Добавление комментария

окрасномордых
внимание Андрея с первого же взгляда целиком поглотила
удивительная публика, вольно расположившаяся у стены в левой части кастрюли
на множестве кресел, стульев, диванов, кушеток и прочих седалищ. В течение
первых секунд невероятная пестрота красок и форм в этой массе народа не
давала Андрею сосредоточиться, и только постепенно обрел он способность
выделять из нее отдельные фигуры.
Была там омерзительного вида старуха в сером штопаном балахоне, который
вздымался у нее на спине двумя острыми горбами разной величины. Физиономия у
нее тоже была серая, нос загибался ястребиным клювом, правый глаз горел
кровавым огнем наподобие катафота, а на месте левого тускло отсвечивал
большой шарикоподшипник, подбородка же у нее не было вовсе - торчали там, на
месте подбородка, растопыренные желтые зубы. Словом, это была такая старуха,
что от нее надлежало бежать со всех ног немедленно, стремительно и в
бесконечность...
Был там страхолюдный толстяк в бесформенном костюме в красно-белую
шашечку, распространившийся на четыре стула и половину тахты, целая гора
нездорового ноздреватого сала. Лицо его общими очертаниями и цветом, а также
выразительностью походило на небезызвестный первый блин, да вдобавок и не
просто первый, а самый первый из всех блинов. Впрочем, при всей своей
устрашающей наружности, толстяк этот был, наверное, не из опасных
противников, ибо все свои силы без остатка употреблял на то, чтобы не
расползтись и не расплыться по полу...
И был там удивительный мужчина, похожий на покосившуюся вешалку для
одежды. Он единственный из всей компании стоял, подпертый костылем спереди и
двумя костылями по бокам, а на нем висело расстегнутое пальто горохового
цвета, из-под которого виднелись: висящий до полу засаленный шелковый шарф,
свободно болтающиеся полосатые брюки и шерстяной полосатый свитер, не
содержащий внутри себя, как казалось, ничего, кроме некоторого количества
слегка спертого воздуха. Сдвинутая вперед и набок широкополая шляпа скрывала
почти все лицо его, так что видеть можно было только его узкий, лаково
поблескивающий подбородок и торчащую далеко вперед узкую, лаково
поблескивающую трубку...
И был там еще попсовый - нет, не просто попсовый, а прямо-таки забойный
молодой человек с длинными прямыми волосами, с одутловатым прыщавым лицом и
с глазами столь красными, воспаленными, что они тут же вызывали воспоминание
об уэллсовском спящем, который проснулся. Помещался он в массивном кожаном
кресле, развалившись поперек на манер сыщика Пауля Дрейка, покачивая ногой,
перекинутой через подлокотник и облаченной в задубеневший от грязи клеш
сверхъестественной ширины, копая в носу и то и дело поднося к свисавшей с
губы сигарете роскошную зажигалку "ронсон"...
И еще был там могучего телосложения хмырь без шеи, в пятнистой лиловой
майке, замшевых штанишках выше колен и кедах на босу ногу, с бледной
безволосой кожей, испещренной затейливой татуировкой, и с колоссальной
щетинистой челюстью, которая непрерывно и весьма энергично двигалась, то ли
перетирая попавшие в ротовую полость булыжники, то ли умеряя зуд в
воспаленных деснах. Глаз и лба у этого гражданина почти что не было, во
всяком случае, чтобы их заметить, зато у него были колоссальные, под стать
челюсти, вилоподобные длани, и ими он в рассеянности сгибал и разгибал
железный дворницкий лом...
Всего их там было не менее двух десятков, нехороших и разных, и все они
поразительно различались друг от друга формами и расцветками, словно бы
принадлежали к различным зоологическим семействам, и в то же время в чем-то
были схожи - наверное, в том, что самим обликом своим и повадками дружно и
нагло бросали вызов распространенному мнению, будто бы в человеке все должно
быть прекрасно

госдума, натурально.