Нерон Нейронов

Старые мысли
Кому нужнее искусство – верующим или атеистам? Обычно утверждается от противного: таким-то и таким-то искусство без надобности. Потому-то и потому-то.

Атеистам, говорят, искусство не нужно потому, что в их мировоззрении нет места для трансцендентного – следовательно, нет места и для озарений свыше, составляющим суть искусства и творчества. Неоткуда озаряться – «потому, матка, химия всё» (© Зощенко).

Есть и противоположный посыл: искусство не нужно людям религиозным. Религия – от слова “re-ligio”, т.е. «восстановление связи». Озарения хороши в самом процессе «восстановления» – но становятся излишними, когда связь уже «восстановлена». Как только обретается единственно возможная истина, процесс теряет свою энергетическую ценность, а потребность в искусстве отпадает – как промежуточный этап этого процесса. С этого момента искусство лишь затуманивает связь, «искушает» обретшего устойчивую истину и систему. (См. этимологию слова.)
При том, сколько религиозного искусства создано за последнюю тысячу лет, следует помнить одну оговорку: чем ближе оно к нашим временам – тем меньше в этом искусстве «боговдохновенного канона» и тем больше «искусства». Если брать музыку: с точки зрения строгого католика (или косящего под него «аутентиста») чем позднее такое произведение написано со времени появления грегорианских хоралов – принятых за условный эталон «духовности в музыки», - тем больше в нём авторского «искуса» и профанации этой самой духовности. При таком подходе литургические сочинения Моцарта и Гайдна – это уже вообще светская музыка, по недоразумению выдаваемая за церковную. Про 19-й и 20-й века лучше вообще молчать: одна гордыня да и только! В православной культуре имели запоздалые попытки Чайковского и Рахманинова написать «церковную музыку». Результат? Рахманинова исполняет хор Минина в Большом зале Консерватории, а в церкви поют какого-нибудь Чеснокова. (Он «правильнее».)

Получается, искусство не нужно ни настоящим верующим, ни настоящим атеистам. Т.е. метафизикам – тем, кому «всё ясно». Поэтому на искусство катят бочки как фундаменталисты (любого мировоззрения, в любые времена), так и «сторонники позитивного знания». Или пытаются, каждый по-своему, определить: до каких пор оно полезно, а с какого момента – нет. Ср. мнения будь то Льва Толстого, будь то психолога-практика Николая Козлова. (О различного рода отцах Нектариях vs. инструкторах по идеологическому воспитанию говорить не интересно.)
Люди, для которых религия с самого детства занимает весь объём их интеллектуальной жизни, становятся не художниками, а прикладниками. (Иконописцами или авторами «канонической» церковной музыки – вроде того же Чеснокова.) Те же, кто начинают как художники, но, развивая своё мировоззрение, доводят его до слишком законченной системы, - те постепенно перерастают искусство и либо совсем перестают им заниматься, либо переходят-перетекают от него к чему-то другому. К проповеди и притчи (как тот же Толстой) или к прикладной пропаганде (как Маяковский).
Религиозные по мировоззрению композиторы Пярт или Гурецкий пришли к своей простоте языка в результате мощнейшего озарения. Но затем, найдя для себя точку опоры и после этого сразу перестав думать дальше, найденное и обретённое они поставили на поток: их последние вещи напрочь лишены былой энергетики. То же самое касается и атеистов: американский композитор Филип Гласс был энергетичным в начале, когда пришёл к своему простому языку – но очень быстро скатился к почти что химически чистой попсе, эксплуатируя одни и те же обороты. Те, кто пишет «сложно» - тоже своего рода идеологи (порой весьма агрессивные и небезопасные для общества), нашедшие когда-то свою нишу: многие вещи Фернейхоу, Лахенмана и т.п. последних лет 15-20 точно также производят абсолютно мёртвое впечатление.

Наверное, не так уж плоха мысль, что искусство ближе всего тем, кто сохранил способность удивляться. Т.е. у кого в собственном внутреннем мире остался резерв для неожиданного – при любой исходной картине мира (вере или атеизме). Устойчивость такой картины всё равно не бывает полной. Не только потому, что человек живёт, меняется и смотрит на вещи время от времени раз по-разному – а ещё и потому, что, будучи сам лишь фрагментом видимого (и невидимого) мира, познания его, расширяясь и систематизируясь, в результате остаются всё равно фрагментарными. (Об этом говорил ещё Кант двести с лишним лет назад – и он был далеко не первым, кто открыл тему.) Воспринимая, понимая, изучая и описывая мир, человеческая личность не способна постичь до конца того, что конца не имеет. И вот как раз с той самой стороны, что лежит за областью познанного и понятого, в наш мир приходит то самое, что вдохновляет на творчество и искусство.

Хотя мне, например, не кажется, что устойчивость картины мира и творчество так уж принципиально не способны уживаться друг с другом. Достаточно вспомнить биографии тех авторов, что обладали весьма и весьма стабильным взглядом на мир. По-моему, искусство нужно не только экстремалам и псевдо-экзистенциалистам, которые принципиально отказываются от любого устойчивого мировоззрения – лишь бы вопить из раза в раз на весь урби эт орби о том, как не по-детски их «всю ночь то поднимает, то подбрасывает» (© Бердяев). В наше время субъекты арт-рынка научились умело стилизовать такую истерику. Она хорошо продаётся, и в социальном плане такие авторы, как правило, наиболее успешны.
В бесконечном мире человек конечен – именно поэтому он чаще всего нуждается в системе взглядов и ценностей, законченность которой придают не всегда убедительные условности (метафизика). Но этому же самому конечному человеку необходим резерв «непонятного», которое способно придавать ему движение и подталкивать к созиданию. Можно считать искусство прорывом в область духа, можно и атавизмом - важно, помогает оно тебе расти или лет.
Этим для меня, атеиста (т.е. не верящего в бога монотеистических религий), искусство и сохраняет свой смысл.

Мнение, опять-таки, старомодное. Но более убедительного я до сих пор не нашёл.

Current Mood: почти что даже рабочее!
Current Music: Гайдн. Клавирные трио (все подряд) в исп. Van Swieten Trio