(Анти)реклама
В руках у меня - книга Линды Грант "Все еще здесь", в 2002 году вошедшая в лонг-лист букеровской премии, а ныне переведенная мною и изданная в издательстве "Росмэн".
Это роман, на примере одной стервозной героини, одного туповатого героя и их семей рассказывающий о трудных исторических судьбах еврейского народа, а также о несгибаемом еврейском национальном характере.
Книга, как легко понять, вполне апологетическая. Однако читать ее я бы посоветовала исключительно юным, еще нестойким антисемитам, желающим укрепить в себе юдофобские чувства и побуждения.
Кому и зачем еще может понадобиться это чтение - право, не знаю. Определенно не самим евреям: зачем им зря расстраиваться? И определенно не людям, далеким от национального вопроса и просто желающим почитать хорошую книгу - ибо в литературном отношении сочинение госпожи Грант неимоверно плохо. Эти длинные вялые запутанные фразы, каждую из которых надо перечитать по пять раз, чтобы найти сказуемое...
Замечу без ложной скромности, что, прочтя рукопись, редактор отозвалась о ней так: "Наташа, вы сотворили чудо - перевели этот кошмар так, что его вроде как даже стало условно можно читать".
Что ж, я старалась. :-)

Приведу несколько художественных приемов, с помощью которых госпожа Грант старается вызвать у своих читателей уважение к еврейскому народу.

Мать героини, как мы узнаем чуть ли не на первой странице, еще девочкой бежала из нацистской Германии и "потеряла своих мать, отца и брата там, где очень многие теряли своих родных и близких". Что, натурально, подорвало ее психику и наложило на нее неизгладимый отпечаток.
Естественно, читатель преисполняется состраданием к бедной жертве Холокоста. И сострадает ровно до середины книги, когда вдруг выясняется, что все ее родственники так же успешно эмигрировали, жили (кто в Англии, кто в Америке) вполне благополучно и умерли своей смертью, пережив Гитлера лет на тридцать-сорок. А слова "потеряла родных" означают, что в ходе обустройства на новом месте Лотта сильно поссорилась с родителями и братом и так и не смогла толком с ними помириться.
Если это не художественно-символическая иллюстрация к умозаключениям Ю. Графа, то я уж и не знаю, что это.

Идем дальше. Отец героини, Саул, возвращается с фронта, где "убивал нацистов своими руками" - и немедленно включается в новую войну с нацизмом, теперь уже в Англии. Он вступает в подпольную организацию еврейской самообороны, борющуюся с мослеанцами (это тогдашние английские фашисты).
С последователями Мосли молодые еврейские герои борются так. Среди них есть "подсадные утки" - белокурые и светлоглазые молодые люди вполне арийского вида. Эти товарищи записываются в мослеанские ячейки, ходят на мослеанские собрания и заседания и при любом удобном случае стараются свернуть разговор на евреев. Заходит речь, например, о бедствиях Англии - тут же встает такой блондинчик и говорит: "А кто же, дорогие камрады, в этом виноват, если не поганые жиды? От них, сволочей пархатых, прямо спасу нет! Не пора ли их ограничить в правах... или даже выселить из Англии... а может, и еще чего похуже, а?" И развивает тему, внимательно следя за реакцией слушателей. Кто соглашается - тех запоминает, по возможности выясняет их имена и координаты. А потом его друзья-антифашисты подстерегают этих неосторожных людей по одному в темных переулках и наглядно демонстрируют им кузькину мать.
(Замечу в скобках, что подобное - только без последующих избиений в подворотнях - иногда и в Интернете случается. Лично знаю несколько случаев, когда хамоватый и крикливый антисемит и преследуемый им бедный еврей по рассмотрении IP оказывались одним и тем же лицом.)
Героиня рассказывает об этом совершенно откровенно, с гордостью, как о подвигах своего отца по борьбе с фашизмом.

Потом ее отец уезжает с женой в Ливерпуль и становится городским врачом. Он лечит бедняков за очень скромную плату, не щадит ради них сил и здоровья, не вмешивается (в отличие от врачей-протестантов и католиков) в местные религиозные распри, а лечит всех одинаково - и местные жители считают его почти святым. Такая картина рисуется нам в начале книги.
Дальше к ней добавляются некоторые подробности. Оказывается, репутация Саула Ребика как "доктора-спасителя" держалась прежде всего стараниями местных дам. И прежде всего на том, что он, в отличие от врачей-христиан, охотно и без разговоров делал аборты всем, кто к нему по этому поводу обращался - тайком от мужей и т.п.
Тут, конечно, возможны разные мнения; но дальше выясняется, что Саул был редкостным бабником, регулярно перепихивался с пациентками прямо на рабочем месте, так сказать, брал с них натурой, и нет ничего невероятного в предположении, что значительная часть абортированных детей была его собственная.
Не правда ли, образ доброго самоотверженного доктора несколько меркнет?

