Осень пришла на танцпол с выгнутыми локтями,
из проворного сна выныривала неброско.
Остановилась звезда в воде, и мы ее подлатали.
Выплакали глаза, а на тесте одна полоска.

Неповоротливым кораблем вела она зажигалку к брови,
то падала у ручья, то звала собирать гербарий.
Переменила сети, а слева Товий,
и дуновенья с севера все вертлявей.

Вот и осталось только смотреть влюбленно,
таять дешевой цитрусовой таблеткой.
В голубоватой дымке ждет шлемоблещущий строй омона,
и нам будет тепло и уютно под панцирной сеткой.

Станем гадать, где ребро у разменной монеты
и что такое смерть, как не склад готового платья.
Ангел заносит в тетрадь несделанные минеты,
только и сам не готов умереть над такой тетрадью.

Координаты дрожат, сигнальная рябь бесплодна;
не полагайся на желчь и сердце пойманной твари.
Вряд ли она насыплет фракталов на те полотна,
что расцветут от выборга до эхтяри.

Спутник оставит нас у часового завода.
На голубиной карте горят колодцы.
Прыткая жизнь ускользает из перемета,
и только пустое счастье по шву никогда не рвется.

Алгебра и гармония, пеплум и феррум:
календари сшиваются, кадр идет наплывом
где траектории вьют согласно горячечным изотермам,
где расставляют сети подобно больным извивам.

Что я еще скажу? осень зябнет в углу танцпола,
не прикрываясь от назойливой ряби:
краденая ловушка, прыткая пианола,
с корнем вырванный листик из голубиной тетради.