь отдавая дань уму и красоте.
Наиболее печальной известностью пользовались аббаты де Шуази, Вуазенон — автор непристойных повестей — и де Шолье. Кроме них можно назвать аббатов Делиля и Галиани, которых окрестили «незаменимой мебелью для дождливых дней в деревне».
Мать аббата де Шуази предпочла бы иметь дочь, а не сына, и, когда аббат был ребенком, она проколола ему уши, украшала его лицо мушками и одевала, как девочку. В восемнадцать лет он по-прежнему — с согласия матери — носил платья и интересовался женской одеждой. Возможно, именно склонность к юбкам и побудила его посвятить себя Церкви и надеть облачение священнослужителя. Как бы там ни было, молодой Шуази представил в Сорбонну блестящую тезу и получил бургундское аббатство Сен-Сен. Иногда он одевался женщиной, иногда — священником, но всегда носил мушки, подобно его коллеге аббату д'Антрагэ и другим «будуарным» аббатам того времени. Однажды он на пять месяцев исчез из Парижа и выступал в театре Бордо в амплуа первой любовницы. Он торжественно писал в своих Мемуарах: «Я переодевался женщиной, и никто ничего не замечал. Находились и такие, которые влюблялись в меня, и я одаривал их мелкими благосклонностями, оставаясь чрезвычайно сдержанным в том, что касалось более существенного. Меня хвалили за мою добродетель!»
Вскоре по возвращении в столицу тяга к переодеванию опять овладела им, и он обосновался в Фобур-Сен-Марсо под именем мадемуазель де Санси. Его апартаменты во всех отношениях подходили для жеманницы: мебель в спальне была светлой и своими контурами напоминала женские формы, занавеси постели были перехвачены лентами из белой тафты, подушки были украшены красными лентами, а простыни отделаны кружевами и богатой вышивкой.


Фрагонар "Любовное письмо"

На третий раз аббат сбежал в Бурж, где купил замок Креспон, и поселился там под именем «графини де Барр». Местный священник представил «ей» шевалье д'Анекура, который влюбился в «графиню» и попросил «ее» выйти за него замуж. Аббат был восхищен успехом своего маскарада. Он, тем не менее, не переменил окончательно своего пола... в чем приглашенная в замок актриса Розели убедилась на собственном горьком опыте. Девять месяцев спустя она произвела на свет девочку, которую аббат удочерил и воспитал за свой счет, выдав Розели замуж за ее товарища-актера. Не думайте, будто время аббата, при всей его любви к нарядам, было целиком посвящено модным финтифлюшкам. Он занимал семнадцатое кресло во Французской академии, много путешествовал и написал Историю Людовика Святого, Историю церкви и Переложение псалмов. В возрасте восьмидесяти лет, незадолго до своей смерти в 1724 году, он сбрасывал сутану, чтобы примерить платья, сшитые по последней парижской моде. Ему никогда не надоедало примерять доставшиеся в наследство от матери драгоценные уборы.
Аббат Шолье был любовником Нинон де Ланкло, хотя эта неувядающая сирена была старше его на двадцать четыре года, и обладал даром очаровывать большинство женщин, с которыми знакомился. К концу жизни он занялся организацией приемов и сочинением любовных стихов, написал апологию непостоянства, которому следовал и в жизни: «Для чего нам искусство наслаждения, если впереди нас не ждет перемена? Если привязать себя навсегда к одному пастушку — что тогда можно делать и о чем говорить? Так давайте любить и изменять — пусть нежность длится не дольше наших наслаждений...»
Аббат состарился и стал страдать подагрой (несчастье, бывшее, по его словам, детищем Венеры и Бахуса), но в возрасте восьмидесяти лет он снова влюбился — в мадемуазель Делонэ, будущую мадам де Сталь. Он впервые позволил себе увлечься буржуазкой. Прежде его возлюбленными были либо танцовщицы из Оперы, либо высокопоставленные светские дамы. Шолье ухаживал за мадемуазель Делонэ с шармом, достойным его долгого опыта и приличествующим его возрасту. Старик может завоевать расположение молодой женщины либо лестью, либо безграничной преданностью. Аббат выбрал третий способ. Каждый день он посылал к дому своей возлюбленной карету, на случай, если ей захочется покататься,— и не обижался, если в этой карете она отправлялась навестить своего более пылкого друга, вместо того чтобы заехать повидать старика; он посылал ей книги и конфеты и покровительствовал ее приятелям.


Фрагонар "swing"

Когда в 1720 году разнеслась весть о кончине знаменитого аббата, эту новость сочли очередной шуткой, из тех, по части которых Шолье всегда был великим мастером. Когда добряка священника из Фонтене в полночь поднял с постели лакей аббата, сказав, что привез гроб с телом своего хозяина, кюре отказался служить панихиду и велел везти гроб прямо на кладбище, уверенный, что, подняв крышку, обнаружит вместо трупа чурбан. Наутро священник был потрясен, увидев, что в гробу действительно лежит покойный аббат в облачении священника. За несколько часов известие распространилось по всей провинции, и архиепископ Руанский в наказание послал святого отца в семинарию на два месяца, пока скандал не утих. Вольтер написал герцогу де Сюлли письмо в стихах о кончине «вечного аббата Шолье, который вскоре предстанет перед Всевышним, и если приятные и изысканные стихи могут спасти душу в загробном мире, то аббат отправится прямо в Царствие Небесное. Он был последним представителем века, прославившегося своей учтивостью».
Другим приятелем Вольтера, которому писатель дал прозвище «Пастырь Киферы» и написал эпитафию, где сравнивал того с «его братом, аббатом Шолье», был аббат Клод де Вуазенон. Они с Шолье и в самом деле были птицами одного полета. Но повести Вуазенона даже более скабрезные, чем стихи Шолье, особенно Султан Мизапуф. Театр также привлекал Вуазенона — когда ему было двадцать лет, он попробовал свои силы в качестве драматурга и стал для актрисы Фавар «скорее вторым мужем, чем любовником». Тройственный союз превосходно функционировал. Месье Фавар был драматургом, а аббат всегда был под рукой, готовый дать дельный совет. Аббат переехал к Фаварам, и они составили неразлучное трио. Сплетники утверждали, что, «придя утром к Фаварам, увидеть аббата в постели с мадам Фавар — дело обычное. Он читает свой требник, а она говорит «аминь». Со своей каретой, обитой розовым атласом, порывистыми жестами, которые побуждали людей сравнивать его с «пригоршней блох», постоянной болтовней, полной двусмысленностей, этот душка-аббат был личностью, типичной для восемнадцатого столетия.

За картину, чудом найденную снова, спасибо
chantfleuri@lj