Вернемся к Лотте и ее родителям. В Германии они владели фабрикой по производству косметического крема: затем, в Англии, Лотта восстановила рецепт и начала производство заново. Этот крем стал семейной легендой, своего рода символом семьи. О том, какой этот крем замечательный, как приятно с его помощью "нести в мир красоту" и как вся семья гордится этим удивительным кремом, говорится очень много и в самых сентиментальных выражениях.
И только в самом конце книги мы узнаем, что отец Лотты вовсе не изобрел этот крем (как казалось по логике повествования), а купил по дешевке рецепт у какого-то бедного немецкого аптекаря. И весь его, так сказать, креатив сводился к тому, что он добавил в крем сиреневый краситель, придумал ему красивое название и начал выпускать в красивых баночках.
Оно, конечно, ничего зазорного в этом нет, но и особых поводов для гордости тоже не видно.

Теперь перейдем, так сказать, к общечеловеческому.
На обложке книги изображена некрасивая и не очень молодая, но милая и задумчивая еврейская девушка. Это, товарищи, наглый обман потребителя. Аликс, героине романа, 49 лет, и это такая самодовольная, наглая и ограниченная стерва, каких свет не видывал.
Ситуация усугубляется тем, что автор своей героиней очень восхищается и хочет, чтобы ею восхищался и читатель, но добивается этого крайне неумело - заставляет всех героев (не исключая и саму Аликс) петь ей дифирамбы.
Итак. 49 лет Аликс жила в свое удовольствие, наслаждалась жизнью (в основном в виде свободной любви и шмоток от известных модельеров) - и вдруг как-то внезапно оказалось, что и фигура уже не та, и в волосах седина, и морщин все больше и больше, и на горизонте климакс [процесс старения описывается очень подробно и со множеством физиологических деталей], и мужчины - вот ведь чудаки странные! - резко перестали обращать на нее внимание. Но она же молода душой! Ей по-прежнему хочется трахаться! Сильное желание трахаться при пожилом возрасте и физической непривлекательности составляет завязку конфликта.
Аликс рассматривает разные возможности. Перейти на женщин? (Странно: если мужчины на нее не клюют, почему должны клевать лесбиянки?) Заняться садо-мазо? (Аналогично: надо быть совсем уж мазохистом, чтобы мечтать о старой и страшной "госпоже".) Может быть, начать пользоваться услугами платных жиголо? Но ни один из этих вариантов ее не привлекает. Смириться со своим возрастом и предаться воздержанию? Но как, если хочется трахаться?!
Развитие конфликта начинается, когда в поле ее зрения появляется благонамеренный и туповатый американец еврейского происхождения Джозеф. Ему уже за пятьдесят, но он хорошо сохранился и к тому же преуспевающий архитектор. О себе, как и Аликс, необычайно высокого мнения и беспрерывно произносит панегирики самому себе, своим талантам, своей энергии и "американской закалке". На этой теме они и находят общий язык - начинают нахваливать друг друга, аки петух и кукушка, а также превозносить друг другу Америку.
NB: интересно, что автор, англичанка, пишет о своей родной стране и родном народе и сравнивает их с США и американцами столь нелестным образом и в таких выражениях, что, происходи дело у нас, иск от РОДа за русофобию был бы ей обеспечен.
Аликс начинает этого Джозефа безумно хотеть. Он, правда, женат, но ее это совершенно не смущает - у нее половина любовников были женатые. (Интересно, что при этом она считает себя высокоморальной особой и очень сурово относится ко всякой нечестности и нечистоплотности.) Она мастурбирует с мыслями о нем (процесс описан на четырех страницах), откровенно вешается ему на шею, получив от него дружеский поцелуй, кидается на него и вопрошает: "Как, ты хочешь заняться со мной сексом прямо сейчас?" [буквальная цитата], чем ввергает беднягу в ступор...
В общем, о подробностях я умолчу - интимные переживания стареющей женщины, по крайней мере, в исполнении Линды Грант, КРАЙНЕ неаппетитны - замечу лишь, что в финальной сцене она своего добилась. Цитата (от лица Джозефа): "Ее пухлые еврейские губы сомкнулись на моем обрезанном орудии..."
Я еще сильно смягчила при переводе - в оригинале там далеко не "орудие", и вообще финальная эротическая сцена написана, пардон, сплошным матом.
Такова фабула этого романа.

Еще несколько подробностей из биографии героини.
По образованию она социолог, и раньше преподавала в каком-то провинциальном университете. Однако пострадала за свою резкость и прямоту. Резкость и прямота проявлялись так: когда студент говорил или писал какую-то, по ее мнению, глупость, она говорила ему: "Что ж ты, тупой говнюк, растак твою мать, никак не можешь допереть своими куриными мозгами..." Это повторилось раз, другой, третий, и после одного особенно вопиющего случая ее все-таки из университета выставили. Она осталась глубоко обижена такой несправедливостью, но гордиться своей резкостью и прямотой и культивировать в себе эти качества не перестала.
В личной жизни резкость и прямота Аликс проявились, например, в том, что при второй или третьей встрече с Джозефом она начала расспрашивать о его семейной жизни, отпускать какие-то довольно грубые шуточки насчет его лысины, и вообще вела себя чрезвычайно нахраписто и местами очень бестактно. Джозеф, замечает по этому поводу автор, был поражен ее жизнелюбием, безоглядной отвагой и умением трезво смотреть на вещи. :-)
От изгнания из университета Аликс потерпела только моральный ущерб, так как к этому времени уже продала рецепт того самого крема какой-то американской фирме за бешеные бабки. Поэтому следующим пунктом ее карьеры стало "доброе дело" - сбор благотворительных средств на восстановление заброшенных и разрушенных синагог по всему свету, в основном в центральной и восточной Европе. (При этом мы с интересом узнаем, что автор не знает, как пишется слово "Кишинев"(это не опечатка - она два раза пишет "Kishniev"), однако точно знает, что там была "кишниевская резня", в которой погибло ужас сколько народу, после чего перепуганные евреи снялись с места и чуть ли не миллионами ломанулись на Запад.) Мотивация, которой Аликс объясняет это свое занятие, столь любопытна, что ей, пожалуй, стоит посвятить отдельный постинг. Но этим я уже займусь завтра.
Теперь же добавлю еще несколько слов о любви и смерти.
Во время ссоры Аликс с братом (весьма патетическая сцена) брат обвиняет ее в том, что она, будучи еще маленькой девочкой, "заигрывала" с отцом. Отец, однако, хоть и не пропускал ни одной юбки, маленькими девочками не интересовался, так что ее заигрывания ни к чему не привели. Аликс, разумеется, очень возмущается и кричит, что ничего такого не имела в виду; но я ей не очень верю, поскольку сама же она в начале книги без тени смущения рассказывала, как они с братом, будучи уже здоровенными лбами (ему - 16, ей - 14), "часто экспериментировали с поцелуями". И доэкспериментировались до того, что у него конкретно встал на сестру, и эксперимент пришлось срочно прерывать.
Как отец семейства пропускал через себя всех своих пациенток, я уже упоминала. В общем, семья, как неоднократно подчеркивается в книге, была очень дружная, любящая и счастливая.
А начинается книга с того, как в еврейском доме престарелых умирает впавшая в маразм мать Аликс, та самая Лотта. Умирание описывается (от лица Аликс) очень подробно и со всеми физиологическими деталями: как ее мать выглядит, чем от нее пахнет, в каких именно непристойных действиях проявляется полное угасание ее рассудка. Чрезвычайно... мнэ-э... жизнеутверждающее начало: трудно описать, с какими чувствами я делала пробный перевод именно этого куска, а потом носила этот же кусок на показ своему мастеру.
В общем, начала госпожа Грант за упокой, а кончила за здравие - но при этом читателя тошнит от того и от другого.
При этом, что самое интересное: как только Аликс скажет какую-нибудь глупость или сделает какую-нибудь гадость (Джозеф - тоже, но он все-таки поприличнее), автор тут же старается тем или иным способом напомнить, что перед нами - не кто-нибудь, а еврейка, и глупости и гадости у нее типично еврейские, отражающие героический национальный характер.

Самое интересное, что эта, извините, юдофобская бодяга действительно написана с целью прославить еврейский народ. И интеллигентным западным читателем воспринимается именно как прославление. Иначе хрен бы ее номинировали на Букера.

А вот юзерице holokost@lj эта книга, наверное, очень бы понравилась. :-)